Мы сидели на скамейке во дворе нашего дома и тянули пиво.
– Поедешь со мной в Нижний? – как бы невзначай спросил Лëня.
– Зачем?
– Да понимаешь, мне к Олегу надо, он же у нас ювелир.
– И-и-и…?
– Короче, я тут дедушкины зубы решил на обручальные кольца переплавить, – доверительно и конспиративно сообщил мой друг. – Как тебе идея?
– Потрясающе, – усмехнулся я и глотнул из полторашки «Окского».
– Ну так чё?
– У меня голяк, – я пожал плечами, – ты же знаешь. Даже на проезд не наскребу.
– Не вопрос. Посиди пять сек, я сейчас.
Маленький, быстрый, как сперматозоид, он вскочил, нащупал в кармане связку ключей с жёлтой каплей домофона и залетел в подъезд.
Я прикончил пиво, с хрустом смял пластиковую торпеду и отправил в кривоногую урну. Вытряхнул из пачки сигарету.
На улице пригревало солнце, пахло цветущей сиренью и весенней свежестью.
Мурлыкнул домофон и Лёня вышел из подъезда.
– Сорян, что так долго, – развел руками он, – пёсель, этот засрак ушастый, диван в зале заминировал, пришлось побыть сапёром.
В прошлом году Лёнька приобрёл щенка хаски. Ещё у него была старая флегматичная кошка с косыми глазами. Собаку звали Босния, а кошку Герцеговина. Или наоборот, я всё время путал.
Мы запрыгнули в полупустой трамвай. Лёнька махнул проездным и заплатил за меня. Я примостился у окна. Сдавленный голос из динамиков пробубнил следующую остановку.
Вагон дребезжал и покачивался на рельсах. Справа от нас, долговязо растянувшись на сидении, дремал подвыпивший мужик в серой спецовке.
Сосредоточенно пошарив в своём кармане, Лёня протянул мне горстку корявых, местами почерневших золотых коронок и спросил:
– Как думаешь, хватит на два кольца?
– Фу, блин, убери этот трэш.
– Если не хватит, я ещё цепочку свою накину, – куда-то мимо пробормотал он и спрятал артефакты во внутренний карман ветровки.
На конечной остановке мы вышли из трамвая. Кондуктор попыталась растолкать спящего дядьку. Тот что-то промычал, упираясь ногами в переднее сиденье.
– Отвали! – вскрикнул он, – дай сон досмотреть, гадина!
На помощь кондуктору пружинистым шагом поспешил коренастый водитель трамвая. В руке он держал здоровенный, рыжий от ржавчины, гаечный ключ.
Пройдя метров двести, мы оказались на автостанции. Лёня купил в киоске две бутылки пива и пару хот-догов. Минут через десять подъехала «Газель». Дождавшись, когда в микроавтобусе заняли все места, рэкетир-водила хмуро собрал с пассажиров мзду за проезд.
Полтора часа тряски под блатной репертуар радио «Шансон», и мы были в городе.
«Нижний» встретил нас шумом и озабоченной суетливостью горожан. В растянувшейся от Московского вокзала пробке теснились и гудели автомобили.
Олег арендовал площадь под мастерскую в Торговом центре «Звезда», в десяти минутах ходьбы от «Московского».
Мы спустились в подземку. Там было многолюдно. С бесчисленных лотков шла торговля, как на восточном базаре. Продавали всё: от нижнего белья и электроинструмента до бульварных романов, шнурков от ботинок и пиратских DVD дисков.
Бренчал на расстроенной гитаре высокий доходяга с длинными сальными волосами. Неожиданно он прервался, выдержал многозначительную паузу и громко объявил:
– А сейчас, уважаемые граждане, я исполню для вас песню очень хорошей, но пока ещё малоизвестной группы. Песня называется «Семь кругов ЖКХ».
Музыкант ударил по струнам и осипшим голосом запел. Лёня наклонился и бросил в раскрытый гитарный чехол жёваный червонец. Волосач благодарно закивал.
– Хорошая песня, актуальная, – оценил Лёнька.
У памятника Ильичу, указывающему большевистской дланью на буржуазный Торговый центр, гуляла молодежь.
Мастерская Олега находилась на первом этаже ТЦ, и являла собой каморку с массивной стальной дверью и зарешёченным окошком, как в ларьке из девяностых. Над дверью крепилась вывеска с вычурной надписью рыжего цвета: «Золотая антилопа». Рядом с окошком топтался делового вида крепыш. Он внимательно наблюдал за работой ювелира. В странных киберпанковских очках, похожих на окулярные трубки от микроскопа, Олег сосредоточенно что-то паял. Минут через пять он протянул клиенту золотую цепочку с кулоном-полумесяцем. Тот придирчиво осмотрел украшение.
– Ладно, – снисходительно одобрил деловой, – покатит.
Он достал портмоне, расплатился и ушёл.
– Парни, я сейчас, – сказал в окошко Олег.
Лязгнул замок, и он вышел с сигаретой в зубах. Высокий, жилистый с бритой до синевы головой. На ребре ладони бледнела наколка «За ВДВ!» Несмотря на брутальный образ, у Олега были большие голубые глаза с невинными пушистыми ресницами. Ювелир носил черную безрукавку, камуфляжные штаны и берцы.
– Так, сейчас курнём и твой вопрос, Лёнь, решим, – деловито произнес он. – Ты лом принёс?
– Угу, – кивнул Лёня, – всё при мне, – и похлопал себя по груди.
– Давай сюда, – Олег ловко высыпал коронки в пакетик и запер в сейфе. –
Потом каталоги глянешь, выберешь себе гайки.
Покурив, мы вернулись в Торговый центр. Олег шагнул в мастерскую. Покопавшись в ящике стола, нашёл толстую папку и вручил Лёне.
– На, выбирай, – сказал ювелир. И, мгновение поразмыслив, спросил: – парни, а у вас как со временем? Я сегодня закроюсь пораньше, может, по пиву врежем?
– Угощаешь? – Лёня листал каталог, подперев стену плечом.
– О чём речь! – обрадовался Олег и вопросительно посмотрел на меня.
Я равнодушно пожал плечами.
Наконец Лёнька сделал свой выбор.
– Вот эти под семнадцатым номером, – он вернул раскрытую папку.
– Довольно оригинально, – покачал головой Олег.
Я заглянул в каталог. Самые обыкновенные обручальные кольца.
– И во сколько мне всё это встанет? – недоверчиво прищурился будущий жених.
– Считай, что даром. Что мы, чужие что ли, – широко размахнувшись, ювелир забросил папку на стеллаж у окна. – Ну что, в путь?
Народу в баре было немного. Мы выбрали уютный столик в дальнем углу и заказали по бокалу пива. Смазливая официантка с пышной, ухватистой задницей принесла пиво и металлическую пепельницу.
– Ребят, может, к пиву что-нибудь?
– Нет, красавица, спасибо, – ловко расставил бокалы Олег.
Профессионально виляя задом, официантка ушла.
– С таким «тузом» ей постоянно надо быть начеку, – присвистнул ювелир.
– Ну, давайте за встречу, что ли? – предложил Лёня.
Мы чокнулись и сделали по глотку. В бар вошла экстравагантная компания. Готичного вида парни и девушки расположились на высоких табуретах у стойки. Среди них особенно выделялся высокий худощавый парень с длинными чёрными волосами и в гриме, как у Брэндона Ли из фильма «Ворон». На парне была чёрного цвета шляпа-котелок и кожаный плащ, полы которого он, как пианист, вскинул, прежде чем взгромоздиться на табурет.
– Оба-на! – воскликнул ювелир, – а у нас сегодня что, Хэллоуин? Причухан, конечно, у тебя матёрый, братиш. И шляпа ништяк. Где брал?
Нижегородский Ворон покосился на ювелира и отвернулся, приобняв подругу за талию.
– Парни, – повернулся к нам Олег, – а у вас, случайно, нет желания отмыть таких вот грязных обсосов, портящих эстетику этого заведения?
И повернув голову к Ворону, крикнул:
– Эй! Я к кому обращаюсь! Ты, хрен неумытый! Я щас тебе по шляпе дам так, что позвоночник в трусы осыплется!
– Да отстань ты от людей, ради бога, – среагировал Лёня.
– Я думаю, у них свой бог, и имя ему – Люцифер, – сумасшедше расхохотался ювелир.
Заиграла музыка – какой-то легкий, ненавязчивый инструментал. Ювелир заказал графинчик водки, и мы махом его приговорили. Дожидался очереди следующий. Пепельницу официантка успела уже поменять раза три.
– Вот скажи мне, Лёнь, – разлил по новой Олег, – зачем ты, дурила грешная, жениться собрался? Тебе чего спокойно-то не живётся? Острых ощущений захотелось? Я вообще считаю, что женятся только из-за своей тупости.
– Ну, значит, я тупой, что уж тут поделаешь, – отшутился Лёня и закусил кружком лимона.
– Да у нас в стране шестьдесят восемь процентов разводов, дурик, – не унимался всезнающий ювелир, – сечёшь?
Лёня вздохнул, но промолчал. Что-то доказывать бывшему десантнику, особенно по пьяни, – удовольствие сомнительное.
Олег снова закурил и откашлялся:
– Судьба часто подкидывала мне сюрпризы, братва. Но я даже привык, заматерел, можно сказать. А потом понял – в жизни счастья нет, а семейного – подавно. Многие не по любви живут, а только терпят. По привычке или из-за страха поменять свою жизнь. Запомните, пацаны: верить бабам нельзя. Я вот со своей разошёлся… Зато сейчас один. И счастлив, как бог, ну или как полубог. – Ювелир с силой вкрутил в пепельницу окурок.
– Рад за тебя, – утомлённо вздохнул Лёня.
– Не искренне говоришь, а зря, – Олег встряхнул пустую пачку сигарет и полез в свою модную сумку за новой. – Ну а ты чего, хмырь, отмалчиваешься? – сально улыбаясь, спросил он меня. – Погоди, и до тебя доберёмся.
У Олега заиграл мобильный. Прищурившись, он посмотрел на экран и приложил трубку к уху:
– Ну чё названиваешь? Отдыхаю я, да. Давай по-быстрому, меньше слов – дешевле телеграмма…
Лёнька подмигнул мне, поднялся со стула и сказал Олегу:
– Бро, мы в туалет отскочим.
– Валите, попудрите носики, девочки, – отвлёкся от разговора ювелир.
Вытирая руки бумажным полотенцем, Лёня сказал:
– Я думаю, сваливать надо, друган. Наш клиент уже понемногу берега начал путать. А это не к добру.
– Поддерживаю, – сказал я. ¬– А что с кольцами?
– А что с кольцами? Сделает. Ювелир-то он толковый, только собутыльник – так себе. – Лёня смял полотенце и, прицелившись, выбросил в урну. – Короче, сейчас до гардероба, берём куртки и рвём на улицу.
Но удрать не получилось. Выйдя из уборной, мы увидели, как Олег, выкрикивая что-то воинственное, лихо отбивал чечётку на барной стойке. При этом в руке у него плескался бокал с пивом. Испуганная официантка, прижав поднос к груди, отскочила к стене. Готы снимали диковинный перформанс на телефоны, а к нашему ювелиру уже спешила парочка дюжих вышибал в белых рубашках. Один из них, огромный, как Валуев, схватил танцора за ноги и потянул на себя. Если бы второй охранник не подстраховал Олега, он бы рухнул на пол и свернул шею.
– Петушары задутые! – орал блажью ювелир, – помойки краснопузые! А вы горите в аду, отродье сатанинское! – плюнул он в сторону неформалов.
«Ворон» показал средний палец, отвернулся и элегантно глотнул из бокала красного вина. Всем своим видом он демонстрировал презрение к нашему золотых дел мастеру.
Бесцеремонно схватив под мышки, вышибалы поволокли дебошира на улицу.
– Представление начинается, – вздохнул Лёня, и крикнул охране:
– Ребята, только не трогайте его, он малость контуженый.
Мы выпили по стопке, затем я прихватил сумку Олега, и мы поспешили к выходу. В холле наткнулись на охранников. Они, посмеиваясь, возвращались в зал.
– С этим поехавшим больше не пустим, – сообщил один из них.
Мы вышли из бара.
– Олег, а ты чего? – опешил Лёня.
Шумно выдыхая и вытянув руки перед собой, Олег приседал, как на уроке физкультуры. Закончив упражнение, он отдышался и сказал:
– Нервы успокаивает. Чтобы бармаглотов этих не ушатать. Не хочу нам вечер портить. Кстати, а это кто это тут у нас контуженный, а?!
Мы с Лёней едва подавили приступ смеха. Я протянул Олегу сумку.
– Благодарочка, – сказал он и повесил её через плечо.
