 Ностальжи
Мы сидим втроём в нашей единственной комнате. Сентябрь. В раскрытое окно сквозь листву веером лучей пробивается солнечный свет. Трое - это я, мама и Нина Сергеевна. Я - мальчик резвый, кудрявый, влюбленный. Мама - эстет, записывавшая в блокнот названия понравившихся картин в Эрмитаже. Нина Сергеевна... Боже мой. Я совершенно не знаю, кто она. Добрая тётка из Ленинградской области, не однажды гостившая у нас. Она ест виноград. Одной рукой держит кисть с крупными ягодами, с которых на ковёр падает вода. Увлечённая рассказом тоже неизвестно о чём, она не замечает этой воды. Зато замечает моя мама - ведь она эстет. И это так ужасно - с мытого винограда капает вода.Потом мама выскажет мне всё негодование. Но сейчас она молчит и созерцает эти капли. А я уже знаю, что Нина Сергеевна живёт в загадочной Сиверской, откуда до Ленинграда рукой подать. И этот рассказ сопрягается с мамиными записями в блокноте. Больше о Ленинграде я не знаю ничего. "Сердце будущим живет". Нина Сергеевна приглашает меня в гости. И я чувствую, как на меня надвигается это таинственное, желанное, огромное. Ленинград.
***
Нет, пожалуй, другого города, который бы столько сделал для меня. Он вошёл в мою душу, не спрашивая разрешения, неумолимо, как мужское начало. Он стал мне отцом, которого я так страстно искал. Он подарил мне те откровения, которыми живу до сих пор.Вновь и вновь мысленно прохожу под аркой Генштаба, нарочно замедляя шаг, чтобы насладиться имперским величием Дворцовой. Конечно, то же самое со мной сделал бы Париж, Лондон, Прага. Просто Ленинград был первым, как подтверждение пресловутой телегонии.
Совсем пацан, лет 15 от роду, я впервые ехал один в поезде и, проснушись утром, опешил от увиденного за окном. В мягком солнечном свете частили красноватые сосны. Их было так много! В Крыму между соснами расстояние гораздо больше.У каждой - своя личная территория. Под ними, конечно, растут всякие там кустики, но именно сосны не касаются друг друга даже кронами. Природное достоинство - то,чего не хватает мне. Приходится его культитвировать. А здесь я увидел просто лес жертв, теснящихся друг к другу. Наверно, Пётр сразу садистки оценил это стадо - пойдёт в дело!
С глухоманной Сиверской начался мой триумфальный роман с Ленинградом. Утром я радостно вскакивал после хорошего сна, сьедал какие-то местные грибы, засоленные в кефирных бутылках, и летел на электричку. На Варшавском вокзале город оглушил меня терракотовой громадой кирпичной церкви. Классические совершеннейшие формы! Я замер, созерцая перетекание линий. Следующим потрясением стал бесконечный в перспективе проспект, где почти у линии горизонта маячило что-то столь же прекрасное под голубым небом. Любитель природной асимметрии, я вдруг обнаружил красоту антропоцентричного мира, где человек - мерило и правило. По нескольку раз я проходил по Аничкову мосту туда-обратно, пьяно балдея от коней и их хозяев. Странно, что у местных аборигенов такая красота рождает только анекдоты-загадки. У антропоцентричного мира оказалась другая суть, прикрытая совершенной формой. До сих пор мне просто неохота соединять форму и содержание по известному правилу. Моллюска я хочу съесть, а его прекрасной раковиной любоваться потом.
Я обошел все музеи, съездил в Петергоф на подводных крыльях. Возвращался я уже не в Сиверскую, а в Гатчину. Нина Сергеевна переселила меня к своим родственникам. У этой пары были красивые дети. Я жил в отдельной комнате. Лицо хозяина было перетянуто ожоговыми рубцами. Он напоминал мне Гуинплена и Квазимодо одновременно. Жуткая розово-багровая маска с кривым ртом. Но они безумно любили друг друга - было видно по их глазам. В спальне над их кроватью висела огромная репродукция в раме "Союз Земли и Воды", как напоминание о том, какие страсти разыгрывались на этом ложе. Здесь я постепенно стал забывать прибежище в Сиверской, сестру Нины Сергеевны - душевнобольную идиотку с ухмылкой на некрасивом лице, грибы в кефирных бутылках. Ленинград брал свое. Закрываю глаза и вижу песочные стены Петропавловского собора в солнечном сиянии, колоннаду Казанского сквозь стеклянные двери метро, неуютный Финский залив с громадами кораблей, фронтон Исакиевского с надписью "Дом Мой домом молитвы наречется", про себя я в ужасе продолжал: "А вы сделали его вертепом разбойников". И понимаю, что отныне всё это со мной, во мне и навсегда.
