СЕТЕВОЙ ЛИТЕРАТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
ВЕЛИКОРОССЪ
НОВАЯ ВЕРСИЯ САЙТА

№20 Александр ДОБРОДОМОВ (Украина, Донецк) Мытарства пассионариев. Продолжение. Начало см. в № 17-19

Омилия — Международный клуб православных литераторов
На главную Наша словесность №20 Александр ДОБРОДОМОВ (Украина, Донецк) Мытарства пассионариев. Продолжение. Начало см. в № 17-19

Александр Добродомов - русский, православный, женат, имеет сына. Образование высшее техническое. Учился в Одесском Высшем Морском Училище. Служил в армии в Ростове-на-Дону. С 1996 года журналист, член Международной Федерации Журналистов. В 1997 году написал и издал роман "Исход или Терминатор-3" (г. Донецк, издательство "Донеччина").

 

 

Мытарства пассионариевМытарства пассионариев

(роман)

 

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО СМ. В №17-19

 

 

В логове скопцов 

 

Вертолет уже пошел на снижение, как пилот, услышав приказ американца, оглянулся через правое плечо в салон и показал жестом: возвращаемся.

Но винтокрылая машина успела только накрениться для разворота, как шлем с наушниками был сбит с летчика, а в висок уперлось дуло пистолета.

- Вниз!

- Но приказ…

- Вниз, я сказал! На этой территории я отдаю приказы. – в кабину пилота следом за страшным волосатым охранником, который тыкал пистолетом, влез бритолобый мужик с властным голосом и леденящим взглядом. Это действительно был главный в этих местах.

- Как скажете. Только до места всего полкилометра. Может, дотянем?

- Я приказываю, снижайся вниз прямо сейчас! – и пилоту ничего не оставалось, как немедленно подчиниться.

Вертолет пошел вниз на вынужденную посадку.

В салоне рыбоглазый начальник безопасности скопцов рывком стянул шапку с головы Андрея:

- Попробуй только дернуться.

После этих слов Андрей увидел, как один из бандерлогов тычет пилоту пистолетом в висок, а второй возится с его, Андрея, цепями, отстегивая их от крюка в полу.

Во время касания с землей вертолет немного тряхнуло и слегка накренило вправо, под днищем что-то хрустнуло. Пилот снова несколько приподнял машину в воздух и приземлился опять. На этот раз более удачно. 

- Приехали. Выгружайся, – из пилотской кабины вылез главарь секты и, кивнув на пилота и Андрея, показал жестами, что пленников теперь двое и за ними нужно смотреть в оба глаза.

Когда винт остановился и все выгрузились, оказалось, что вертолет приземлился на окруженном тайгой кладбище. Несколько могильных холмиков были вспаханы вертолетным шасси, а под одним из колес валялась сломанная палка с раздавленной деревянной табличкой. Этим колесом вертолет стоял прямо на чьей-то могиле, двумя другими – на широкой, но кривой кладбищенской тропе. 

- Полкилометра не дотянули, не больше! – сплюнул начальник охраны и с досады ткнул пилота в бок.

- А я-то тут при чем? Я говорил! Вон, все претензии к старшему!

- Ничего, так надо, – успокоил бритоголовый. – Сели вынужденно. Подождем здесь. Сейчас за нами придут.

Андрея с пилотом, с закованными за спиной руками, повалили на землю, приказав сесть на корточки и не поднимать головы. 

- Прямо как на зоне, – проворчал пилот. – Я не знаю, что натворил этот парень, но со мной-то зачем так?

- Заткнись! – рыбоглазый дал пилоту подзатыльник.

А Андрей молчал. Молчал, исподлобья с интересом рассматривая странное кладбище.

Первое, что бросалось в глаза – отсутствие крестов и оград на могилах. Практически всю большую поляну посреди тайги занимали сотни поросших травой холмиков, из которых торчали палки или колья с наскоро прибитыми табличками. Причем на более старых, но более ровных табличках трафаретно-единообразно указывалось: «ЗК № такой-то, статья такая-то, дата рождения и дата смерти». А на более поздних и более корявых табличках, прибитых к палкам различных причудливых форм, указывалось несколько другое. Например: «Штырь из Одессы. Честный вор. 1959» И три нацарапанных звезды, пробитых гвоздем, что означало, вероятно, количество ходок этого Штыря. Или: «Вася из Вологды. Мужик. 1966». И всё. Чуть в стороне, на некотором возвышении-холмике особняком располагались три ухоженные могилы не с палками, а с вертикально вкопанными каменными столбиками, на которых аккуратно были выбиты короны, картежные масти и имена самых именитых зэков, судя по всему, воров в законе.

Да, вертолет сел прямо на кладбище заключенных. «Это что же, – подумал Андрей. – Если это кладбище зэков, то значит, рядом та самая брошенная колония, о которой говорил отец Василий в Новом Фаворе? А если, по словам скопца, они недотянули всего полкилометра до секты, то и скопцы где-то рядом? Выходит, что его быстро и с комфортом довезли до двух расположенных рядом объектов, где, скорее всего, и прячут племянника советника Патриарха. Вот так удача!»

Но нет, в удачу Андрей не верил, как не верил в предопределение, гороскопы и прочую чепуху. Сегодня сплошь и рядом, вплоть до центрального радио и телевидения, при прощании постоянно слышится: «Удачи!» Какой удачи? Какой смысл вкладывается в это слово? Когда человек живет по-человечески, по совести, с верой, стараясь соблюдать заповеди Божьи и совершенствоваться в духовной жизни, то удача придет сама, никуда она не денется. При такой правильной жизни удача – бесплатное приложение, обязательный атрибут. Зачем тогда желать не самого важного и главного, а третьестепенного – того, что и так непременно будет? Если же при бессмысленном бездуховном прожигании жизни мы желаем человеку удачи, то должны знать, что желаем голой сатанинской удачи, которая не только не приносит никакой пользы, но, наоборот, вспыхивая редкими материальными подачками, уводит человека все дальше с пути духовного роста, все дальше отдаляет его от смысла жизни и все глубже опускает вниз, к тленному. Раньше при расставании говорили: «С Богом!», «Ангела-хранителя!», «Прощайте!». Чуть позже желали: «Всего доброго!», «Всего наилучшего!» или хотя бы просто говорили «До свидания». Сейчас же небрежно бросают безликое «Пока» и это лукавое бездумное «Удачи!»

Так что удача здесь была ни при чем, и Андрей в который раз с теплотой вспомнил благословение Патриарха и благоговейно прошептал главную молитву всех христиан «Отче наш».

- Эй, ты чего там вышептываешь? – сапог одного из бандерлогов больно ударил в ребра.

- Оставь. Он, наверное, молится. Ишь, набожный. Я помню, как он в поезде что-то там насчет Евангелия плёл. Пускай шепчет, недолго ему осталось. – бритолобый был в двух шагах от своего логова, да еще с добычей, а посему находился в благодушном настроении.

Но как только он сказал эти слова и обернулся, настроение его резко изменилось: в пяти шагах от него, не спуская глаз с прилетевших, в позах охранников сидели… два королевских пуделя!

- Этого только не хватало! Ну где твои люди, а? Они что, вертолет не слышали? – последний вопрос бритолобый главарь скопцов прокричал в лицо своему начальнику охраны. – Теперь сам с Седым разруливай.

Из тайги вышел лохматый согнутый старик в лохмотьях и неспешно подошел к собакам. В правой когтистой лапе он сжимал сучковатую палку-посох, а его лицо было уродливым настолько, насколько его описал Николай Зимин по дороге с железнодорожной станции к Новому Фавору.

Своими глазками-бусинками он словно облапал каждого присутствующего, задержавшись чуть дольше на помятых могилах и Андрее. Обсмотрев все, старик уставился на бритолобого.

- За могилы придется ответить.

Вперед выступил начальник безопасности скопцов.

- Седой, не пыли, ты же видишь, посадка аварийная, вынужденная. Исправим.

Молчание. Старик подошел к разбитой табличке и концом палки ловко перевернул ее надписью вверх. Минуту вчитывался, а затем подошел вплотную к рыбоглазому.

- Так ты, сявка, подписываешься на ответ за эту могилу?

- А чем дорога тебе эта могила, что ты меня так прессуешь?

Вместо ответа старый уродец неожиданно прытко подскочил к бритолобому и заверещал:

- Здесь лежит мой кореш, с которым я пятнашку мотал, пока в пятьдесят третьем усатый не сдох! Не дожил товарищ мой до этого светлого дня всего два месяца – вертухай мочканул при попытке! А вы колесами! Он говорит, что ответит?! А если я его своим собачкам вместо дневной пайки скормлю?

- Седой, ладно, остынь, ну ты чего? Отвечу я.

Старый урка затих так же внезапно, как и завелся.

- Остынь… Эх, Клим, Клим, видел бы сейчас мой дружок, что я стою тут с тобой, над его порушенной могилкой и базарю. Ты же по всем понятиям опущенный. Мне же западло с тобой не то, что базарить, а на одном гектаре…

- Ну и не базарь. А лавэ, что я вожу тебе от нашего общего американского друга, тебе тоже западло брать от меня?

Старик чуть присмирел.

- Не было б у тебя никакого лавэ, если б мои уркаганы не пасли ваш петушатник от разных местных и залетных мусоров и гэбэшников. Ладно, добазарились, за беспредел с могилами пришлешь баб посвежее, и не двух, как всегда, а штук пять, не меньше, да посисясьтее!

- Слышь, ну ты…

- Всё! Я сказал!

- Ладно, замётано.

- А что это за фрайера ты приволок, а? – седой кивнул в сторону незнакомого пленника. – И упаковал ты его, смотрю, серьезно, как волчару таежного. Кто таков?

- Хмырь один, приезжий. Вздумал дерзить в поезде. Вон, руку мне вывихнул. Хотел сразу же проучить засранца, да менты вмешались. Так вот, прикинь, вижу, как этот поганец сегодня у Саймона укладывает на землю тамошних вояк, всех без разбору!

Кустистая бровь старика заинтересованно приподнялась.

- Да ну? Ты гонишь. Там же одни псы натасканные. Ладно наши алкаши-головорезы ни в дугу, но ихние-то жиганы – что овчарки немецкие!

- В натуре говорю. Всем морду набил.

Бандит зашаркал в сторону Андрея. Подошел сбоку, палкой поднял подбородок, посмотрел в глаза. То, что он в них увидел, старику не понравилось.

- Э-э, да ты, парниша, видать, борзый не в меру. Чего так пялишься?

Андрей не только выдержал взгляд бандита, но и хмыкнул в ответ.

- В самую меру, дедушка, в самую меру.

- Да ну? Неужто всех америкосов уделал?

- Не всех. Только тех, что из-под камней повыползали и дорогу мне загородили.

Старик прищурил и без того скрытые под косматыми бровями глаза.

- Так ты что, ломом подпоясанный?

Андрей понял, что вопросы старого урки не просто так, и плюхнулся с корточек на пятую точку. Теперь, пусть и в партере, но все-таки устойчивая позиция, да и шея уже начала затекать все время выворачивать голову в сторону и вверх.

- Слышь, ты чегой-то развалился, как на пляжу! А ну встать!

Дед почти вертикально сверху вниз наотмашь рубанул посохом сидящего пленника. Точнее, хотел рубануть, но пленник, закрывая руками голову, чуть развернулся на носках ботинок, едва заметно отклоняясь в сторону, и дедуля провалился в пустоту, по-стариковски засеменил по инерции вслед за ударом и рухнул на палку.

- Коба, Лаврентий, фас! – отданная в бешенстве команда взорвала до этого безмятежных псов, и двое королевских пуделей, оскаля зубы и враз превратившись в монстров, синхронно прыгнули на Андрея.

Никто ничего не понял, когда через секунду истошный собачий визг ударил по барабанным перепонкам группы людей на кладбище: один пудель валялся на земле в ногах странного пленника, прижатый цепью за нижнюю челюсть, а второй хрипел и закатывал глаза, не в силах выдернуть из цепей свой нос.

- Одно движение – и ваши собачки, уважаемый, сдохнут.

Но старый бандюк не сдавался: такой наглости он не видел уже лет семьдесят, когда перед войной ему, подростку, на омской пересылке с финкой в кулаке пришлось отвоевывать право на жизнь в стычке с огромным матерым сокамерником, пытавшимся опустить его перед всем честным обчеством. Не стерпел он тогда, не стерпит и сейчас. В который раз безуспешно порываясь встать с земли и брызгая от бешенства слюной, он заверещал каркающим препротивнейшим голоском:

- Кли-и-им!! Мочи пришлого!

И коготь указательного пальца задрожал в направлении Андрея.

Бритолобый зашипел на своих охранников, подталкивая их к лежащему в обнимку с пуделями пленнику. Те ринулись вперед, полагая, что легко забуцают лежащего обидчика их хозяина. Но они ошиблись. Жестоко.

Первый вместо бока Андрея со всего захода буцнул бедную собачонку – ту, что скулила в ногах – под дых, отчего та вякнула, скукожилась и затихла. А второй, целящийся носком ботинка в голову, вообще вдруг подкосился и рухнул на пытающегося встать деда. Скулеж собак, кряхтение, проклятия и матюки – среди этого бедлама вдруг раздался спокойный голос Андрея.

- Ну что, Седой, может, хватит в кладбищенской пыли валяться? Поговорим, наконец, о деле? Я прибыл из Москвы от больших серьезных людей.

Если бы он кричал и суетился, его суета и крики только бы усилили общее бешенство, а так спокойные веские слова прозвучали отрезвляюще.

Дело в том, что когда Андрей увидел Седого с его пуделями, у него созрел план дальнейших действий – единственный, по его убеждению, возможный вариант успешного выполнения поставленных перед ним задач.

«Значит, так, – думал он. – Что мы имеем? Секту скопцов в полукилометре и бывшую колонию заключенных еще ближе. Видимо, зэканы во главе с Седым охраняют секту от случайных внешних любопытных и помогают бритолобому главарю Климу наводить там порядок. Заодно смотрят, чтобы никто не сбежал. Сектанты же находятся на положении рабов и пашут и на главаря, и на себя, и на зэканов. В том числе производят для американцев синтетический героин, о котором Андрей случайно узнал у Саймона Блюмкина. Так вот, вся эта гоп-компания (в том числе, конечно, и базирующаяся где-то неподалеку китайская банда Ли Цзяо) – часть общей схемы ЦРУ: похищение людей, производство наркотиков, поддержка и распространение в России деструктивных сект и т.д. и т.п. Андрей не сомневался, что сюда ведут также и следы от многих террористических актов. Налицо подрывная деятельность иностранного государства против России и ее граждан на территории самой России при попустительстве местных коррумпированных чиновников! Ну да этим займется ФСБ. Потом. А пока он должен найти похищенного священника и вернуть приход домой. В то, что священника похитили китайцы, Андрей не верил, так как считал, что похитили его те, кто нападал и запугивал людей прихода. Это точно были не китайские контрабандисты. И не американцы (им ни к чему лишний геморрой и возможный шум). А вот унижать, запугивать, убивать, паразитировать на страдании и труде других (и зачастую получать от этого удовольствие!) – это как раз в стиле бандитских «понятий». Так что священник либо у зэков, либо у сектантов. Вполне возможно, что бандиты похитили священника, но потом отдали его скопцам, и те держат его для какого-нибудь большого показательного ритуала. И если еще не поздно… Нет, не поздно, ведь бритолобый главарь возвращался поездом из Москвы, то есть отсутствовал в секте больше месяца. Так что надежда есть. Андрей решил действовать ва-банк».

- Да перестань ты так ноздри раздувать, в твоем возрасте опасно так пыхтеть.

- Щенок! Падла! Я тебя…

- Седой, я тебе говорил, – подал голос бритолобый, помогая подняться старому урке. – И это он еще в цепях. Сними их – и у нас могут быть проблемы.

- Не гунди! Ты что это, псина, пугать меня вздумал? Старый вор в законе никогда никого не боялся!

- Да ты что, я не в том смысле. Просто я хочу сказать, что это какой-то непростой фрайер.

- Цыц.

Седой и скопец, наконец, встали и нависли над все еще лежащим с собакой Андреем. Прошла минута, другая, но старик молча разглядывал пленника. Наконец он принял решение.

- Отпусти Лаврентия.

Андрей спокойно, не спеша разжал цепь, и собака, хрипя, виновато подползла к своему уродливому хозяину. Тот что есть дури огрел ее палкой по хребту. Пес страшно закричал и пустился на полусогнутых лапах наутек.

- Значит, один из бандерлогов твоего корешка Клима замочил Кобу? Хм, назвать так собак. У тебя есть чувство юмора, дедуля.

- Слышь, борзота, ты кто такой и чего тебе надо?

- Наконец-то. Ответ на вопрос «кто я такой» тебе не нужен, потому что это не имеет отношения к делу, а вот чего мне надо, я скажу: вы, ребята, в поселении похитили одного священника.

Два главаря переглянулись.

- Это того попа, что ли? – бритолобый невольно проговорился от облегчения, что речь идет не о секте и не о наркотиках, а о каком-то никчемном молодом попике из заброшенного прихода.

Но Седой зло ткнул скопца в бок, отчего тот крякнул и прикусил язык.

- Клим, твою…! Мелешь языком, как помелом метешь! Это ж гэбэшник, в натуре! Я их за версту чую!

Андрей засмеялся:

- Ага, чекист с Лубянки. Ты, видать, уже того, совсем старый стал. Подумай сам: был бы я чекист, пришел бы я сюда один?

- Не, фрайерок, ты тут горбатого не лепи. Про попа ты только что с ходу приплел, для отмазки, потому как повязали тебя у америкосов. Что ж ты там делал, если знал, что поп у нас? Нет, вынюхивал ты именно америкосов! Вот они нюхальник тебе и прищемили, да и отправили сюда, к твоему паровозному знакомцу на расправу. Ну, чаво молчишь, как рыба об лед?

- На все твои расклады – тьфу и растереть. В поселении, где служил поп, обрисовали тебя один к одному, не спутаешь, так что искал я именно тебя. И именно ты со своими подельниками мог беспредельничать: воровать, похищать, убивать. А к американцам я попал, потому что погнался за волохатым амбалом. Думал, что он по вашей наводке озорничает, а потому приведет прямо к вам. А он, вишь, привел к американцам. Ну и что это поменяло? Да ничего! Дал себя стреножить, потому что увидел вот этого кадра. Потом – вертолет и нате, наше вам с кисточкой! Ну что, правильно я все рассчитал?

- Ты хочешь сказать, что все это время пёр прямо ко мне?

- С самой первопрестольной!

- Ушлый ты, фрайерок. Уж больно неправдоподобно все как-то и дюже, дюже складно.

- Врет, падло! Врет, Клим, ну ты что! – не вытерпел бритоголовый.

- Закрой хавальник! Продолжай, фрайерок.

- Чё продолжать? Все просто, как дверь: я – вот он, священник – у вас, а большие люди в Москве ждут результата. Всё.

- А ежели мы его уже чик-чирик? Да и тебя сейчас заодно?

- Ну, это вряд ли. Он наверняка жив, а насчет меня… Короче, мы будем байки травить или перейдем к делу?

- Излагай.

- Нет, сначала я должен увидеть священника. Да и не здесь же и не при этом скопце говорить о серьезном деле!

- Седой, да разводит он тебя, ты что! – бритолобый вдруг с ужасом понял, что добыча снова ускользает из рук, что его обидчик снова может остаться безнаказанным. – Дай сначала я его обработаю по-своему, а потом будет видно…

Главарь сектантов осекся на полуслове: седой бандит молча метнул такой взгляд, что у Андрея больше не осталось сомнений, кто здесь главный. Значит, расчет оказался правильным.

- Ладно. Пойдешь со мной. Если правду баешь и мне с этого светит интерес – будет тебе свиданка. Но если порожняк гонишь – порежем на ремни.

И, повернувшись, к бритолобому, коротко бросил:

- Расстегни браслеты и поди пока.

