Удар под дых. Как спасла парня? Сама не поняла. Мария окончательно проснулась. Громкий, разящий Машин слух, удар кнута о землю. Просыпается деревня. Хозяйки выгоняют коров на выпас, пастух бьёт о землю от души, треск такой, что ружьё выстрелило. Ох уж этот треск, парням да девкам не по нутру, поздно пришли с гуляний, девки от поцелуев с парнями отойти не могут, только на заре уснули, да и парни волновались, любовь во все века любовь. Детвора спит без задних ног, набегались досыта, тут уж эдако действо жизни деется, жизнь слава Богу продолжается. Сядет мать Мария Степановна Козлова на лавку после, как корову 3орьку проводит. Пять часов утра. Глянет на детей, чего им опять готовить. Посапывают, чего им. Да, нет, обиды на детей нет, во всём помогают. Женька уж взрослый, суп есть не заставишь – не любит, кашу поест, нет не кашу, лапшу на молоке сделаю ему, ох любит, страсть как любит, аж, кажись, за ушами трещит, когда уминат энто ёдово. Малым чего не дай, всё едят, а коли вырастут как Женька, будут выбирать, чё мне тогда, как голову ломать, тоды бёда с робятами моими. Дожили же, хлёбово, то бишь суп, старший сынок брезговат, а мы бывало усядемся все десятеро, хлебам, на нутре тепло и сытно, кажись, и нет лучше радости, коли сытый. Батя только взглянет, а уж знашь, чего не то сделала, да, нет, каждый знал, чего делать. Но главно дело, что суп, что каши, что лапши, рыбицы – чего ни спроворь мама на стол, все едят, да рады эдакому. А как не радоваться, ежели сытый? Не, мы други были, не теперешние, а тут мой Женя суп не стал есть, вот до чего дожили. Сегодня суббота, ребятишки воды натаскают в баню, река рядом. Каждый год решаем перенести баню подале от реки, нет же не переносим, сколько у кого уж унесло бань, заново у реки ставят, ближе воду натаскивать – понятно, но это не дело, когда весною баню уносит. Знамо дело, пускашь к себе земляков, у кого унесло баню-то. А ребят-то сколь, намой их попробуй. Ничего все намоются. Парни за девками в окошечко подглядывают, девки за парнями, мы такие же были, только окошечко-то это я намазала сажей, ничего не увидите, придёт время всё разглядите. Когда наша стара баня развалилась от старости, все к себе звали помыться, каждый звал, приятно от этого на душе, соборно живём, так оно у нас заведено, а теперь у нас новая баня. Да кабы не соборно жили, рази бы побили фашистов окаянных. Слава те Господи, двадцать лет прошло после навеки страшной войны. Значит, крепко мы им наподдали, пока не дёргаются ироды. Звёзды, кресты, да безымянные могилы тому крепко доказательство, тако крепко, аж дых в день Победы спират. Мамане часы на день Победы подарили, пришла после председателева праздничного стола, плачет, хлебок вина и выпила, а кажется пьяной – нервы, жизнь… Померла маманя, Евгению отдам, пусть носит, он давеча просил. Говорила Валерию: ну давай в огороде возле дома поставим баню, воды далеко таскать, зато не унесёт рекой по весне. Где там, будет он бабу слушать. Руками замахал и убёг трактор заводить. Да так оно терпимо, если унесёт на будущий год баню река, земляки пустят помыться, только сколько можно маяться-то так, надо бы умишка-то иметь маненько, хошь маненько, хошь чутошную добрую и умную мысль в башке. Затопилась печь, в чугунках ёдово преет. Мать стала враз серьёзной, даже злой, и кто, какой дурак придумал, чтоб дети под дых по переменке друг дружку били, какой супостат, я бы его за этот «под дых», вилами по башке бы двинула. Ох дети! Господи!