Удивительно, но после выпитого, ювелира даже не покачивало. Только глаза были стеклянные, и с лица не сходила какая-то безумная, отчаянная улыбка.
– Давайте думать, где продолжим банкет, – он протёр ладонью влажную от пота лысину.
Лёня протестующе замахал руками:
– Не-не-не, я домой. Мне ещё к Вике надо заехать.
– Ну ты каблук. Да успеешь ты ещё под юбкой насидеться, у тебя вся жизнь впереди. Пойдём, а то кольца из алюминиевой проволоки вам сделаю.
– Говорю же – нет.
«Газель» ушла у нас из-под носа.
– Ну и к чёрту этот скотовоз. Поехали на «собаке», – предложил ювелир.
Противиться мы не стали.
Пешком, благо было совсем рядом, добрались до железнодорожного вокзала и купили в кассе билеты. По залу ожидания разгуливал лохматый рыжий пёс. Олег попытался его приманить, но собака высокомерно его игнорировала.
– Смотрите, какие мы гордые. Интересно, что за порода?
– Дворянин, – хмыкнул Лёня.
– Да вижу, что дворняга. Мне окрас его нравится. У меня вообще фетиш на всё рыжее.
– Угу, особенно на золото, – пробурчал Лёня.
– Ты слышь, Петросян, – Олег достал телефон и зажёг экран. – Так, короче, время ещё есть. Я щас в лабаз сгоняю, куплю что-нибудь пожрать ему, а вы ждите меня здесь. Ясно?
– Водички ещё зацепи, – попросил Лёня.
К нам подошёл небритый, с отёкшим серым лицом мужик в спортивном костюме и драных остроносых туфлях на босу ногу. Вместо традиционной просьбы выручить его мелочью, он завёл странный разговор.
– А вы знаете, как в девяностые мы таксистов обували с сожительницей моей? – Мужик воровато оглянулся и понизил голос. – Ищем пустую коробку, кладём в неё кирпич, потом ловим мотор, коробку – в багажник. И по дороге задвигаем таксисту, что вот, мол, купили телевизор, везём домой. Приезжаем, говорим, что сейчас сбегаем домой, бабки принесём. Он соглашается. Фиг ли, у него же наш «телек» в багажнике. Мы выходим, и с концами. Вот так вот, сынки, так мы и жили. Как говорится, спали врозь, а дети были. Ну, бывайте. Не поминайте лихом, хлопцы.
Мужик козырнул, молодцевато крутанулся на каблучках и зашагал прочь, по-солдатски чеканя шаг и напевая:
«И встал трубач в дыму и пламени,
К губам трубу свою прижал.
И за трубой весь полк израненный
Запел интернационал.
И полк пошёл за трубачом.
За настоящим трубачом».
– Это что сейчас было? – глянул на меня Лёня.
Я пожал плечами:
– А чёрт его знает, баня протекает у народа.
Вскоре информационное табло уведомило о прибытии электрички.
– Ну и где он шляется? – нервничал Лёня, высматривая ювелира.
Мы заметили, как «дворянина» проводил к выходу субтильный, точно подросток, постовой в мешковатой форме. Пёс покорно вышел, напоследок взглянув на нас, как мне показалось – с укором.
До отправления электрички оставалось семь минут, а Олега всё не было.
– Пойдём, – не выдержал Лёня, – сам доедет, не маленький.
Мы вышли на освещённую фонарями платформу. Моросил дождь. Шарахались редкие, растерянные пассажиры. Из громкоговорителя слышался сдавленный речитатив. Грозно гудели локомотивы.
В вагоне, кроме трёх припозднившихся мужичков, никого не было. Они выпивали, разложив на сидении водку и скромную закуску. Впрочем, вели себя довольно тихо. Мы с Лёней опустились через два ряда от них. Затрещали динамики, машинист пробубнил, куда следует электропоезд и пожелал счастливого пути. Двери с шипением сомкнулись, состав дрогнул и стал медленно набирать скорость.
Олег появился внезапно. Оттолкнув ногой сдвижную дверь, он ввалился в вагон. В руке ювелир сжимал увесистый пакет из «Пятёрочки».
– А меня дождаться никак? Или хотя бы позвонить?
– Телефон сдох, – солгал Лёня.
– Да что же это за грёбаная вселенская несправедливость!
