* * *
Обманчивое, хрупкое тепло…
И бабочка порхает над лугами,
Хоть я ждала, что хрустнет, как стекло,
Трава,
Уже не встав под каблуками…
Так горько знать,
Что всё равно конец
У лета, что уже пылает красным.
И бабочка над мятой – не жилец,
Хотя она по-прежнему прекрасна.
Всему свой срок.
И время уходить.
А вот очнулась —
И трепещут крылья.
Так ветер тащит за собою нить —
И змей парит,
Лежавший от бессилья, —
Он видит землю маленькой, родной,
Но тащит вверх,
Где скроет облаками…
Любовь под осень кажется смешной,
Но я держусь за ниточку руками.
Бегу за змеем,
Плача, замкнут круг:
Река и луг сольются в вихре белом.
И нить боюсь я выпустить из рук,
Хоть знаю,
Что у Бога под прицелом.
И задержаться, в сущности, страшней…
И скоро нужно завернуться в кокон.
Но ничего не кажется важней
Любви, что обожгла, как будто током.
Так нежен август, что почти истёк,
Дождями голося по цинку крыши.
И змей парит,
Как сорванный листок,
И с каждым кругом в небо рвётся выше.
* * *
Такой сентябрь,
Как чистая слеза.
Пронзительно прощание с рекою.
И на ладонь садится стрекоза,
Что задержалась, сердце беспокоя.
Её-то время точно истекло…
Из света дни, сплетённые, как в сказке.
Щемящее прощальное тепло…
Но знаешь, дело движется к развязке.
И завтра побежит по веткам дождь,
И дни дождём стекают между пальцев.
Порыва ветра вызывают дрожь.
Острее чувство: здесь мы постояльцы.
Но бабье лето ворожит обман.
И веришь, что любовь не за горами.
Но осень в туче открывает кран,
Что не закрыть озябшими руками.
Но не сегодня.
Это завтра всё.
Так отчего печаль на сердце камнем?
Молчит кукушка.
Не продолжить счёт,
Что растревожил в августе недавнем.
* * *
Бабье лето раскинуло сети.
Зависаю, паря стрекозой,
В неожиданном сказочном свете,
Где промыт мир сбежавшей слезой.
Всё длиннее глубокие тени.
Солнце будто пошло на закат.
Сплошь в заплатках из листьев ступени.
Скоро время тоски и утрат.
Но струится в лучах паутинка,
Липнет к пальцам, протяжно звеня.
Все осыпались пылью тычинки,
Хоть стреножило время коня…
Слабым пальцам тепла не хватает.
И одышка от ветра, что в грудь.
Это эхо от лета растает,
Хоть и кажется: можно вернуть.
Конь хлебнёт родниковой водицы.
Тронут крылья в полёте струну.
Только время уже торопиться
Отходить к неизбежному сну.
* * *
Бабье лето.
Последнее солнце.
День прозрачен, как будто стекло.
И дрожит на ветру волоконце
Одуванчика, чуя тепло.
Так и я вот дрожала,
Вдыхая
Влажный ветер последней любви.
И казалось, не видела края
И что ноги все сбила: в крови.
Шла и шла по скале, как слепая,
Как лунатик,
Что чувствует свет,
Тот, что осень несёт золотая
Перед тем, как оставить скелет
Стройной липы, склонившейся к клёну,
Шелестящей о нежном, своём,
Не ко времени поздно влюблённой
И поверившей: лучше вдвоём
Уходить в белоснежную зиму,
Где палата и белый халат,
Где пушинкой уносишься мимо
В райским светом пропитанный сад.
* * *
А лето всё длится и длится,
Хоть выжжена солнцем трава
И льдом обжигает водица.
Вся в охряных брызгах листва.
Обманчива, ветрена ласка
Забредшего в гости тепла.
Звенит смех ключами из связки
И плеском осколков стекла.
