Поездка на Чукотку планировалась мною и моими подругами почти за год, за это время мы не только деньги копили – а это удовольствие достаточно дорогое, но и много читали, обсуждали прочитанное. Видео и кино смотрели, и говорили об увиденном. Книги, фильмы, интернет – всё было нам в помощь, информации об этом регионе достаточно.
Про фильм «Начальник Чукотки» и говорить нечего, это шедевр. Но не как источник информации, а как пример блистательного мастерства кинематографистов. «Территорию» Олега Куваева я прочитала на одном дыхании, фильм, правда, меня не очень воодушевил, это – виды, пространства, и как-то по касательной – жизнь в этом регионе. Точнее, жизни местного населения нет, а есть работа геологов. А это совсем другое. Анимационный фильм «Книга моря» прекрасно дополняет доступные издания «Сказок Чукотки». Забегая вперёд, скажу, что просмотр фильма до поездки был самым обычный, без особых настроений. А вот когда я вернулась с Чукотки, то поняла, сколько в нём мудрости.
Документальные фильмы о Чукотке у меня особых воспоминаний не оставили. Самолюбование собой на рыбалке – вот я, а вот пойманная мною рыба, толстая и необыкновенная! А вокруг природа фантастическая и красоты невероятные. Всё в традициях жанра. Не буду говорить о фильмах и книгах про мореходов и научных экспедициях. Их много, и очень достойных.
Сейчас разговор о людях и их жизни на этом краю света.
Анонс к нашему туру: «Чукотка – это не только суровая природа и крайний север, но и территория с уникальной культурой, которая формировалась веками в условиях полной изоляции и экстремального климата. Здесь живут народы, сохранившие уклад жизни, обычаи и мировоззрение, которым тысячи лет».
Наша поездка – это посёлок Угольные копи (3 дня, включая дни прилёта и отлёта), столица региона Анадырь (5дней), посёлок Лаврентия (пролётом и проездом) и поселок Лорино (5 дней).
Если посмотреть карту, то вопросов по географии не возникнет. Всё – край света, потому как все вышеперечисленные поселения расположены по берегу Берингова залива. Смотришь на воду и понимаешь, что вся наша страна за твоей спиной. Как и вся Азия. А впереди океан и небо. Ну а где-то за ними – всё остальное.
Из анонса тура.
«Чукотка – край, где культура не просто сохраняется, а живёт в суровой, но одухотворённой повседневности. Коренные народы региона – чукчи, эскимосы, эвены и другие – веками приспосабливались к арктическому климату, создавая уникальный уклад жизни, основанный на уважении к природе, циклам времени и взаимопомощи внутри общин. Их быт, обряды, традиции и ремёсла – это не архаика, а основа идентичности, которая и сегодня играет ключевую роль в жизни северных посёлков. Понять Чукотку по-настоящему невозможно без знакомства с её коренным населением и образом жизни, уходящим корнями в глубокую древность».
Специальное привожу цитаты, потому как об этом крае обычно пишут пафосно и нарядно. А ещё строго запрещают снимать сцены раздела туш китов и пьяных жителей. Обо всём этом ниже.
Не буду ничего утверждать категорически и говорить, например, что Чукотка – один из немногих регионов России, где традиционный уклад жизни коренных народов сохраняется и по сей день. То, что образ жизни местных жителей адаптирован к суровому арктическому климату, это без сомнений. Ну а всё остальное – из личных впечатлений. Это – про «уникальные культурные и хозяйственные системы».
Начну с информации из энциклопедии. Общие сведения.
Основные коренные народы Чукотки – чукчи, эскимосы (юпики), эвены, а также в небольшом количестве чуванцы и коряки.
Чукчи – самый многочисленный коренной народ Чукотки. Они делятся на два традиционных типа: оленеводов-тундровиков, ведущих кочевой образ жизни, и морских охотников-береговиков, живущих у побережья и занимающихся добычей морских животных. Их культура включает богатую мифологию, традиционную одежду из оленьих шкур, чумы, ритуальные песни и танцы.
Эскимосы (юпики) – коренной народ прибрежной Чукотки, чья культура тесно связана с морем. Они живут в таких поселениях, как Уэлен, Лорино, Сиреники. Основу их традиционного уклада составляет охота на моржа, тюленя и кита. Эскимосская культура известна своим искусством: резьбой по кости, барабанными танцами, мастерством в изготовлении байдар и сохранением древнего языка.
Эвены – народ, традиционно связанный с оленеводством. Они проживают в основном во внутренних районах Чукотки и ведут полукочевой образ жизни. Эвены славятся своими знаниями о природе, маршрутами перекочёвок, умением обращаться с оленями и духовными практиками, включающими элементы шаманизма.
Чуванцы – малочисленная этническая группа, сформировавшаяся в результате смешения русских старожилов, юкагиров и других народов.
Чуванцы традиционно занимаются охотой, рыболовством и оленеводством, а их культура вобрала элементы как православия, так и шаманизма.
Коряки, в основном проживающие в Камчатском крае, также встречаются на юге Чукотки, особенно в районах, граничащих с Корякским округом. Их образ жизни близок к чукотскому: оленеводство, охота, богатая устная традиция.
Мы за время нашего путешествия общались в основном с чукчами и эскимосами. Но когда мы спрашивали: «А вы чьих будете?» Редко, кто отвечал, что он чукча, эскимос или эвен. Чаще рассказывали, что в роду отца русские и коряки, а мама из эскимосов. Очень разные приводились варианты. В общем, большая часть населения даже не полукровки, а многокровки.
В поселке «Угольные копи» кто только не проживает. Здесь много людей самых разных национальностей, приехавших когда-то работать на шахты. Кто-то остался и живёт теперь в поселке. Кто-то приехал работать не на шахту, а в разных других отраслях – работа есть. Нас в первые дни возил водитель из Северной Осетии – Алании, много и интересно рассказывавший, как он приехал в этот регион по приглашению брата. А дальше – семья. Друзья, много работы. Вопрос о досуге тоже нас интересовал. У него рыбалка! Рассказ этого человека достоин отдельного изложения – это энциклопедия северной эхтиологии.
Нам повезло и в том, что по Гудыму нас водил отставной офицер, который остался жить в этом регионе после вывода отсюда военных частей. Доступные знания мы успели почерпнуть из открытых источников, а вот личные впечатления – статья особая. Военных в этом регионе было много. Это истории СССР – описана и показана в интернете с многочисленными фотографиями.
Про столицу Анадырь – будет отдельный рассказ. А мы переместимся в глубинку глубинную.
Из анонса программы. «Все эти народы внесли свой вклад в культурное наследие Чукотки, и, несмотря на современные вызовы, они продолжают передавать знания и традиции новым поколениям. Их жизнь – это пример устойчивости, адаптации и уважения к природе, которая на Севере диктует свои правила».
Как подумаешь, что местные народы внесли свой вклад в наследие, сразу представляешь, что они с песнями и танцами по берегу хороводы водят.
А «несмотря на современные вызовы передают знания и традиции новым поколениям»?
Итак, перелёт в поселок Лаврентия – это два часа от Анадыря на север. Всё по погоде, которая непредсказуема даже для современных метеорологов. Но мы вылетели всего лишь с небольшой задержкой. Пока часа полтора толклись в аэропорту – а он в Анадыре (точнее в Угольных копях, но это рядом) современный, удобный – фотографировались у чучела огромного медведя и изучали сувениры. То есть присматривались и приценивались. Цены на всё какие-то невероятные. И не скажу, что предлагался богатый выбор поделок. Когда объявили посадку, все потянули свои тюки и чемоданы к стойкам регистрации. Мы летели на АН-24. Самолет малюсенький, все места заняты. Местных большинство, нас, туристов, совсем немного.
Аэропорт в Лаврентия больше напоминал садовый домик СНТ активного огородника с минимальным достатком. Мы в здание вообще не заходили. Повыпрыгивали по своему трапу-лесенке на бетон, прошли в сопровождении пограничников и людей в штатском к забору, по пути у нас забрали паспорта.
К забору приехала сетка с нашими чемоданами, сотрудники их вынули, а мы растащили – каждый свой. Пограничник вернул нам паспорта, провёл инструктаж, я, правда, его прослушала, потому как не могла оторвать взгляда от захода на посадку вертолёта. Он казался какой-то фантастической птицей с отражавшимися лучами солнца на фоне яркого голубого неба. Пока я глазела в небо, вертолёт приземлился и поднял невероятных размеров облако пыли. Вопрос, откуда на взлётном поле столько пыли, я задать не рискнула. Иначе пылью я бы не только покрылась, но и наполнилась.
Но на все вопросы нам пограничники ответили. Внимательные они были и любезные. На основной вопрос «Где удобства», был ответ «В администрации». Кстати, нас не просто пустили в это здание, а, как говорится, приняли там (в здании администрации) как родных. То есть первое впечатление от «Глубинки глубинной» – доброжелательность. Удобства в здании местного аэропорта тоже есть, но для тех, кто вылетает. А прилетевшие граждане этой проблемой, видимо, не озадачиваются, а быстренько разбегаются по своим адресам.
Транспорт нас забрал, мягко говоря, не шикарный. Зато водитель, красивый молодой человек смешанных кровей, искренне порадовал. На просьбу остановить нас в поле в прямом смысле слова отреагировал приветливо. Из машины выпустил, вышел с нами, объяснил, как ходить по кочкам, а не завалиться в мокрую траву с первого шага. Морошки на поле мы обнаружили очень много. Но она не вся созрела. И это он нам тоже объяснил. Не надо, дескать, рвать красивую красную, а надо собирать жёлтую. Мы оживились и унеслись «по ягоды». Ещё повсюду увидели много шикши – это кустики с крошечными чёрными ягодками, и голубики. Ягодки у нее чуть побольше, и они голубые. Но морошки – море. Много грибов. Я удивилась.
Думала, что грибы растут только в лесу под деревьями. Откуда, спрашивается, в поле подберезовики? Подруга-биолог не просто рассказала, но и показала местные арктические берёзки – они, по-моему, размером как зелень брусники. И над этой зеленью стоят грибы. Я с умным видом назвала их «надберезовики».
Водитель ходил с нами и рассказывал о том, как и когда они собирают грибы и ягоды. Ягоды собирают активно, но в основном морошку. Варят варенье и делают её в сиропе. Есть какие-то не сладкие рецепты.
Из анонса: «Быт коренных народов Чукотки формировался в условиях сурового климата, полярных ночей, вечной мерзлоты и сильных ветров. Именно поэтому все элементы их повседневной жизни – от формы жилища до рациона – направлены на выживание, тепло и мобильность. Этот уклад веками оттачивался и передавался из поколения в поколение, сохранив при этом глубокую связь с природой».
Жилища на Севере традиционно различались в зависимости от образа жизни. У оленеводов были чумы – конические переносные сооружения, обтянутые шкурами, легко собирающиеся и разбирающиеся при перекочёвках. Чумы есть и сейчас, это удобно. Наверное, оленеводы и сейчас собирают свои чумы и разбирают их при необходимости, но в этой поездке около нас не наблюдалось кочевых оленеводов. Мы же на побережье прилетели!
Пишут, что у «прибрежных жителей строились полуземлянки или ямные дома – углублённые в землю постройки с деревянным каркасом, покрытые дерном и шкурами для лучшей теплоизоляции. Внутри жилища обычно находился открытый очаг, подвесные нары и зона для хранения пищи».
А вот этого точно нет. В посёлках дома современные. Невысокие, в два этажа. Есть дома новые – с удобными большими квартирами. В Лорино население полторы тысячи человек. Несколько улиц, дом с муралом – приятным моржом на торце, и магазин с некими-то картинками по стенке. На Чукотке их любят. Дома яркие, в этом посёлке в основном бело-жёлтые и розовые. Мы жили в квартире, большой двушке и огромной кухней и всеми удобствами. Время – начало августа, самое тёплое время года в этом регионе, а отопление работало. Топят привозным углём, котельных две. Дороги – грунтовка. И по посёлку, и за его пределами.
Главные достопримечательности Лорино – школа, очень красивая и большая, детский сад такой же. И много детей – разновозрастных. Дети гуляют сами по себе, даже меленькие. Конечно, за ними вроде как кто-то присматривает, часто почти ровесники. Семьдесят процентов семей многодетные. Детишки самостоятельные, в основном не капризные. Упал, всхлипнул пару раз, встал и пошёл. Все здороваются: и дети, и взрослые.
Что пишут: «Одежда изготавливалась исключительно из природных материалов: шкур оленя, моржа, тюленя, соболя и песца. Основной зимний комплект – это двойная парка (камлейка), шапка, варежки и унты, сшитые мехом внутрь. Особое внимание уделялось многослойности и плотности кроя, чтобы не допустить потери тепла. Каждый народ имел свой орнамент и технику пошива, по которым можно было определить происхождение и статус владельца».
Цитата годится для рассказа о жизни на Чукотке лет эдак сто назад. Сейчас дети ходят в современных ярких комбинезонах, молодёжь в спортивных костюмах и кроссовках. Вся одежда удобная и тёплая. Это точно. Меховая одежда во время длиннющей зимы, конечно, используется. Унты и варежки – непременно. Наверное, и шапки. Летом местные жители не всегда, но случается, что и одеваются в яркие камлейки – цветастые наряды. Может, им это удобно, но чаще для туристов.
В жизни им сейчас чаще всего не нужно. Народ тут, конечно же, приспособлен к непростым условиям жизни. Но ведь есть удобная, лёгкая современная одежда. Её они и носят.
А вот с питанием от традиций на Чукотке совсем не ушли.
«Питание полностью зависело от природных ресурсов. Основу рациона составляли мясо северного оленя, тюленя, моржа, рыба, жир, морские водоросли, ягоды и коренья. Широко использовалась суровая пища – строганина, замороженное мясо и рыба, сушёная или копчёная продукция. Кулинария была простой, но функциональной: сохранялись витамины, жиры и калории, необходимые в условиях холода и физической нагрузки».
Нам готовила местная повариха. Как? Обалденно, словами современной молодёжи. Конечно, блюда местной кухни в нашем меню присутствовали. Рыба. Её ловят и с берега, и с лодок. На удочки и сетями. Чаще всего для нас был – голец, какая-то красная рыба, и корюшка, но местная – крупная. Жарят, варят, солят.

Лорино – столица китобоев. Да-да. Когда я об этом читала, но мне казалось сие занятие чуть ли чем-то первобытным. Но китобойный промысел действительно присутствует в местной современной жизни как одно из основных занятий. Что в этом ужасного? В других регионах скотину разную забивают. Разделывают, едят. Здесь – китов!
Китов мы видели очень много – и только фонтанчики, и спины, и даже один хвост. Абы кто на китов охотиться права не имеет, для местных сделано исключение. Им выдаются квоты. На общины. Мы посмотрели только часть этого мероприятия. На лодке охотников мы шли (плыли), гарпуны у них лежат по борту. Важно успеть среагировать на фонтан и попасть киту в нужное место. На охоту выходят минимум на четырёх лодках. Как потом волокут кита к берегу, я могу только догадываться. Я лично решила на это не смотреть. А часть нашей группы поприсутствовала при этом действе. И даже при разделке. Всё с их слов очень организовано. Приспособления простые – вот что веками совершенствовалось. Участвуют в этом почти все жители мужского пола, мальчишки-подростки особенно деятельны.

К слову, подростки тут не манерные, а ловкие, хваткие, рядом с родителями производят впечатление надежных помощников. Возраст главных помощников определить сложно, по-моему, лет с десяти мальчишки уже помощники. Вопросов не задают – сказал отец:
«Подержи лодку», держит. Говорит: «Помоги женщине», без тени недовольства на лице подходит и помогает. Маленькие мальчишки тоже рядом с отцами – тоже что-то делают.
Точно, что «уклад жизни строился вокруг сезонных циклов: перекочёвки, охотничьи периоды, праздники, обряды. Каждое занятие было распределено по полу и возрасту: мужчины охотились и строили, женщины шили, готовили и воспитывали детей. Большую роль играла община – коллективизм, взаимовыручка, уважение к старшим и традициям. Устная передача знаний, песни, легенды и танцы были неотъемлемой частью повседневности».
В Лорино есть клуб, он же культурный центр. Мы попали на праздник села, но ничего изысканно фольклорного не видели. Награждали грамотами местных активистов, кормили угощениями – много, сытно – сначала порадовали детишек, потом взрослых. Концерт был под современную музыку – старательно исполненные композиции.
«Даже в условиях современности многие элементы традиционного быта сохраняются – как в стойбищах, так и в посёлках. Это не просто бытовой уклад, а целостная система жизни, в которой человек и природа существуют в тонком и устойчивом балансе».
Кое-что, конечно, есть. В Лорино работает пошивочная мастерская.
Семейное предприятие с милейшими хозяевами, по национальности эскимосами. Выбора изделий особого у них не было, но какие-то сувениры мы купили. Важно, что работающие там барышни нам показали и рассказали не только, что они создают, но и как это делают. Хозяин много лет руководил (или он участвовал в этом коллективе) ансамблем «Лоринские зори». Его рассказ нам о многом поведал. И… Он – выходец из семьи эскимосов, которые когда-то проживали в поселке Наукан – на мысе Дежнёва, то есть практически на утесе в океане. Как они жили? Об этом он и рассказывал.
Сейчас жизнь в поселке нам показалась в первую очередь дружной. Пьяных, вопреки разговорам, мы видели мало. Одна тётка лезла за закуской в фойе клуба во время праздника. Да, она была сильно пьяная. Но, кстати, лицом она не из местных народов. Ещё парочка алкашей бродила мимо дома. У нас в Москве я бы их не разглядела из-за зарослей. В центральной России брошенные дома зарастают сиренью, крапивой или чем-либо ещё. И их не видно. А в арктической пустыне – всё иначе.
Но не скажу, что в глаза бросается пьянство местного населения. Наоборот. Мне показалось, что по сравнению с некоторыми другими городами – любителей зелёного змия тут не много. Есть, конечно. Но как везде.
А вот кого много – собак. Ездовых. Некоторых ездовых летом ставят в упряжку, и они возят квадроциклы. Но исключительно для тренировки, чтобы дело своё не забывали. И много собак, как чипированных, так и хозяйских – везде и всюду. На цепи сидели две. Остальные бегают, кому – где вздумается. И виляют хвостами. Не лают, не нападают. Весёлые и приветливые. Из нашего подъезда днём вывозили на прогулку инвалида детства – молодого человека лет двадцати. Около него тут же устраивался Чижик, лохматый метис. К нам он был снисходителен, несмотря на то, что мы его подкармливали, а парня обожал. Молодой человек, хотя и говорил с проблемами, но оказался интересным собеседником. Особенно по части жизни братьев наших меньших в здешних условиях. У него есть и Чижик, живущий на улице. И в квартире обретается другое зверьё – у него кот и щенок, с которыми он меня даже познакомил.
Мясо кита не продают. А раздают бесплатно. Собакам тоже перепадает, хотя после разделки на берегу так или иначе что-то остаётся. Это ж не хирургическое отделение больницы. Что-то да отрывается и валяется на песке. Разделку кита мы наблюдали, когда возвращались к аэропорту в поселке Лаврентия. Как не старалась я избежать этого зрелища, но не удалось. Ничего в принципе страшного. Туша кита похожа на огромную гору, никак не связанную с кем-то живым. От этой горы отрезают части и моют в воде. Потом складывают в пакеты и уносят.
У кита всё идет в дело, шкуру срезают с салом, которое и коптят, и солят. У меня оно «не пошло». Есть его я не смогла. И мясо тоже. Я не переношу рыбного запаха, и вкус некоторой рыбы мне тоже чужд. А друзьям моим всё китовое понравилось.
«У коренных народов Чукотки шаманизм долгое время оставался основой мировоззрения, пронизывая все стороны жизни – от охоты до воспитания детей. Это не просто религиозная система, а способ объяснять мир, выстраивать отношения с природой, предками и духами. Шаман воспринимался как посредник между людьми и невидимым миром, хранитель знаний, целитель и духовный защитник общины».
Об этом мы только слышали, но шаманов не видели. О вере местного населения я узнала из сказок и мультипликации. Чукчи, эскимосы, эвены и другие народы верили, что всё живое – животные, реки, камни, огонь – имеет душу и силу. Особое внимание уделялось духам природы, хранителям мест, а также духам предков, которых почитали и просили о помощи.
«Считалось, что болезнь, неудача или охотничья неудача – результат нарушения баланса с духами. Шаман в таких случаях проводил обряды очищения, изгнания злых сил, сопровождения душ умерших. Обряды сопровождались пением, танцами, использованием бубна – символа Вселенной, а также специальными костюмами и масками. Шаман входил в транс, чтобы общаться с духами, видеть будущее или находить пропавших людей. Эти практики передавались по наследству, но считалось, что стать шаманом можно только по “призванию”, после тяжёлой болезни, видения или особых снов».
В Лорино я Храма не видела, в Лаврентия Храм есть, а в Анадыре – и не один.
Мифология коренных народов Чукотки богата образами духов-хозяев тундры, моря, подземного и верхнего мира. Часто в сказках фигурируют животные как равные партнеры или даже учителя человека: ворон как культурный герой, медведь как символ силы, кит как связующее звено между мирами. У каждого народа – свои истории, но все они отражают уважение к природе и тонкую грань между материальным и нематериальным. Юноша-тюлень, Чайка, Куличок и Ворон – герои сказок, которые мы читали вслух.
Элементы шаманизма живы: в обрядах, в языке, в представлениях о жизни и смерти. Многие обычаи, даже адаптированные к современности, по-прежнему несут в себе духовное содержание, сохраняя память о мире, в котором человек жил не отдельно от природы, а внутри неё.
«Ремёсла у коренных народов Чукотки – это не просто прикладное искусство, а способ выживания, передачи знаний и отражения мифологического взгляда на мир. Каждый предмет здесь – функционален и в то же время наполнен глубоким смыслом. Традиционные ремёсла развивались в тесной связи с природными ресурсами, кочевым образом жизни и духовной культурой. Особенно выделяются три направления: косторезное искусство, шитьё и изготовление предметов быта».
Косторезное искусство – это визитная карточка тех народов, где кости много. У прибрежных жителей Чукотки, особенно у эскимосов, это искусство развито, и оно прекрасно. Мастера режут по моржовой кости, клыкам, рогу оленя и даже (очень редко) по китовой кости. Делают различные украшения, вырезают сложные миниатюрные сцены. Работы могут быть как плоскими рельефами, так и трёхмерными скульптурами. Мастера используют простые инструменты, но добиваются поразительной детализации.
Мастерская в Лорино – скромное помещение, где на момент нашего визита работали два человека, мастер и ученик. Из готовых предметов почти ничего уже не осталось – эти сувениры пользуются спросом, хотя и дороги. Зато сколько заготовок!!!!
Я все-таки купила самое главное, что можно было купить на Чукотке. Конкретно в Лорино – огромный резной «орган» моржа, красоты и цены немыслимой. В художественном салоне в Анадыре – резьбу на позвонке кита. Позвонок размером со сковороду, резьба мне очень понравилась, но она не тонкая, скорее условно обозначена. По китовой кости почти нет резных изделий. А вот в музее мы купили небольшие картины – роспись по китовом усу. Он спрессован и покрыт чудесным изображением! Здесь же, в музее, купили украшения – кольца, серьги. Браслет мне не достался, он был один и небольшой по размеру. Браслеты я купила в аэропорту. Кожаные. Что ж! Пусть не из кости, но всё-таки порадовала себя!

Шитьё – это важное умение для женщины в первую очередь всегда и везде, а в условиях Севера особенно. Девочек с детства обучаются искусству шитья одежды из оленьих, тюленьих и песцовых шкур. Умение сделать прочную, тёплую и водонепроницаемую одежду – вопрос выживания в арктическом климате. В пошивочной мастерской нам показали, как женщины работали. Раньше зубами обгрызали заготовки для обуви, размягчая кожу. Мужчины на поясе носили нож и иголки в специальной, очень удобной упаковке. Всё, конечно же, делалось из природных материалов.
Камлейки, парки, унты, варежки и головные уборы изготавливались вручную с учётом анатомии и движения. И обязательно украшались – мехом, бисером и вышивкой. Каждый элемент несёт как практическую, так и символическую функцию: орнаменты могут отражать принадлежность к роду, статус или защитные обереги. Но это всё-таки сегодня это не повседневная необходимость, а фольклорные предметы, за редким исключением используемые в жизни.
Я купила панно, круглую кожаную картинку – аппликацию моржа. Хороша невероятно. И два чукотских мячика, это символ Чукотки. Почему два? Не смогла выбрать один. Мне оба очень понравились.
Предметы быта, они же утварь, важны для жизни. Из дерева, кости, камня и кожи раньше делали всё: миски, ложки, ножны, чехлы для ножей, нити, тазы и сосуды для хранения пищи и воды. Использовались даже жилы животных для шитья или в качестве прочных верёвок. Все предметы создавались с расчётом на лёгкость, прочность и удобство в условиях кочевого или прибрежного образа жизни.
В Лорино местными энтузиастами создана специальная яранга, где можно со всеми этими умениями ознакомиться. Преклоняюсь перед этой семьёй, они вложили немало сил и души в свое детище. Несмотря на современный мир, люди стараются хранить свою культуру, ремёсла, обряды и язык.
Нам представили несколько музыкальных номеров. