07/12/2012 Круглый стол на кафедре русской классической литературы и славистики Литературного института им. А.М. Горького.
Минералова Ирина Георгиевна – доктор филологических наук, профессор МПГУ: Дорогие друзья, коллеги! Наш разговор о вопросах истории в литературе в декабрьские дни, памятные битвой под Москвой 1941 года, заставляет напомнить важное и для истории как таковой, и для филологии. Оказываясь на разного рода симпозиумах, конференциях, читательских форумах, олимпиадах, посвященных Году истории в России (позвольте отступить от бюрократически-корявого официального названия) невольно сверяю происходящее на соответствие «духу истории», как его определяет Василий Васильевич Розанов: «Дух истории и историчности вытекает», – пишет он 9.01.1916 г. во время Второй Отечественной (так тогда называли Первую мировую), – «из чувства благодарности, и его не может быть у лица с неблагодарным сердцем». Иногда у меня возникает желание вложить эти слова «в руки докладчику», чтобы они были прочитаны до того, как он перейдет к своему докладу…
Саленко Ольга Юрьевна – кандидат филологических наук, доцент кафедры русской классической литературы и славистики Литературного института им. А.М. Горького: В нашей истории и государственных людей с благодарным сердцем было довольно. Вспомним хотя бы их имена в царском Манифесте о вторжении Наполеона (автор – А.С. Шишков). «Да встретит он (неприятель) в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина». Нам было с кого брать пример в 1812-ом – всего-то на 200 лет раньше – в 1612-ом - народ защитил Отечество от иноземных посягательств.
Завгородняя Галина Юрьевна – доктор филологических наук, доцент кафедры русской классической литературы и славистики Литературного института им. А.М. Горького: В свою очередь, А.С. Пушкин создает весьма выразительный портрет Шишкова, которому тогдашняя молодежь была благодарна за пробуждение в ней чувства Родины и чувства родного языка:
Сей старец дорог нам: он блещет средь народа
Священной памятью двенадцатого года.
Саленко Ольга Юрьевна: Но вот обратившись к Высочайшему манифесту, о принесении Господу Богу благодарения за освобождение России от нашествия неприятельского, 25 декабря 1812 г. читаем:
«Да представят себе собрание с двадцати царств и народов, под единое знамя соединенные, с какими властолюбивый, надменный победами, свирепый неприятель вошел в Нашу землю». Заметьте, любопытно обошелся русский язык впоследствии с названием Отечественной войны 1812 года. Вышедший в начале 1860-х годов сборник «Пословицы русского народа» В.И.Даля фиксирует такое устойчивое выражение Нашествіе двунадесяти языковъ (наступленіе Наполеона на Русь 1812 г.: – «Отечественная война»). То же выражение есть и в академическом собрании «Русская мысль и речь…Опыт русской фразеологии» М.И. Михельсона (1896—1912). Да и в лесковском «Левше», написанном в нарочито стилизованном фольклорном духе появляются те же «двунадесять языков». Нашествие двенадцати языков, хотя, как замечают историки, их было не меньше двадцати.
Васильев Сергей Анатольевич – доктор филологических наук, профессор Городского педагогического университета: Кстати сказать, коллеги, 200-летнему юбилею победы русского оружия в войне с наполеоновской армией было посвящено июньское интервью Юрия Ивановича Минералова «Литературной газете» (20-26 июня 2012 г). Впрочем, с присущей профессору Минералову любовью к истории Отечества и прозорливостью он напоминает о «нашествии двунадесяти языков» от Наполеона до Гитлера, указывая на потрясающее сходство «нашествий двунадесяти языков».
Саленко Ольга Юрьевна: Да, Юрий Иванович выносит в заглавие «народное определение» Отечественной войны.
Карпушкина Людмила Александровна: Но, как Вы думаете, почему народ отредактировал «число языков»?
Саленко Ольга Юрьевна: Я думаю, что тут церковно-славянское «двадесять» не просто не отзвалось, оно переосмыслилось через церковно-славянское «дванадесять». Именно последнее число вписывает это историческое событие в область эпического, духовного («дванадесять апостолов», «двунадесятые праздники»), именно Отечественную войну 1812 года, а не войну 1812-1814 года, народ осмыслил и определил высоким стилем как священное событие.
Минералова Ирина Георгиевна: Впрочем, сегодня можно прочесть на Wikipedia, что «Оригинал храма Христа Спасителя был воздвигнут в память о наполеоновском нашествии» – и никто не исправит!!! Какой же «благодарный» грамотей писал!