Как рыба, что бьётся на леске,
Ступаешь по кромке воды.
И сбита слезинкою резкость,
Как смотришь сквозь листик слюды.
И парусник, белый, как лебедь,
Скользит по студёной реке.
А сердце взметнётся на гребень —
И рухнет, как птица в пике.
* * *
И время, опустевшее давно,
Скрипело, как рассохшиеся доски.
И становилось пусто и темно,
Как будто разошлись, напившись, гости.
Усталость накатила и тоска.
И даже стены холод излучали.
Текли минуты струйкой у виска.
Перевернуть — и снова жизнь в начале.
Но так тяжёл в часах песочек был,
Что опрокинуть не хватало силы...
Промозглый ветер продувает тыл.
И я уже, наверно, отлюбила.
Теперь одной стоять на сквозняке.
Смотреть, как птицы улетают клином.
И вслед кричать на птичьем языке,
Что ничего уже непоправимо.
Баюкать в горле, запирая плач.
И уходить в себя с прямой спиною.
И знать, что время кончилось удач,
Но трели соловьиные со мною.
* * *
В чёрный шёлк облеклась стрекоза
И зависла над сизой полынью.
И качается, будто слеза,
На ресницах, подкрашенных синью.
Это неба плеснул лазурит.
Только знаешь, что время прощаться.
И уже под лопаткой болит.
Срок для птиц в страны тёплые мчаться.
Отшумела любовь.
Отцвела.
День последний,
По-летнему щедрый.
От костра вьётся пухом зола,
Будто писем клочки гонит ветром.
Вот и осень…
Щемяще тепло…
Что кружить, стрекоза, над рекою?
День скрипит,
Как под губкой стекло,
И прозрачен, свободного кроя.
От свеченья обуглился куст.
И полощется листьев кострище.
Солнце, красное, словно арбуз,
Расколовшийся над пепелищем.
Сладкий сок,
Что течёт по губам…
Время кровью стекает с ладони.
Жизнь проходит,
Как весь птичий гам,
Словно удаль солдатской гармони.
* * *
Лиловых флоксов пена оседает.
А лилии — как лебеди в реке.
И журавли уже собрались в стаю
И улетают молча, налегке,
Как будто в путь последний провожают
Того, кто чёрной точкой впереди.
И ничего день тёплый не решает,
Когда уже торопишься уйти.
А я застыла, задержав дыханье.
У осени на краешке стою
И всё молю о призрачном свиданье,
Где к берегу прибиться кораблю…
Погас маяк
И больше не мигает…
И знаешь, скоро грянет ледостав.
День стрекозой прозрачной зависает,
Что невзначай садится на рукав…
Спугнуть боюсь.
Хоть знаю: задержалась
Та стрекоза.
И в этом есть печаль…
Пронзительна к денькам ушедшим жалость.
И в ласку солнца кутаюсь, как в шаль.
Уже сентябрь,
Что кличут бабьем летом.
В погоде всё имеет краткий срок.
Последним согреваюсь мягким светом,
Что молоком стекает между строк,
Чтобы зимой под лампой проявиться,
Вернуть туда,
Где облетает цвет,
Хоть кормишь с рук постылую синицу
И в рыхлый снег впечатываешь след.
* * *
Всё вернулось к началу.
Напрасно мотался клубок.
В наготе ты пришёл,
В наготе ты сплетёшься с корнями.
И взбирается вверх по забору вьюнок.
И сливаются тени с чужими тенями.
День последний у речки —
И снова цейтнот.
И сбивается в ком покрывало заката,
Розовеет, как будто налившийся плод.
Только знаешь: за всё предназначена плата.
Этот ветер в лицо по-осеннему крут.
Сушит слёзы шершавой и твёрдой рукою,
Промокает глаза,
Словно мятый лоскут,
Что надушен ментоловым, мятным настоем.
Полной грудью вдохнуть,
Чтобы долго дышать,
Так свободно,
Как в юности только бывает.
И как будто в конце:
Никуда не бежать
И тянуться к фламинго из облачной стаи.
* * *
Будто Ледовитый Океан
Расплескал ледовые торосы,
Точно за окном гулял буран
И оставил снежные заносы.
И сугробы сбились над крылом
В мягкие пуховые перины.
На земле остался где-то дом,
Где живу давно без половины.
Отчего же сердце вновь щемит,
Что опять из дома улетаю?
И осадок, будто от обид,
Словно провожаю птичью стаю,
Что уже выстраивалась в клин
И сгущала сумерки печали…
Облако, как белый равелин,
Словно сон, где всё ещё в начале.
...Жизнь моя ажурная, как вязь,
Превратилась в ветошь сплошь в прорехах.
И паришь, с землёй теряя связь.
Жизнь летит в погоне за успехом.
* * *
Облака сгущаются над морем.
И на сердце камень в глубине.
Он прикрыт от глаз спокойных пеной,
Что играет в поло на волне.
И свинцовый полог над горами
Будто коршун, машет мне крылом,
И скрежещут близко жерновами.
Как валун,
С небес сорвался гром.
И печаль под горло подкатила,
Что осталось лето за спиной.
И на горы брызнули чернила,
Затянув вершины пеленой.
И волна ударит, как кастетом.
Но всё жду: разгонит облака,
Ведь по кромке тучи кантик света.
…И всё строю замок из песка…
Как песчинки годы пролетели,
Протекли меж пальцев, как вода.
И вблизи нелепы стали цели.
Жизнь прошла, как вешняя вода.
* * *
И ветер уносит тебя по песчинке.
Любви не осталось,
Лишь горечь разлуки.
И к юности глупой прощальная жалость.
И в треморе скачут по клавишам руки.
Все звуки с фальшивою нотой веселья,
Что всё впереди и ещё поправимо.
Но раз соловьиной заслушавшись трелью,
Всю жизнь пропустила беззвучную мимо.
Смычки и валторны,
И звуки органа,
Что нотой тревожили грустной и сладкой.
И солнца янтарь без чужого ограна
Манил, зачаровывал странной загадкой.
Как всё пролетело?
И море клокочет,
Рычит и плюётся, взбесившись вдруг пеной.
И только смотреть на него остаётся,
И, кажется, молча смириться с изменой.
Да, жизнь изменяет
С другими, кто краше,
Кто слышит ещё соловьиные трели
В ночи, что черней, беспросветнее сажи.
И жду, что однажды вернутся капели.
* * *
Дымится звуков пряжа золотая.
Я нить пряду, кручу веретено.
Спасают песни от тоски и края,
Как будто бы волшебное руно.
Чуток огня, хотя б от сигареты.
А после ветер учудит пожар.
Я снова заплуталась в позднем лете,
Хоть берегу сошедший с неба дар.
На пляже красный флаг с полоской охры.
Рокочет море, гальку теребя.
И пахнет иодом, солью, ветром мокрым.
И вновь грущу, что рядом нет тебя.
И жизнь прошла,
Как камень брошен в омут.
И в шторм не видно на воде кругов.
Лишь гребень пены в теплую погоду.
И нет вдали привычных берегов.
Круги, круги, как кольца годовые,
Но на воде не сохранить следы.
Любимые, лишь в памяти живые,
Теперь растят чужие мне сады.
А я всё здесь.
Опять грущу у моря.
И собираю золотой песок.
И не спешу увидеть в коридоре
Чудесный свет, как дождь наискосок,
Почти грибной,
Когда сквозь слёзы солнце.
И зарастут могилы все травой.
И наша жизнь — как нитки волоконце.
И голос в нас всех тех, кто неживой.
* * *
Под потолком метался шмель,
Как будто дух печали,
Дорога — от дождей кисель.
И осень — не в начале.
Но шмель всё жил
И ждал тепла,
Что будет бабье лето,
Что не накроет скоро мгла…
И в доме много света,
И в вазе срезанный цветок
Стоит и пахнет дивно,
Хотя и веет ветерок
Из форточки противный.
Молол шмель в доме тишину
И сердце рвал на части,
Напоминая про весну,
Когда бурлили страсти.
Жужжал, кружил у батарей
И скорбно бился в стёкла.
И снег, как пух от тополей,
Притягивали вётлы.
Снег таял прямо на окне
И был похож на слёзы.
И тень скользила по стене,
Как шапочка мимозы.
И шмель боялся вдруг уснуть
И не очнуться в зиму.
И сердце съёжилось, как ртуть,
Что всё непоправимо.
* * *
Лицо вверх к небу поднимал
Луны кружок из чрева мрака,
Голубоватый, как опал,
Стоял над теменью барака.
Летучей мышью висла ночь,
Крылом мохнатым щекотала,
И липла к пальцам, словно скотч,
Стирала слёзы опахалом,
Ещё по-летнему тепла.
И от свеченья шла тревога:
Как лабиринт, где зеркала
Скрывали к выходу дорогу.
Старуха мёрзла на крыльце,
Как лес, застывший чёрной глыбой.
Блик на морщинистом лице
Скользил и бился в сетке рыбой.
* * *
Зачем живёшь ты в памяти ладоней?
И почему с тобою говорю
Я в тихий вечер,
Когда сердце стонет,
И лунный свет подобен янтарю,
Что море ночи вышвырнуло в окна
С волной холодной
И шлифует свет...
Любовь прошла...
Из речки полноводной
Стал ручеёк —
Вот-вот сойдёт на нет.
Зачем тревожить сон,
Цветной и рваный,
На бред похожий,
Где с тобой вдвоём?
И в голове плывёт всё от дурмана.
Огни слезятся, глядя в окоём.
Лицо твоё рябит, как отраженье,
Что робкий ветер прогоняет прочь.
И это незаметное движенье —
Как будто двери раздвигает ночь,
Чтоб свет впустить,
Пусть лунный, серебристый,
Блестящий, словно рыбы чешуя…
На этой ряби вспыхивают искры
Короткого земного бытия.
* * *
Блеснула рыба в глубине,
Как зеркало, и ослепила,
Как озаренье, что во сне,
От света, что горит вполсилы.
Хвостом вильнула, ускользнув
Меж стеблей лилий и кувшинок.
И сердце-камень,
Мягкий туф,
Как на батуте из пружинок:
Подскачет вверх — и снова вниз...
Любовь казалась неземною.
Жизнь осветила, как карниз —
Вдруг для прогулок под луною.
Бреду лунатиком на свет,
Слепящий зыбкой амальгамой.
Любимый вижу силуэт.
И пахнет илом, топью, драмой.
* * *
Ведь всё прошло,
Но снова всколыхнуло,
Когда вернулось летнее тепло,
Когда октябрь уже нацелил дуло,
И мухами засижено стекло.
Когда сентябрь сошел с ума,
Ведь охрой
Обожжены, иссушены листки.
И ждём погоды, беспросветной, мокрой,
Но вновь шиповник тянет лепестки
К лучам последним трепетного солнца,
Что не спеша уходит на закат.
И остаётся дней любви на донце,
И наступило времечко утрат.
А я тянусь всё к ниточке из света
И, как паук, плету веретено.
И жду, чтоб в сеть стихов поймалось лето,
Что в полночь бьётся не в моё окно.
* * *
Разве стану тебя упрекать,
Что моё всё исколото сердце?
Всем казался мне, милый, под стать,
Но захлопнута в прошлое дверца.
Постучусь —
Но замрут за стеной.
И в глазок поглядят тёмным оком.
И накроет тяжёлой волной,
И ударит до судорог током.
Звякнешь цепью,
Не снимешь крючок,
Что на душу накинул в смятенье.
