Высокая ясность лучится от его стихов: о! никаких игр – трагедия даётся предельно всерьёз, и Георгий Иванов, вырванный из России, в сердце нёс боль вырванности, созидая картины тонкие и точные:

 

Белая лошадь бредёт без упряжки.

Белая лошадь, куда ты бредёшь?

Солнце сияет. Платки и рубашки

Треплет в саду предвесенняя дрожь…

 

Я, что когда-то с Россией простился

(Ночью навстречу полярной заре),

Не оглянулся, не перекрестился

И не заметил, как вдруг очутился

В этой глухой европейской дыре.

 

С ситуацией не поспоришь: её необходимо принять, смирившись, почувствовав всю меру опыта, которым нагружает жизнь.

…множественность состояний, испытываемых в краткий отрезок времени, лапидарно живописует, и то, как завершается стихотворение, благоухая, примиряет и с собой, и с миром:

 

Я твёрдо решился и тут же забыл,

На что я так твёрдо решился.

День влажно-сиренево-солнечным был,

И этим вопрос разрешился.

 

Так часто бывает: куда-то спешу

И в трепете света и тени,

Сначала раскаюсь, потом согрешу

И строчка за сточкой навек запишу

Благоуханье сирени.

 

Иванов краток был в основном, максимальной ёмкостью отмечая собственный поэтический путь; и трагедия, расколовшая жизнь, так много в ней определила…

Остаются – жизнь и смерть, и, даже выиграв, не очень интересно… от этого выигрыша:

 

Мне говорят — ты выиграл игру!
Но все равно. Я больше не играю.
Допустим, как поэт я не умру,
Зато как человек я умираю.

 

Вместе – он стоик: его поэзия явно стоического окраса…

Как ещё объяснить спокойствие перед таким космически-завораживающим понятием: умираю…

Стона нет.

Всё на эмоции – стороннего наблюдателя: будто исследует себя, следя за собою.

Мир его – литературен, не зря же образы и имена так врываются в стихи его:

 

Я люблю безнадёжный покой,

В октябре – хризантемы в цвету,

Огоньки за туманной рекой,

Догоревшей зари нищету…

Тишину безымянных могил,

Все банальности «Песен без слов»,

То, что Анненский жадно любил,

То, чего не терпел Гумилёв.

 

Мир приглушённой красоты: строгая, японская графика хризантем, их элегическая живопись…

Есть в поэзии его неизбывность одиночества: будто кроме него и нет ничего на свете – всё приходится рассматривать через эти призмы, и иные грани ранят: остро, до безнадёжности.

Стоицизмом вновь преодолевается она.

Вместе – кажется, тайна бытия раскрылась поэту, иначе – не было бы таких строк:

 

Так, занимаясь пустяками –

Покупками или бритьём –

Своими слабыми руками

Мы чудный мир воссоздаём.

 

Поэтическое здание – выстроенное им по классическим канонам – красиво.

Сад стихов, разбитый Ивановым, благоухает.

 

 

Художник: С. Малютин (из открытых источников).

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование