 |
          |
|
 | ||
«Я многого не знал…» |
 ***
Я многого не знал, и слава Богу! Как начинают светский разговор. Не знал, как, не задумываясь, с ходу Подписывают смертный приговор.
Не знал, как затеваются интриги. Клянутся мстить до гробовой доски. Как строят козни, как сжигают книги, Как молча загибаются с тоски.
Как люди убиваются годами И сохнут ради призрачных идей. Как лезут в душу грязными руками И всё святое убивают в ней.
Как можно не явиться на подмогу, Оставив человека погибать. Я многого не знал, и слава Богу! Дай Бог и дальше этого не знать.
***
Простые люди ныне не в чести. Дай Бог тебе с лицом простолюдина Пробиться в золотую середину И хоть какой-то статус обрести.
Плебей, однако, всё же не изгой. Презренный смерд, но всё-таки не нищий. И будет день, а значит, будет пища, А в высший свет я лично ни ногой.
Пусть идиоты рвутся в высший свет, А мне претит любая элитарность, Смешат и раздражают популярность И пресловутый светский этикет.
Фальшивый блеск нисколько не манит, И чей-то лоск не вызывает зависть, Ведь все мы лишь заложники, покамест Зависим от зарвавшихся элит.
***
Увы, ни для кого не странность, Что в наши с вами времена Вся Богом данная нам данность В обход него отчуждена.
Жизнь – каждодневная тревога. Всё более решают в ней Несогласованные с Богом Деянья злых, больных людей.
В костюмах, в робах, в камуфляже Из самых отдалённых мест, Храм посещающих и даже Целующих во храме крест.
Мир погружается в спонтанность, И в наши с вами времена Уже совсем иная данность, Где балом правит сатана, Двух, трёх и более полярность И как последствие – война.
***
Живя, как большинство, в рассрочку, Без Бога, без царя в башке, Доходишь всякий раз до точки И продаёшь кота в мешке.
В свободном до поры полёте Над бездною, в котором мы Не знаем, чем в конечном счёте Аукнется нам жизнь взаймы.
То строя радужные планы, То выставляя на торги, Что можно, поздно или рано Надеясь погасить долги.
***
Обманут раз, обманут два, «Опустят», «разведут», «прокатят», Иль просто «кинут». И едва Ли кто даст команду: «Хватит!
Кончай дурить честной народ, Который без того годами С утра до вечера живёт, Едва сводя концы с концами».
И коль в жестокосердный наш Век двадцать первый повсеместно Мошенникам дают карт-бланш, Всё тяжелее людям честным.
И вероятно потому Мы, очутившись в жизни новой, Не верим в ней ни одному Людскому действию и слову.
***
Сегодня лирика не в моде. К чему нам ручка и тетрадь? Ни о любви, ни о природе Уже не хочется писать.
Смешно влюбляться в наши годы, Мой поэтический собрат. И остаётся от природы Какой-то жалкий суррогат.
За прошлое никто не взыщет, Живи лишь им, а наяву Глотай искусственную пищу, Сажай рулонную траву.
Пиши дешёвую халтуру И жди, как через тройку лет Заявится в литературу Ненатуральный интеллект.
***
Всё осторожней наша поступь, Всё тяжелей. И вот уж некто Не прочь весь мир отдать на откуп Искусственному интеллекту.
Приоритеты обозначив И основные цели, чтобы Все повседневные задачи Не человек решал, а робот.
И там, где нужен был когда-то Рабочий высшего разряда, Сегодня есть манипулятор, Которому платить не надо.
Сиди на печке, как Емеля Сидел, и радуйся прогрессу, И наблюдай уже на деле Роботизацию процесса.
Плюс экономию в придачу, Одно лишь с вами не забудем, Что если робот напортачит, То отвечать придётся людям.
Ведь самый умный робот – пешка, А попадает под раздачу, Когда виновных ищут в спешке:
И сколь бы новый интеллект Не создал шума на планете, Вновь тот же средний человек По-прежнему за всё в ответе.
***
Души извечные кураторы И нашей совести полпреды, Писатели и литераторы Плюс все литературоведы.
Не вы ли, зная подноготную Родного языка и речи, В наш век взвалить о них заботу Обязаны себе на плечи?
Причём отнюдь не от ругательств И нецензурных оборотов, А в основном от посягательств Различных псевдополиглотов.
Что в новшествах души не чая, Порой не замечают сами, Как для чего-то наводняют Их чужеродными словами.
И мы, преодолев пороги, Шагнувши из варягов в греки, Жуём теперь с тобой хот-доги И рекламируем кэшбеки.
***
Мы все во власти Мельпомены. «Вся жизнь – театр». Я ж служу В нём лишь простым рабочим сцены И декорации ношу.
Я тот, кто редко оставляет В истории заметный след. Ведь декорации меняют Раз в несколько десятков лет.
Кого, как основных актёров, Не вызывают на поклон. Кто не стремится в режиссёры, Не знаменит со всех сторон.
Кому не светит маломальский, Но всё ж какой-то гонорар. Кого не жалует начальство, В чьём веденье репертуар.
Кто не услышит гул оваций, Чьё имя не узнает зал, Когда со сменой декораций Наступит наконец финал.
***
Антоний с Клеопатрою вдвоём. И Макбет обезумевший, и Гамлет, Несчастный принц, не ставший королём. И сам король, что братом был отравлен.
И Цезарь – полководец и кумир, Всю славу загребающий горстями. И весь Шекспир, зачитанный до дыр, С его почти безумными страстями.
Шекспировские страсти, ужас, смерть, И ревность, и вражда, однако речь вся, Друзья, о том, что люди посмотреть На них идут сегодня, чтоб развлечься.
От перенасыщения, от яств, Которыми нас кормит наша пресса. От так и незаживших страшных язв – Последствий революций и прогресса.
Отелло гибнет, умирает Лир, В Вероне скорбь, и в Дании раздоры. «Вся жизнь – театр». Как сказал Шекспир. А мы все, кто статисты, кто актёры.
***
В плену своих вечных амбиций, Всех планов безумных и грёз, Тебе ли, Москва, не стремиться Рукой дотянуться до звёзд?
От жадности съехала крыша, Всё жиже в округе леса. «Всё выше, и выше, и выше» Жилые твои корпуса.
В сегодняшней ортодоксИи, Увы, наблюдаются два Различных субъекта: Россия, Отдельно – столица-Москва.
Различные цели, задачи, А главное – разный бюджет, (Несопоставимый), а значит, Единства давно уже нет.
И сколь тут ни плачь и ни сетуй, Никто не поставит заслон, И как в «заповедные лета», Считать не захочет урон.
И если застройщиков планы Сравнимы (а то и страшней) С набегами крымского хана Из южных и знойных степей,
То хана Собянин, Ликсутов Обставят того и гляди, Раз всё у них гладко, а смута Там где-то ещё впереди.
***
Теперь иные трафареты, Хоть и никто не запрещён. Но вы читайте лучше Фета, И, может, Майкова ещё.
И вам и внукам вашим в радость Пусть будут Майков, Тютчев, Фет. Да и природы-то осталось На два, ну три десятка лет.
Чтоб в суете многоэтажной, Где с каждым днём трудней дышать, Хотя бы лирикой пейзажной На миг наполнилась душа.
И в сонме вечных реконструкций Вам эти двадцать-тридцать лет Не дали бы вконец свихнуться Всё те же Майков, Тютчев, Фет.
***
Ты опять, дружище, не при деле. Наблюдаешь, как в очередной Раз смущают гении-злодеи Твой столь легковерный шар земной.
Плохо различимый в общей гуще, Слыша улюлюканье и свист: Гениям злодейства не присущи, В нос бубнишь, как нудный моралист.
Моцарт прав, но лишь в какой-то мере, Вон уж музыканты наших дней Вновь играют скучного Сальери, Сняв проблему: «гений и злодей».
Ты же в окруженье идиотов, Приходящих каждый миг в экстаз От удачно кем-то взятой ноты, От красивых, но бездушных фраз.
От любой сомнительной идеи, Да и просто от всего подряд, Что им эти гении-злодеи Всем внушить в итоге захотят.
Затаившись, смотришь одиноко И не знаешь, примет или нет Мир наш с гениальной подоплёкой Дьявольски закрученный сюжет.
Что задуман и разыгран теми Или тем, кто в ракурсе идей Современных, может быть и гений, Но по сути – форменный злодей.
***
Все жаждут славы неустанно, А мне людей великих жаль, Уж лучше сдохнуть безымянным, Презрев посмертную скрижаль.
Пусть разбирают на цитаты Других, а в наши времена Не угадаешь, чем чревата И чем аукнется она.
«Как слово наше отзовётся», Кто водрузит его на щит? Какого нового уродца И негодяя вдохновит?
Какой тупоголовой твари, Не оперившейся ещё, Взбредёт в башку в слепом угаре Кричать, что кто-то – наше всё?
***
Законов всевозможных тьма, Везде царит закономания. И сложно не сойти с ума От их слепого трактования.
И ежели для нас важна, Так называемая самостность, То к ней ох как теперь нужна И юридическая грамотность.
Законотворческая рать Раздухарилась не на шутку, Готовясь скопом принимать По пятьдесят законов в сутки.
И прочитав от сих до сих Мудрёные формулировки, Ты вряд ли разберёшься в них Один без должной подготовки.
Вот так виновный без вины, Живущий в обществе, не в стае, Где пред законом все равны, Но сам закон никто не знает,
Вступаешь с ним в неравный бой И погибаешь смертью храбрых, Споткнувшись об очередной Казуистический параграф.
Законотворческую рать Кляня, вступая в препирательства, Стремясь хоть что-нибудь понять В сегодняшнем законодательстве.
И понимаешь лишь одно, В процессе долгой адаптации: Жить без законов сложно, но Ещё сложней в них разобраться.
***
Объехав все края и веси, Я понял только лишь одно, Как шатко в мире равновесие, Как неустойчиво оно.
То ураган, то наводнение. Сперва Батый, потом Мамай. И вот уж в полном запустении Доселе процветавший край.
Однако всё что уготовано, Не уложилось бы скорей В сознанье нецивилизованных И малограмотных людей.
Без вековой их адаптации. Зато воспримется с лихвой, Когда плоды цивилизации У них всех будут под рукой.
***
Люблю отчизну я, но странною любовью! Не победит её рассудок мой. Ни слава, купленная кровью... М. Лермонтов
Легко дать повод для злословья, Нигде особо не трубя, Отчизну странною любовью, (Не так, как принято), любя.
Ни на часок, ни на минутку, От первых до последних дней Не подчинив любовь рассудку И мысленно красуясь ей.
Любя не слепо, не послушно, Не раз в три дня по мере сил, Любя неистово, как Пушкин, Как Лермонтов всю жизнь любил.
Не на линейке вместе с классом, Когда стоишь и ждёшь похвал, А как любил её Некрасов, Когда стихи ей посвящал.
Без громких фраз и интонаций, Не впав в безудержную бредь, Привыкнув бурно восторгаться И хором дифирамбы петь.
Не возводя любовь в искусство, Как это принято у нас, Патриотические чувства Все выставляя напоказ.
И не по-детски однобоко. Любить не только на словах, А оттолкнувшись от истоков, Не забывая о корнях.
Не покупая славу кровью, Не тратя сил по пустякам, Давая повод для злословья Всем многочисленным врагам.
***
Итоги совместного творчества, иль сгусток насущных идей? Законопослушное общество законопослушных людей. Где всё, как в машине, отлажено, в единый реестр сведены законопослушные граждане законопослушной страны. Курьеры развозят, а дворники усердно метут и скребут. Собаки гуляют в наморднике, бродячих отвозят в приют. Где все по своей малодушности довольны иль делают вид, хотя от законопослушности отдельных субъектов тошнит. И если порой наблюдается в отдельной, так скажем, стране, что правила ужесточаются, то это всего лишь от не- достаточной нашей лояльности к законам и от чересчур излишне уж строгой формальности и косности властных структур.
***
У каждого из нас свой круг общения, где все на «ты». Ответь мне, кто твой близкий друг, и я скажу тебе, кто ты. Единомышленник, что брат, с которым спаян кровью, но иметь на всё свой личный взгляд покуда не запрещено. Но, может, вскоре запретят, что в наши дни не мудрено, вновь обезличив всех подряд, но (ох уж эти наши «но»), не сняв ни внутренний напряг, ни доказав нам правоты своей. Ответь мне, кто твой враг? И я скажу тебе, кто ты.
***
Дорогие друзья и товарищи! Арифметика наша проста, Что сегодня живут припеваючи В лучшем случае десять из ста.
Не вводя никого в заблуждение И не сея взаимной вражды, Лишь десятая часть населения На сегодня не знает нужды.
Кто мне сможет сказать без поспешности? Кто поможет найти мне ответ? Можно это назвать неизбежностью? Справедливо такое, иль нет?
И все десять, кому комфортабельно И чья совесть не очень чиста, Скажут, да! И, конечно неправильно, Возразят девяносто из ста.
***
Многие же будут первые последними, и последние первыми… Евангелие от Матфея
Жизнь разделила нынче многих. Как нелегко сегодня им, Всем слабым, сирым и убогим, Несчастным, нищим и больным.
Кто доведён до исступленья, И можно лишь предполагать, Что был момент, и их рожденья На свет ждала с любовью мать.
Надломленным душой и телом. Отчаявшимся потому, Что в новой жизни нету дела До них буквально никому.
Тому, кто терпит каждодневно Лишь унижение и страх, Но в Царстве Божьем будет первым Когда-нибудь на небесах.
Художник: Рене Магритт
|
||||||||||||||||||||||
|
СЕТЕВАЯ ВЕРСИЯ
/ АРХИВ НОМЕРОВ
/ АВТОРЫ
/ РУБРИКИ
/ ПЕЧАТНАЯ ВЕРСИЯ
/ О ЖУРНАЛЕ
/ КНИГИ
/ ПАРТНЁРЫ
/ АКТУАЛЬНО
/ КАРТА САЙТА
|
|
