 Летний Брод
Деревня Летний Брод. Обезлюдевшая где-то на Великих русских равнинах, скрытая за лесами, за малыми реками, за топкими болотами.
Василий Андреевич. Почти глава деревни. Старик. Развалина. Излеченный алкоголик. В свои сильные времена, во хмелю, отплясывал, бывало, в дорожной пыли, без музыки и в одиночестве. Рот у него не закрывался и сверкал фиксами. Зимой он иногда говорил, «Вчерась шлялся с разинутым хлебалом, сегодня зубы болят". Это он, год втолковывал и наконец втолкал бабам мысль о необходимости сочинения жалобы руководству страны.
Сидели у Марии Михайловны, вели разговоры и вдруг решили написать. Нашли конверт, лист бумаги, и вместо того чтобы петь, как обычно без аккомпанемента, стали думать о содержании письма.
- Пиши,«король»,- пробасил Василий Андреевич,- пока довезут в аккурат будет королевство. То у них секретарь, то президент. Быстро всё меняется. Картошка не успела созреть, как держава развалилась. Будто сарай в огне.
- Увезут в Сибирь, будете знать как жаловаться,- предупредила Ульяна Матвеевна.
- А что? Лучше будет,- парировал Василий Андреевич,- кормят хорошо, отопление есть, работать не надо. Лафа а не жисть!
- Проси одеяла и таблетки химические,- предложила Валентина Ивановна,- замок висячий не забудь, ещё в гости позови. У нас ягод... лёжа на одном месте можно накушаться. Грибов полный лес, орехов - прорва!
- Что, они дураки,- возразила Полина Петровна,- ехать из Москвы жевать ягоды? Им охота нужна. Напиши что зайцев, лис и лосей можно стрелять лёжа в кровати, через окно.
- Можно и из кровати, если брюхо горохом набить,- поддел советчицу старик,- всё вам лёжа хочется, есть, стрелять...будто гады ползучие.
- Они о людях вспоминают, когда выборы. Пусть везут щебёнку и латают дорогу. Запиши про щебёнку-то,- обратилась К Марии Михайловне Валентина Петровна.
- Зачем тебе дорога? Кто сюда приедет? Дорога до кладбища есть и ладно,- сказал старик.
«Господин генеральный король Похутай Владиленович!
Мы жители деревни Летний Брод, много смотрим телевизер, чтоб оно сдохло, и видим как вы гоняете, как вошь по всему белу цвету министра чрезвычайника, и он возит тряхнутым и утопшим одеяло и таблетки.
Скажите ему чтоб нам привёз одеяла восемь штук, на восемь человек, два висячих замка (крадут суки), ведро таблеток, и щебёнку на дорогу.
С прошлых выборов обещали выровнять дорогу, но только кукурузник пролетел и покачал крылами, и нам было весело два дня.»
Письмо отнёс на почту Егор, самый сильный и молодой.
Егор был инвалидом с рождения, и не говорил даже слова «мама», но то, что нужно для жизни он понимал, был неутомим в работе и, как в колыбельном детстве, пускал пузыри из носа. Когда людям было скучно они приходили к Егору и обещали женить. Егор приходил в бешенство, краснел и ещё быстрее начинал работать, мыча и завывая. Насмеявшись над его сексуальными грёзами, люди расходились, и Егор быстро забывал обиду.
Осенью появился в Летнем Броде участковый, и с ним удальцы бритоголовые. Милиционер орал и размахивал толстыми руками, как бес на проповеди, чуть не взлетая над улицей, и тряс какой-то бумагой. Вечером все жители собрались и обсуждали происшествие.
- Письмо-то дошло до президента. Как он им всыпал! Сразу участковый прикатил с телохранильней,- улыбался Василий Андреевич.
- Это махновцы были, анархисты. Все малёванные... как папуасы, и в носу кольца как у быков,- выдала свою версию Мария Михайловна.
Через год.
Закончился месяц май и население деревеньки собралось у Полины Петровны. Старушки были в платках, дед в фуражке. Он уже давно не брился и был похож на разорившегося деда Мороза. Без мешка, без шубы и даже летом в валенках с резиновой подошвой. Последним пришёл Егор, главная рабсила. Он один сажал картошку для всей деревни, в каждом огороде, ходил в Карасёвку за сахаром, солью и лекарствами.
- Надо жалобу писать,- начал Василий Андреевич,- просим помощи, а нас обзывают. Сколько мы прежде работали? Город кормили! Хлеб им - дай, молоко - дай, мясо, картоху, птицу. А как нам, так…
- Кому писать-то?- спросила Мария Михайловна,- им, поди, вся Россия пишет.