Оно и вправду было такое дело, стали собираться ребятишки возле бань, а где им ещё собираться?.. Возле реки – деревня-то на горе стоит – деревья, вот сродники-то и не видят, что тут творится. А Ванька Семёнов, старший среди детворы, где-то спознал забаву эту, ставит как солдат робят в строй, и каждого бьёт под дых. Кто-то корчится от боли, у кого в глазах потемнет, а один сознание потерял на мгновение. Вот это дело и увидела Мария, шла с бельём к реке, бросила таз, и побегла к робятам. Там и её были. Глядит, один без сознания лежит, давай по щекам бить, очухался, слава те Господи, аж в глазах у Марии потемнело, глядит другие за животы держаться, а Ванька уж пятки кажет, быстро бежит, трудно догнать. Мария, оглядев всех, в сердцах сказала:
– Ну слава те Господи, все живые. А ты, Ванька, ответ получишь опосля.
Да где там Ваньке слова Марии слушать, далече шельмец убежал. Мамка бельё полоскает, дети рядышком, баня топится. Все намоются в бане, никого не забудут, и неходячего старика или старуху принесут, помоют, отнесут – так заведено. Только вечером Мария постучала в окно к деду Василию:
– Вот, дед, история – под дых твой Ванька всех бил, один Абрамовский младшенький упал, испужалась я совсем – без сознания был, давай хлестать его по щекам, оклемался слава те Господи, а то бёда. Тебе конешным делом не по нраву моя речь, прости, но чего делать?
Дед Василий тоже был после бани, почесал голову:
– Я, Мария, не ведаю, чего с этим охальником делать, я и так его, и эдак, ни в какую не понимат.
Дед Василий стоял мрачный, и Марии показалось, что он прямо стареет на глазах:
– Ну ты чего, дед! Главное все живы, Ванька твой поди сам испужался. Боевой он у тебя, а такие командирами вырастают. Не печалься. Сам знашь жизнь.
Дед Василий посмотрел на Марию, слегка улыбнулся:
– Ну ладно тебе меня успокаивать, добрая ты, Мария.
На следующую весну баню унесло рекой, а когда муж Марии Валерий хотел ставить баню снова у реки, Мария рассердилась:
– Вот ты говоришь, Валера, чего я разругалась, люди пустят помыться. Всё верно, с реки воды легче натаскать, коли бани рядом стоят. Я на деревне с рождения вижу одну и ту же картину. Уносит наши бани всю дорогу река, не все, конечно, но одну-две уносит. Деревня наша на пригорке стоит, её никогда не топит. Вот давай возле дома и поставим баню. А воды потихоньку натаскам, помошников хватат, наделали с тобою.
Валерий колесил по-старому:
– Да ведь река рядом, раз и натаскал воды, а тут, сколь надо тащить в гору, да с горки снова за водою. Ну ведь у всех так быват. Чего ты взбеленилась-то, Маша.
Мария ответствовала, не давая спуску:
– Всё так, всё так. Слёзно прошу тебя, Валера, поставь баню рядом с домом. Ну хошь, на колени встану.
Сколько ни ерепенился Валерий, а поставил баню рядом с домом. Ругался, знамо дело, недовольным был. Земляки непонимающе глядели на него, как ни крути, далеко воды натаскивать. Маялся мыслями и Валерий Иванович, одно спасало, глянет на Марию, она улыбается, и, главно дело, уверенная такая. Кто создал этих баб? Сроду на них не налюбуешься досыта. Кажись, снова беременная моя Маша…
А следующей весной река ещё сильнее разыгралась и унесла аж пять бань. Мылись многие у Марии. И с этого года не сразу, не вдруг, но бани переместились в деревню. Ванька, который получил прозвание «Под дых», так и рос охальником, сидел в тюрьме, но случилось что-то, переменился человек, женился, дитё родилось, работал на заводе, очень вредная, тяжелейшая работа была у него – электролизник на алюминиевом заводе, словом, наладилось у Вани. «Под дых» Ивана уже давно никто не называл. А бани – что? Они топились, и в них с удовольствием парились и мылись люди. Мария радовалась теперь за внуков, и за Ивана, что стал другим человеком…
Художник: Н.П. Родионова, В.В. Родионов (из открытых источников).