Саленко Ольга Юрьевна: Ну, есть же факты истории, которые игнорировать невозможно, даже не стремясь передать «дух истории»! В Манифесте императора Александра I полагалось считать 25 декабря день Рождества Христова и «днём благодарственного празднества под наименованием в кругу церковном: Рождество Спасителя нашего Иисуса Христа и воспоминание избавления церкви и Державы Российские от нашествия галлов и с ними двадесяти язык». Храм воздвигался благодарным народом… И обратите внимание: упоминаются двадцать языков-народов, пришедших с Наполеоном в Россию, и Господь и доблесть народа избавили Отечество от них!
Васильев Сергей Анатольевич: В свою очередь, дух народа запечатлен и в главном произведении военного времени Г.Р. Державина – «Гимне лиро-эпическом...» Поэт создает настоящий гимн народу-победителю, укрепляемому православной верой и любовью к Отечеству:
О Росс! О добльственный народ,
Единственный, великодушный,
Великий, сильный, славой звучный...
...По мышцам ты неутомимый,
По духу ты непобедимый,
По сердцу прост, по чувству добр,
Ты в счастье тих, в несчастье бодр ...
Завгородняя Галина Юрьевна: Вы совершенно правы, Сергей Анатольевич, Отечественная война 1812 года не могла не способствовать усилению внимания к национальным истокам, повороту от западно-европейской ориентированности к народной сфере, к поиску национальной духовной опоры. На этой волне особенным оказывается интерес к жанру песни, жанру, имеющему потенциал объединения людей, пусть даже гипотетического.
Минералова Ирина Георгиевна: Конечно, песня – жанр жизнестроительный! Это чувствуешь каждой клеточкой, когда стоишь сегодня в Бородино у памятника на батарее Раевского и знаешь, что именно здесь приняли бой в Великую Отечественную полосухинцы…
Завгородняя Галина Юрьевна: Да, да, но даже литературные песни (имеются в виду стихи с подобным названием) демонстрируют связь с самыми разными сформировавшимися к началу XIX века традициями. Удельный вес собственно «песенного» в них весьма разный – от соблюдения узнаваемых песенных канонов до создания «образа жанра».
Саленко Ольга Юрьевна: Тут еще дело в чем? Событие осмысливается не просто как историческое, а как эпическое. Тема и такое осмысление определяет выбор жанра произведения, и многие поэты-современники выбирают лиро-эпические жанры (ода, гимн - Державин), видение (Капнист), быль и песня (Глинка) и пр. Обратим внимание, что эпически события осмысливаются непосредственно по впечатлениям от битв, а не на почтенном историческом расстоянии от них.
Так, Жуковский создает героическую песнь, по-гомеровски перечисляя героев, прославляя живых и павших, давая им яркие характеристики, вписывая по традиции литературы предшествующей эпохи современных воинов в ряд героев древних и новых времен. (Прием известный и широко используемый в традиции военной оды Ломоносова, Державина и др.) Песня Жуковского наполнена библейскими реминисценциями. Защитники православного Отечества становятся воинами Христовыми: «Как воск перед лицом огня,/ Растает враг пред нами...» Такой авторский подход порождает эпический образ иного порядка: конкретные исторические лица и события переходят в область священно-сакрального.
Завгородняя Галина Юрьевна: Абсолютно точно! Обращает на себя внимание именно одическая стилевая доминанта в ряде произведений, озаглавленных как песня – можно вспомнить стихотворения Ф. Глинки («Военная песнь, написанная во время приближения неприятеля к Смоленской губернии»), В. Раевского («Песнь воинов перед сражением») Популярна была ориентация и на форму кантаты («хор» и «голос»), причем условность воссоздания образа кантаты варьировалась достаточно широко. Тон задал во многом, конечно, В. Жуковский в «Певце во стане русских воинов», но были и другие вещи, «портретирующие» кантату (например, «Авангардная песнь» Ф. Глинки).
Далеко не случайно художническое внимание обратилось на фольклорные образцы – в целом ряде песен воссоздавался образ того или иного фольклорного жанра – былины, исторической песни («Солдатская песня» Ф.Глинки, «Русская песня» А. Дельвига).
Нельзя не отметить, что к началу XIX века в целом уже оформились узнаваемые черты песенного стиля, а именно: одноплановость, масочная драматургия, эскизная сюжетность, эмоциональная заостренность, чувствительность к актуальным проблемам (эти черты выделяет в своем исследовании «Так говорила держава. ХХ век и русская песня» Ю.И. Минералов).
Васильев Сергей Анатольевич: Знаете, Юрий Иванович, кажется, сумел передать совершенно особый «дух истории и историчности» и в своих филологических трудах, и исторических эссе, и в поэзии. Новый филологический и исторический материал, посвященный 1812-1814 гг. (при значительной изученности темы!), содержится в книгах Минералова «Теория художественной словесности», «История русской литературы XIX века (1800-1830-е гг.)», «Река времен», в целом ряде статей.
Минералова Ирина Георгиевна: Мне хотелось напомнить какую-то цитату из его научно выверенных и при этом увлекательных работ, однако есть, наверное, резон перечитать с большой пользой для себя хоть что-то, но целиком! А напомню я в этой связи слова Н.И. Надеждина (Телескоп, 1831. №14.С.219) – изнутри той давнопрошедшей эпохи, с которой нам невозможно не солидаризоваться: «В жизни русского народа были также моменты, когда внутренняя полнота его, почивающая в безмятежной тишине, воздымалась, потрясенная чудною силою… Сила, производящая в нем сии чудные потрясения, достойна великого народа: это любовь к Отечеству! У других наций сии достопримечательные эпохи всеобщего движения бывают обыкновенно следствиями внутреннего разъединения… – Не так бывает с народом русским. … Русский человек…может потрясаться только общим колебанием сферы, к коей принадлежит, может жить полною жизнью только в единстве жизни отечества».
Саленко Ольга Юрьевна: Скажу, что это единство выражается не только патетически и лирически, но и комически. Враг побеждается «разоблачением». Вот пример народного меткого именования Наполеона из «Пословиц русского народа». Появившийся благодаря народной этимологии своеобразный образ-анаграмма ёмко обыгрывает не только пожар Москвы, но и перелом в войне: «Был не опален (Наполеон), а из Москвы вышел опален». В таком же духе народной этимологии ещё в начале XIX века Державин написал о Багратионе и Наполеоне, передавая внутреннюю форму имен, пустоту первого и высший смысл второго:
О, как велик, велик На-поле-он!
Он хитр, и быстр, и тверд во брани;
Но дрогнул, как к нему простер в бой длани
С штыком Бог-рати-он.
Карпушкина Людмила Александровна – кандидат филологических наук, доцент кафедры русской литературы и славистики Литературного института им. А.М. Горького: В художественной литературе о войне 1812 года неоднократно встречается иронический мотив поедания французами лошадей, символизирующий последнюю степень падения французской армии: пешочком, пуская на провиант средства передвижения, они бегут из России. В романе М.Н. Загоскина «Рославлев, или русские в 1812 году» один из русских офицеров иронизирует над новостью о появлении целого взвода французских конных егерей под Данцигом: «Они еще не всех лошадей переели...» Предрекает этот сценарий французам Кутузов в «Войне и мире» Л.Н. Толстого: «Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, - ...прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу».
О соответствующих мясных заготовках идет речь даже в одном из эпизодов романа Ф.М. Достоевского «Идиот». Вспомним вдохновенный «хлестаковский» монолог генерала Иволгина о том, как он якобы был пажом у Наполеона. В Кремле Даву приходит к Наполеону за окончательным решением: «Опять они были наедине, и я третий... «Я иду»,- сказал Даву. «Куда?» – спросил Наполеон. «Солить лошадей», – сказал Даву. Наполеон вздрогнул, решалась судьба». Здесь мотив «соленых лошадей» приобретает уже откровенно пародийно-комическое значение.
Завгородняя Галина Юрьевна: И тут, надо сказать, уже писатели воспользовались комическими едва ли не фольклорными жанрами разоблачения захватчика.
Васильев Сергей Анатольевич: Хотелось бы напомнить, что разработку военной темы, например, Державин начал с эпитафии Наполеону, написанной в период его наивысших успехов: «Под камнем сим лежит Батый-Наполеон / Величье было их – ужасный сон».
Карпушкина Людмила Александровна: Пророчество Державина сбудется, когда «величье» разобьется о «подводный веры камень», по словам Тютчева. И пробным камнем станет Бородино.
Стояновский Михаил Юрьевич – кандидат филологических наук, профессор кафедры русской классической литературы и славистики Литературного института им. А.М. Горького: Современные историки, а они весьма оживились по случаю юбилеев от 2002 до 2012 гг., отмечают, что трактовка событий 1812 г. и, конкретно, Бородинского сражения, прямо зависит от источников, которые кладутся в основу исследования или, наоборот, критикуются. Можно констатировать, что и сейчас нет полноты и однозначной оценки многих фактов, но есть обилие их толкований. То есть говорить об однозначной, «объективной» правде, правде фактов, которой якобы поступился Л.Н.Толстой в своем романе и в корне исказил тем самым историю, нельзя. Есть те источники, которым писатель противоречит, и те, которые вполне согласуются с его позицией… Можно утверждать, что в главном, а не в частностях Толстой все же более прав, чем многие историки, усматривающие в «Войне и мире» лишь художественный вымысел или писательский произвол…
Карпушкина Людмила Александровна: Да, Толстой весьма тонко маневрирует, выстраивая свою концепцию: например, изображая предшествующие войне 1812 г. антинаполеоновские кампании, он концентрирует внимание на провалах русской армии, а о грандиозном сражении при Прейсиш-Эйлау (закончившемся вничью, но, по словам Д.В. Давыдова, моральной победой русских) лишь вскользь упоминает. И на это есть причины: в идейном и композиционном плане Толстой выстраивает повествование сначала по нисходящей линии, а переломным судьбоносным для обеих армий моментом называет Бородино, где на Францию «в первый раз была наложена рука сильнейшего духом противника»...
Минералова Ирина Георгиевна: Вот именно! И вновь приходится пригласить к разговору Юрия Ивановича, который в своей давней (1987 года большой статье) объясняет способы обхождения с историческим материалом в «Войне и мире», сравнивая инструментарий Л. Толстого в работе над Аустерлицем и Бородино, а затем, сравнивая толстовское обхождение с историческим материалом и, например, Б. Окуджавы. Очень свежо и современно звучат его выводы и для историков и для историков литературы. Минералов Ю. Да это же история! («Историческая точность» и художественная условность)// Вопросы литературы. – 1987. – № 5.)
Стояновский Михаил Юрьевич: Правильно, факты исторические – в их отборе по многим документам – рисуют картину, во многом близкую Толстому: при известном планировании Кутузовым и Наполеоном генерального сражения - некую его спонтанность и случайность. Кутузов не то чтобы самоустраняется от оперативного руководства, но понимает всю непредсказуемость хода событий: «…В этом боевом порядке намерен я привлечь на себя силы неприятельские и действовать сообразно его движениям. Не в состоянии будучи находиться во время сражения на всех пунктах, полагаюсь на известную опытность господ главнокомандующих и потому предоставляю им делать соображения действий на поражение неприятеля. Возлагаю все упование на помощь Всесильного и на храбрость и неустрашимость российских воинов...»
Наполеон надеялся в считанные часы разгромить русскую армию, но оказался бессилен, и его же круг в мемуарах отметил пассивность, нерешительность и усталость пророка нового Аустерлица… Был маневр, было сосредоточение сил и огня, был захват позиции (пусть даже французы не отошли, а остались на поле, как говорят некоторые исследователи), …а русские не бегут, не чувствуют себя побежденными! Насколько это было неожиданно? Уж положимся на поэтическое чувствование истории М.Ю. Лермонтовым в его «Бородино». Героическая самоотверженность русского войска предрешила исход всей войны.
Минералова Ирина Георгиевна: Год истории в России – какой прекрасный повод для того, чтобы вспомнить о том, как может быть выражена любовь к Родине, к Отечеству, как это бывало с отдельными людьми и народом в роковые для Родины и Отечества времена. Отечественная война 1812 года будто бы стала для всех своеобразным средоточием, от которого расходятся энергетические лучи как в прошлое, так и в грядущее.
Впрочем, это почувствовал И.А. Бунин как раз в 1944 году и написал рассказ «Чистый понедельник», в котором «свел» в один узел понимание того, что есть частная и общая, и священная история… Во время Великой Отечественной войны в оккупированной фашистами Франции он «делает вид», что рассказывает импрессионистическую новеллу о свиданиях его и ее в канун Второй Отечественной в России, и постоянно напоминает об Отечественной войне 1812 года. Он так это почти небрежно делает, что удивляешься, почему слова Платона Каратаева, крестьянина и солдата из толстовского романа, процитированные ею, так пронзительны и философичны сегодня: «Счастье наше, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету»… И невольно «натыкаясь» на «юбилейное» сегодня, хочется попросить и киношников, и телевизионщиков, и писателей, и историков, и учителей, и братьев и сестер в филологии: прежде чем браться за историческую тему, разбудите в себе чувство благодарности! Да вот опять ехидный Розанов подсказывает и нынешней интеллигенции, умеющей сладкопевно ворковать: «Для того, чтобы любить Отечество – нужно что-нибудь для него сделать (курсив автора – И.М.)» Очень полезное и своевременное напоминание!