Он рухнул на скамью. Шелестя пакетом, стал деловито выгружать провизию: литр «Беленькой», настойку «Три старика», курицу гриль, стяжку пива, копчёную колбасу в нарезке, хлеб, полутора литровую бутылку минеральной воды и гармошку пластиковых стаканчиков.
Лёня схватил минералку и жадно присосался к горлышку. Опустошив едва ли не половину, шумно выдохнул и откинулся на спинку.
– Кайф, – вытянул ноги он, – ещё бы голова прошла, совсем было бы гуд.
– Есть средство, – ювелир свинтил крышку с «Беленькой».
Лёня поначалу вздумал артачиться, но, в конце концов, сдался и безнадёжно махнул рукой – наливай. Олег разлил, и мы выпили. Обжигая пальцы, варварски расчленили несчастную курицу.
Несмотря на приличную закуску, меня стало размазывать уже после второго стаканчика. Может, водка легла на старые дрожжи, но скорее всего – оказалась палёной. Водка-косорыловка. Взгляд мой затуманился, звуки стали какими-то приглушёнными, словно я нахлобучил на голову тяжёлую перьевую подушку из советского детства. Отлично, мы нажрались отравы! После выкуренной в тамбуре сигареты стало только хуже.
– Шлюха, – голос Лёни сделался тягучим и вязким, как желе, – Гонору у неё чересчур. Надоело всё, Олег. Не будет никакой свадьбы. Звони проституткам! У тебя же есть номера? Я знаю, есть.
И Лёня протягивал свой мобильный. Очень мед-ле-нн-о. Вообще, все дальнейшие события превратились в замедленную съемку.
Ювелир пытался обуздать его мятежный дух:
– Ты пургу не гони, братишка. Браки, они же ведь это…на небесах. Жена человеку дается богом! Бросать её смертный грех. В тебе сейчас Лёня, говорит дьявол. Дьявол искуситель. Но ты не поддавайся, ты борись. Помнишь, как в песне: «а ты борись, Борис, тебя дорога ввысь ведёт ни в первый раз. Поторопись, Борис, давай, Борис, на бис исполни песню президентскую для нас…»
Я понял, что попал в рай для умалишенных...
Потом, за каким-то лешим, мы решили подсесть к единственным попутчикам. Звали этих граждан странно: Святостас, Моисей и Фома.
Все трое были худы, седовласы, рыжебороды и, к тому же, одинаково одеты – длинные, из грубой серой ткани балахоны, подпоясанные толстой плетёной верёвкой, а на ногах – белые «адидасы».
– Угощайтесь, братья, чем бог послал, – сказал Святостас. Он отставил к окошку посох, обмотанный синей изолентой, разлил в три стаканчика и развернул пакет с какой-то зеленью – то ли с укропом, то ли с петрушкой.
– Ну мы тоже не с пустыми руками, – Олег достал настойку, распаковал уже порядком обглоданную курицу.
Лёня вынул из пакета колбасу, хлеб и стаканчики. Ювелир свинтил крышку со «Стариков» и налил в стаканчики.
– Мясо, птицу, молоко – не потребляем, – категорично пробасил Святостас.
Нахмурив кустистые брови, старцы важно закивали.
– Ну, как знаете, – сказал Олег, – каждой избушке – свои погремушки. Давайте, господа, залпом, из всех орудий. – И незамедлительно влил в себя настойку.
Мы выпили, закусили кто чем. Бородачи перекрестились двумя перстами, глотнули, фыркнули и захрустели редисом.
– Чтобы не киснуть, надо квасить, – потряс бородой Святостас.
– Отцы, подскажите, как мне быть? – жевал колбасу Лёнька.
– Слушаем тебя, сын, – молвил Святостас, – но для начала, заешь зеленухой, а то изо рта у тебя смердит, как от Лазаря.
Лёня послушно закусил укропом и начал.
– Мы с моей Викой решили пожениться...
– Благое дело, – вставил Моисей.
– Ты не перебивай, брат, – подал голос Фома, – а ты, отрок, продолжай.
– Так вот. Когда мы начали встречаться, всё было хорошо, но как дело дошло до свадьбы, в неё словно бес вселился. Капризы какие-то… Мозг мне, короче, сверлит, как бормашина. То ей не то, это не это. То денег не хватает, то ростом я мал, то хреном не велик... Потом одумается, поймет, что палку перегнула, и снова мягкая и пушистая. А потом снова эти качели. То душка, то стерва...
