«Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки, –
Точно в пропасть с обрыва –
И ни дна ни покрышки...»
Александр Твардовский
В новом актовом зале было шумно, но школьники сидели организованно. Каждый класс в своем ряду. Приготовление на сцене и огромная Георгиевская лента, которую рисовали в классах частями, потом склеивали и подвесили под подиум авансцены, как и шары, музыка и большой экран с заставкой – создавали обстановку торжественности и масштабности.
Еще три года назад о новой школе никто не мечтал. И вот на короткое время старый корпус преобразился, а над ним возвысились четырехэтажные пристройки. Отдельно вырос концертный зал. Появился современный спортивный городок. У школы возвели памятник ученой сове. В школе столовая напоминала огромное современное кафе. Коридоры стали просторными, в них уютно располагались диваны и пуфики. На стенах висели огромные мониторы с информацией. Классы были оборудованы для того чтобы полноценно учиться. Звонки издавали мелодию из детских полюбившихся кинофильмов и классическую музыку.
Накануне очередной годовщины Победы над фашизмом в Великой Отечественной Войне появились и другие мелодии в репертуаре школьных звонков из военных кинофильмов.
Из-за отсутствия художественной самодеятельности, руководство школы хотело показать какой-нибудь военный фильм. Но учителя смогли найти одаренных детей, выучивших стихи про войну. Кроме этого была оказана волонтерская помощь по показу небольшой ознакомительной видеопрограммы о войне, нашли пару хореографических коллективов из местных культурных центров и преподаватель секции Тхэквондо приготовил пару показательных номеров. Директор школы, и директор школьного музея, открывшегося совсем недавно.
Несколько учителей подготовили речь об историческом моменте района большого города, который принял эвакуированный завод из Ленинграда и отправил на передовую горожан, в том числе и старшеклассников из старой школы. Все они погибли.
Программа обещала быть интересной. Не было лишь главного – ветеранов. 2020 год вырвал из России столько известных шестидесятников, создавших Россию на многих фронтах культуры, науки, искусства и труда. А что говорить о фронтовиках Великой Отечественной. Родившимся в канун Победы и то было под 80! Тем не менее, находились еще те, которые видели войну и отчаянно сражались за мирное будущее. Кто тогда из них мог поверить, что перешагнет в двадцать первый век и поживет в нем основательно?
Школьники постоянно вертелись, смеялись, покрикивали и подшучивали друг над другом. Успокоить их было невозможно. Но большая их часть уткнулась в гаджеты и наушники. Это занятие отвлекало от безудержного вращения масс вокруг школьного мероприятия.
Наконец, свет погас. На экране появился видеоряд.
На втором ряду сидела группа подростков, о чем-то бурно рассуждала, периодически взрываясь от хохота. Недалеко от них сидел весьма старый человек и изредка на них посматривал. К школьникам часто подходили классный руководитель и завуч школы. Они несколько раз успокаивали 4-а и некоторых из них грозились вывести из зала.
Подростки успокоились. Зажегся свет, началась основная программа, их гиперактивность возросла.
– Смахтина, Болдин! Я вас сейчас выведу! – полушёпотом стала грозиться одна из учителей.
Один из подростков, не желая прерывать игру на смартфоне, махнул остальным – Пошли ! Изображая, что он встает и согласен уйти, вызывая у школьников смешки. Отсутствие мужчин в педагогическом коллективе давало больше свободы.
– Вы сейчас пойдете у меня только на сцену выступать. Я сказала: рты пожалуйста закройте, или я вас рассажу, – Пришла на помощь педагогу завуч школы.
В это время на сцене громко запели про войну. И зрелищные виды искусств, на какое то мгновение нормализовали волнение в школьном ряду. Показательные выступления таэквондистов не были направлены на военную тематику, но привлекли всеобщее внимание.
– Дети про войну поют – имейте совесть! Первый класс – а лучше вас! – снова подошла к своим ученикам Ольга Александровна, когда вышли другие выступающие.
– Они еще глупенькие! А мы тоже про войну. Я уже пять танков подбил пока вы бла бла бла – шепотом так чтобы учитель не слышала, отреагировал крупный рыжий школьник, – Смотри я его щас мочкану!
Несколько школьников покосились в сторону лидера и захихикали, пробуя разглядеть, что-то в его смартфоне
– Жесть какая то, мы должны сидеть и все это слушать. – Согласилась с друзьями и худенькая симпатичная девочка.
– Че эти немцы, мы вон америкосов прессуем, а это 9 мая уже неактуально! – подытожил еще один ученик.
– Твои родители были на войне? Ну, в смысле дедушки? – разлагала дисциплину еще одна девочка, дергая мальчика, что был скромнее всех.
Мальчик мотнул головой.
