Новороссия – инновационная платформа Российской империи

22/10/2014  Нововведения, которые исторически разрабатывались и апробировались в Новороссии

Одна из интереснейших загадок новороссийской истории состоит в том, по каким причинам императрица Екатерина II собственноручно внесла изменения в проект Никиты и Петра Паниных о дальнейшем обустройстве провинции Новая Сербия. В 1764 г., рассматривая соответствующие предложения сенаторов, великая императрица отвергла инициативу о наименовании новой губернии в свою честь и распорядилась называть ее Новороссийскою, Новой Россией. 

Чем руководствовалась Екатерина? Было ли это простое подражание «Новой Англии», «Новой Голландии» или «Новой Испании»? Скорее всего, нет, ведь Российское государство с XVI в. активно прирастало обширными территориями (Поволжье, Северный Кавказ, Сибирь, Амурский край) и каждая из них при желании могла бы стать Новороссией, но этого не произошло.

Большого внимания заслуживает точка зрения крымского историка Андрея Мельгунова, который полагает, что Новороссийский край рассматривался Екатериной II не только в качестве новой и важной провинции, но как «альтер эго» Российской империи. Это означает, что Новороссия изначально представлялась территорией, «которая, будучи связанной с метрополией, одновременно была бы чем-то совершенно иным, новым, своего рода площадкой для политических и экономических экспериментов».

Достаточно бросить беглый взгляд на дореволюционную историю Новороссии, чтобы утвердиться в мысли: этот край с завидной частотой становился колыбелью весьма смелых инноваций, которые позднее находили признание в других частях империи, существенно влияли на историю России.

Вероятно, первым и, безусловно, удачным экспериментом, реализованным в Новороссии, стала переселенческая политика по заселению обширного и малолюдного края выходцами из внутренних губерний России. Во второй половине XVIII – начале XIX вв. Новороссия являлась основным заселяемым районом страны. Более того, ее роль в сравнении с другими осваиваемыми территориям России неуклонно возрастала. Если в 1782 – 1795 гг. на долю Новороссии приходилось 50,3% населения, переселившегося в 7 активно осваиваемых губерний страны, то в 1796 – 1811 гг. уже 60,8%i. Эта тенденция сохранялась до середины 20-х годов XIX в., когда резервы казенных земель в крае уже почти истощились. 

Переселение в новороссийские губернии вновь активизируется с середины ХIX в., но на этом этапе основная масса мигрантов устремляется не на пустующие земли, а в причерноморские города. Важной причиной этого движения стала возможность для беглых помещичьих крестьян приписаться к городским обществам и, тем самым, получить личную свободу. 

С 1783 по 1858 г. население Херсонской и Екатеринославской губерний выросло со 193451 до 1 016126 душ мужского пола. Миграционная политика того периода по праву рассматривается в качестве первого опыта целенаправленного решения проблемы малоземелья в центральных губерниях. Начало этой политики положил указ от 25 июля 1781 г., по которому предписывалось переводить экономических крестьян «добровольно и по собственному желанию... на земли в Азовской и Новороссийской губерниях». Переселенцы получали на новых местах «льготу от податей на полтора года с тем, чтобы в течение сего времени подати платили за них жители прежнего их селения», которые за это получали землю выбывающих. 

В 1783 г срок льготы от уплаты податей за землю продлевался до 6 лет, «а для новых селений... в необитаемых местах с прибавкой к тому еще 4-х лет». Таким образом, переселенческая политика 70 - 80-х годов XVIII в. поощряла миграцию, прежде всего, средних и зажиточных крестьян, способных организовывать крепкие хозяйства на заселяемых землях. 

Наряду с легальным, санкционированным властями переселением активно происходило народное самовольное переселенческое движение из центральных губерний. Большая часть самовольных переселенцев оседала в помещичьих имениях. Однако в условиях Новороссии крепостнические отношения приобрели форму так называемого «подданичества», когда живущие на помещичьей земле крестьяне сохраняли личную свободу, а их обязанности владельцам были ограничены. 

По ходатайству генерал-губернатора Новороссийского края Э.О. Ришелье в 1812 г. правительство впервые уровняло условия переселения в регион иностранных колонистов и внутренних мигрантов. Местные власти получили право выдавать нуждающимся переселенцам из других губерний империи денежные ссуды «из сумм за винный откуп» и хлеб на посевы и пропитание из хлебных магазинов. Позднее (в 1824 и 1843 гг.) эти меры получили развитие в рамках действий по поддержке переселенцев из малоземельных крестьян, предпринятых во всех осваиваемых районах страны. 

На новых местах для переселенцев заготовлялось на первое время продовольствие, засевалась часть полей, заготовлялись орудия труда и рабочий скот. Для постройки жилищ крестьяне получали на новых местах строительные материалы. Кроме того, им выдавали на каждую семью безвозмездно по 25 рублей. Новоселы получали ряд существенных льгот: от воинского постоя (на 6 лет), от уплаты податей и отправления других повинностей (на 3 года, а затем на 8 лет) и даже от рекрутской повинности (на 3года). 

Вследствие этой переселенческой политики капиталистические отношения получили развитие в Новороссии гораздо быстрее, чем в целом по стране. Относительно небольшой удельный вес частновладельческих крестьян (даже в годы наиболее сильного притока крепостных их число не превышало 50% населения края) в XIX в. быстро снижался, здесь чаще и успешнее применялся вольнонаемный труд.

Еще одним успешным экспериментом, осуществленным в Новороссии, стало введение режима «порто-франко» (свободной торговли) в административном центре региона – городе Одессе. 28 апреля 1817 г. «права и свободы торговли, присвоенные порто-франко» были дарованы Одессе Высочайшим указом Александра I. На четыре десятилетия XIX века Одесса была фактически выделена из общей таможенной территории Российского государства. 

В Одессу разрешался свободный и беспошлинный ввоз иностранных товаров, в том числе запрещенных к ввозу в Россию. Вывоз иностранных товаров из Одессы внутрь страны допускался только через заставы по правилам российского таможенного тарифа с уплатой пошлин на общих основаниях. Иностранные товары, поступающие в Одессу, ввоз которых запрещался в Россию, могли быть пропущены через границу порто-франко транзитом для последующего вывоза за границу. Экспорт российских товаров через Одессу производился в соответствии с существующими таможенными правилами. При этом пошлина взималась в порту при погрузке на торговые суда. Российские товары, ввозимые только в Одессу, пошлиной не облагались. 

Сам город от такой системы получал огромные возможности для своего развития. Покупая сырье без пошлины, предприниматели открывали в черте порто-франко заводы, перерабатывающие это сырье. Поскольку готовая продукция, произведенная на таких заводах, считалась изготовленной на территории России, она без пошлин продавалась внутри страны. Нередко продукция, произведенная из ввезенного сырья в одесской черте порто-франко, вообще не выходила за пределы таможенных постов, а сразу отправлялась за границу. Благодаря этому одесский порт стал одним из основных перевалочных торговых пунктов Средиземноморской и Черноморской торговли. Огромное количество рабочих мест и необычная дешевизна товаров привлекали в Одессу массу представителей самых разных профессий и слоев общества. 

Одесса быстро богатела и разрасталась. На прибыль от порто-франко в короткий срок были выстроены 400 красивейших домов. До учреждения «вольной гавани» максимальный доход, полученный городской казной за год, достигал 482 тыс. рублей, а в середине XIX века – уже 3,325 млн. рублей. Количество хлеба вывозимого через одесский порт, в благоприятные годы превышало аналогичный показатель всех портов Соединенных Штатов Америки вместе взятых.

Действие порто-франко окончательно завершилось в Одессе в 1859 году. За это время столица Новороссийского генерал-губернаторства стала четвертым по величине городом Российской империи – после Петербурга, Москвы и Варшавы. 

Эксперты высоко оценивают опыт порто-франко для экономического развития не только Одессы, но и всей Российской империи. С различной степенью успешности режим «вольной гавани» позднее вводился в Батуме (1878 – 1886), Владивостоке (1861 – 1909), устьях Оби и Енисея (1870 – 1879, с ограничениями до 1907 года). Существует мнение, что этот одесский эксперимент стал предвестником перехода России к более открытой экономической модели, который был осуществлен в ходе либеральных реформ Александра II. 

Новороссия стала местом активного внедрения политики компромисса российских властей со старообрядческими общинами, названной впоследствии «единоверием» и получившей признание в имперском масштабе. Необходимость этого шага была обусловлена тем, что Причерноморье стало регионом активного переселения старообрядцев в пределы России из Польши и Турции. Этот процесс существенно усилился в первые годы правления Екатерины II.

Суть компромисса состояла в том, что при сохранении древних богослужебных чинов (двоеперстие, служба по старопечатным книгам и др.) староверы признали авторитет Русской Православной церкви, а также ее иерархию. За этим компромиссом стояла кропотливая деятельность архиепископа Славянского и Херсонскго Никифора (Феотоки) – уроженца греческого острова Корфу, ставшего вторым главой обособленной Новороссийской епархии (в 1779 г.) Он лично посещал селения староверов, благословил совершение над ними чина присоединения к Православной церкви, давал им священников, освещал храмы для общин старообрядцев. Фоетоки даже предлагал изъять из официальной документации понятие «раскольник», предлагая почитать старообрядцев «христианами правоверными». 

Первоначально эта деятельность была весьма критично воспринята другими церковными иерархами. Однако, по мере возвращения в лоно Русской Православной церкви все новых общин старообрядцев отношение Синода к этой политике Никифора стало более благосклонным. Вероятно, первые успехи политики «единоверия» совсем не случайно связаны с именем святителя – грека: «Как грек, преосвященный Никифор смотрел на обрядность с широкой точки зрения… и был чужд русских предубеждений по отношению к раскольникам. Заметим, как грек, Никифор и для раскольников явился в некотором роде лицом нейтральным, представителем вселенского Православия, голос которого был для них убедительнее». 

Политика воссоединения старообрядцев с Русской Православной церковью получила официальное закрепление в «пунктах о единоверии» митрополита Платона, утверждённых императором Павлом I 27 октября 1800 г. 

Новороссия стала экспериментальной площадкой для проведения весьма важной военной реформы, проведенной П.А. Румянцевым и Г.А. Потемкиным. Военные конфликты второй половины XVIII в. свидетельствовали о повышении роли легкой конницы, а также о востребованности крупных кавалерийских соединений. Между тем, в соответствии с официальными решениями военных властей основное внимание в Российской империи уделялось развитию тяжелой кавалерии (кирасирских и карабинерных полков), гусарские подразделения сокращались. Этот подход являлся следствием некритичного использования прусского опыта военного строительства и выражался в стремлении «возможно большую часть кавалерии взгромоздить на тяжелых и дорогих немецких лошадей, более способных для поддержания строя». 

Русская легкая конница была весьма далека от совершенства, т.к. содержание поселенных гусар, организованных по австрийскому образцу стоило очень дорого; иррегулярные казачьи формирования не всегда отличались должной стойкостью, дисциплинированностью и выучкой.

Для исправления этой ситуации в течении 60 -70-х гг. XVIII в. поселенческие гусарские полки, созданные балканскими переселенцами в бывших провинциях Новая Сербия и Славяносербия были сначала переведены на регулярную основу, а затем (в 1783 г.) преобразованы в легкоконные полки: Александрийский, Херсонский, Мариупольский, Ольвиопольский, Константиноградский, Павлоградский, Елисаветградский, Таврический. Вместе с образованным позднее Полтавским легкоконным полком они образовали крупное территориальное кавалерийское соединение – Екатеринославскую конницу. 

Содержание легких конников обходилось казне значительно дешевле, чем гусар, т.к. их оснащение первых было упрощено и унифицировано с остальными армейскими подразделениями. В тоже время, численность регулярной легкой кавалерии в русской армии существенно возросла ввиду того, что службу в Екатеринославской коннице несли по рекрутской повинности жители Екатеринославского наместничества и казаки ранее упраздненных малороссийских слободских полков. Срок службы для нижних чинов кавалерии был тогда впервые сокращен до 15 лет (по их истечению солдат - кавалеристов переводили в пехоту либо в гарнизоны). Пройдя обучение на основе кавалерийского устава, бывшие казаки теперь действовали по правилам регулярной армии, могли применять сложные тактические приемы. Вместе с тем, они сохранили свои природные свойства: неприхотливость, выносливость, исключительную мобильность, стремительность действий. 

Прекрасные боевые качества легкоконных полков были продемонстрированы в ходе войн 90-х гг. XVIII в. Несмотря на то, что при императоре Павле I Екатеринославская конница как войсковое соединение была упразднена, а сами полки не раз реорганизовывались в гусарские и драгунские, традиции «потемкинской кавалерии» сохранились. 

В связи с этим Г.А. Потемкина совсем не случайно называют творцом казачьей кавалерии России, а такие воинские наименования как «Бессмертные александрийцы», «Мариупольские гусары», «Елисаветградские драгуны», «Павлоградцы» навечно вошли в историю русской армии. 

Это лишь некоторые основные нововведения, которые разрабатывались и апробировались в Новороссии, а затем существенно повлияли на обустройство всей России. Однако не менее важно, что эти инновационные проекты оказали существенное воздействие на судьбу самого Причерноморья, сформировав тот социально-культурный облик региона, который является актуальным и для современного Российского государства.

Новороссия – инновационная платформа Российской империи