- Но, Седой!..

- Всё! Пока иди. И жди от меня вестей. Иди, говорю! И вертолетчика пока забери с собой. Мне лишний рот ни к чему.

Скопец потоптался немного между могилками, с досадой плюнул, мотнул головой одному из бандерлогов, чтоб тот расстегнул цепи, и резко зашагал прочь.

- Пошли, что ли.

Старый бандит заковылял с кладбища. Рядом с ним шел Андрей Марченков, один из лучших морских диверсантов России, а, следовательно, и мира. Но бывший вор в законе Седой об этом не знал.

 

Расстояние, которое можно было пройти за пять-семь минут, Андрей с Седым прошли за двадцать. За все это время ни один из них не проронил ни слова – своего рода поединок «на слабачка»: кто первый заговорит, то есть кто первый замельтешит. Андрей мельтешить не собирался.

Бывший лагерь заключенных, или теперь поселение, сохранил общую лагерную конфигурацию: по периметру высокий забор с колючкой и четырьмя вышками по углам, четыре одинаковых одноэтажных жилых барака, домик администрации (надо полагать, теперь дом Седого), пару каких-то сараев, склад, погреб, плац посередине лагеря и небольшое бетонное сооружение с решетками на краю плаца (видимо, карцер). Людей было немного, и все они выглядели одинаково серо. Детей не было видно вовсе. На домике администрации (Седого), как нечто чужеродное и нелепое, сверкала тарелка спутникового телевидения. Андрей, кивнув в сторону тарелки, спросил:

- Ну как, в курсе всего, что творится в мире?

- А-а, ты про это. Смотрю. Скажу тебе одно: везде бардак и полный беспредел. Как ни западло признавать, но при усатом был порядок. Всех строил, и ту же Америку. А сейчас те, кто наверху, ведут себя хуже петухов опущенных. Ладно, пришли.

К ним подошли несколько мужиков в одинаковых серых рубахах и с физиономиями, про которые когда-то смачно сказал писатель Микки Спиллейн: «Видно было, что по этой морде били всем, кроме ковша от экскаватора». Подошли молча, ожидая указаний своего пахана.

- Приведите ко мне попа.

И всё, коротко и ясно (Андрей с облегчением понял, что не ошибся в расчетах). Да, дисциплина здесь была еще та. Замешанная на страхе, конечно, но все-таки дисциплина.

- Заходи, гость дорогой. Хотя, насколько дорогой – посмотрим.

Обстановка в доме Седого навевала тоску: все какое-то корявое и немаркое, без радости. Сказать, что все добротное – тоже нет. Большая комната, в которую они прошли, видимо, была гостиной. Седой кивнул на стул за столом в центре. Сразу после скрипа стульев в комнату вошла поблекшая женщина неопределенного возраста и молча замерла у дверей.

- Сооруди чего-нибудь пошамать побыстрей.

Женщина также молча удалилась.

Старый вор включил настольную лампу и направил абажур в лицо Андрею. Тот не отвел взгляд и даже не зажмурился.

- Ну давай, рассказывай. Чем же этот молодой попик такой козырный, что из самой Москвы за ним присылают матерую ищейку?

- У него в Москве на самом верху есть родня, которая за него беспокоится. Они прислали меня. Договориться. Договоримся – все будет хорошо. Не договоримся – все будет плохо.

- Та-ак. Пугаешь. Берешь на понт. Так ведь я давно уже не малолетка какая, чтоб меня на дешевый понт брать. Поясни, что значит «хорошо» и что значит «плохо».

- Давай начну с «плохо». Плохо будет, если священник не вернется хотя бы в поселение. Пусть не в Москву, но хотя бы в поселение. Это минимум. Целый и невредимый. Если этого не будет, в Москве обещают вспомнить о забытом в 1953 году лагере и всех, кто здесь сейчас находится. Поднимут архивы, пришлют роту НКВД, потом сперва прижмут хвост местным силовикам, которые вас тут крышевали, а потом зачистят и вас самих. Где ж тут дешевый понт? Все будет по-взрослому.

Как старый бандит ни хорохорился, но при словах «архивы» и «НКВД» он едва заметно побледнел и пару раз дернул кадыком.

В дверь тихо постучали. Видимо, прислуга принесла еду.

- Неси!

Через минуту стол был уставлен грубой, но сытной пищей: посреди стола чугунок с дымящейся вареной картошкой, рядом – большая миска соленой капусты, миска с огурцами и зеленью, на чистой доске – крупно нарезанное сало, в плетеной плоской корзиночке на чистой тряпице белели десяток отваренных яиц. Дополняла стол ароматная краюха хлеба и литровая бутыль мутной сивухи.

Седой расставил стаканы и ловко наполнил их до краев вонючей самогонкой. Но Андрей все же успел сказать «я не пью».

- Закрой рот и пей. Давай за то, чтоб твои байки мне не наскучили.

- Я же сказал, что не пью.

- А я тебя не спрашиваю, пьешь ты или нет. Бери стакан и лакай!

- Слушай, дед, на хрена оно тебе надо, а? Чё ты ко мне прицепился со своим пойлом. Хочешь – пей, а я не пью по жизни, понял? И хватит, этот вопрос закрыт.

С поднятым стаканом старик не долго находился в застывшей позе. В конце концов он пожал плечами, презрительно сплюнул и жадно, словно воду, выхлебал в себя стакан непрозрачной жижи.

- Хрен с тобой, мне больше будет. Давай трави дальше. С плохим раскладом понятки. Давай теперь про хорошее излагай.

- Хорошее? А хороший вариант – это отсутствие плохого. Отпустишь со мной батюшку – и мы квиты.

Бандит чуть не подавился картошиной. Зашелся в кашле. Когда прокашлялся и прохаркался, снова со злобой вперился своими глазками-буравчиками в лицо Андрея. Еще бы, этот молодой прыщ, сидящий напротив, только что заявил, что сбирается оставить его, матерого вора в законе, без навару.

- И всё?? Это как – просто отпустить на все четыре стороны, и всё? Ты зачем это сейчас сказал, а? Слушай, ну тебя просто вкрай надо поучить уму и понятиям! Это ж надо, борзота какая, приперся в мой дом, жрет мой харч, и меня же за лоха держит! Это и есть твое предложение, с которым ты аж из Москвы пёрся?

Старый пердун еще долго тарахтел, но Андрей невозмутимо смотрел на вора и ел. Ел и смотрел, будто тот просто байку травит.

Седой потихоньку остывал, и по мере остывания с изумлением смотрел на поведение гостя. Наконец, он вовсе замолчал. Тогда заговорил Андрей.

- Выговорился? Про свой дом – это ты про лагерь с колючкой по периметру? Что ж, ты сам его домом назвал. А насчет харча – тут ты мимо. Твои руки к нему не касались.

- Ты ж про меня, как про убийцу и беспредельщика говорил? Как же ты вообще рядом со мной жрать можешь?

- А я не брезгун: дают кушать хорошую еду – я ем. Кто знает, что дальше предстоит, а я реально голодный. Так чего мне строить из себя кисейную барышню?

- Ну ты даешь. Таких наглых я еще не встречал.

- Наверняка встречал. За харч, конечно же, благодарствую.

Андрей закончил есть и не спеша вытер руки краем скатерти. Вор молчал и смотрел на гостя.

- И вообще, чего ты завелся? Ты, может, хотел выкуп за попа потребовать? Извини за резкость, конечно, но я смотрю, мозги-то у тебя напрочь заплесневели. Вот что ты хотел, а? Кучу денег и самолет в Турцию? Нет? Тогда что? В первый раз ты лажанулся, когда наехал на московских поселенцев. Да-да, московских, ты ж видел, что они тут, в тайге, отгрохали. Стоит такое бабла немеряно. Кто, кроме москвичей, может себе такое позволить? И то, что у них там, на большой земле, остались нехилые тяги – это как дважды-два. Во-вторых, ты начал мочить их. Это твой второй бок. Думал таким макаром запугать их, да? А ты хоть знаешь, кого убил-то? Да их имена знают все! К примеру, один чемпион мира Иван Ковылин чего стоит! Ну, а в третий раз ты лажанулся (и это стало последней каплей), когда выкрал священника. Седой, ты выкрал явно не того попа! И теперь ты пузыри пускаешь? Торговаться не в твоих интересах.

- А если я скажу, что я старый и мне по барабану все твои страшилки, а? Что молчишь?

- Ой, я тебя умоляю! Я не думаю, что тебе абсолютно всё по барабану. Допустим (я сказал допустим), тебе по барабану, что ты сгинешь с этого света, но ведь тебе однозначно не по барабану, кем ты сгинешь и как: как уважаемый вор в законе или как ссученный? Если тебя так расперло, что ты готов лезть на рожон, то позволь тебе напомнить, кто ты, а кто или, точнее, что такое государственная машина, которую ты вздумал переиграть.

Вор в законе молчал и нервно теребил своими когтистыми лапами пеструю наборную ручку ножа, которым он только что нарезал хлеб. Вдруг он зло и резко метнул нож в дверь, отчего лезвие ушло все в дерево, а в комнате осталась одна рукоять. На пороге мгновенно появилась та самая женщина.

- Пошла вон!! Хотя нет, иди сюда! Живо прибери тут.

Когда стол был освобожден от посуды и протерт чистой тряпкой, Седой сцепил свои лапы в замок и перегнулся через стол к Андрею.

- Так чего ж ты хочешь?

- Я хочу сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

- Валяй.

- Это будет зависеть от того, в каком состоянии сейчас священник.

- В нормальном, в нормальном состоянии!

- Ну так покажи.

- Ладно.

Вор трижды хлопнул в ладоши, и в комнату ввели отца Арсения. Худой и оборванный, он, тем не менее, был цел и в принципе не был похож на больного или замученного человека. Хотя на моральном состоянии все его злоключения не могли не оставить следа. Священника показали и сразу по сигналу хозяина увели.

- Устраивает. А кто у тебя еще есть с того поселения?

- Нету больше никого, нету! Слово вора. Говори свои условия.

- Хорошо, но позволь два последних вопроса. Первый: зачем ты все-таки выкрал попа?

- Отвечу, но смотри, это предпоследний вопрос. Его повязали за поселением, в лесу. Во-первых, я предупреждал, чтобы в лес далеко не заходили, а он ослушался. Надо же показывать, кто в лесу хозяин!

- А что, разве в лесу хозяин ты, разве не американцы?.. Молчу, молчу.

- Во-вторых, Клим давно клянчил православного священника. Вот и подвернулась оказия. Зачем он ему понадобился – не знаю и не мое это дело. Я ответил на твой предпоследний вопрос, теперь задавай последний.

- Седой, а что это за фигня с кровопусканием? Ну похитил ты поселенцев, ну убил, зачем же головы резать и всю кровь выпускать? Тебе не кажется, что это перебор, причем по любым понятиям? Или ты на старости лет в сатанисты подался?

- Чего-о?? Ты, это, ты того, не приплетай, чего не знаешь! Мои люди, если хочешь знать, вообще никого не мочили, усёк? Да и похитили мы всего одного вон ентово попа. Других не трогали.

- Постой-постой, это как? А как же семь трупов и головы в мешке, которыми ты пугал поселенцев? Кто ж тогда…

- Самих жмуров мы не видели, а головы нам кто-то подкинул прямехонько к воротам. Этот мешок у нас у самих в лагере такой кипишь поднял, что мы уж порешили, у кого-то из наших чердак съехал. Три дня крутые разборки чинили – голяк. Кинули предъяву Климу и двум его подручным, из этих, как их…, короче, его «замполитам», так Клим в глухой отказ пошел, одного «зама» вывернуло наизнанку при виде бошек, а другой заикаться начал. Да не, они народ тихий, тока когда камлают – дюже орут и слюнями брызжут, а так… Не, не они. Спросишь, кто – не скажу, потому как не знаю. Всё, твой последний вопрос тю-тю. Говори о деле.

- Мои условия очень простые: ты отпускаешь меня и этого попа. Всё.

- Отпускаю… Ну отпустил, а дальше? Как вы до поселения-то доберетесь? Машин и тем паче вертолета у меня нету. Пёхом, что ли? Навпростец?

- Хм, что ж поделать, не век же гостевать у тебя. Пешком так пешком. Если я правильно понял диспозицию, то до поселения москвичей отсюда что-то около пятидесяти километров, не больше. Дойдем. Чай, не зима на дворе… Эй, а чему ты ухмыляешься? Преследовать вздумал? Сразу скажу: гони эту мыслю куда подальше.

- А какой мне резон? Просто я сижу, смотрю на тебя и вспоминаю себя в твоем возрасте – тоже наглый был и ушлый, как ты. Вот чую, что разводишь ты меня, а крыть нечем – настолько складно поешь.

- Это ты просто мнительный стал. Ладно, погостили – пора и честь знать. Ну мы пошли?

- Да проваливайте. Мне головняка меньше – и то ладно. Только не сейчас, сейчас уже ночь на дворе. А вот завтра на рассвете и двигайте. Никто вас не тронет.

- Слово вора?

- Слово вора.

- Тогда определи нас с батюшкой на ночлег в одну хату.

Вместо ответа старый урка опять трижды хлопнул в ладоши и лишь коротко кивнул двум вошедшим… охранникам, что ли. Те замерли у двери, всем своим видом показывая, что пропускают гостя в дверь вперед себя.

Андрей встал.

- Ну, бывай здоров, господин вор в законе Седой. Даст Бог, больше не свидимся.

- И ты не хворай.

 

Пришли в небольшую комнату в дальнем бараке около самого забора. За забором – запретка. Сразу за запреткой – еще один забор и тайга. Отец Арсений был уже в комнате.

- Благословите! – Андрей прямо с порога подошел под благословение.

Сидящий на деревянных нарах поникший, словно безжизненный, священник изумленно повернулся к человеку, которого он только что видел у главаря бандитов. Тот стоял перед ним со сложенными крест-накрест ладонями и склоненной головой.

- Бог благословит, – машинально проговорил батюшка, вставая, и привычным движением перекрестил склоненную голову. – Вы кто??

- Вам привет от отца Василия, от всех прихожан Нового Фавора, лично от архимандрита Илии, а также из самой патриархии.

- Из Москвы?? Так вы из самой Москвы?? Боже мой!! – отец Арсений от избытка чувств сперва обхватил голову руками, затем плюхнулся на нары, потом вскочил, порывисто обнял своего странного спасителя и, сложив пальцы для крестного знамения, зашарил глазами по углам комнаты, которая была небольшой закрытой частью лагерного барака. Не найдя святых икон, он перекрестился просто в сторону окна, где лес приветливо, как ему показалось, махал своими ветками, и горячо зашептал благодарственную молитву сначала Иисусу Сладчайшему, затем Пресвятой Богородице и Ангелу-хранителю.

Когда молодой батюшка закончил молитву и обернулся к Андрею, это уже был не тот унылый рохля в истертой рясе, а настоящий православный священник, полный воодушевления.

Андрей мягко пресек попытки прорваться целому потоку вопросов у отца Арсения.

- Все, все потом. Завтра утром, ах, нет, уже сегодня засветло вставать. В пять мы встаем и уходим домой. Идти нам в лучшем случае до завтрашнего позднего вечера, в худшем – два дня, вот по дороге я вам все и расскажу. А теперь спать.

- Ну скажите хотя бы свое имя.

- Пока мы отсюда не уйдем – не надо, честное слово. Береженого Бог бережет, не так ли? Завтра всё узнаете. Всё, спать.

После краткого молитвенного правила оба, и священник, и диакон, отбились и быстро уснули. Диакон, правда, еще проверил засов на двери и щеколду на оконной раме. 

 

Неизвестно, что снилось счастливому молодому священнику накануне освобождения из плена, а капитану третьего ранга Марченкову почему-то снились бородатые боевики в камуфляже, которые ночью волокли его куда-то сначала в лес, а потом в какой-то странный дом. Это был сон из разряда плохих, потому что в нем Андрей сквозь пелену видел и понимал все, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

(Ничего, этот сон про пленение чеченскими боевиками он видел уже сто раз и знал, чем он закончится.)

В просторной хате, куда его втащили, посреди стояло… женское гинекологическое кресло с приваренными подлокотниками, а вокруг по периметру располагались длинные неокрашенные деревянные лавки без спинок.

(Это что-то новенькое, такого в снах Андрея еще не было.)

За пределом комнаты слышалось монотонное то ли бормотание, то ли пение. Оно приближалось, а вместе с ним приближалась неясная тревога. Боевики куда-то исчезли, а вместо них около кресла появились три фигуры в белых холщевых балахонах-рубахах чуть ниже колен.

(Ну да ничего, во сне всякое бывает. Сейчас он выйдет отсюда прочь и накостыляет всем, кто ни попадется под руку.)

Андрей дернулся к дверям, но у него ничего не получилось. Что за… Да он уже лежит, привязанный к смотровому креслу! Голый! Ремни крепко стянули запястья и щиколотки, но голова свободна. Он начал вертеть ею, оценивая обстановку.

(Что бы значил этот сон?)

- Покройте сего скверного ризами белыми, ибо он жаждет очиститься и убелиться!

Это пропело стоявшее посередине чмо, очень похожее на бритоголового знакомца, и тут же живот, руки и ноги пленника покрыл большой белый платок. Три фигуры воздели руки кверху.

- Эй, этот сон мне не нравится! – хотел крикнуть Андрей, но из него выходило только – М-м-м! Гмр-р-хрр! Гм-м!!

Дергаясь в кресле что есть силы, он вывернулся дугой и увидел… Сзади, сразу за его креслом, привязанный к старой дюралевой больничной каталке, безжизненно лежал отец Арсений в одной набедренной повязке!! И повязка эта посередине была в крови!!!

Андрей дернулся еще раз, снова закричал, но понял, что у него завязан рот. Он мычал и мычал, а многоголосый хор приближался. Пелена рассеивалась. Контуры предметов и клоунов в балахонах начали проясняться.

Вдруг до морского диверсанта Марченкова дошло, что это не сон.

Мгновенно оценив теперь уже реальную ситуацию, он понял, что их с отцом Арсением каким-то незаметным образом усыпили (видимо, газом, потому что в любом другом случае он бы проснулся) и приволокли к соседям, то бишь скопцам. Но вряд ли вор в законе Седой имел к этому отношение – всему виной бритолобый главарь этой секты, который любой ценой хочет отомстить. И теперь он лежит в этом гинекологическом кресле у скопцов, подготовленный к…

О-о, этого только не хватало!

Но тогда отца Арсения уже… Бэ-э-ли-и-н!!

Снова взгляд назад, теперь уже осмысленный.

Точно, православного священника отца Арсения уже оскопили и настала его, диакона Андрея Марченкова, очередь! Стоп, а может, нет? Может, сонного отца Арсения быстренько раздели, привязали к каталке и обмотали смоченной кровью тряпкой, чтобы посильнее запугать его, Андрея? Наверное, так и есть, потому что хоть в полусне, в тумане, но общую картину похищения и общее время он, опытный натренированный диверсант, определить смог. Так вот, слишком быстро у них как-то получилось с отцом Арсением, у скопцов так не бывает. Оскопление – это определенный ритуал, причем почти полностью добровольный, а не просто над сонным ножом махнуть. И вообще, если разобраться, кого они по-быстрому и по-тихому оскопили? Действующего православного приходского священника? Да этот «клиент» для них на вес золота! Говоря современным языком, он для секты – самый мощный пи-ар, который можно себе вообразить! Поэтому именно с Андреем им резон расправиться быстро, а со священником они обязательно проведут ритуал как можно более торжественно и «по полной программе». Так что, скорее всего, батюшка еще просто спит. Ну и ладно, пусть, он и так достаточно натерпелся. А мы повоюем. И не будем подавать виду, что раскусили их устрашающую хитрость. Кстати, хорошо, что руки скрыты тряпкой.

Андрей выразительно посмотрел в глаза стоящему посредине в рубахе бритолобому скопцу и гмыкнул, давая понять, что хочет говорить.