– А ваши? – обратилась она к друзьям.
– Нет, неа, – отреагировали остальные.
– Ну вот, те, кто были – уже давно вымерли как динозавры! – захихикала одноклассница, и все закатились от смеха и стали громко хлопать, потому что номер закончился.
Несколько учеников наиболее активных, чтобы скрыть смех, постоянно оглядывались на педагогов и даже закричали: «Браво!» но вызвали лишь подозрительное внимание.
Казалось, друзья, сорвавшись со своих мест, выпрыгнут на сцену и даже дальше, вылетят из школы и разлетятся по своим дворам и домам, где их ждет настоящий бой за компьютерной игрой или в социальных чатах, но на сцене появился ведущий.
– А наши милые первоклассники споют еще одну песню! – поправляя микрофон, улыбнулся ответственный старшеклассник.
– Ну, нет! – со всей дури упал снова на свое место рыжий полный мальчуган и закатил глаза, будто ему плохо.
– Только умоляю не надо про васильки и незабудки! – стал паясничать он, вызывая новую волну смеха у одноклассников.
– Давайте про «пчеловода» – ядовито прошипела худенькая девочка.
– И не это. – Я не перенесу, у меня инфаркт! – паясничал рыжий.
– С чего начинается Родина… – жалобно запели первоклассники.
Рыжий сморщился и стал прислушиваться к тексту….
– С картинки в твоём букваре, С хороших и верных товарищей, Живущих в соседнем дворе. – Пели первоклашки, не делая пауз и с опережением, так что музыкальному руководителю пришлось выйти на сцену и вернуть исполнителей в нужное музыкальное русло, притормозив активное исполнение.
– Про вас пчеловоды! – обратился лидер класса к друзьям, которые уже успели достать свои смартфоны и полностью в них погрузиться. Но в зале неожиданно погас свет.
– Не волнуйтесь, пожалуйста! Свет будет! – где-то с задних рядов прозвучал голос директора.
– А мы и не волнуемся, у нас есть свет! – раздались голоса. Школьники, стали включать на смартфонах фонарики, светить друг другу в лицо, пугать и хихикать
– Так даже лучше! – выкрикнул кто-то.
– Да, – интересней чем концерт! Тетя Марина вы где! – раздался еще один голос, и все засмеялись.
– Кто это сказал? – незамедлительно отреагировала Марина Сергеевна и, вопреки запретам, достала и свой смартфон, включая фонарик.
– Кто это сказал? Сидите тихо. – Стала ходить она по залу, успокаивая школьников.
– А можно домой?! Скучно. Давайте тогда концерт: кто-нибудь может так спеть или стишок рассказать? – посыпались непонятно от кого и непонятно кому, в темную пустоту, вопросы и ответы.
– Я могу! – как-то странно прозвучал голос в темноте, где-то на первых рядах и посветив на него школьники обнаружили старичка, на пиджаке которого блеснули награды.
– Ветеран! Ветеран! – пронеслось по рядам и на какое-то время многие успокоились, с удивлением обнаружив рядом с собой неизвестного героя.
– Павел Ефимович микрофона нет?! И темно же? – подошла завуч школы к
Пенсионеру.
– А я так если ребята послушают. Мы в детстве при керосинках все истории и рассказывали. Только в лицо не светите.
– Хорошо. Павел Ефимович пережил Смоленщину…Пришел, чтобы поделиться с нами – Стала громко вещать Марина Сергеевна. Но зал был слишком большой для узкого круга общения, из-за отсутствия света, поступило предложение вывести все старшие классы, и самые младшие классы, оставив самый недисциплинированный 4 А рядом, сидевший с фронтовиком. Подростки ничуть не расстроились. Им нравилась новая обстановка и они уже знакомились с дедушкой.
– Вы воевали? Много танков подбили? – посыпались вопросы.
– Я не одного. Я же, как вы подростком был. Вы меня извините за ради Бога, но я пережил военные действия ближе ко Ржеву, в Тверской области. – С искоркой в глазах оправдывался пенсионер.
Несколько телефонов были поставлены в режим – «фонарик» таким образом, что пенсионер был освещен со всех сторон, и будто находился в ограждении восходящего света и темных завес.
– Ну вот, а я уже сотню американских пехотинцев и киборгов уничтожил и техники разной – похвастался рыжий.
– И медаль дали? – по-доброму заулыбался пенсионер.
– Какую медаль? А-а. Нет, я перешел на второй уровень.
– Так что Вован вам больше расскажет! – посмеялся кто-то из одноклассников.
– А вы сегодня кушали ребята? – неожиданно спросил пенсионер.
– Конечно! И первое, и второе, и третье, и чипсы еще! – отреагировали школьники.
– Болдин до сих пор жрет сникерс в темноте… – хихикнула худенькая девочка.
– Смахтина! – вмешалась Ольга Александровна.
– Ничего, хорошо, когда ребята смеются, шутят и есть что поесть. Только б не было войны… Не зря значит…
– Что не зря? – вылетел вопрос из темноты.
– Мы картофелины мерзлые в лесу делили между друзьями, да клевер по весне ели и партизан искали. И документы у командира раненного забрали, чтобы сохранить. Мы этим самым победу приближали, чтобы люди на земле спокойно жить могли, есть, учиться и смеяться, играть в игры.
– Это как в квесте… – снова сказа кто-то.
– Что? – переспросил пенсионер.
– Ну, вы участвовали в каком-то приключении с препятствиями ради какой-то цели? – прокомментировал кто-то из учеников.
– Цель у нас была одна…Найти Давида… – стал рассказывать пенсионер и какое-то время казалось, что он говорит сам с собою. Было в нем что-то интересное от рассказчика, такое, что заставило всех, кто его видел и слушал, сидеть тихо.
– Вам, ребята, извините, по сколько лет? – неожиданно спросил Павел Ефимович.
– Мне десять, мне девять…– охотно отвечали школьники.
– Нам тогда тоже было по десять. Во Ржев мы переехали совсем недавно из Тверской области. У нас там мои бабушка с дедушкой жили, родители отца. А с тех пор, как мой родной дядя переехал жить в Москву, старики нас к себе позвали. Отца я больше не видел, как призвали с началом войны, все думали, что увидим его. Потом письмо получили, где он просил нас в Москву к родным эвакуироваться. На этом общение с отцом закончилось. Трагедию от нас скрывали. А немцы наступали очень быстро. Конечно, у меня еще был братик шести лет и сестра четырех лет. Мама нас всех сгребла, и мы осенью сорок первого года вместе с беженцами и советскими войсками стали отступать к Москве.
– Я ребята не буду плакать, давно это было и, слава Богу, у меня сейчас есть родные и дочь, и сын, и внуки…Но тогда, той страшной осенью я потерял все: родных, дом, город…остались друзья.
– Вашу маму убили? – спросил кто-то из темноты.
Пенсионер замолчал. Потом глаза его стали слезиться. Потом он постарался улыбнуться. В глазах проблеснули веселые искорки.
– Вот же как, а говорил – плакать не буду. Столько лет прошло. Берегите память ребята. Прошлое легко забыть. А забывать нельзя!
Он достал из кармана платок и слегка промокнул глаза. Потом аккуратно сложил его и положил в карман пиджака. Слышно было, как кто-то из учителей побежал искать воду.
– Только воронка и осталась от моих. И не только от них. Воронки были повсюду. Бомбили нас по дороге. Включали сирену и бомбили, обстреливали. Страшное дело. А когда из города отошли, то такой взрыв раздался. Думали, тоже бомбят, а как, оказалось, взорвали склад с боеприпасами. Я тогда в лес отбежал с дороги, это меня и спасло. Тогда немцы повсюду были, не только Ржев заняли. Обошли они нас, отрезали. Осень была красивая, а детство закончилось. Я говорить тогда перестал ребята. Плакать не стал, будто боль проглотил. Не смог я части своих братиков и сестричек и мамы воедино собрать. Я сначала хотел в деревню податься. А потом снова все бежали, падали, плакали и кричали. Хотелось заткнуть уши, но глаза видели. Хотелось закрыть глаза, а тело дрожало вместе с растерзанной землей. Никто не мог понять как так немцы нас обошли…А потом я вернулся во Ржев.
Старик опять сделал паузу. Будто застряло у него действительно, что-то в горле, и он не смог даже слово из себя выдавить. Затем попил из пластиковой бутылочки, что ему принесли. – Так о чем это я? – опять обеспокоился он.
– А кто такой Давид? – спросил кто-то из темноты.
– Давид носил белую повязку на руке. Как-то сразу с нашествием немцев
всех евреев переселили в барак, который они сами для себя построили и обязали носить белые повязки. Сначала, пока в городе не было такого надзора, мы еще как-то общались. Нас было пятеро одноклассников. Таня Копылова, Валентина Малыгина, Я, Ваня Сомов и Давид. Мы как-то дружили. И вот Давид пропал. У нас было место в городском парке, лавочка на которой мы часто сидели. Там он и оставил нам знак. Выцарапал: деревня Крыловка, дед Егор. Тогда жители умирали, погибали каждый день. Из дома нас выселили…Зиму старики не пережили. Родители Валентины Малыгиной нас приняли. Бабушка моя быстро умерла. А дедушку убили за содействие партизанам. Поймали его с картошкой и солью у самой Волги. Хотя он ходил рыбу ловить. Картошку забрали, а деда расстреляли. В тот день он не стал меня брать рыбалить.
