С Новым, 1917-м!

Как встречали последний новогодний праздник в Российской империи

Пожалуй, еще никогда россияне не ждали Нового года с такой тревогой. Завершался третий год мировой войны, но ощутимых успехов на фронтах так и не удалось достичь. Русская армия испытывала колоссальное напряжение и несла огромные потери. Экономика слабела день ото дня, явственно ощущался недостаток продовольствия. Глухо роптали рабочие, недовольство в деревнях и селах нарастало…

На встрече с послом Франции Морисом Палеологом Николай II сказал, что «полон упорной решимости продолжать войну до победы, до решительной и полной победы». И поинтересовался: «Вы читали мой последний приказ армии?». Собеседник почтительно кивнул головой: «Да, конечно, и я был восхищен уверенностью и непоколебимой энергией, которыми дышит этот документ». И поразился: «Но какая пропасть между этим блестящим заявлением вашей самодержавной воли и реальными фактами. В этом приказе вы заявляете о вашей непреклонной решимости завоевать Константинополь. Но как доберутся до него ваши войска? Не пугает ли вас то, что происходит в Румынии?»

В декабре 1916 года австро-германские войска захватили Бухарест. Русские были вынуждены прийти на помощь своему незадачливому и слабому румынскому союзнику. Разумеется, это обернулось новыми жертвами.

Тем не менее, Николай II сохранял привычный оптимизм. Палеолог же не стал скрывать, что «растерянность, которую я наблюдаю в лучших умах, беспокойство, которое я констатирую у самых верных ваших подданных, внушают мне страх за будущее России».

Подобные чувства возникают и у других людей. «Мы накануне таких событий, которых еще не переживала мать Святая Русь, и нас ведут в такие дебри, из которых нет возврата… – пишет председатель Государственной Думы Михаил Родзянко в письме князю Александру Куракину. – Необходимо принять быстро некоторые меры, чтобы спасти положение».

Великий князь опасается взрыва, но надеется на лучшее: «Нехорошие назревают события, но сами идут в пасть - страшно, но судьба да руководит на нашей Святой Руси».

В близких к императору кругах обсуждают мучительный вопрос: не разогнать ли Государственную Думу, откуда все чаще звучат дерзкие речи, и устроить новые выборы, в результате которых места в парламенте получат другие, лояльные самодержавию депутаты. Однако царь колеблется, слыша возражения членов правительства. К примеру, министр иностранных дел Николай Покровский говорит Николаю II, что «роспуск Думы, который при незакономерности ее действий всегда зависит от верховной власти, в настоящих условиях есть начало революции. Рабочие на фабриках и заводах находятся в крайнем состоянии брожения, достаточно искры, чтобы вызвать их на улицу…»

Распустить парламент царь так и не решился, но своим указом повелел отсрочить возобновление занятий Государственной Думы и Государственного совета до 14 февраля. Может, надеялся, что страсти улягутся?

Ан нет, в первый же день работы парламента стены зала Таврического дворца буквально сотрясла речь депутата Александра Керенского, будущего министра-председателя Временного правительства. В своем выступлении он практически призвал к свержению самодержавия, пригрозив в финале: «Мы зас­та­вим уй­ти тех, кто гу­бит, пре­зира­ет, из­де­ва­ет­ся над стра­ной!»

Все это случится очень скоро, пока же народ бурно обсуждает недавнее убийство «старца» Григория Распутина, лекаря цесаревича Алексея и, как утверждала молва, немецкого шпиона. О расправе с ним говорят во дворцах, богатых и бедных домах, на улицах, в очередях, застывших у дверей мясных и бакалейных лавок.

В прессе Распутина почему-то называли «известное лицо». По этому поводу поэт Владимир Мятлев сочинил ироническое стихотворение, в котором были такие строки: «Твердят газеты без конца / Про смерть «известного лица», / И о «лице» из двух столиц / Наводят справки много лиц».

Гораздо важнее и печальнее для обывателей иные новости. Все дорожает и многого не хватает. В частности, продуктов, причем, самых простых – хлеба, картофеля, круп, муки. О мясе и говорить нечего – дефицит из дефицитов!

Писательница Надежда Тэффи со злой иронией свидетельствовала: «…У нас (в Петрограде – В.Б.) ни к чему приступа нет. Мясо - стой в очереди, а уж один мальчишка, говорят, насмерть замерз. Булок булочники не продают. Видно, сами лопают, чтоб им лопнуть. Поздравляю с наступающим Новым годом».

Московская городская управа, стремясь хоть как-то помочь горожанам, приступила к разведению свиней. При Покровском распределительном пункте открылась первая ферма. Увы, февраль семнадцатого подложит «свинью» самим авторам этой идеи…

Жизнь становилась тяжелее и от того, что изнуренную войной Россию буквально обирали… союзники. К примеру, в январе 1917 года Англия выразила готовность доставить России 3,72 миллиона тонн различных стратегических грузов. Но за это Россия должна была отдать – не после войны, по ленд-лизу, как во Второй мировой, а сразу же – 30 миллионов пудов пшеницы, 100 тысяч тонн льна, 250-300 тысяч гектолитров спирта, огромное количество леса, марганца, асбеста и много других продуктов и материалов.

Писатель Леонид Андреев в задумчивости оглядывает свой дом. И замечает: «Двадцать минут до нового 1917 года. В квартире светло. Колокол на близкой церкви. Нас только двое с Анной. Мне нравится. Чувство большой бодрости, силы и жизни. Не обман ли? Уверен, что 1917 год несет мир и революцию».

В полночь, 31 декабря, граждане великой империи сдвигали бокалы с шампанским и поздравляли друг друга – сейчас это звучит иронично – с наступившим 1917-м годом. Во все концы страны летели новогодние открытки с пожеланиями счастья, здоровья и благополучия.

Многие успокаивали себя – ведь и десяток с лишним назад, в 1905 году в столице тоже было тревожно, а в Москве и вовсе грохотали пулеметы и слышались ружейные залпы, однако, все успокоилось. Даст Бог, и нынче все обойдется.

«Вот и закончился этот горький год!» – облегченно вздохнула императрица. То ли еще будет, Александра Федоровна!

В Петрограде по распоряжению митрополита Питирима во всех храмах было совершено торжественное молебствие. Митрополит находился в соборе Александро-Невской лавры, в Исаакиевском и Казанском соборах были викарные архиереи – Вениамин Гдовский и Геннадий Нарвский.

Император Николай II принимал поздравления в Большом Царскосельском дворце. Монарха поздравляли с Новым годом первые чины Двора, министры, лица из его свиты, среди них великие князья, а также представители дипломатического корпуса. Царила непринужденная обстановка, улыбки не сходили с лиц…

В столице и в Москве праздник, а далече, на фронтах не утихает артиллерийская канонада и каждую минуту гибнут люди. О событиях мировой войны сообщали газеты, вышедшие 1 января 1917 года.

В частности, недалеко от Риги, в районе южнее озера Бабит «немцы густыми цепями атаковали наши части, расположенные восточнее деревни Калицем. Атака была отбита».

В другой сводке – с польского направления – говорилось, что воздушная эскадра противника из 13-ти аэропланов сбросила на наши позиции у Родзивалова около сорока бомб. В ответ русская авиация накрыла пулеметным огнем батарею противника у деревни Крухов – в 20 верстах восточнее Зелочева. На Румынском и Кавказском фронтах «ничего существенного не произошло».

Новый год отметили в штабе Юго-Западного фронта. Его главнокомандующий Алексей Брусилов на торжестве, устроенном для военных, произнес пламенную речь, в которой выразил уверенность в грядущей победе: «Я лично, как по имеющимся в моем распоряжении сведениям, так и по глубокой моей вере, вполне убежден, что в этом году враг будет, наконец, окончательно разбит. Мы его уничтожать совсем не желаем, но мы должны его наказать за то море крови, которым он залил Европу… Да здравствует Государь Император! Да здравствует святая Русь! Ура!..»

Однако факты говорили о том, что победа была уже недостижима. Снабжение Русской армии было недостаточным. В 1916 году дезертировало около полутора миллионов человек. В частях и соединениях участились волнения, которые жестоко подавлялись. Так, в первый день Нового года по приговору военно-полевого суда на Северном фронте было расстреляно 24 солдата 17-го Сибирского стрелкового полка.

С фронта в тыл шли письма, многие из которых были наполнены отнюдь не патриотическим содержанием. Вот строки из послания солдата 78-го пехотного запасного полка А. Бриловского: «Я с нетерпением ожидаю минуты, когда фронт повернется в обратную сторону лицом и потребует оплаты по счетам... настроение у всех скверное, озлобленное».

По данным военной цензуры, число подобных писем в декабре 1916 года составило 11 процентов от общего числа корреспонденций. В январе 1917 с фронта.

Как принято, 1 января российские газеты вышли с оценками прошлого года и прогнозами относительно года наступившего.

Обозреватель «Русского слова», некий Рэффи писал, что он никого не хочет поздравлять, ибо сложившаяся ситуация напоминает анекдот: «Крепко вас целую и от души поздравляю: у вас пожар в доме и тетка зарезалась».