Едва заметный кивок – и тот, который справа, подойдя, одним рывком сорвал повязку со рта. Затем подкрутил снизу рычажок, приводя кресло в сидячее положение. Банально: столько мистики, а рот заклеили обыкновенным тарным скотчем.

- Ну, и чего здесь происходит, а, Клим?

- Нет, дорогой неофит и будущий наш брат, здесь я не Клим, а Великий Учитель.

- Слушай, ты, «великий учитель», ты хоть знаешь, что за вон того священника тебя и всех твоих так называемых адептов сначала порвут, как тузик грелку, а потом то, что от вас останется, упекут в самую северную колонию общего режима, где ваша участь будет мягко говоря плачевной. Даже Седой это понял и отпустил от геморроя подальше, а ты что, такой смелый? Или просто тупой? Слышь, Клим, ты ведь подставляешь не только себя – ты подставляешь Седого, подставляешь китайцев. Но главное, ты подставляешь американцев! Тут скоро такая зачистка начнется, что мама не горюй! И во всем виноват лично ты. Отпусти сейчас же!

Тройка в рубахах стояла молча. Стихло и хоровое пение около самой двери.

- Поздно… Грядите, братья и сестры! – бритолобый так резко выкрикнул, что оба его подручных и Андрей вздрогнули.

Двустворчатая дверь медленно торжественно отворилась. В зал в две шеренги начали заходить такие же ряженые клоуны, как эта троица перед креслом, только рубахи попроще. Заполнив весь периметр комнаты с обеих сторон, люди замерли и опустили головы.

Бритолобый повернулся лицом к двери и торжественно, нараспев, как Ахмадулина, продекламировал:

- Сей призыв страшного Суда

  С Авраамовских времен ведет свое начало,

  Но не был им исполнен он тогда,

  Хоть нож и жертва, все к тому уж лежало.

  И названо с тех пор сие непослушание,

  В котором почти каждый мущина виноват,

  Имя его очищение – обрезание,

  А по современнее кострат.[1]

 В воцарившейся после «декламирования» тишине раздался еле сдерживаемый смех Андрея. Стоящая рядом троица с укором зыркнула на пленника.

- Хм. Хм. Ой, извините.

И чуть тише, заговорщицки:

- А что? Что я должен делать?

И все-таки прыснул смехом. Люди в балахонах возмущенно переглянулись, пораженные таким кощунством.

Андрей и не думал издеваться, просто он решил разрушить ритуал и максимально затянуть время (он был уверен, что Седой хватится пропавших, догадается обо всем и, как вор в законе, давший слово, явится сюда с разборками, а дальше видно будет). Руки, нужно побыстрее освободить руки.

Бритолобый, весь красный от гнева, метал глазами молнии в Андрея, а своим адептам нервными взмахами рук велел восстановить тишину и внимание.

- Видишь, слепец, как ум твой ослеплен миром, погрязшим во грехе? Видишь, несчастный, как твою плоть терзают бесы? Ты бахвалишься, кощунствуешь. Но над кем ты кощунствуешь, богохульник? Над собой кощунствуешь!..

- Да нет же, просто эти жалкие виршики… Подожди, подожди, стоп, тайм-аут! Ты хочешь сказать, что собираешься оскопить меня, как вот этого священника?

- Да.

- Но, насколько я помню ваши правила (я кое-что читал о вас), на это я должен дать свое согласие. Я вам его не давал, а без этого весь ритуал недействителен и не будет иметь того сакрального смысла, который вы в него вкладываете.

- Ты запамятовал: ты уже давал свое согласие.

- Да ну? Когда?

- В вагоне поезда, когда ехал сюда, к нам.

- И кому же?

- Мне.

- Во как! Неужели? Что-то не припоминаю. Но даже если и допустить этот бред, то разве не должен я высказать свое желание перед остальными членами «корабля»? Разве они не должны его услышать? Ребята, он вас обманул, никакого согласия я не давал, и этот ритуал незаконный! Я заявляю это во всеуслышание!

Зал загудел. К Андрею дернулись двое подручных бритолобого явно с целью стукнуть того как следует по башке.

- Стойте, стойте, вы чего? А вдруг я передумаю и захочу, а? Давайте хоть поговорим. Вы растолкуйте мне, может, я чего-то не понимаю, а вы сразу кидаетесь… – Андрей натурально изобразил испуг, потому что любые действия сектантов могут сбросить или сдвинуть белое покрывало, под которым он уже почти освободил руки.

- Оставьте его! Сей скверный нуждается в просвещении.

Главарь секты знаком руки усадил всех присутствующих на лавки, размышляя при этом: «Ладно, почему бы не поговорить. Лишних полчаса ничего не испортят. Трындеть – не руками махать, здесь мы его уделаем. Да и братии будет урок». Отошли и сели оба прислужника. Вместо них он призвал к себе худого невысокого мужика с умными глазами. Видимо, в помощники. – Вот, неофит, наш брат Трофим ответит на все твои вопросы.

«Брат» Трофим смиренно поклонился Андрею.

- Расскажите, на чем основана ваша вера.

- Исключительно на Святом Писании, брат. Прежде всего, это Евангелие от Марка, глава 18, стихи 7-9: «Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит. Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше войти тебе в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный; и если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную».

Торжественно процитировав отрывок из Евангелия, мужик снисходительно посмотрел на раскоряченного в кресле Андрея. Смотрел на него и бритолобый, как пялились и все присутствующие в зале, а таковых было человек сорок, не меньше.

- Ну? – не выдержал «великий учитель».

- Чего «ну»?

- Говори, спрашивай, не молчи, потому как если молчишь – значит, согласен. Ну а если согласен, тогда чего ждать?

- Слушай, мы говорим о вере и о Боге, а я, голый, сижу в этом женском смотровом кресле. Ты вот про кощунство говорил, а разве такая ситуация тебе не кажется кощунственной, комичной, нелепой, не соответствующей духу разговора? Развяжи меня.

- Э-э, нет. Посиди так. Тем более, что если, как ты говоришь, ты читал о нас, то должен знать, что неофита при посвящении и очищении садят на стул лицом к двери и накрывают его белым платом. Что мы и сделали. Поэтому или спрашивай или мы приступим.

- К чему приступим, к оскоплению? Как я понимаю, это у вас основное таинство, которое должно сделать меня чище, освятить, не так ли?

- Истинно говоришь, брат, воистину так, – довольно закивал книжник скопцов.

- Но ни одно таинство не действует освящающе на человека, если человек сам этого не хочет. Даже Господь Бог, давший нам свободу воли, не может помогать нам без нас самих, без нашего на то желания и соответствующих усилий с нашей стороны. Или вы считаете себя выше Бога? Или думаете, что, калеча себя и других без соответствующего на то желания, механически очищаете душу от дальнейшей возможности грешить? Но ведь вы отрезаете всего лишь кусок бренного тела, по сути праха, который в свое время и так уйдет в землю, из которой временно взят, а говорите о грехах, то есть о состоянии души, о духовном. Вы хоть разницу-то понимаете между бренным телесным и вечным духовным? Простым хирургическим воздействием духовную жизнь не исправишь.

- Это мудрствование, словоблудие. А это грех. Но еще больший грех подвергать сомнению слова Иисуса Христа.

- Никто их сомнению не подвергает, просто вы берете цитату из Евангелия и трактуете ее буквально. Но тогда из слов Христа в вашей трактовке выходит, что человек может соблазниться шесть раз: соблазнился первый раз – отрезал одну руку, соблазнился второй раз – другую, потом ногу, вторую ногу, потом глаз что-то увидел – долой его, затем другой. Что дальше? Был человек, а стал изувеченный кусок мяса. Добавьте сюда еще два уха, нос и то, что вы отрезаете. Выходит, теоретически человек может соблазниться всего десять раз, потому что больше нечего отрезать. Вы хоть понимаете, какой это бред? Кстати, если эти слова Христа для вас являются главными, то почему здесь нет безногих, безруких и одноглазых инвалидов?

- Потому что мы истребляем зло в корне, мы вырываем «ключ бездны», а рука, нога, глаз – это второстепенное. Когда вырван «ключ бездны», остальное тело освобождается от падения, очищается от скверны.

- То есть для вас грех сводится исключительно к плотским отношениям, к одному только сексу? А как же гордыня, зависть, злословие, сребролюбие, уныние, другие грехи? Они-то куда девались? Автоматически улетучились вместе с «ключом бездны»?

- Бог сотворил Адама и Еву людьми бесплотными, подобными ангелам, то есть не имевшими половых органов. Как скоро они нарушили заповедь Божию и, прельщенные дьяволом, съели запрещенные яблоки, подобия запрещенных плодов выросли на их теле. Скопческое обрезание очевидным образом подразумевает возвращение к безгрешному, «ангельскому» состоянию человека. Даже сам Иисус Христос был обрезан!

- А-а, вона как. Знаете, есть такой анекдот. Забегает в хирургическое отделение больницы молодой человек в свадебном костюме и бросается к врачу: «Доктор, срочно кастрируйте меня!» Доктор опешил: «Что сделать??» «Кастрируйте, говорю, срочно!» «Но, может быть,…» «Да все в порядке, давайте быстрее». Видя такое упорство и уверенность, хирург соглашается и дает парню бланк заявления, чтобы тот письменно все написал. Быстро прошла несложная операция, наркоз заканчивает свое действие и жених, морщась от боли, одевается на выход. Врач его спрашивает напоследок: «Молодой человек, а все-таки, скажите, зачем вам это все понадобилось?» «Видите ли, доктор, – говорит довольный жених. – Я сегодня женюсь на девушке из еврейской семьи, и мы сразу после свадьбы уезжаем в Израиль». Врач-хирург в шоке: «Так, может, вам нужно было сделать обрезание?» «А я что сказал???» Так вот, уважаемые скопцы, хочу вам напомнить, что сейчас на дворе двадцать первый век. Это в восемнадцатом и чуть-чуть в девятнадцатом некоторые безграмотные крестьяне из глубинки не знали, что такое обрезание, но сейчас-то зачем строить из себя идиотов? При чем тут обрезание Господне? Я слышал, вы и Георгия Победоносца сюда же вписали: змий, которого он копьем поражает – это, якобы, он протыкает свой… Не, ну вы даете.

К креслу подскочил бритолобый главарь Клим.

- Страшно время, други, будет,

  Как господь судьбой засудит,

  Земная жизнь други решится,

  Судьба божия совершится,

  Белый конь у нас явится,

  На коне сидит бел-мужествен,

  Всем грешным ужасен,

  На нем ризы белей снегу,

  На нем венец, яко цвету,

  Из уст его оружье

  Избивает всякую ложность,

  Его имя – свобожденье.

  Его верные были слуги,

  Ко стопам его идоша,

  Все на белых на конях.

  На конях товары печати,

  За что было бы отвечати.[2]

- Ты это к чему, Клим? Ты успокойся, пожалуйста, не кипятись, а то у тебя что ни вирши, то более заковыристее и закорявистее. Захотел стихи почитать – почитай Пушкина или, я не знаю, Лермонтова, что ли. А от этих сочинений уволь. Мы ведем серьезный разговор с братом Трофимом, а ты все портишь.

- Это не вирши!! Это не вирши, дурак, это глас простого народа, в котором чувства выстраданы поколениями, в которых мудрость веков! Пусть они не так складны, как Пушкин, но они не развлекают и не ублажают, как Пушкин, а учат правильно думать и жить. Продолжай, брат Трофим.

Худосочный сектант снова подошел к Андрею.

- Христос был распят в наказание за учение о чистоте. Что же это за учение о чистоте, которое он проповедовал простым людям, не книжным?

- Да, что это за учение?

Местный «мудрец» вошел в раж и, предвкушая замешательство неофита, медленно поднял указательный палец вверх, призывая всех к предельному вниманию.

- Внемлите! «Он же сказал им: не все вмещают слово сие, но кому дано, ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит».[3]

Тишина наступила полная. Все благоговейно молчали, некоторые кивали, думая, что Господь Бог Иисус Христос в своем слове к ученикам-апостолам напрямую сказал о них.

Не выдержав больше минуты, Андрей кашлянул.

- Можно говорить?

Худой важно кивнул, мол, говори.

- Это, конечно, здорово, что в вашей общине есть люди, цитирующие по памяти Евангелие. Однако цитировать священные тексты вовсе не значит понимать Слово Божие. Извините, но и попугая при желании можно научить цитировать. Быть книжником и знать букву – это не значит понимать, принимать и исповедовать дух. Господь Иисус Христос сказал: «Лицемеры! хорошо пророчествовал о вас Исаия, говоря: «приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим».** Вы читаете Писание языком, сердце же ваше далеко отстоит.

- Но Христос четко же сказал о скопцах! Какие тут могут быть толкования!?

- А такие, что вы ринулись исполнять все буквально, не поняв суть и не потрудившись понять, испросить совета.

- Какого совета, у кого?

- У святых отцов, конечно. У тех людей, которые своей жизнью смогли приблизиться ко всему тому, к чему призывал Христос. Они оставили нам свою мудрость в книгах для нас, маловерных, а обыкновенные люди, не живя духовной жизнью, по гордыне своей сами начинают трактовать Слово Божие. Священное Писание потому так и называется, что Слово в нем неотделимо от Духа Святого. Вы же пытаетесь отделять. Или Святой Дух подменять другими духами. Но есть непреложный великий духовный закон: дух творит себе формы. Так вот, достаточно посмотреть на ваши формы, чтобы понять, какой у вас дух.

 - И все-таки настаиваю: Иисус Христос четко и ясно произносит слово «скопцы». Можно и так переводить, и эдак, а о скопцах Он говорит однозначно.

- Фарисеи, эти ревностные соблюдатели буквы Закона Моисеева, всегда пытались своими вопросами искусить Христа. В том числе и задали ему вопрос: «По всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею?» Этот вопрос был давним предметом спора среди фарисеев и народа. Одни, сторонники популярного тогда раввина Гиллера, утверждали, что разводиться можно по всякой причине, другие, сторонники не менее популярного раввина Шаммаи, говорили, что развод допустим только по причине прелюбодеяния. Моисей же позволял разводы лишь «по жестокосердию вашему, но так не было от начала». Фарисеи задали Христу вопрос, чтобы после ответа натравить на Него сторонников противоположного мнения. Но Христос восстанавливает первоначальный закон брака, утверждающий его нерасторжимость. Бог сотворил одного мужчину и одну женщину, следовательно, в намерении Творца было, чтобы мужчина имел лишь одну жену и не оставлял ее. Эта супружеская связь ближе и теснее, чем кровная связь сына с отцом и матерью, которых он оставляет ради жены: два человека становятся одним существом и телесно, и по мыслям, и духовно. Ученики, смутившись таким требованием, сказали: «если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться», то есть лучше совсем не вступать в брак, чем вступив, терпеть при себе жену злую и сварливую и не иметь возможности отослать ее от себя. Господь Своим ответом, описанном в Евангелие, исправляет легкомысленное суждение учеников. С одной стороны, Он подтверждает, что действительно, «лучше не жениться», а с другой, указывает, что безбрачие, соединенное с сохранением целомудрия, не только не легче состояния брачного, но даже настолько трудно и тяжко, что не все могут взять на себя этот подвиг: «не все вмещают слово сие, но кому дано». Этими словами Господь возносит состояние девства на такую нравственную высоту, на которой находятся высшие и совершеннейшие состояния духовной жизни, ибо все лучшее, чем может обладать человек, является бесценным даром Отца Небесного. Есть люди, которые получают этот дар во чреве матери, есть такие, которые своей высокой духовной жизнью (многолетней духовной жизнью, трудами, преодолением скорбей, смирением, правильной молитвой и покаянием, а не тупым членовредительством) получают этот дар в зрелом возрасте, а есть такие, которые, понимая умом всю важность духовного совершенства, сами сознательно хотят получить от Бога этот дар. Но в любом из этих случаев вступающий в подвиг девства имеет великую нужду в помощи Божией и получит ее, если добровольно ищет. Христос прямо говорит: «…не все вмещают слово сие, но кому дано… Кто может вместить, да вместит». Однако «кому дано» не значит, что этот дар Божий не зависит от нашей собственной воли. Святитель Иоанн Златоуст говорит, что «дано тем, кои хотят».

Поэтому далее Господь сравнивает безбрачие с добровольным скопчеством, которое, конечно, нельзя понимать буквально, грубо, физически. Это скопчество духовное, а не телесное. Господь как раз и противопоставляет его именно физическому, телесному, примитивному скопчеству, ничего не имеющему общего с подвигом духовным, с духовной жизнью, ведь только правильная духовная жизнь открывает врата Царствия Небесного, а не отрезанный и сожженный «ключ бездны». Да, «дано тем, кои хотят», но из того, что вы тут делаете, видно, чего именно вы хотите. Еще раз напоминаю вам: дух творит формы.

Вперед опять вышел бритолобый главарь секты.

- Сейчас наступают последние времена, и подвизаться в многолетних подвигах, настраивать безупречную духовную жизнь, искать и штудировать многочисленных святых отцов, которые жили Бог знает когда и о последних временах имели представление сугубо теоретическое – на это все времени уже нет. Русские люди начали массово это понимать уже в восемнадцатом веке.

- Например, ваш основатель и идейный вдохновитель Кондратий Селиванов?

- Не только он. Сатанинская власть всегда преследовала нас, и именно потому, что мы проповедуем истину. Истину простую и народную, без всяких лукавых мудрствований. Священно Писание написано притчами? Так совершенно же ясно, что Христос пришел на землю научить людей оскопляться, предварительно оскопившись Сам и затем оскопив Своих 12 апостолов (в Писании это описано, как умывание Христом ног Своим ученикам). Именно за это Его распяли. Распяла та власть. Гонит и распинает нас и власть нынешняя, потому что мы не наводим туман на людей, а четко и понятно говорим, как можно спастись. Реально спастись, сейчас, а не вымышлено и где-то там, после смерти.

- Вы говорите о примитивном членовредительстве, а не о спасении. Церковные правила на протяжении веков запрещали добровольное оскопление, приравнивая его к самоубийству: 22, 23 и 24 из Апостольских правил, 1-е правило Никейского собора и многие другие.

- Нам не указ правила церкви, которая всегда прислуживала государственной сатанинской власти. Какой же власти захочется, чтобы простой народ был умнее ее, да еще, не смотря ни на какие гонения, спасся, когда она, эта власть, знает, что непременно погибнет? Погибаешь сам – захвати с собой в преисподнюю как можно больше душ. Кто может так рассуждать, как не верные слуги диавола? А мы спасемся.

- «Конец света»… «Только мы спасемся»… Каковы признаки этого?

- Когда нас, очищенных и верных, станет на земле 144 000, то наступит здесь, на земле, наше Царствие. В своих Откровениях (Апокалипсисе, глава 14, стихи 1-5) Иоанн Богослов пишет: «И взглянул я, и вот, Агнец стоит на горе Сионе, и с Ним сто сорок четыре тысячи, у которых имя Отца Его написано на челах. И услышал я голос с неба, как шум от множества вод и как звук сильного грома; и услышал голос как бы гуслистов, играющих на гуслях своих. Они поют как бы новую песнь пред престолом и пред четырьмя животными и старцами; и никто не мог научиться сей песни, кроме сих ста сорока четырех тысяч, искупленных от земли. Это те, которые не осквернились с женами, ибо они девственники; это те, которые следуют за Агнцем, куда бы он ни пошел. Они искуплены из людей, как первенцы Богу и Агнцу, и в устах их нет лукавства; они непорочны пред престолом Божиим». Некоторые сперва пришли к нам просто из желания иметь более чистую жизнь, потому что мы учим «вина не пить и с женою не иметь плотского греха», были и такие, которые из крайней бедности пришли, потому что содержать жену и детей сегодня нет никакой возможности. Но все они, как и большинство других, пришли к нам ради одной конечной цели: спасения и вечного блаженства. Спрашиваешь, как скоро наступит это вечное блаженство? Это зависит только от нас самих. Для этого оскопить нужно как можно больше людей. Поэтому, кстати, здесь и ты, и этот несчастный заблудший священник. Был бы и тот мальчик из поезда, но ты все испортил. Его вечная погибель – на твоей совести.