…И пиликает время, наивный сверчок,
И готовит от боли забвенье.
Смолкла скрипка.
Что проку скорбеть?
Плеск воды, омывающей ноги.
Певчий дрозд,
Что на жёрдочке клеть
Обживает,
Забыв про дороги.
Льётся лучик из прорванных туч.
Душен день, облепляет, как тина.
И скрипичный к душе твоей ключ
Подберёт ли твоя половина?
А душа не смирилась,
Хоть плач,
Всё скользит по волшебному свету.
И кидаю о стенку
Я мяч,
И ловлю как удар от ответа.
* * *
Уже сады свистят в два пальца
Вслед отпылавшему теплу.
И натянул как бы на пяльцы
Паук плетение в углу.
И шмель повис на паутине:
По крыльям будто сыпет град.
И столько скорби в сей картине
Конца и времени утрат.
Приблудный ветер студит воду
И дует, как на кипяток.
На осень поворот погоды.
На дачу помощней замок…
Замок на сердце в паутине,
Где половицы всё скрипят
О той любви, где парус в сини
И как волна шальная взгляд.
* * *
Так и жизнь пролетит на потребу
Этой дудке трухлявой, родной.
Смотрит холодно синее небо…
Тёмный лес протянулся стеной.
Только где-то в глубинах чащобы
Вторит дудке моей соловей.
Жму на дырочки…
Что за хвороба? —
Свет ловить сквозь сплетенье ветвей.
Что за дар мне достался в наследство?
Что за яд в моей крови течёт?
Помидоры растят по соседству
И годам не ведут скорбный счёт.
Это мне лишь забава стучаться
К той беде,
Что стоит на борту.
И на воду глядеть,
И прощаться,
Птичьи трели ловя на лету…
Потянусь,
Покачнусь —
Накренится
Эта лодка — и хлынет вода.
Морщит время счастливые лица.
И гудят на ветру провода. —
Словно пальцы коснулись органа,
И погладили, пробуя звук.
Жизнь – мираж, что блестит из тумана,
И стихи— как спасательный круг.
* * *
Ах, этот пьяный воздух по весне…
Я в марте с болью маму вспоминаю.
А кот орёт, качаясь на сосне,
Увидев в синем небе птичью стаю.
То птицы возвращаются домой,
Чтоб спеть вновь так,
Как только здесь поётся.
Жизнь кажется забавною игрой,
Как блик луны дрожит на дне колодца.
…Так страшно полыхает Сити Холл,
Где мальчик тот, стрелявший из рогатки,
Теперь спокойно направляет ствол,
Чтоб с жизнью рассчитаться без оглядки
На близких,
Что когда-то провожал
В чужую даль
И плакал в ночь украдкой.
И лунный свет тревожил и мешал.
И жизнь казалась сумрачной загадкой…
Теперь оценщик жизней в ломкий грош.
Чужая кровь —
Солёная, как море…
И звёзды с неба выстроились в ковш,
Не для того ль, чтоб черпать, черпать горе
Других, неверных, праздных, не родных…
Поют не птицы –
Души павших близких…
Боль бьёт наотмашь, резко и под дых,
И, как грибы, растут о жертвах списки.
* * *
Теперь всё реже говорю с тобой,
Хоть освещаешь путь в ночи по краю.
И дни летят опавшею листвой.
Так много их,
Что сбились ветром в стаю.
Совета, мама, больше не прошу.
И только постоянно сожалею.
Я собираю, будто анашу,
Слова в стихи.
Твоей тоской болею…
Свой странный дар зачем передала?
Оставила одну с дурманом сладким.
По ком звонят в тиши колокола,
Когда сижу и плачу над тетрадкой?
Такой густой и мелодичный звон. —
Так, помнишь, камень бросив в Херсонесе,
Там колокол звучал,
Как будто гонг.
О скалы билось море в пьяной спеси.
Летела пена, розовел закат,
Как персик, наливаясь райским соком.
Там плечи были темный шоколад,
Но думала о вечном, о высоком.
Теперь другие стали времена.
Не чайки, беспилотники летают.
Дрейфуют мины.
И не видно дна.
И взгляды – как медузы обжигают.
Их вышвырнет волною — исчезать.
А я грущу, смотрю в речную воду,
Что снова начинает прибывать.
И неизбежен холод небосвода.
* * *
Дождь идёт и не споткнётся.
Топчет травы, к долу гнёт.
Ветру буйному неймётся:
Зелень яблок с веток рвёт. —
И стучат по старой крыше
Канонадой в тьме ночи.
И притихли в страхе мыши,
Пряча нос за кирпичи.
Пляшет дождь на платье груши,
Что шуршало среди тьмы
И разбрызгивало лужи,
И стекает с бахромы.
И смешно немеют пальцы.
Жизнь почти уже прошла.
И глядит на постояльцев
Та, с косой, из-за угла.
Всё проходит…
Дождь, и ветер,
И июльский душный зной…
Вот и милый не ответил,
Что грозился стать стеной…
Звякнет ржавая калитка.
Я как столбик пыли в дождь…
Рожки высунет улитка —
Ей лафа, сплошной балдёж.
Жизнь прошла —
А я улиткой
Душу в панцирь вновь втяну.
По стеклу течёт дождь ниткой
И спешит к веретену.
* * *
И луг, заплетённый в косицы,
Полощется морем у ног.
И надо уже торопиться
Дела завершить в нужный срок.
И дом мне уже не построить.—
Лишь замок воздушный хранить.
И даже, наверно, не стоит
Искать перетёртую нить
И штопать всё шитое лыком,
Вязать узелки, подрезать.
Пытаться вернуть лето криком,
В траве стрекозой зависать.
Искать ежевику в бурьяне…
От ягод синяк на руке —
Кого-то, должно быть, обманет,
Как жизнь на последнем витке.
* * *
И дни идут цыплячьею походкой —
Комочки одуванчиков в траве.
И дни плывут, как уточки за лодкой.
Но, как платок завязан на вдове,
Так туча покрывает солнца шарик.
И настроенье катится на спад,
Хотя горит средь облаков фонарик
И дни сладки, как спелый виноград.
Ну вот и всё…
Зенит у лета пройден.
Зенит у жизни — тоже за горой.
Хоть солнце высоко повисло в полдень,
Но на прощанье с дачей уж настрой.
Любовь прошла,
Последняя земная,
Светившая из тучи янтарём.
И рана заросла уже сквозная,
Но так хочу пройти с тобой вдвоём
Путь до конца, любимый, незабытый,
Даривший луч осенний золотой.
И смотрят в глубь реки ракиты
На камушки, промытые водой.
Воспоминанья-рыбы средь кувшинок
Скользят, не зная возраста невзгод.
Из жёлтых шапок дней — флотилия пушинок.
И всё темней и ближе небосвод.
* * *
Отчего нынче дождик так звонок?
Будто бабочка бьётся в окно.
Заливается чей-то ребёнок.
На стене потемнело пятно.
И вдали громовые раскаты
Приближаются, будто война.
И пронзительней чувство утраты. —
Захлестнуло, как в море волна.
Ветер воздух стрижёт между вишен.
И ерошит вихры у травы.
И скребутся нахальные мыши,
Хитрым глазом кося из дыры:
Не оставили ль вкусной наживы?
В такт шагам половицы скрипят.
Мне всё кажется:
Близкие живы
И в соседней здесь комнате спят.
Скоро выйдут к вечернему чаю… —
И тогда расскажу обо всём,
Прокричу, что души в них не чаю,
Что сечёт дождь шальной окоём.
…Но опять лишь пригрезилось чудо,
Хоть до встречи остался пустяк.
…Робко звякнула в кухне посуда.