Прошедший 1916 год он назвал так: «Глупый был покойничек и бестолковый».

Газета «Русское знамя» вопрошала: «Предпринято ли нами что-нибудь такое, чтобы отошедший в вечность старый «несчастный» 1916 год не вернулся снова, не воплотился в своего юного преемника со всеми прежними горестями и невзгодами, которыми сам он так щедро одарял нас изо дня в день, не зная ни жалости, ни пощады?» На этот вопрос следовал категорический ответ: «Ровно ничего не сделано в этом направлении, ничего существенного не предпринято!»

Член Государственной Думы Федор Родичев на страницах «Нового времени» выступил со статьей, в которой были такие слова: «Теперь надежды одной мало. России нужно осуществление, нужны решительные шаги, действенное начало...» И предрекал: «1917 год – год решающего поворота в судьбах страны». Что ж, представитель партии кадетов попал в самую точку.

Тем временем, из Петроградского охранного отделения сообщали: «...Настроение в столице носит исключительно тревожный характер. Циркулируют в обществе самые дикие слухи, одинаково как о намерениях правительственной власти (в смысле принятия различного рода реакционных мер), так равно и о предположениях враждебных этой власти групп и слоев населения (в смысле возможных и вероятных революционных начинаний и эксцессов). Все ждут каких-то исключительных событий и выступлений как с той, так и с другой стороны…»

В рапорте начальника Казанского жандармского управления говорилось, что настроение общества повышенное, «огромное большинство его настроено против правительства, чего никто и не скрывает, говорят об этом совершенно открыто».

Вскоре улицы заполнились людскими толпами. Массовые демонстрации рабочих прошли 9 января 1917 года – в память о «Кровавом воскресенье» - в Баку, Нижнем Новгороде, Воронеже, Харькове, Ростове-на-Дону, Новочеркасске и других городах.

В тот же день более 30 тысяч рабочих, прекратив работу, вышли на улицы Москвы. На Тверском бульваре демонстрация была разогнана конной полицией.

Но на этом волнения не прекратились. Днем на Театральной площади появилась группа рабочих и студентов с красными знаменами и лозунгами «Долой войну!», «Да здравствует Российская социал-демократическая рабочая партия!» Их поддерживали многие прохожие.

Днем демонстранты двинулись к Охотному ряду. Возле гостиницы «Метрополь» дорогу шествию преградила конная полиция. Пока у стражей порядка было еще достаточно сил, чтобы разогнать толпы протестующих. Но в феврале, когда на улицы выйдут сотни тысяч людей, они окажутся бессильны…

Начались забастовки. Только в январе 1917 года остановили работу 270 тысяч рабочих, из них более половины в Петрограде - 177 тысяч. Волнения в столице не утихали ни на один день и стали грозным предвестником надвигавшихся событий.

Впрочем, повседневная жизнь в городах шла своим чередом. Россияне посещали кинематограф – особенным успехом пользовались фильмы с участием Веры Холодной и Ивана Мозжухина. Были полны и театры. Знаменитый бас Федор Шаляпин солировал в благотворительном спектакле Рихарда Вагнера «Дон Карлос», который прошел в Большом театре.

На сцене столичного Михайловского театра под овации зрителей танцевали балетные примы – Тамара Карсавина, Матильда Кшесинская, Екатерина Гельцер. Впрочем, критик «Нового времени» рецензировал зрелище без восторга, как «блюдо давнишнее, приготовленное без претензии, по вкусу доброго старого времени. Весело, водевильно, наивно». Хотя Кшесинскую он выделил, посчитав, что она «волшебничала» на сцене.

Народ жаловал и спортивные состязания. Большой интерес вызвали забеги конькобежцев в Москве на Кубок неоднократного чемпиона мира и Европы Николая Струнникова. На двух дистанциях – 1500 и 10000 метров победу одержал молодой Яков Мельников – фигура в то время весьма популярная. Кстати, он выступал на ледяной дорожке без малого тридцать лет – с 1913-го по 1941-й.

Набирала популярность новая русская забава – хоккей с мячом. В январе в Казани и Сызрани прошли товарищеские встречи по этому виду спорта. А в Петрограде состоялись официальные матчи. В игре на Кубок городской лиги встретились представители клуба «Спорт» и Путиловского кружка спорта. Однако зрители – их собралось немало – не увидели упорной борьбы. Без особых усилий, со счетом 8:1 победили хоккеисты «Спорта».

Увы, пройдет совсем немного времени и людям станет не до театра, кино и прочих развлечений. В России начнутся нескончаемые митинги и демонстрации. Николай II покинет престол, империя прекратит существование, но волнения будут продолжаться с нарастающей силой…