– Самые лучшие жёны получаются из укрощённых стерв, – важно произнёс Моисей.
– А тебе почём известно? – усмехнулся Фома, – ты ведь и женщины ещё не познал. Брешешь ты всё.
– Не доводи до греха, Фома, не доводи, – сжал кулачки Моисей.
– Цыц, – шикнул Святостас. – Помните, что гнев – это горячие угли. Кидая в других, обжигаешься сам.
Электричка остановилась на каком-то тёмном, глухом полустанке, но двери не открывались.
– Вот что я хочу на этот счёт сказать, братья, – огладил бороду Святостас. – Мужья и жёны должны относится друг к другу с любовью и уважением. Как сказано в писании: «Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится, то есть глубоко уважает мужа». Им, братья мои, нужно удовлетворять потребности друг друга. Чутко и деликатно. Бог ждёт, что они будут верными друг другу. И как сказано в писании: «Муж оказывай жене должное благорасположение; подобно и жена мужу. Брак у всех да будет честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог».
Святостас замолчал, будто в конец обессилев, опустил голову и погрузился в тяжёлую дрёму.
В громкоговорителе что-то промямлили, и электричка тронулась.
Олег осторожно разлил настойку и поставил пустую бутылку под скамью.
– За это и выпьем, – вполголоса произнёс он, боясь нарушить покой старца.
Они возникли неожиданно. Трое. Усатый толстяк-контролёр в синей форме, с бейджиком на шее и кассовым аппаратом на пузе, и два крепких охранника в камуфляже и с резиновыми дубинками на армейских ремнях. «Коломойцев Брунгильд Адольфович. Старший контролёр» – прищурившись, прочёл я на бейдже усатого.
– Вставай, похмеляйся, рабочий народ, – контролёр потряс за плечо Святостаса. Но он не реагировал. – Ваши билеты, – тогда обратился к нам Брунгильд.
Мы с Лёней и Олегом протянули билеты.
– Так, здесь понятно. Эй, на шхуне, у вас что?
Святостас всё так же не реагировал, Моисей и Фома беспомощно вертели головами и хлопали невинными глазами.
– Ребята, выкидывайте этих забулдыг, – приказал охранникам Брунгильд.
Один из костоломов схватил Фому за шкирку и поднял над скамьёй. Старец смешно засучил ногами. Недопитая бутылка упала и пролилась на пол, из пакета высыпалась зелень.
– Не рыпайся, рвань, – прошипел охранник и вытащил из-за ремня дубинку.
Святостас вдруг поднял голову, встал, в момент оценил ситуацию, и, взявшись за посох, прокричал:
– Моисей, работаем!!!
Посох обрушился на голову охраннику, и тот, уволакивая за собой Фому, повалился на соседнюю скамью. Моисей задрал балахон, подпрыгнул и врезал «адидасом» по морде другому охраннику.
– Мама, – проскулил он и отлетел в проход.
Всё это произошло стремительно, в считаные секунды.
– Получай, вражина! – победоносно выкрикнул Моисей.
Контролёр достался Фоме. Он настиг убегающего Брунгильда у раздвижных дверей вагона, крутанул его за плечо и вырубил молниеносным апперкотом. Контролёр взвизгнул, сполз вниз по дверям, двери разъехались, и контролёр растянулся в тамбуре.
– Уходить надо, братья, – сказал Святостас.
Мы двинули через несколько вагонов и пришли в холодный, с выбитым окошком тамбур.
Вскоре электричка остановилась. Двери разомкнулись, и мы вышли на платформу. Была глубокая, звёздная ночь.
– Ну, отроки, давайте прощаться, – протянул ладонь Святостас, маленькую и нежную, как у ребёнка.
Пожали руки и Фоме с Моисеем.
– А это вам на память, – выставил перед нами посох Святостас.
Они вскочили на высокое ограждение платформы, сорвали с себя балахоны, расправили огромные лебединые крылья и взмыли ввысь.
– Ух ты, святые, – задрав голову, проговорил Лёня.
Олег вздохнул и смахнул с лица слёзы.
Мы разошлись по разным сторонам.
Я брёл во тьме, в руке сжимая посох Святостаса.
Я вышел на площадь Маяковского. Великий русский поэт повернулся ко мне гранитной задницей. Я глянул в небо. Сквозь тьму мне салютовали три ангела.
Художник Анатолий Концуб (из открытых источников).