– А потом нам и самим нечего было есть. Так вот, все началось с Давида. В каждой ватаге, классе, жизни, пожалуй, есть такой мальчик, который не может за себя постоять и который не такой яркий и деловитый, но в душе он, конечно, богач. Мы подозревали, что Давид был связным. Время было такое. Все перемешалось. Не знали мы – кто как себя зарекомендует. Вот даже среди полицаев были и наши земляки. И наоборот советские диверсанты.
Было это в конце войны, когда немцы отступали. А потому срывали свою злость на всем, что было живое не на их земле. Зиму мы пережили в городе. Семье Давида, его родным было хуже всех. Они работали на немцев бесплатно, их почти не кормили, а кто не выдерживал – убивали. Строили и укрепляли доты, траншеи, блиндажи…Очевидно тогда Давид и собрал эту схему, план укреплений. Ему надо было выжить. И потом, когда повесили учителя истории, Бориса Марковича. Как-то все встало на свои места. Давид исчез, передав Тане, что искать его нужно на нашей лавочке в парке. Чтобы выжить, нас Мама Валентины Малыгиной весной сорок второго отправила в деревню. Чувствовала, что скоро нас погонят в Германию.
Ржев скоро превратился во фронтовую зону. И мы думали, что нас освободят. Но этого не произошло. До нас доходила информация, что Москву Гитлер не взял и даже отступает. Но прошел год, а бои не смолкали. До деревни нас сначала вез Силантий Кузьмич, что работал у фрицев водовозом, на старой кобылке, запряженной в телегу.
Мы шли вдоль Волги, прячась и обходя сильно открытые места, затем свернули по начерченной от руки карте и приметам и стали углубляться в тверскую область, шли болотами, лесами и проселочными дорогами. Напоминали подростков скелетиков. С нами и Таня Копылова была. А когда дошли то увидели, что деревня сожжена. На окраине деревне чудом сохранилось три дома. В них жили очень больные старики и неизлечимая женщина. Детей не было. Сказали, что всех угнали в Германию, а кто не захотел – вывели в поле и расстреляли. Старик этот содействовал немцам, вернее притворялся. Должен был вывести их на партизан. А женщина притворялась, что болела тифом. От деда Егора мы узнали, что деревня, где были родственники Валентины, оккупирована немцами полностью. Жить там очень опасно.
– Вам нужно пробираться подальше от фронтовых деревень, рядом все заняты немцами. Здесь погибнете. Не от фашистов, так под бомбежку наших попадете, или на мину наткнетесь, или на карателей…– говорил старик.
– Нам бы найти Давида, друг наш одноклассник. Он нам эту деревню указал. И вас дед Егор, тоже. А идти нам теперь некуда. – Объяснила Валентина.
Почему-то и через год я задыхался и не мог разговаривать со взрослыми. Со сверстниками и то – шёпотом. Что-то в голове у меня произошло. Много увидел и оказался слишком эмоционален.
Старик, узнав, что Давид нацарапал его имя на лавочке, заволновался. Но мы уверили его, что все имена затерли.
Он предложил остаться у него. Жили мы в подполе и только днем выбирались в лес, чтобы хоть как-то пособирать ягод и грибов. Все это время не умолкал грохот обстрелов. Ночью можно было увидеть множество вспышек. Складывалось впечатление, что только ночью и идет настоящая война. Мы будто попали на клочок земли, окруженный войной. Потом только я узнал, какой масштаб был на этой земле. Однажды в лесу мы услышали рев моторов над головой и увидели полчища мессершмитов. Они летели так низко над землей, что можно было разглядеть лица немецких летчиков.
И все же нам, почему-то хотелось попасть к партизанам и помогать им во всем. Только в лесу не смотря на голод и холод, можно было не бояться быть убитыми. Я тогда чувствовал себя ответственным, ответственным за девчонок. А Ваня Сомов остался во Ржеве. Не смог бросить больную мать.
– Кажется, год прошел, а война не кончалась. Фрицы и каратели постоянно проезжали мимо деревни и заходили к деду. Он наливал им самогон, докладывал о появлении партизан и обстановке в партизанских отрядах. Конечно, он давал полную дезинформацию. Во второй дом он не пускал, ссылаясь, что там живут тифозники и туберкулезники. Однажды каратели, напившись, вышли и, заперев второй дом, подожгли его. А деду сказали так – «уничтожаем заразу». И: «Если не хочешь к ним, то стой и молчи!» Все это мы видели со стороны. Но потом стали ехать немецкие танки, и один немец помахал карателям. Они сели на танки снаружи и поехали. А мы, выскочив из леса, помогли деду затушить дом и спасти людей.
– Оказалось, что наши войска где-то прорвали оборону. И скоро мы увидели и танки, и кавалерию. Это было некоторым спасением. Потому что красноармейцы кинули нам сухарей и сахара. Больше мы их не видели. Видели снова фрицев. От старика узнали, наши войска хотели окружить немцев, но сами попали в окружение. А потом появился Ванька! Наш одноклассник. И только тогда дед Егор передал нам привет от Давида.
– Давид же нацарапал нам место встречи: «Крыловка, дед Егор», – отрапортовал Ваня.
Иван рассказал, что жизнь жителей стала невыносимой. И он сбежал, как только всех погнали в Германию. Что Ржев превратился в настоящий фронт, а городской лес похож на сплошное кладбище из мертвых людей, деревьев и военной техники. Что школы, театры и больницы, фабрики и заводы, – все превратилось в развалины. И главное, чтобы я не говорил Валентине Малыгиной, что убили ее мать, когда она пошла за водой.
***
– Уходить вам надо ребятки! Не знаю куда, но уходить. Меня не сегодня-завтра – расстреляют. Не удовлетворены немцы моей работой. А к партизанам вам тоже нельзя, сейчас снег лежит ровный. Они сами затаились. Но пойти мы никуда так и не смогли. Это была самая холодная зима в моем понимании. Морозы под тридцать. Наверное, как у вас в Сибири. Фрицы закрепились где-то рядом, потому что нам казалось, что слишком близко гремели взрывы. Теперь мы все прятались в подполье. За лето и осень удалось его расширить, утеплить. Скоро дед Егор заболел и умер. Клавдия, женщина, что притворялась больной, попросила нас закопать его в сугробе недалеко от дома. Потом дала нам с Ваней пилу, двуручку и попросила достать еды. «Не уйдете, умрем от голода. А вернетесь – может быть, выживем, и вот еще не наступайте на снег, в полях мины» – Сказала она.
Мы понимали, о чем идет речь. Сначала мы пробирались в лесу, по замерзшим болотам. Потом вышли на поле и стали отрывать в снегу, где бугры, замёрзшие трупы лошадей. Страшно было, когда попадались люди. По буграм мы определяли, где лошадь, а где человек. Но были и такие, будто наваленные друг на друга. Сложилось впечатление, что люди здесь друг друга и руками, и лопатами убивали. Их было много. Если бы не Иван, я бы вернулся обратно или умер или замерз. Мы отпилили от лошади ногу, заднюю часть и поползли обратно. Потом узнали, что снег нас спас, и поле было заминировано. Табличку рукой задели, когда ползли. «Ахтунг минен!» – с черепом.
Фронтовик вздохнул. И оглядевшись, понял, что школьники его слушают. А по дороге назад мы увидели, что-то белое на дереве. Это висел на парашюте советский десантник. Убитый. С автоматом в руках. Иван смог залезть на дерево и снять с него автомат.
Конечно, это мясо спасло нас. Кажется, ничего лучше мы не ели за последние полтора года. Как-то смогли мы этой страшной зимой отпоить и стариков, и наших девчонок мясным бульоном. Правда я не мог избавиться от ощущения и физического воспоминания, что мы ползли по головам и замершим трупам людей. Мои руки до сих пор помнят эти ощущения. Головы, носы. У рук же тоже есть глаза и память. Когда отказываются видеть глаза и слышать уши, ум – понимать, а сердце – чувствовать, руки ничего не забывают. Помню, как мама меня погладила по голове, когда мы шли по дороге и сказала: «Обязательно сынок дойди до Москвы – разыщи дядю Василия и тетю Наталью, и доживи до мирного неба над головой». Ее ладошка до сих пор на моей голове.
– Дожил… Как и хотела мама. Но, наверное, хватит, что вспоминать… Лучше этого и не знать… – пенсионер хотел встать, но школьники стали задавать вопросы.
– А Давид? Так вы и не рассказали дальше? А что вы дождались наших в том доме?
– Дождались! Дождались! Но не Давид он был, а Павел.
– Как это? Вы же Павел?!
– Теска значит… А Давидом его уже прозвали в партизанском отряде. Он же действительно план города в отряд нес. Каждая клетка была учителем прописана. Поклеточно и сражались за каждый куст, за каждый дом, за каждый бугорок…Тогда никто не думал, что это пригодится. Думали – выбьем врага из Ржева и дальше гнать будем. А зверь то оскалился, все новые резервы подтянул. А учитель знал. И Пашку отправил. А по дороге, он хоть повязку и снял, и ночью ушел, но на фрица в лесу попал. На полицая. Но это одно и тоже. Полицай охотился, наверное. Видит мальчик еврейский и схватил его. Говорят очень крупный был. Великан в сравнении с Павлом. А Пашка, когда в парке был и нам оставил весточку. Камень с собой прихватил. Тоже стратегия. Тоже интуиция. Вот он этим камнем в глаз и попал полицаю. Сказал, что убил. А может партизаны, потом его в плен взяли. Он же его карабин забрал и до партизан дошел. Прозвали его Давидом. Если слышали про эту историю, как Давид Голиафа победил? Да и позывной это его стал, мальчик то еврейский.
– Много он интересного сделал. Уважали его. Да и мы без дела не сидели. Тот ППШа что мы с десантника сняли однажды нам жизнь спас. Когда немцы к нам на хутор сунулись. Мы с Иваном из него одного немца и положили. Нам Клавдия дала все, что дед Егор записывал, чтобы мы сохранили. Целая тетрадь. В ней начиная от болтовни полицаев, до передвижения через деревню войск, примерное число погибших красноармейцев и много еще какой информации.
– В марте и Давида увидели, и партизан, и наших танкистов. Вдруг тихо стало. А я заговорил…
Неожиданно в зале стало светло. И сейчас только можно было разглядеть: как много учеников сидело на своих местах, не шелохнувшись. Были и старшеклассники, те которые задержались. И учителя, и директор. Все смотрели на Ветерана, на его медали.
– Новостройки. Подключали детский комбинат видимо. Запитаны от одной станции. Такое бывает. Но я думаю – встреча удалась! – как-то неловко нарушила молчание директор школы, и все захлопали.
– А как вы немца убили? – сорвался с места рыжий Вован.
– Да это больше заслуга Ивана. Как убивают? Мы тогда так были обозлены, что каждый из нас хотел немца убить. А когда убили, то у него в кармане фотографии нашли красивых дочерей и жены. Они же тоже верили, что правы. Но мы их не звали…
– А вы до Берлина дошли? У вас медали есть? – не выдержала Смахтина.
– Нет, это Медаль «Партизану Отечественной войны» носится на левой стороне груди и располагается после медали «За трудовое отличие». Вот все правильно. До Берлина нас не брали. Да и ремнем бы отходили за особое рвение на фронт. В Давида вот снайпер стрелял. А за это командиру попало.
У нас много работы было. Мы же собирали и медальоны, и награды, и карточки. Все собирали, сдавали. А сколько людей пропало без вести?
Может, слышали стихи про наши места:
Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки, –
Точно в пропасть с обрыва –
И ни дна ни покрышки...
А благодаря нам не все пропали. Страшное дело. Потерять все: город, родных, друзей…Нам же говорили, что Москва пала, нас же убеждали, что мы сами хотим работать на Великую Германию, Гитлер мечтал со Ржева до Москвы прыгнуть. А получилось, что мы со Ржева прыгнули до Берлина! Вот у вас в городе сколько население?
– Да за два с половиной перевалило! – неожиданно сказал Виктор Сергеевич, историк и создатель музея.
– Вот! На ржевском выступе примерно столько же погибло по неофициальным данным.
– Видите, какой человек пришел к нам сегодня, не смотря на все эти «короновирусы!» Как повезло нам, что в нашем городе живет такой великий человек! А ему было столько же лет и он учился тоже в четвертом классе. Что же вы нам посоветуете уважаемый наш Павел Ефимович! – очень душевно сказала завуч школы – Марина Сергеевна и все посмотрели на нее, будто открывая совсем с другой стороны.
Павел Ефимович, пока она говорила, как-то стеснялся всего этого. Казалось, что при свете ему вряд ли удалось столько рассказать. А вызови его на сцену и вовсе бы обошелся двумя тремя предложениями, но герой скоро взял себя в руки.
– Конечно, тяжело знать про все это, но все же храните нашу историю, память, имена…Сейчас много неправды…Историю переписывают…Кто знал, что на Украине такое может возродится, сколько людей погибло, чтобы не было такого и вот тебе…– ветеран улыбнулся и стал всех благодарить.
– Вы не уходите, пожалуйста, мы сейчас школьников отпустим только, у нас еще карантин. – Сказала директор.
– Для них урок просидеть молча – это подвиг. А здесь сидели, слушали вас! – восхищалась и Ольга Александровна
Школьники выходили из зала, а не выбегали как раньше. Рыжий Вован не включил как обычно свой мобильник на полную мощь и не слушал Рэп. Банда шла молча. Никто не хотел кричать, смеяться и разговаривать. По крайней мере в течении получаса.
***
– Мы вообще не планировали собираться из-за этого карантина. Но все-таки 75 лет Великой Победе! С каждым годом ветеранов все меньше. Из-за карантина и те, что есть не пришли. Видите, как вирус всех затронул. Та же война, но в другом формате, гибридная…– пояснила снова директор школы.