Или это обычный сквозняк?
Или бог, стерегущий здесь душу
И готовящий лёгкий отлёт?
И уже почему-то не трушу,
А гляжу, как деревья он гнёт.
* * *
Пчелиный день гудит в июльском зное.
И бабочки порхают на ветру.
Я сердце всё своё не успокою,
По мшистому гуляя здесь ковру.
…Стучат весь день.—
Таджики строят терем,
Там, где стояла дача на бугре.
Ревёт пила в капкан зажатым зверем.
И дерево свалили на горе,
Что помнило и бабушку, и деда,
И маму с папой. —
Будто ухнул взрыв,
На миг обжёг глаза каскадом света,
Волной ударной с головой накрыв.
Здесь все следы безмолвно потерялись
В траве густой,
Что встала в полный рост.
А в детстве, помню, тишины боялись.
И наведён был через речку мост,
Что так качался над пролётом с лодкой…
Я так идти страшилась над рекой…
Теперь по кочкам и камням – походкой,
Как по мосту,
Держась одной рукой
За те кусты,
Что берег заселили,
Там, где была песчаная коса.
И ноги утопают в вязком иле…
Но всё звучат родные голоса. —
Как будто эхо по реке разносит
Через года, где девочкой была.
А время косит, косит, косит…
В траве блеснёт, кольнув, тех дней игла.
* * *
Сгорел, как свечка,
Но обжёг июль…
Осталось сожаленье о потере.
И лето повернуло к тучам руль.
И хочется закрыть плотнее двери,
Когда заходит солнце за леса
И небо освещает, как пожаром.
И началась осадков полоса,
Где только подставлять бока ударам
Домам, скрипящим на шальных ветрах.
…Так пахнет сеном, скошенным недавно!
Острее ощущаешь смерти страх,
Когда природа в осень входит плавно.
Ну вот ещё один никчёмный год.
И лето облетело лепестками.
А я всё жду от жизни тех щедрот,
Что золотыми грезились песками.
Песок бежит меж пальцев, как вода.
Ушла любовь.
И близкие уплыли.
И пахнет горьким хлебом лебеда.
И света ждёшь в ночи от звёздной пыли.
* * *
Снова день прозрачен, как слеза,
Хоть и дует с севера ветрило.
Тучи разогнал на три часа.
Стало всё по-прежнему мне мило.
Истончилось лето,
Словно нить
С бусами, пронизанными светом.
На груди любила теребить
Камушки, задумавшись с ответом…
Раскатились бусины в траве…
Не собрать…
Держу остаток нитки —
Три денька…
И мысли в голове,
Что блеснут, как золотые слитки.
Хоть ищу,
Но знаю: не собрать.
Лишь хранить три бусины в стакане.
Я б хотела этот свет вобрать,
Чтобы трогать бережно все грани.
* * *
В чёрном бархате горбится шмель
Над ромашкой, что треплется ветром.
Этот яблочный цвет, что метель.
Облетают деньки незаметно.
Облетают душистым кустом,
Промотав столько зим, столько вёсен.
Я как птица,
Что в небе крестом,
Всё к отлёту готовится в осень.
Вислоухая скорбная тень
Залегла серым мхом на дороге.
Этот солнечный, призрачный день
Омывает, как море, мне ноги.
По ковру серой тенью иду.
Знойным солнцем любовь за плечами.
Твоё имя как будто в бреду
Повторяю все дни и ночами…
Отшумела любовь, как жасмин…
И дрожит майский цвет на дороге.
И всё больше метельных седин.
Вот и старость скрипит на пороге. —
Не пущу, убегу по ковру
Своей тени, безвольной и сирой…
Не пришлась к твоему я двору,
Но питаюсь волшебною силой
Той воды,
Что уже утекла.
Этот свет — как в затылок осколок.—
От него расступается мгла,
Хоть похож он на блеск от иголок.
Художник: И. Левитан.