Исторические миниатюры / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Святослав

Бескрайнею лавиной мчатся кони,

Копытом разрывают грудь полей.

И степь гудит от страха и агоний.

Эй, русич, стрел нещадных не жалей!

Я песнею побед наполню дали,

Вином кровавым заглушая грусть.

Я – новый властелин. А вы не ждали?

Так знайте, степи, что такое Русь.

Мой след в степи укутали пожары.

Мой сон исполнен ветра и травы.

Но вятичи, касоги и хазары,

Вам поздно спать. Пора. Иду на вы…

Святослав воюет с греками

Ах, как хитры и как коварны греки.

Им нет числа. Их не ухватит глаз.

В один поток сливаются, как реки.

Победа будет лёгкой в этот раз.

В испуге и смятении дружина.

Деваться некуда, но князь сказал: «Не трусь!

Нам лечь костьми сегодня есть причина.

Не посрамим же, друже, нашу Русь!

Кто пал в бою, не ведает позора.

А кто бежал, тот падаль среди трав.

Я всё сказал». И загорелись взоры:

«Падём с тобой. Веди нас, Святослав».

Дань Хазарам

Тревожно гудит рассвет. Украшена степь пожаром.

Сорвавшейся в высь стрелы безжалостен путь и прям.

Кто в силе, тот будет прав. На Киев пришли хазары:

Платите, славяне, дань хазарским лихим князьям.

Суров приговор войны: за жизнь предъявляют плату.

От силы спасенья нет, не жалуйся, не кричи.

И вот, опустив главы, хазарскому каганату

Выносят славяне дань – выносят свои мечи.

Недобрая это дань. Не глупые эти россы.

Да, сабли наши остры, но лишь одной стороной.

Но грянет однажды час – их меч обоюдоострый

За данью пойдёт на нас. Прощай на века, покой.

Ольга

Слова её ночь тревожат,

Торопят слёзы зарю:

О Господи, правый Боже!

Услышь молитву мою.

Доколе народ в неволе

Томиться будет грехом?

Да будет Божия воля!

Да будет она во всём.

Я знаю, Всевышний может

Избавить мой род от бед.

Он в сердце народу вложит

Евангельский дивный Свет.

Свет вечного воскресенья

Нам будет светить во тьме.

Являя Руси спасенье,

Что даровал он и мне.

Услышь меня, Боже правый!

В сем царстве, где по утрам

Рождается златоглавый

В заоблачных высях храм.

Александр Невский

Гудит набат над Новогородом.

Пришла беда на землю русскую.

Ползёт из Рима вера чуждая

Огнём нещадным и крестом.

Но стар и млад – седые бороды,

Юнцы невинные, безусые –

На рать идут рядами дружными

Со словом Божьим, со Христом.

Гудит набат, и распри прежние

Оставим до поры, до времени,

Веди нас, княже, души вольные

Мы в руце отдаём тебе.

Пришли незванно гости грешные –

Сыны чужого роду-племени,

Смешали с кровью росы дольные,

Спасти неверных дав обет.

Князь Александр кудри русые

Под шелом спрятал. Молвил коротко:

«Красны от крови реки быстрые,

Земля христианская в крови.

За веру станем, друже, русскую,

Прогоним прочь тевтона-ворога.

Не в силе Бог, а в правде. Выстоим.

Помилуй и благослови».

Александр Невский и Новгород

Не вечна благодарность человечья.

У памяти к добру не долог срок.

До крови разгулялось диковечье,

Вечерей бунта пьян и сыт клинок.

А помнишь, ведь ещё совсем недавно

На сечу злую, смерти не боясь,

Вы шли за Русь и князя Александра,

И вот теперь оплёван грязью князь.

О, Русичи, ужели только сила

Умеет урезонить удальца,

Коль сын мой – новгородский князь Василий

С мечом мятежным вышел на отца?

В орде неутомимой жаждой мести

Кипит наместник ханский Уловчий.

Лавиной пролетит по русским весям,

Раздавит непокорные мечи.

Плачь, Суздаль; Муром, плачь; не жди пощады,

Рязанская страдальная земля.

Накроет эхо бунта Новограда

Младенца и отца, и бобыля.

Погибнет Русь, умрут леса и реки.

А не умерший смерти будет рад.

Так не бывать же этому вовеки!

Готовься к казни, вольный Новоград...

Сергий

Отче, благослови!

На роковую битву.

В дивной своей молитве

Силу свою яви.

Стонет в крови земля.

Ты уже знаешь, отче,

Дни поклонились ночи,

Горе крушит меня.

Время за Русь стоять.

Меч мой трепещет в ножнах.

Против татар безбожных

Благослови на рать.

Молвил в ответ чернец:

«В Боге надежда, княже,

Встань против силы вражьей,

Славы прими венец».

И, проводив коня,

Вслед ему молвил тише:

«Княже, ты победиши

Люты враги твоя».

Годы умчались прочь.

В бездну летят столетья.

Снова ласкает плетью

Русскую душу ночь.

Сердце горит в крови.

Вынем мечи из ножен.

Сгинь, суета безбожья!

Отче, благослови!

Сергий кричит во чреве матери

Страхом объята Мария,

Чутко трепещет душа.

Средь торжества литургии

Крик прозвучал малыша.

Люди глядят друг на друга,

Нету на службе детей.

Старый священник в испуге

Стал на колени пред ней.

Кто он, младенец безвестный,

Веры невидимый щит,

Что с Херувимскою песней

К небу молитву кричит?

Что в тишине повторяет

Криком чудесным своим

Тайну спасения, рая –

Возглас: «Святая Святым!»?

В страхе священник. Он болен?

Но прозревает душой:

Вот Куликовское поле,

Лаврский трезвон золотой.

Будут народы, как дети,

Голосу старца внимать,

Что до рожденья отметил

Криком Господь через мать.

Пересвет

Полыхают кровавые зори.

Церкви Божии стонут в огне.

И безмерное горюшко-горе

Расплясалось на чёрном коне.

В поле русском татарин глумится,

Вдовьи слёзы ему нипочём.

А по небу, оскалившись, мчится

Рыжий всадник с кровавым мечом.

Рыжий всадник глумится без меры,

Собирая народы на рать.

Только с нами Отцовская вера

И Пречистая Божия Мать.

Вдоволь выплакав скорби росистой,

Вдоволь вымочив поле в крови.

Отче Сергий, Игумен российстей,

Войско русское благослови!

На подрясник надета кольчуга,

А скуфейкою будет шелом.

Если жизнь положили за друга,

То не смерть, благодать обретём.

Долго рыжий глумился над нами.

Правда вызрела в честном бою.

Мы стеной белокаменной стали,

В землю прочно врастаем свою.

Блеск зари на кольчуге прекрасен.

Гром победы над Доном гремит.

Дух монашеский, Господи Спасе!

В руце святые, Боже, прими…

Молча витязи лестницей узкой

В высь уходят за Божьим перстом.

А в траве удивительно русской

Ратный меч обернулся крестом.

После сечи

Уязвлённый стрелой, потерявший коня,

Без щита и без шлема лежал он у Дона.

Багряницей кровавой покрылась броня.

Вдруг услышал он голос далёкого звона.

Сеча люта была, отступили враги.

Не топтать им привольные русские дали.

Что же, колокол, звоны так нынче строги?

Что ж исполнены звуки тревожной печали?

И услышал он тут, как ответила даль:

Эти звуки далёкие многое значат.

Это Русь отдаёт вам последнюю дань.

Это Дмитрий над павшими другами плачет.

Застонал богатырь: я живой, не убит.

Скоро снова топтать буду свежий ковыль я.

Только кто это рядом весь в белом стоит?

Кто простёр надо мной белоснежные крылья?

И сказал ему колокол: правда с тобой.

Не кручинься, не думай о смерти ненужной.

Ведь пока мои звоны плывут над землёй,

Ты вовек не умрёшь, мой защитник, мой друже.

Уязвлённый стрелой, он лежал на земле,

В небеса устремив взгляд последний, холодный.

А на русском святом маковецком холме

Провожал его звоном монах преподобный.

Владимир выбирает веру

Владимир ждёт. Секундам чутко внемлет.

Хранит светильник времени нагар.

Давно послы ушли в чужие земли

Евреев, немцев, греков и булгар.

Владимир ждёт. Они вот-вот вернутся.

И что тогда? Какая правда в том,

Когда их судьбы вдруг перевернутся?

Ведь русский князь мечтает об одном:

Чтоб небеса всё так же были сини,

Чтоб так же храбр и верен был народ...

Земля отцов и новая Россия

В его руках сейчас. Владимир ждёт.