– Правильно! Это как парад на красной площади! Прошли несмотря на то, что немец у Москвы и сразу на фронт! А как же, традиции важнее, они же нас заряжают! – стал рассуждать ветеран.
– Как же вас к нам с берегов Волги на берег Оби занесло? Во Ржев то вернулись тогда? Что же стало с друзьями? – стал спрашивать историк, пока женщины суетились за сценой и чем-то гремели.
– Не смог я. Некуда и не к кому… Ржев после бегства немцев – это одни развалины. Из несколько тысяч зданий осталось пару сотен. Больше двадцати школ, техникумы, волжский мост, водопровод… В общем, все – вокзалы все уничтожили и людей угнали, а те, кто остался в церковь закрыли и вход заминировали. Хотя, хочется перед смертью, конечно, посмотреть. Говорят, в Тверской области грандиозный мемориальный комплекс открыли, не хуже, чем на Мамаевом Кургане.
Курган 10 метров, да солдат из бронзы все 25ть! А под ним журавли! Вы про друзей спрашиваете? Ваня подорвался на мине. В печи немцы оставили. Он как печь затопил, так и подорвался. Во Ржеве. А Давида, Павла Валерьяновича мы вот схоронили, правда, в Оренбурге. До полковника дослужился. Пожарником он был. Про Таню Копылову ничего не известно…Хотели найти после войны, да так и не нашли. А с Валентиной мы до сих пор живем. Нас тогда дядя Василий отыскал и в Москву забрал. Там мы и жили. Отучились и поженились. А вот дети наши по России разбежались. Дочь хочет, чтобы мы сюда переехали жить. Валентина пока в Москве, а я так сказать на разведку, как старый разведчик…– ветеран усмехнулся и все засмеялись. Уж очень обаятельный был старик.
– Теперь вот тоже дома сидит! Вы у меня простите, что врать не умею, а если вру, то, как-то не естественно. Я многое не рассказал, да и как расскажешь, школьники же – если про то, как кулаки показывали немецким летчикам, что на Ржев летели, можно рассказать, то какие зверства видели – нельзя.
– Много их осталось в памяти: убитых, сожжённых, заколотых…Учитель истории до сих на виселице висит перед глазами. Знаете, эти колодцы с кровью и поля, в которых тысячи трупов, везде изуродованные гниющие красноармейцы, жители, а в каждом душа была. Этого не расскажешь.
Мы тогда траву ели и кору, ходить боялись. При мне только моих знакомых человек двадцать на минах подорвалось. У Давида всю семью заживо сожгли. У Валентины моей мать убили просто из-за того, что из дома вышла. Столько пехоты полегло. Видно, не хватило самолетов у нас. Если нас постоянно уничтожали немцы. А может Ржевский выступ заговоренный был. Кто теперь разберет….
– Павел Ефимович! – буквально схватила за руку, Марина Сергеевна, – А расскажите, как немца убили? В это время прямо в зрительном зале. Появились мужчины: тренер по Таэквондо, охранник и заведующий хозяйственной частью. Они поставили парту, на которой появилась еда. Чайник, блюдца с чашками. Фляжка и какие-то подарки.
– А давайте выпьем по двести грамм, за Победу! – сказал Историк, разливая чай.
– А можно разве!? – удивился ветеран, и все засмеялись.
– Нельзя. – Подтвердила директор. – Эта фляжка из нашего музея. Хотим подарить вам.
Неожиданно в дверях появилась молодая девушка.
– Здравствуйте! Я за дедушкой приехала, он у нас от телефона отказывается. За ним присмотр нужен, за 90то, сами понимаете.
Ветеран махнул рукой и стал рассказывать.
– Долго мы обнимали Давида! Возмужал наш Павел! Как-то увереннее и исправнее стал, по форме. Двигался шустрее. Выглядел активнее. Не то, что мы, оголодавшие и одетые во что попало. Во взрослую одежду, обувь. Сказал, что мы теперь глаза и уши партизанского отряда. И есть такая директива, чтобы сжигать все пустые дома, а по возможности и уводить людей к подступившим частям и переправлять их в тыл. Чтобы немец не смог перезимовать. Мы девчонок оставили в доме, а сами пошли к партизанам за едой и указаниями, тетрадь с записями отнести. Я тогда на Ивана очень обиделся, что он автомат от партизан умолчал. А зря. Когда вернулись, то увидели такую картину. Пьяные немцы, не найдя деда Егора всех убили, стариков и женщину Клавдию. Дом заперли и подожгли. Девчонки наши закричали из подполья выползли, и стали изнутри стучать. Немцы дверь открыли и их вытащили. И каждый взял себе по девчонке, и потащили их в сарай.
– Я не знал, что делать. А Иван убежал. Я думал, он испугался. Скоро он вернулся с автоматом в руке и показал мне, как держать и на что нажимать.
– Пойдем! У второго фрица автомат украдем! – позвал он меня, и мы пошли.
– Девчонок наших почти раздели. Визги, крик. Тут немец выбегает, почувствовал, что и Ваньку как схватил, поднял, за ноги так об угол с поленницей и долбанул. Кровь из головы по всем дровам. Я и стал стрелять. Вцепился в автомат, и пока весь рожок не выпустил, не остановился. А руку я держал неправильно. Сжег кожу на ладони.
Второй фриц полуголый убежал. Вылез в маленькое окно и даже не посмотрел, кто в кого стреляет.
А Ваня жив остался. Сотрясение у него было. Я партизанам так и сказал, что Иван девчонок спас. Если бы не он, я бы ничего не сделал.
– Да ППШа – это сила! Символ победы! С круглым рожком… – подтвердил историк.
– Да нет, рожок был не круглый. А как-то от страха за ствол схватился. Он нагрелся…
Фронтовик еще некоторое время рассказывал и про масштаб наступления, про самолеты «лапти» и гаубицы «Сталинские Кувалды», про знаменитые Катюши и белые танки немцев, про то, о чем и не слышали. Все это казалось фантастикой даже при современных военных оснащений, страшной былью, исторической и героической правдой нашего народа.
Школьные учителя были покорены гостем. Снова выпили из фронтовой фляжки, позаимствованной в музее. Подарили подарки ветерану. Сфотографировались. Обменялись координатами. Когда ветеран взял сервиз, то стал распаковывать его и часть чашек ставить на стол со словами: «Возьмите хотя бы половину – вам же тоже чай надо пить», – чем вызвал смех и все еще раз обнаружили в нем доброго подростка, как будто и не прошло те, почти 80т лет, из тех за девяносто, что было ветерану. Выглядел он значительно моложе. Удивительно как он не посидел полностью в таком возрасте, рассказывая, что освобожденные партизанами и войсками пленники уже тогда выглядели стариками, какого бы возраста они не были.
– Жуткое место! – пояснил учитель истории. – Есть там Мончаловский лес, расположен в Ржевском районе Тверской об¬ласти. Эта мрачная местность до¬вольно знаменита среди местных жителей, а все потому, что хранит в своих дебрях огромное количе¬ство тайн и несет на себе отпечатки прошлых лет. Именно в этом лесу в годы Великой Отечественной войны вела свой последний бой, оберегая Родину, 29-я армия.
– История до сих пор не любит вспоминать провальную операцию «Марс», И Сталин, и Жуков, и Конев… кто там еще – все они недооценили Ржевский рубеж. Сколько было загублено пехоты, молодые солдатики висли на колючей проволоке, устилали поля. А это, пожалуй, самая кровопролитная битва на земле за всю историю. Я бы даже сказал, десять процентов погибших и пропавших от числа погибших в Великую Отечественную. Как раз и пришлось на Тверскую область. «Кровавый многоугольник» Ржев – Зубцов – Сычевка – Гжатск – Вязьма – Белый – Оленино… Мончаловские леса… История долго замалчивала эту трагедию. Сколько лагерей было в полях. Узники снег до самой земли съели, траву, землю ели. А это в жуткие морозы… А ведь мы уже наступали. Две армии в окружение попали. Генералы гибли. А немецкие генералы даже стрелялись. Негодовали все. Мне кажется, именно на этих рубежах в этой мясорубке люди отказывались понимать – зачем они здесь и для чего все это нужно….
– За что же, зачем их гнали на верную смерть? Солдатиков то наших. Если артиллерия не успевала, танки отставали. – Спросила Ольга Александровна.
– Сразу и не ответить. И отсутствие техники, география, и погода, и директивы сверху и желание гнать фрица, много факторов. К тому же мы знаем, что Сталинградская битва тоже самая ужасная и если бы не Ржев, сковавший силы противника, непонятно что могло быть со Сталинградом. Ржев сыграл роль спутника. А Победа списала все. Но как сказал Павел Ефимович – знать страшно, а забывать нельзя!
Учителя разошлись. Охранник запер двери. А в памяти всех, кто слушал ветерана, еще остался свет в темном зале и слегка влажные с искоркой глаза правдивого рассказчика. Еще в память врезались первые строчки:
Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете...
РS: Через несколько лет в школьном музее появится несколько мемориальных досок погибших солдат, учеников школы, принявших участие в Специальной Военной Операции.
(Специальная военная операция на Украине (СВО)
– боевые действия российских вооруженных сил, проводимые совместно с вооруженными формированиями ДНР и ЛНР против Вооруженных сил Украины (ВСУ) с целью защиты мирного населения Донбасса, а также демилитаризации и денацификации Украины.
Художник: А. Иванов (из открытых источников).
