№9 Леонид АНТИПЬЕВ (Россия, Екатеринбург) Завещание

Завещание

Оставалось два месяца…

Солнца не было видно за плотным, тяжёлым, словно намокшим, небом. Но, тем не менее, снег не переставал медленно таять, нудно разбиваясь тяжёлыми каплями талой воды под окнами моего дома. Он превратился в противную кашу, а местами, перемешавшись с вытаявшей грязью, принимал вид совершенно неприятный, можно даже смело сказать, отвратный вид. Непривычная картина для начала мая, не правда ли? Что и сказать, в этом году выдался сумасшедший апрель, и почти ничего не растаяло, из того что насыпало за март. Мерзкая весна. Холодная. 

Я был простужен, но немного был этому рад. Мне нравилось болезненное томленье и то, как температура склоняла все мысли к подушке. Только насморк ни к чему. 

Солнца не было видно, но я уже видел его, стоит ли смотреть ещё раз? Может, и стоит, но подобной потребности я явно не испытывал сейчас. Сейчас я испытывал одно лишь только желание, и настолько оно было сильно, так оно меня одолевало, мучило, что я не мог ни о чём, кроме него, думать. Оно практически управляло мной, это желание. Я был просто одержим мыслью о жизни. 

Да, я хотел жить, но, к сожалению, знал, что не смогу. То есть смогу, но совсем недолго. Я должен был умереть. Конечно, абсолютно все должны умереть рано или поздно, но я, к своему сожалению, знал дату своей смерти. Это мне не нравилось, тем более что дата эта была совсем не далека. 

Я, естественно, понимал, что каждый человек, на уровне подсознания, одержим мыслью о том, как сохранить свою жизнь, как не умереть, просто мыслью о жизни, в конце концов. Это инстинктом самосохранения называется. Но далеко не каждый живёт этой мыслью, как это делаю я. В моём случае, она является лейтмотивом моего сознания, моим камнем на умирающей душе, моим проклятием, если хотите. Разве можно так хотеть жить, что от этого жить становится невыносимо? Оказывается можно. 

Почему бы мне не смириться с этим? Просто понять, что так сложилось, так надо Богу, и вот я скоро умру, и люди проводят меня, и даже какое-то время будут помнить обо мне. Потом забудут, конечно, но какое-то время точно помнить будут. А может мне хотелось, чтобы помнили дольше. Как, например, помнят Ахиллеса. Это казалось мне бредом, как и мысль о том, что я обязательно должен умереть, примерно через два месяца. Но чтобы жить в памяти людей как можно дольше, я должен был что-то сделать. И для того, чтобы что-нибудь сделать, мне оставалось мало времени. Таким образом, слава Ахиллеса или даже Гектора мне не грозила, и я понял, что о долговечной памяти человечества я явно не мечтаю. Даже если и мечтаю, то мечта эта явно мне не важна и, как следствие, не мечта вовсе. Я мечтаю жить. Вот такая странная и одновременно обыкновенная мечта  у меня, и мысль о том, что она несбыточная, меня угнетает. Какие-то старческие мысли!.. Хотя, кто знает, о чём человек думает в старости, тем более что всё это строго индивидуально. Всё это странно. 

Оставалось два месяца. Не было видно солнца. 

Оставался месяц…

Я умываюсь сухим песком. Итоги будут скудны и неутешительны. Я не стал их подводить. 

Начало лета выдалось просто прекрасным, почти идиллическим. Потрясающий воздух, свежий, лёгкий, ещё не отягощённый запахами лета и уже отошедший от благоуханий весны. Ветер. Ветер покачивал свежие листья на деревьях, листья которые ещё не успели покрыться пылью, а те, что уже успели, были омыты первым летним дождём. 

Такая природная благодать сыграла со мной злую шутку. Эта прекрасная погода, предел моих метеорологических мечтаний в прошлом, дала мне то, чего я больше всего боялся в сложившейся ситуации, в настоящем. Она дала мне надежду. В данном случае, это было весьма прискорбно, не удивляйтесь, потому что я знал, что надежда эта, совершенно точно чудо, а чуда не произойдёт, я был абсолютно уверен, несмотря на то, что в Бога верил. Да, эта надежда только усилила моё желание жить и созерцать прекрасную природу этих мест. Буквально месяц назад я просто хотел жить, а тут, видите ли, ещё и природу подавай! Вот такая вот природа, вот такой генератор несбыточных надежд и мечтаний. Мне было неприятно надеяться жить. Страшнее чем думать о смерти. 

Совершенно отчаявшись достичь хоть какой либо славы, не говоря уже о славе полубога застреленного в пятку, я, наконец, смирился. Я принял решение умирать с музыкой. Шаблонно, но мне нравится. Я стал интенсивно слушать любимую музыку. Все песни, что когда-то колыхали мне душу, я прослушал не по разу. Душа, надо сказать, расшаталась окончательно. Посмотрел любимые фильмы. Душа приняла низкий старт. 

На исходе месяца, поддавшись гипертрофированному ощущению надвигающейся, неминуемой смерти, я написал завещание. Я долго думал, но пришёл к тому, что сделал всё как нельзя просто. Всё что у меня было, я завещал всем кто у меня был. Да, бесхитростно, но знаете, не было у меня совершенно никакого желания выдумывать хитрое завещание, с распределением определённых ценностей определённым личностям. Завещание я писал вообще без особого удовольствия, ведь это как бы послание тем, кто ещё будет жить, а если бы я отнёсся к нему очень серьёзно, и написал бы его по всем правилам, да ещё на десять страниц, люди подумали бы, что я много внимания уделял материальным ценностям, и был вообще снобом, а я ни в коей мере таковым не являлся. То есть, не являюсь.  

Вообще-то странно, что я всё ещё пекусь о том, что подумают обо мне люди. Просто единственное, что я действительно создал за свою жизнь – это репутация. Моя репутация – мой нерукотворный памятник. Я его воздвиг. 

Закончив завещание, мне показалось, что я подписал себе смертный приговор. Хотя, как я могу знать, что испытывает человек, подписавший себе смертный приговор? Я же его не подписывал… 

Ах да, и ещё я под конец жизни развенчал один очень стойкий стереотип. Слышали наверно, – «Надежда умирает последней». А вот и неправда! Надежда умирает не в последнюю очередь, это я вам могу гарантировать. По крайней мере, в моём случае она умерла несколько раньше чем, допустим, моя любовь. 

Оставался месяц. Погода была идеальная.

Время вышло…

Время вышло. Мои мечты не сбылись, а надежды не оправдались.  Я умер, как и ожидал. Моё тело стало сухим и твёрдым. И вот меня уже не покидает чувство абсолютной свободы. Странно. Я ждал чего угодно, но не этого. Всё это странно. 

Когда меня хоронили, пришло даже больше народа, чем я мог предполагать. Это мне льстило. Костюм на мне был очень красивый, такой, какой я бы никогда не надел при жизни, и жаль, что никто не мог этого отметить, только лишь потому, что неприлично и немного странно делать комплименты покойнику. 

Реквием был сносный, некролог посредственный. Гроб был удобный, яркие цветы лежали чётными букетами по всему его периметру. Жаль, что я при жизни не мог позволить себе надеть красивый парадный костюм, поваляться в удобном стильном ящике среди цветов, и вот так, лёжа, принимать добрых друзей, которых я не видел по несколько лет. Всё было замечательно, кроме одного. Я умер, и это всё портило. 

Какая была погода, я, к сожалению, забыл.