Владимир строит десятинную церковь

Здесь пали за Христа в году недавнем

Феодор верный, кроткий Иоанн.

И вот поднялся храм свечой из камня

По древнему обычаю христиан.

Бессчётно притекли мужи и жёны,

И князь воззвал, волненьем обуян:

«О Боже, в храме, – мной сооружённом,

Внемли молитвам добрых россиян.

Позволь и мне, о Боже, оправдаться,

От скверны чисту быть в глазах твоих...»

А после угощал бояр и старцев,

И беднякам воздал по нуждам их.

И внёс в алтарь сосуды из Херсона,

И с хором вместе гимны Богу пел.

И греческим письмом творить иконы

Отныне и навеки повелел.

И потекла из церкви – Десятинной

По всей земле Христова благодать.

Так свет зажёгся на Руси былинной,

И Солнцем стали князя называть.

Князь Василько

Русь любила тебя за неделанье зла

И за душу привольную, щедрую.

Но сегодня беда. Нож прошёл по глазам

Бурей жадною, зависти ветрами.

Плачет в поле ковыль. Плачет щедрая сныть.

Горем скованы крылья у горлицы.

А вчера ты один обещал победить

И болгар, и поляков, и половцев.

Чуть живого его во Владимир везут,

Но на долю-злодейку не ропщет он.

Он себе воздаёт покаяния суд.

Молит Бога простить заговорщиков:

«За бахвальство своё и за дерзость свою

Заплатил я по чести, недорого.

Только братьев подвёл, ведь в кровавом бою

Я не выйду на лютого ворога.

Боже, Боже! По праву низринут я ниц.

Так прости же меня окаянного».

И катилась из княжеских мёртвых глазниц

Алой кровью слеза покаянная.

Хоронись же, вражда, умягчайтесь, сердца.

Это правда. Так было. Дивитеся.

Русь доныне теплом вспоминает слепца,

Простодушного русского витязя.

Олег Брянский

Рождённый в почести и славе,

Познав земную суету.

И лести сладкую отраву,

И пустословия тщету,

Всё венценосный сей властитель

Отринул, тишину любя.

И Петропавловску обитель

Решил построить для себя.

Примером был ему в спасеньи

Князь Михаил, преславный дед,

Что, – не поддавшись искушенью,

Живот свой положил в орде.

И нищим раздавая злато,

От мира он бежал сего,

Чернигов-град оставив брату,

А Брянск для отпрыска его.

И жизнью жертвенной, простою

Он Богу посвятил свой век.

Рожденьем князь, монах душою.

Обычный русский человек.

Илья Муромец

Ой ты, силушка богатырская,

Не смущай мою душу более.

Послушание монастырское

Принял сердцем по Божьей воле я.

Я воспел тебя, стольный Киев-град,

Славой ратною, честной битвою.

А теперь тебе послужить я рад

Покаянием и молитвою.

Русь-земля ждала тридцать с лишним лет,

Чтобы стрел моих слышать пение.

Пробил Божий час: свой кровавый след

Оболью слезой во смирении.

Только если вдруг злой коварный враг

На святую Русь будет пялиться,

Через сотни лет, Боже, буди так,

Запоет в руках моя палица.

Буду сечь мечом и конём топтать

Тех, кто татями в поле рыскает.

А потом к кресту припаду опять

Замолить грехи богатырские.

Изяслав

Мой жребий лёг у худшей из дорог.

Мой брат родной к престолу тянет лапы.

И если мне помочь не в силах Бог,

Я власть готов признать над Русью Папы.

А в месте с ним мы Киев отобьём,

Вином побед коням омоем гривы.

Лишь снится мне, что русское копьё

Войдёт мне в грудь на Нежатиной Ниве.

Святослав Ярославич Черниговский

Нас вчетверо меньше. Что ж.

А храбростью больше впятеро.

Отмщеньем пылает нож.

К победе без лишних слов!

Изрублена страхом бровь,

Крик впитан степною скатертью.

Кровавым теченьем Сновь

Укроет души врагов.

Михаил Хоробрит

Труби, рассвет, нам почести и славу,

Росой победы выстели траву.

Брат Александра, отрок Ярослава,

Я малой силой разобью Литву.

Я коршуном ворвусь во вражью стаю,

Я волком буду вены им терзать.

Пощады трусам я теперь не знаю...