- Знаешь, Клим, в том поезде ехали две несчастные женщины из секты «Свидетели Иеговы» – так они тоже, представь, уверены, что для них забронированы места среди тех ста сорока четырех тысяч избранных, которые будут блаженствовать вечно на земле. Что-то уже стало тесновато на горе Сионе от спасшихся и верных, то ли еще дальше будет. Надо же, отрезали кое-что – и уже спаслись! Уже избранные! Эк вас расперло от гордыни-то! Святитель Феофан Затворник говорил: «Сам дрянь дрянью, а все твердит: «Несмь якоже прочии человецы!» Все, как один, святые отцы утверждали: «Тот, у кого нет понимания во внутреннем, того и внешнее не спасет». Как же вас может спасти внешнее оскопление, если о внутреннем вы даже не помышляете! Внутренняя, то есть духовная, жизнь начинается с покаяния. Но так вам не в чем каяться! То, из-за чего вам нужно было бы каяться, вы отрезали – следовательно, и духовная жизнь ни к чему, или, как ты говоришь, пустая трата времени.

- Мы очистились, поэтому и верим в свое спасение. Христос говорил: «Блаженные чистые сердцем, ибо они Бога узрят»*.

- Чистоты сердца вы достигли хирургическим путем? Гениально! Чик – и айда на Сион Бога зреть! Значит, четыре Евангелия, по-вашему, – благая весть о кастрации? Да ты, Клим, «слепой вождь слепых», а «если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму».** Сам падаешь в яму и вон сколько людей туда тащишь. Не страшно?

Андрей заметил, что с некоторых пор дискуссии адепты секты скопцов, поначалу сидевшие в тупом оцепенении, начали переглядываться. А теперь осмелели настолько, что иногда перешептывались. Это не ускользнуло и от внимания бритолобого. Он уже жалел, что позволил начаться этому спектаклю, в котором, как и в рукопашной схватке, пленник также одерживал верх.

- Заткнись, несчастный!

- Я спросил, не страшно ли тебе? Твой книжник брат Трофим цитировал восемнадцатую главу Евангелия от Марка, в которой говорится: «Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит». Это о тебе. Ты проводник соблазнов, Клим, ты раб страстей. В тебе гордыня аж клокочет. Страсти, возобладая над человеком, требуют от своего раба оправдания. Гордыня требует, а ум ищет оправдания. И находит. Душа же, подчиняясь страстям с помощью такого оправдания, соединяется с демонами-мучителями. Тебе наплевать на вечную жизнь, тем более, что если вы, скопцы, так буквально понимаете Евангелие, то должны знать, что вечное блаженство обретается в Царствии Небесном, а не здесь, на земле, где все из праха появилось и в прах превратится. Вы же хотите вечного царства скопцов именно здесь, на земле, где антихрист правит бал. Ты, Клим, и вы, присутствующие, говоря о вечном земном блаженстве, должны всегда помнить слова Христа: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше».*

А дальше случилось то, чего не ожидал ни Андрей, знающий о железной дисциплине в подобных сектах, ни сам главарь общины: с одной из лавок встал мужчина и задал вопрос!

- Скажите, что, по-вашему, нужно делать, если согрешил и грех сей жжет огнем?

Бритолобый настолько был поражен отчаянной смелостью своего адепта, что минуту не знал, что предпринять, невольно дав Андрею время ответить на вопрос.

- Есть такая история. К одному авве приходит ученик-неофит. «Отче, – говорит. – Что делать? Я пал!» «Встань и иди дальше», – отвечает авва. «Но я снова пал». «Снова встань». «Но я опять пал!» «И опять встань» «Так доколе мне падать и вставать?» «До гроба». Падать – в природе человеческой, но нет такого греха, от которого Господь не освободил бы, потому что Бог – абсолютная любовь. Хотя для освобождения нас от греха требуется прежде всего наше искреннее желание, понимание и упорная кропотливая духовная жизнь, которая начинается с покаяния и смирения. Покаяние же начинается с молитвы. В чем душа молитвы? В неспешности, искренности и сердечном внимании. Поэтому для уныния нет оснований, тем более, что уныние – тяжкий грех…

- Хватит!! – главарь скопцов больше не мог терпеть, как его паства начинает думать и задавать вопросы. Это первый сигнал к развалу общины и непредсказуемым последствиям. Он подал знак кастратору приступать к немедленному оскоплению этого наглого и очень опасного типа, а двум своим подручным велел схватить и увести того, кто посмел задать вопрос чужаку.

К гинекологическому креслу подошел длинный худой тип с отмороженными глазами и внешностью профессионального патологоанатома. В руках у него блеснул длинный слегка загнутый нож наподобие сапожного, но длиннее и наверняка намного острее.

Андрей не шевелился, не желая раньше времени выдавать свободу своих рук – ему нужен был нож, чтобы быстро перерезать ремни на ногах.

«Трупорез» не понял, как все случилось:

После того, как он приподнял нижний край покрывала, откуда-то появились руки. Одна перехватила запястье, одновременно выкручивая и сгибая кулак, а вторая в это время неумолимо выворачивала нож в сторону пальцев. Секунда – и нож мягко покинул руку оскопителя. Еще секунда, другая – и ремни на ногах перерезаны. Все это время Андрей жестко смотрел прямо в глаза худому палачу, и тот не смел ничего сделать. Да и что бы он сделал?

Морской диверсант спрыгнул на пол и парой движений из большого белого платка сделал себе подобие памперсов.

Бритолобый побледнел и кинулся к двери. Дернул ее раз, другой, но она оказалась запертой снаружи (видимо, он был на сто процентов уверен в успехе скопческого ритуала и велел закрыть дверь). Тогда Клим забарабанил что есть мочи и заорал: «Скорее сюда, все сюда!! С ору-у-жие-е-ем!!»

А худой палач стоял с обиженным, почти детским лицом и чуть не плакал.

Главарь в бешенстве начал поднимать с лавок самых крепких мужиков и подталкивать к восставшему с одра пленнику.

- Чего расселись! Взять его! Связать! Взять его, я сказал!!

Адепты опускали головы, набычивались и вяло сопротивлялись подстрекательству. В это время пришел в себя патологоанатом и двинулся на обидчика. Видя, что появился желающий побить пришельца, снятые с лавок мужики вернулись на свои места, но не сели, а остались стоять, переминаясь с ноги на ногу и исподлобья наблюдая за происходящим. Двое подручных бритолобого бросили тащить к дверям мужика-смутьяна и устремились на помощь худому брату-кастратору.

 Андрей чуть не совершил роковую ошибку: недостаточно серьезно оценив опасность, он получил от худого тычок костяшками пальцев в точку локтевого сгиба на поперечной складке у наружного края сухожилия двуглавой мышцы плеча. Боль стрельнула до самой шеи и левая рука на несколько секунд окаменела. Андрей стремительно отошел на несколько шагов назад, встряхивая рукой и одновременно массируя весь сустав.

«Ах ты ж, твою дивизию!» – Андрей сразу посерьезнел и собрался, не забыв шепотом произнести «Господи, помоги и благослови!» Патологоанатом, видно, и вправду оказался патологоанатомом или еще каким-нибудь врачом, причем врачом серьезным, потому что только классный специалист-медик с большим опытом смог бы вот так точно ударить в одну из самых болевых точек противника.

Остальные двое нападавших беспокоили меньше, чем этот худой знаток анатомии. Он наступал впереди, а те двое прикрывали с двух сторон тыл, готовые в любую секунду броситься на добивание.

Худой, подойдя на расстояние вытянутой руки, сделал резкий выпад, намереваясь ударить в кадык. Андрей просто сдвинулся на несколько сантиметров вправо, после чего рука нападавшего растопырилась и повторила движение, только теперь в глаза.

Другой бы на месте морского диверсанта уже корчился бы на полу в агонии, но Андрей схватил нападавшего прямо за растопыренные пальцы и резким движением вывихнул их в разные стороны, надорвав кожу между пальцами. Боль наверняка была сильнейшая, но «трупорез» всего лишь отдернул руку и выставил другую, не менее опасную.

Пытаясь вырубить опытного нападающего, Андрей что есть силы саданул того в промежность.

Ах, он же забыл, где он! Худой слегка крякнул и впервые заулыбался покойницкой улыбкой. Блин!

Ладно, хватит экспериментов. Андрей перехватил худую жилистую клешню, когда она уже была в нескольких сантиметрах от нижней части его живота. Появился рычаг, которым он воздействовал на плечо с винтовым закручиванием туловища вниз – и вывернутая назад-вверх левая рука «черного доктора» вышла из сустава, сам он упал на колени, а худая морда ткнулась в пол. Андрей еще больше дожал, выкрутил и резко согнул руку – та сухо хрустнула и резко деформировалась.

Чтобы закрепить успех, Андрей за верхние края глазных впадин поднял теряющего сознание кастратора и что есть силы толкнул его на одного из ожидавших нападения подручных. Оба повалились на пол.

Но остался второй. Каратист. Он дрыкнул ногой, горя желанием пробить наглому пленнику «фанеру». Но Андрей сначала поддел задранную ногу, а потом протащил ее дальше в сторону удара, после чего очень жестко усадил мужика на полный шпагат. Мог, конечно, просто подхватить, протянуть, завернуть и оттолкнуть, но тогда бы мужик встал и снова кинулся бы в атаку, а так в паху у него что-то хрустнуло и он покатился по полу, жутко вопя от боли.

Тут с пола встал первый подручный и схватил с гинекологического кресла нож кастратора. Вшик! – выпад слева направо перед горлом Андрея. Мимо. Вшик! – выпад справа налево перед горлом Андрея. Мимо. А-ах! – замах мельницей снизу вверх. Мимо. У-ух! – удар сверху вниз с целью зацепить, распороть, разрубить, вырвать ключицу. Но вместо ключицы – пустота и неуклюжее падение, ускоренное хлестким подзатыльником. Плюс подножка. Плюс рука с ножом, перехваченная у запястья. Одним словом, мужик на полусогнутых, забыв про нож, врезался со страшным ускорением в стену за женским смотровым креслом. И, теряя сознание, завалился набок, толкнув каталку с отцом Арсением.

Батюшка от толчка резко проснулся, вскинулся и затрепыхался, связанный по рукам и ногам.

- Сейчас, отец Арсений, секундочку. – Андрей спокойно подошел к отключившемуся мужику у стены, взял кастрационный нож и плавно обрезал путы.

- Ч-что тут? Это кто? Андрей, мы где? Что случилось? Ой, а это что?? Что со мной сделали?? – молодой священник с трудом врубался в действительность, а увидев на себе, голом, окровавленную тряпку, вообще растерялся и испугался.

- Вам больно?

- А? Кажется, нет. Что это такое?

- Я так и знал. Ну-ка, уберите руки. Вот так! – Андрей сдернул грязную тряпицу и с облегчением констатировал: – Что и требовалось доказать. Теперь снимайте вон с того борова рубаху (она ему не скоро понадобится), а я сниму с этого. Снимайте, не стесняйтесь, наши вещи скоро принесут, а до этого не голыми же ходить! Правда, Клим?

Главарь секты стоял около двери, от испуга ничего не соображая.

- А? Что? – видимо, обращение к нему Андрея вывело его из ступора. – Сейчас вам принесут вещи, сейчас.

В это время кто-то снаружи засуетился с дверным замком. Клац! – и в комнату ввалились те самые бородатые «боевики», которые тащили пленников через лес. Их было четверо и все они были с калашами.

Бритолобый приосанился.

- Взять их! Если хоть дернутся – стреляйте на поражение! Это приказ. Вперед.

Да, эти были вояки профессиональные. Видать, наемники. Двое пошли на сближение, двое других двинулись следом, прикрывая автоматами товарищей.

- А ну, руки! – первый боевик подошел вплотную к Андрею, целя тому в живот.

Андрей послушно поднял руки на уровень головы, и когда боевик решил ткнуть его дулом в пузо, он сделал пол-оборота вправо и назад, правой рукой протянул за ствол автомат дальше, в это время левой рукой поддел оружие под приклад и начал выкручивать приклад вверх. Боевик потерял равновесие и, заваливаясь на левый бок, не только выпустил автомат из рук, но и получил сильнейший толчок стволом под лопатку. Сверху на голову смачно опустился приклад.

Поехали дальше. Трое против одного. Второй боевик передернул затвор и собрался стрелять в упор. Не тут-то было. Андрей мушкой своего автомата зацепил мушку автомата нападающего, дернул его на себя. Боевик крепко держал оружие в руках и не хотел с ним расставаться. Ну и не надо. Качнувшись навстречу Андрею, он получил удар стволом в горло и прикладом снизу в челюсть.

Но ведь есть еще двое, которые уже давно передернули затворы и не стреляли до сих пор только потому, что на линии огня были их товарищи. Больше их нет. До цели не больше метра, пальцы напряглись на спусковых крючках…

- Всё, всё! Сдаюсь! Я сдаюсь, успокойтесь. Всё.

Андрей очень правдоподобно изобразил отказ от дальнейшей защиты и решимость сдаться. Даже бросил на пол трофейный автомат. Наемники поверили таким действиям и сошлись ближе друг к другу. Андрей, как бы уставший от схватки и психического перенапряжения, пошатнулся влево, еще раз. Теперь он, с поднятыми руками, находился один на один с первым нападающим, второй же оказался прикрытый им, то есть трое оказались почти на одной линии.

Андрей пошатнулся в третий раз, застонал, чуть согнулся (на самом деле выбирал устойчивую позу) и, опуская правую руку, поддел в кругообразном движении приклад нападающего. Что дальше? Дальше, продолжая движение в стиле «от винта!» в фильме «В бой идут одни старики», он, словно пропеллер самолета, закрутил калаш, увеличивая амплитуду и скорость. Руки боевика, сжимавшие автомат, сначала наложились друг на друга, потом заплелись, начали выпускать калаш, и тот, вылетев из рук боевика, продолжая вращение, улетел в угол комнаты. Сам же боевик, шокированный происходящими чудесами, получил в кадык и начал обмякать на пол.

Пока он обмякал, Андрей толкнул его на суетящегося за ним последнего наемника. Но не попал – наемник то ли был слишком хитер, то ли инстинкт самосохранения подсказал ему отпрыгнуть в сторону. Однако ошеломление все-таки было. Этим воспользовался Андрей, подскочив к нему вплотную. Боевик от неожиданности сделал еще одно инстинктивное движение: хотел ударить-оттолкнуть страшного соперника горизонтально перехваченным автоматом с выставленным вперед магазином. Его учили, что так ткнуть магазином противника – это эффективно. Может быть, но только не против русских морских диверсантов. Андрей просто по касательной встретил нижний край магазина правой ладонью и провернул его внутрь вокруг оси автомата. В результате калаш вывентился из рук наемника и оказался в руках Андрея, а наемник, получив неожиданный подкат ниже левой коленной чашечки, дернулся вниз и треснулся переносицей о собственный автомат.

В завершение Андрей подошел и надолго успокоил последнего оставшегося в сознании нападавшего – скулящего на полу «гимнаста».

Клим чуть не сдурел от бессильной злобы. Весь накопленный потенциал негатива он вложил в дикий нечеловеческий кри-и-и-к!!!

Тра-та-та-та-та-та-та-та-та-та!!! – полная автоматная очередь, выпущенная Андреем в потолок, пресекла истерику и поставила жирную точку в этом театре абсурда.

Андрей подошел к главарю скопцов, который стоял, тяжело дыша, с выпученными безумными глазами и, выразительно обведя взглядом всех присутствующих, резко задрал вверх его рубаху. Под рубахой… были трусы телесного цвета! Еще один рывок, вниз – и присутствующие охнули от неожиданности: их лидер, их «великий учитель», их пастырь и поводырь в царство вечного блаженства… не был оскоплен!!!

Оханье начало перерастать в недоуменно-недовольный гул, готовый перерасти в бурю, но…

Но в этот момент в двери ввалилась ватага братчиков во главе с Седым.

- Чего тут происходит, в натуре! Оп-па, – это он наткнулся на хрипящего голого Клима с рубахой на голове и спущенными трусами. – Вот те на! Клим, а ты, оказывается, мужик. А чё ж ты пургу гнал про всякое «спасение» и «избранность» скопцов, а?

И, повернувшись к Андрею:

- Мы пошли проверить, как вы, а вас нету. Думали, слиняли. Я сперва осерчал, потому как решил, что ты не поверил моему слову. А потом покумекал – не, думаю, тут чего-то не то. Кинулись искать, пришли сюда, а тут стрельба. Ты стрелял, что ли?

- Я, Седой, все в порядке. Благодарю за то, что держишь слово. Твоей вины тут нету – эти беспредельщики траванули нас газом. Оклемались аж здесь. Пришлось малехо успокоить некоторых.

- Да-а, а ты, гляжу, и вправду ломом подпоясанный. Уделал семерых. Четверых псов-наемников с калашами! Ну, и чего дальше?

- Уходим мы, как и говорили.

- Так это, слышь, того, может, останешься? Житуха, понятно, не столичная, но на свежем воздухе. – Седой поманил Андрея пальцем, мол, наклонись ближе. Тот наклонился. – Слышь, я не просто так. Мне скоро того, кранты, так на кого я оставлю своих архаровцев? Может, станешь моим преемником? Если хочешь – созову совет воров и коронуем тебя чин чинарем.

- Седой, благодарю еще раз за твое гостеприимство, но извини, не могу. Нам пора. Эй, кто знает, где наши вещи?

- Я знаю. Они здесь, в сенях. Мигом принесу, – это сказал тот «смелый» мужик, который задал вопрос.

Через полминуты вещи были принесены, и вскоре Андрей Марченков и отец Арсений, одетые уже в свою одежду, направились к двери в сопровождении Седого, двух его охранников и скопцов. Остальные братчики с несколькими крепкими сектантами (дай Бог, уже бывшими сектантами) остались вязать псевдо-скопца Клима с его подручными и наемниками. Разборки будут потом.

Процессия из двустворчатых дверей зала прошла в темные узкие сени и подошла к выходной двери.

Андрей вышел первым и… петля, зашморгнутая вокруг шеи снова, как давече у американцев, вздернула капитана третьего ранга Марченкова. Но только Андрей начал злиться на самого себя (ведь он опять забыл про коварство рыбоглазого шефа безопасности скопцов!), как удар тока в несколько тысяч вольт сотряс тело капитана третьего ранга и он отключился.

Андрей не видел, как чернокожий американский солдат раскрошил прикладом нос Седому, как на прицел взяли всех скопцов и братчиков и куда-то увели. Не видел он, как к его отключенному телу подъехал на УАЗике ЦРУшник Саймон Блюмкин и, вдоволь насмотревшись на поверженного врага, велел грузить его и молодого священника в стоящий неподалеку БМП с российским флагом. Еще не видел он, как демонтировали и перетаскивали в крытый бортовой УРАЛ лабораторию по производству синтетического героина, а вместе с ней нескольких сектантов, видимо, лаборантов.

 

[1] Анонимное скопческое стихотворение начала ХХ века  из коллекции В.Д. Бонч-Бруевича. Орфография оригинала сохранена.

[2] Валков Н. «Секта скопцов». С. 134-135

[3] Евангелие от Матфея. Глава 19, стихи 11-12

** Евангелие от Матфея. Глава 15, стихи 7-9

* Евангелие от Матфея, Глава 5, стих 8 (восьмая заповедь блаженства из Нагорной проповеди Иисуса Христа)

** Евангелие от Матфея, Глава 15, стих 14

* Евангелие от Матфея. Глава 6, стихи 19-21

 

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

 
Комментарии
Комментарии не найдены ...
Добавить комментарий:
* Имя:
* Комментарий:
   * Перепишите цифры с картинки
 
 
© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование
Страница сформирована за 0.048303842544556 сек.