- Главному министру надо,- посоветовала Ульяна Матвеевна,- только узнать бы, как зовут.
- А что просить?
- Одеялы нужны. Мост через речку, висячий,- начала перечислять Полина Петровна.
- Всё у нас висячее, мост, замки и другие причиндалы,- сказал дед.
- А дорогу?
- Зачем нам дорога? Даже лошади нет. Ходим по тропинке.
- А если кто захворат? Как машина добежит?
- Раньше и дорога была, и мост деревянный. Ледоход всегда мост уносил. Кажный год строили новый.
- Ты вот что,- заговорила Полина Петровна,- в гости его зови. Знать бы, что он любит.
- Деньги он любит,- обозлился Василий Андреевич,- а ещё водку с икрой, с пельмешками.
- Где ж ты мясо возьмёшь на пельмени?- спросила Настасья Фёдоровна,- если только Егор лося подстрелит?
- В кажном доме ружжо и ни одного патрона. Чем стрелять?
- Сеть поставить. Запутается-заколем.
- Заколешь! Он ногами бьёт во все стороны, как кратист китайский.
- Ладно, пиши как умеешь. Егор пойдёт и бросит в ящик, а мы будем ждать.
«Товарищ пример министр! На наше песьмо ответил учасковый мелицинер. Ходил по хатам, орал со слюной и красной рожей, и когда осип богатыри сказали, что убьют всю деревню.
Потом уехали на чорных машинах, и спилили столб чтоб телевизер не казал, а мы просили не мелицинера с плешивыми богатырями, а одеял восемь и полведра лекарств.»
Ещё год минул.
Собрались под крышей старого дома Марии Михайловны, медленно расселись и стали ждать Егора. Хотелось петь, но начал говорить Василий Андреевич,- в ООНу надо писать. У негров есть сердце. Должны пособить.
- Прочитать не смогут, - возразила Полина Петровна,- а мы по африкански не знаем.
- Может нарисовать нужду, - нашёл выход Василий Андреевич,- мост, дорогу. Послать обёртки от лекарств?
- Анализы свои отправь. Вместе с почётными грамотами,- съязвила Ульяна Матвеевна, - у тебя их больше чем у других.
«Товарищ генеральный ООНист!
Мы, жители деревни Летний Брод; Марья 75 лет, Валя 74 года, Ульяна 76 лет, Василий Андреевич 78 лет, Полина 81 год, Егор 40 лет - инвалид, просим вас по-хорошему прислать нам шесть одеял, и почистить колодец, а то старый обвалился и нет воды.
Мы просили своих, но нас ругали очень грязно, и потом две старушки ушли по ягоды и не вернулись. Ещё нужен висячий замок и щебёнка. Если поможете, то ставьте свои ракеты в огороде.»
Снова прошёл год.
Когда пришла очередь чаёвничать у Марии Михайловны, опять старую тему поднял Василий Андреевич.
- Давно мы не писали жалоб,- сказал дед, и обвёл взглядом «девчонок»,- надо у патриарха просить место в богадельне, или в монастыре.
Старик подумал, прежде чем сказать, и теперь ждал ответа от пенсионерок.
Ульяна Матвеевна посмотрела на других, и, поняв что никто не выскажется, заговорила, - Каждое лето пишем, каждую осень приезжает участковый и дерёт горло как оглашенный. Надо писать осенью, а зимой до нас, без трактора, не добраться. Пусть кричит через речку, может в оперный театр возьмут.
«Милый наш патриарх обоих светов, защитник и благодетель! Мы, потомки переселенцев из псковской губернии, поныне живущии в Летнем Броде, просим помочь переземовать, и прислать одеял пять штук, и малешко аспирину. Здоровье осталось на колхозных полях, и тяжело доживать, а дети далече. Жалились в Оону, но приехал трактор и пустые хаты столкнул в овраг, и говорил что нас столкат.
Отправьте нас лучше в монастырь среди болота, где нет злыдней, и где власть совести и крещеной души.»
Весна другого года.
В этот вечер жители посетили Василия Андреевича. Вконец поредела деревня. Остался дед, Ульяна Матвеевна, Мария Михайловна и Егор. Старик редко вставал и злился на свою беспомощность.
- Папе римскому написать,- опять завёл дед свою «пластинку»,- пусть спасёт русских старух. Помирать неохота. Надо было сбежать на войну с немцем. Поминали бы как героя. Мертвым кланяются, живых мучат. Совсем мне поплохело. До зимы не дотяну. Тебе уж придётся писать, Маша. Без Егора давно бы все померли. Завещать ему нечего. Отдам берданку и мотоциклет «Харли». Может заведёт мотор. Хранил как отцовский трофей, теперь ни к чему.