 Anamnesis
Я уже никогда не прочту "Историю Тома Джонса найденыша". Уверен - моя печальнее.
...Мне было лет шесть, когда семья распалась.Что они не поделили - неизвестно до сих пор.
Когда я начал страдать от этого? Пожалуй, сколько помню себя. Повзрослев, я прочел про Эдипов комплекс - любовь к матери и ненависть к отцу. Странно. Отца я любил. И чего они так носятся с этим комплексом и пытаются им всё обьяснить?
Мне было плохо без ОТЦА. Пишу с большой буквы, потому что я имел о НЁМ некое отвлеченное идеальное представление. Встречаясь с НАСТОЯЩИМ отцом, я даже ребенком понимал, сколько меня в нём просто возмущает. И всё же мне было его бесконечно жаль.Он был сам большой ребенок.Он был готов на всёе,чтобы семья соединилась. Но мать была против: "Я не корова на случке". И вот в такой "семье" на свет появился я.
Заданность ребенка родителями- для меня тоже БОЛЬШОЙ вопрос. В истории много примеров, когда яблоко от яблоньки падало далеко. До сих пор я не чувствую духовного родства ни с кем из родни, и не только я. Один мой визави в инете ошарашил однажды: человек рождается один, умирает один, тем более живёт. Пока я ещё мало кому цитировал эту сентенцию, но не думаю, что она вызовет восторг.
Мама с её эстетством, ныне испарившимся, читала многое. Я шел в ее фарватере. Много чего попадалось на мои глаза. СОМЕРСЕТ МОЭМ: "Один любит, другой позволяет себя любить...Когда любят оба - останавливается солнце". Конечно, его парафраз на библейскую тему с "остановившимся" солнцем не слишком удачен, зато я сам знаю людей не понаслышке. "Добродетельные" жёны и "верные" мужья каждого встречного-поперечную воспринимают как потенциального секс-партнера. Только ЧУЖИЕ правила заставляют людей совершать насилие над собой. СВОИ говорят о другом.
Года два назад я пытался "порешать" problems с психоаналитиком. Сия дама выдала нагора:
- Меняется мораль - не меняются инстинкты. Инстинкт - единственное, что не нужно человеку, а нужно РОДУ. Я вот с мужем УЖЕ "завязала", советую и Вам..
Спрашиваю:
- А муж-то ваш чего,согласен?...
Зря я спрашивал.Сейчас мне кажется - он просто СЧАСТЛИВ! Не надо насиловать себя, изображать то, чего уже нет. В инете бесконечно повторяется одна и та же известная сентенция Ошо. Думаю, большинство принимает её молча, чтобы не спорить с идиотами.
Я метался между двумя городами, между отцом и матерью. Однажды поздним вечером автобус остановился. Пока водитель решал свои проблемы, я вышел на дорогу. Зимняя ночь. Звенящая тишина. Горы в лунном свете. Мне стало ЖУТКО именно от них. КРАСИВО. ХОЛОДНО. ОДИНОКО. Позднее ТО ЖЕ САМОЕ я увидел в картинах Рериха. Мне это было УЖЕ знакомо. Наверно, в ту достопамятную ночь пришло осознание себя. Как булгаковский Пилат, я всю жизнь иду по дорожке из лунного света один. Со мной рядом нет моих жертв, хотя они, без сомнения, были. Жертва и палач сошлись в одном. "Красиво,холодно,одиноко", - как диагноз. И чего меня понесло на такую высоту - к звездам, пустынным вершинам, залитым лунным светом? Такое можно спокойно созерцать, зная, что утром свернешь палатку, затушишь костер и отправишься в обратный путь, домой, унося в сердце эти краски и полное отсутствие звуков. |
Наша словесность