Лишь далеко друзей отстала рать.

Не верит грудь моя кинжальным бредням.

Стрела в спине от трусости дрожит.

И взором угасающим, последним,

Я всё же вижу, как Литва бежит.

Иван Сусанин

В густой ночи блестят глаза вороньи,

Шальные волки взвыли на луну,

И юный Михаил на русском троне

Пока не знает, что грозит ему.

Ещё Москва не залечила раны,

И новой смуты тени рвут покой,

И сеют страх. Но вы не бойтесь, паны,

Как надо проведу. Идём за мной.

Стройников*

Что стоят былая отвага

И грудь в боевых орденах,

Когда над Андреевским флагом

Трепещет на гафеле страх?

Без чуда, без чести, без боя

Сдаётся врагу «Рафаил».

В Россию вернёшься с конвоем

Отмаливать, что заслужил.

Оборваны в прошлое тросы,

Но царь отменяет расстрел:

Быть трусу бездетным матросом,

Чтоб трусов плодить не сумел.

* Капитан II ранга Семён Михаилович Стройников 12 мая 1829 года за два дня до подвига брига «Меркурий» без единого выстрела сдал туркам фрегат «Рафаил».

Казарский

Удача – вздор! Везение не в счёт.

Пусть безрассудством славен победитель.

А вы другого баловня найдите,

Кто шквал огня покою предпочтёт.

Бриг захватить старались турки зря.

Да, есть у них лихие командиры,

Но что для них честь русского мундира

И жизнь за Бога, Русь и за царя!

Расстрел

На расстрел повели адмирала.

Был надёжен морской конвой.

Шла России погибшей слава,

Снова вместе, как прежде в бой.

Вдруг матросы стрелять отказались,

И в смертельной тогда тоске

Комиссар восхищенье и зависть

Спрятал в маузерном плевке.

Пойте, ветры и волны, и скалы,

Через штормы кровавых лет.

Долг исполнен. Виват, адмиралы!

За Россию, которой нет.

Рядовой

Леониду Ивановичу Бородину

Смешной морщинистый старик.

Прошедший... Досыта хлебнувший…

Сквозь строй деревьев и дворов

Бредёт один на суд стихии.

Не удостоен, не достиг

В кровавой пляске войн минувших

Медалей, званий, орденов.

Он – рядовой солдат России.

Но если запоёт набат,

Стволы потянутся к вискам

Его непредавших друзей,

Его врагов орденоносных,

То старый, верный автомат

Обнимет твёрдая рука,

И кровью чистою своей

Он русские окрасит росы.

Русские

На просторах России спят немые солдаты,

Молча спущены флаги, и горят корабли.

Это, Господи, наше. Это мы виноваты,

В том, что дар Твой небесный уберечь не могли.

В том, что наш Севастополь и сибирские степи

Раздарили соседям, просто так, от души.

Нож нам в спину за это. Ну, подумаешь, стерпим.

А не стерпим – обиду в кабаке заглушим.

Мы виновны. Виновны! В том, что долго терпели

И глумленье над верой, и грузина в кремле.

И других инородцев… Что же мы, в самом деле?

На своей-то, на Божьей, да на русской земле.

Что ж мы спрятались в щели, где же наши дороги?

Те, что к храму, без храмов нет для русских дорог.

Наши речи нелепы, наши мысли убоги.

И ответить придётся нам в отмеченный срок.

Только в храме неполном, в шумном дачном посёлке,

Где немые солдаты вышли дружно в запас,

По щеке Приснодевы и по лику Ребёнка

Прокатилась слезинка. За убогих… За нас.

Россия

Где, свихнувшись от ярости дней полуночных,

Где в невинности страсти вскипают порой,

Там с упрямым бесстыдством, без скважин замочных

Я любуюсь, Россия, твоей наготой.

Ты из пены и пекла выходишь несмело,

Сквозь Болотную кашу, качаясь, плывёшь.

И я жажду своё никудышное тело

Бросить вслед за тобою в жестокость порош.

И хлестать, и хлестать себя веником банным

Из Чечни и Афгана, из крови и ран,

Чтобы стать пред тобою опять первозданным,

Как родившийся только смешной мальчуган.

Чтоб по-полной, чтоб только не на половину.

Я согласен на муки на адские те,

Где меня задушила твоя пуповина,

Где однажды воскресну в твоей наготе.