- Погоди помирать-то,- сказала Ульяна Матвеевна,- скоро лето, согреемся на солнышке. Споём про последнюю электричку.
«Дорогой папа виниаммин 16! Мы, жители деревни Летний Брод, душевно католики седьмого дня, из белой башни, просим принять под вашу защиту. Мы как и вы христиане. Здеся базаро-гондольское иго, жить нельзя, а бежать некуда. Если у вас есть завхоз, пусть пришлёт бандиролью четыре красные одеялы, и старые лекарства, а то у нас нет воды, тока, и дорог до людей. Мы за вас будем молиться до заикания, нам всё равно нечего делать.»
Прошло...
«Здравствуй дорогой сыночек!
Как вы живёте все...
...А у нас во всей деревне осталась я и Марья. Зря мы жалились, письма забирали из почты и несли в милицию, а нас хулили.
...всю деревню столкнули в овраг, остались два дома.
Сейчас ругают евреев, а у нас, когда умер директор школы Лазарь Абрамович, деревня сразу стала умирать. А ведь он нас защищал, писал письма в область, и знал, как отправить. Сколько у него было фронтовых наград... только на рукава не вешал. Теперь лежит на погосте придавленный глиной, а нас в овраг.
...умру похоронить будет некому. Увези меня Коленька, ведь я родила тебя.
Ваша Ульяна Матвеевна.»
 Пыхто
Она видела в снах, мечтала о белом принце на белом коне. Отозвалась однажды на стук, открыла дверь, а там... дед Пыхто и конь в пальто. Дед Пыхто пыхтел ноздрями, и улыбался однозубым ртом среди заросшего и сморщенного лица, на котором легко читалось: «Ну вот и мы, а ты не верила. Накрывай на стол!»
- Щас,- мысленно возмутилась хозяйка,- разбежалась!
Так они и стояли, смотрели друг на друга через порог. «Может это дон Кихот на Росинанте, или Шурик Македонский на Буцефале вернулся? Дед скоро испустит дух, а коня на колбасу. Пыхто. Пыхтит. Курит или турбокулёз? Turbo cool ios? Лыбит. Куда тебя такого? Принц посадил бы меня впереди и умчал в своё королевство, а этого самого надо... ютить. Надо было просить у судьбы банкира на белом "Майбахе". Так ведь приедет слесарь на "Запоре"! Попросить у судьбы Бандераса на белой "Сессне", но может прилететь пузатый отставник на параплане».
Конь таращил чёрные очи, шевелил бархатными губами, и сильно потел под трёхметровым пальто. Запах немытого животного облаком поднимался на верхние этажи.
«Не впущу,- решила молодая,- коня надо выгуливать, травы нет, к горшку не приучен. Дед будет сидеть перед теликом, курить и кашлять. На бухарика похож, этакого самоуверенного оратора из райкома».
В подъезде собрались две толпы, верхние хотели выйти из дома, нижние зайти в свои «хрущёвки». Обойти боялись. Нижние боялись зубов, верхние - копыт. Неожиданно из коня потёк «бензин», мощной и долгой струёй. Ближние отпрянули, задние возмутились и посоветовали передним,- дайте ей по морде!
Конь, как бы поняв, в чём дело, повернул к толпе огромную голову и сверкнул зубами, большими и желтыми как у фашиста.
Вся толпа машинально открыла рты и напряглась. Кто-то громко спросил: «Дед, твоя скотина?»
Заговорили все и сразу словно фанаты на стадионе: «облить кипятком обоих», «застрелить», «ага, а как потом тушу вытащишь?» «Это в четвёртую квартиру приехали из деревни. Вон она, смотрит из-за двери.»
Наконец дед Пыхто сказал, едва формируя звуки беззубым ртом: «Ты ждала принца, и я пришёл преодолев...»
- Да пошёл ты..!
Она закрыла дверь и решила, переждав шум, помыть пол в подъезде. Зашла на кухню, и посмотрев в окно, увидела бегущих отовсюду к её окнам детей и остановившихся прохожих.
Бравый офицер, в белом военном мундире, времён войны с Бонапартом, выводил из подъезда белого коня в золотой сбруе. Затем ловко вскочил в седло, и ударил шпорами. Рысак рванулся будто от чертей, моментально набрал скорость и по ходу перемахнул через автомобиль.
«Откуда кони в подъезде взялись?»- подумала молодая, испугалась собственной догадки, побежала и выглянула за дверь.
За порогом была привычная тишина и чернела лужа на полу. |
Наша словесность