Сиреневый сад / Архив номеров / ВЕЛИКОРОССЪ

Сиреневый сад

***

Блажен, кто на скрижалях мира

Оставил знак своей души.

Неважно – ноты или лира

Открыли чудо-рубежи.

Иль цифры, формулы открыли.

Скрижали мира велики.

Из нашей их не видно были,

Как часто не слышны стихи.

Давид поёт Саулу

Ещё не знаю золотую

Судьбу грядущую мою.

Как пастушок я существую,

А вот уже царю пою.

Играю на орудьях струнных,

И пению внимает он,

Хотя душою – из чугунных,

Быть мягким – явно не резон.

Уже сразил я Голиафа,

Бил из пращи прицельно в лоб.

Хоть великан, а не был прав он,

Убить необходимо, чтоб

Народ мой задышал свободней.

Господь не даст пустой судьбы.

Кто ж выступает часто сводней?

А за грехи всех ждут гробы.

И я пою царю Саулу,

И он внимает, загрустив.

Сквозь музыку он внемлет гулу

Времён, что нас отправят в миф.

Станция метро «Новослободская»

«Новослободская» с пареньем

Великолепных витражей!

В моей судьбе дана сплетеньем

Различных жизненных лучей.

Дом с коммуналками, в одной из

Я прожил первых десять лет.

Теперь – под 50 – изноюсь,

Что так стремителен сюжет.

Сюда, бывает, приезжаю,

И возле дома я брожу,

Как будто тень свою встречаю,

Но не охватывает жуть.

Неподалёку и больница

Откуда папу хоронил.

Двор морга, золотые листья,

Я ничего не позабыл.

Ещё – издательство здесь рядом,

И в нём – мечтательный дурак –

Я книги издавал, и садом

Дышал поэзии.

Вот так.

«Новослободская» красива –

Полёт пестреет витражей.

Жаль, каждой жизни перспектива

Лишь путь в посмертный мир огней.

Сиреневый сад

Кто из сиреневого сада

Захочет в никуда бежать?

Трудился много, что награды

Не воспоследовало – жаль.

А сад сиреневый – гляди-ка,

По сути, морг. Ты в нём – живой,

И на столе лежишь, что дико,

С пробитой чёрной головой.

Стихами голова пробита:

Сиреневый колышут сад.

И в никуда летит молитва,

Как очень много лет подряд.

Вся жизнь, когда по сути, бегство –

Из детства в юность, и т. п.

Всего отчётливее детство,

А старость не узнать тебе.

Иль может, старость и мелькала

По строчкам детских виражей,

Где многокнижье увлекало

Сплошной реальностью своей?

Всё кончено. Потом начало.

Какая скука. Вновь и вновь.

Так мало прожил. Так не мало.

Так много ты истратил слов.

Предел сиреневого сада,

Иль морг – чей холод, как зима?

И вот тебе одна награда –

Ты сходишь от стихов с ума.

***

Изображенья на граните,

Как будто плачут. Моросит.

Спокойно ль, мёртвые, лежите,

Утратив к жизни аппетит?

Отцы, и сыновья, и деды,

И матери – единый круг.

Что поражения? Победа?

Работы, радости, досуг…

Сухая соль Екклесиаста

Давно разъела мне мозги.

Но мёртвых вряд ли государство

Представлю. И его стихи.

Седьмого декабря бесснежно.

И морось. Кладбище. Кресты.

Живой один дан безнадежно –

Идущий по дорожкам ты.

Вирсавия

Не представлял, что он не представляет,

Какою красота бывает.

Вирсавия! Пшеница, виноград!

Её с ума сводящий аромат.

Не представлял, что он не представляет,

Какою подлость царская бывает.

И Урию он властно шлёт с письмом,

И Урия не знает, что же в нём.

А в нём приказ – послать в такое пекло,

Чтоб не осталось даже крошки пепла.

Не представлял Давид, какою карой

Быть можешь самому себе кошмарной.

Малыш в снегу

Он ловит хлопья в первый раз.

В снегу малыш – он так смеётся.

Любой трагический рассказ

О смех подобный разобьётся.

Он в горстки набирает снег,

Комочки лепит и кидает.

И рядом взрослый человек

Себя ребёнком ощущает.

29 декабря

Сосед по коммуналке дядя Костя

Игрушечные подарил часы.

Украсили они твой детский космос –

Лицом казались, стрелки, как усы.

Ты мал, и собирались только дяди

И тёти – всё родителей друзья,

С детьми, конечно. Часто только ради

Того и жил я, ощущалось, дня.

Он перед Новым годом. И красива –

В шарах, гирляндах и богатырях –

Под потолок уходит ёлка: диво!

А двор так бел! Потёмкам ставит шах.

А мат мне возраст, верно, ныне ставит.

Я в зеркало, как в пустоту, гляжу.

Компании припомню, тему яви

Весёлой, пьяной, что теперь – как жуть.

Под 50 – какой там день рожденья?!

С утра навалит мёртвая тоска.

Почти полвека. И не ясно, мне – я,

Зачем же стал заложником стиха.

***

Всё к дому старому я езжу,

Сквозь муку нынешнего дня

Былое золотисто брезжит.

Как будто снова мне дана

Возможность видеть папу: вышел,

Очки поправил… Ну а кто

С ним рядом? Он куста не выше,

Но улыбается зато.

Сижу во дворике уютном,

На окна, из каких глядел,

Смотрю – в неверье абсолютном,

Что век прошёл мой.

Пролетел.

Вот с гладиолусов букетом

Меня отводят в первый класс.

Но я растерянный при этом –

Чревато новое для нас.

И я встаю.

Да, со скамейки

Встаю и уезжаю вдаль.

И брезжит прошлое. Сумей-ка

Сказать, что оного не жаль.