Святая София / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

12 апреля 1877 года Россия объявила войну Турции, что стало её ответом на угнетение славянских народов Сербии, Черногории и Болгарии.

После тяжёлых и кровопролитных сражений 20 января 1878 года русские войска подошли к Андрианополю и с ходу овладели им.

Христианское население города радостно встречало их с цветами.

Через несколько дней передовые части русской армии взяли Сан-Стефано, находившийся всего в 15 верстах от турецкой столицы.

Один из разъездов Донского казачьего полка вышел к окраинам Константинополя.

– Вот, станичники, перед нами Царьград! – не скрывая своего восторга, произнёс молодой хорунжий.

Отсюда, с горы, открывался прекрасный вид на город. Дома с черепичными крышами, высокие шпили минаретов и пустынные узкие улочки, мощённые брусчаткой.

– Ваше благородие, а где Святая София? – обратился к хорунжему Степан Нечаев, высокий казак с румянцем на лице, широкими бровями, тонкими усиками и большими тёмными глазами.

– Думаю, что там... Отсюда её не видно... – офицер махнул рукой куда-то вдаль.

– Жаль! – вздохнул Нечаев, – хочется увидеть храм, да и молитву совершить в нём.

– Так увидишь! Помолишься, Нечаев! – убеждённо заверил казака хорунжий. – Если не через два дня, так через неделю обязательно войдём в Царьград. Вот он же перед тобой лежит! Вернём святыню нашу православную, и все помолимся в Святой Софии!

Название «Святая София» Степан услышал ещё в детстве, когда ему было лет семь, наверное.

Одним зимним утром его дед Фёдор, испуганно крестясь, объявил всей многочисленной семье, что видел ночью в горнице, у самой двери, лешака. Мохнатого и с рогами.

– Севодняво же, нужно курень наш освятить! Сглазил его кто-то! Запряйте коня в сани, я к отцу Сергию поеду. Попрошу, чтобы он, немедля курень наш освятил! Севодняво! – распорядился дед.

Настоятель станичной церкви Покрова Пресвятой Богородицы отец Сергий, высокий, болезненно худой мужчина, приехал к ним, когда уже смеркалось.

Его встречала вся семья Нечаевых, одетые как на праздник: дед и отец в мундирах, бабка и мать в новых кофтах и юбках. Степана и его младшего брата Митяя нарядили в брюки и большие рубахи, пошитые на вырост ещё в прошлом году.

– Господи Боже наш, призри ныне милостиво на молитву меня, смиренного и недостойного раба Твоего, – сильным и густым голосом начал молитву священник.

Степан, боясь шевельнуться, смотрел, как отец Сергий зачерпывал кропилом святую воду из белого металлического сосуда и обильно брызгал ею крестообразно по всем углам куреня:

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь!

Когда он закончил, дед усадил священника за стол на почётное место: в красный угол, выделив ему единственный стул. Сам же с отцом скромно устроился на небольшом отдалении на лавке.

Степана и Митяя мать отправила на печь, наказав вести себя тише воды, ниже травы, и принялась с бабкой накрывать на стол.

Наверху было жарко и душно. У братьев сразу же начали слипаться глаза. Вскоре Митяя сморило, и он мирно засопел, а любопытный Степан пересилил сон и прислушался к голосам мужиков за столом.

Дед с отцом в основном молчали, а говорил священник:

– Очень давно, когда ещё и России не было, а на нынешних наших землях обитали языческие племена и народы, православные греки уже в своей столице Царьграде возвели храм Святой Софии. По велению императора Юстиниана. И был этот храм самым большим и красивым на всём белом свете. А внутреннее его убранство поражало любого, кто находился там. Золото, серебро, каменья самоцветные, слоновая кость. Стены строители отделали дорогими мраморными плитами разного цвета.

Отец Сергий замолчал, наверное, чарку выпил, и теперь закусывал.

– Да ну-у-у ? – удивлённо протянул дед. – А иконы, поди, все были в золотых окладах?

– Были и в серебряных! Иконы висели в Святой Софии известными греческими мастерами писанные, – не сразу тихо ответил отец Сергий и вновь замолчал.

Степан напряг слух. Пока до него доносилось лишь громкое чавкание.

– Князь Владимир направил в Царьград своих посланцев и повелел им обязательно церковную службу увидеть в Святой Софии. По возвращению они докладывали ему так: «Не знаем, княже, на небе мы были или на земле!» – наконец уже громко и с выражением произнёс священник.

– Да ну-у-у! – вновь послышался удивлённый голос деда.

– Когда же турки захватили после долгой осады Константинополь, то они первым делом ринулись к Святой Софии. Разломали запертые ворота храма, ворвались внутрь и начали рубить православные иконы, срывать с них оклады...

«Как это рубить иконы? – ужаснулся про себя Степан. – За это Боженька им самим руки отнимет!»

– Обесчестили православный храм, а затем превратили его в мечеть! – с горечью в голосе закончил отец Сергий…

– А мне бы купить на местном базаре чего-нибудь для жёнки и родителей. Это же главное дело: привезти домой с войны подарки! – отрывая Степана от воспоминаний, вдруг ляпнул Кутько, казак с рябоватым лицом и шрамом на всю левую щеку.

Ему никто не ответил.

Ударил порыв ветра. Зашумели верхушки зелёных сосен, закачались голые ветви дубов. Небо стало затягивать чёрными тучами. Вновь ударил сильный порыв ветра, и сверху начал сыпаться снег. Его большие влажные хлопья падали вниз, тая на шинелях казаков, шпилях минаретов, оранжевых черепичных крышах домов. По каменным мостовым побежали тонкие ручейки воды. Ветер усиливался, и вскоре уже ничего не было видно. Вокруг крутилась плотная пелена мокрого снега.

– Возвращаемся в полк! За мной! – раздался приказ хорунжего.

«Через несколько дней вернёмся! Совсем скоро я увижу Святую Софию! Войду в этот великий храм и буду молиться», – подумал Нечаев и тронул поводья своего коня.

Однако они не вернулись и не вошли в Константинополь, не освободили святыню православия, потому что поступил приказ на отступление. Почему? Никто им, простым казакам, этого не объяснил.

«Значит воля Господня была такова!», – решил для себя Степан.

Серое промозглое утро. Над станицей висело чёрное низкое небо. Степан Нечаев – высокий худой старик, с морщинистым лицом, опираясь на костыль, медленно курил самокрутку из крепкого табака и бездумно смотрел на улицу. Вспоминал сегодняшний ночной сон. Видел он в нём купола Святой Софии в голубом тумане. Слышал колокольный праздничный звон и входил Степан через высокие золотые двери в храм, а там лики святых древних икон в золотых окладах строго смотрели на него...

– Батюня, вы чего-то в одном пинжаке стынете? Идите в курень! – раздался за спиной голос невестки Марии.

– Щас! – негромко ответил Степан.

«Хорошая баба! Работящая! Крутится по хозяйству с рассвета и до ночи. Точно как моя Клавка-покойница... Та тоже всю семью на себе тащила. Господь в прошлом году забрал её... Беда какая! – Степан тяжело вздохнул. – Милостью Божей жизнь моя была хорошей. Сын – красавец и герой. С японской войны с двумя Георгиевскими крестами вернулся. Дочь замуж отдал за сына станичного атамана. Живут хорошо. Я Клавку свою сильно любил. Не обижал, как некоторые казаки, которые нещадно бьют жёнок своих. Да и хозяйство у меня самое крепкое в станице на зависть всем лодырям.

Внуков пятеро... – Нечаев выпустил изо рта табачный крепкий дым и закашлялся. – Скоро и меня Господь призовёт. Только об одном сожалею, что так и не увидел Святой Софии! Не сотворил там молитвы!»

Чувство личной вины в том, что не освободили они тогда, тридцать лет назад, великую святыню православную часто терзала Степана, не давало ему заснуть, мучило, как больной зуб.

«Так приказ был отступить! Мы и ушли из-под Констатинополя. На всё воля Божья!», – Нечаев принялся истово креститься.

Из степи потянуло холодной сыростью... Потом, вдруг, налетел ветер, и вокруг закружились большие хлопья мокрого снега. Они падали на камышовые крыши казачьих куреней, сараев, и тут же таяли, оставляя крупные капли воды.

– На всё Господня воля! – шептал он, и по морщинистым щекам старого казака катились слёзы.

Изображение из открытых источников.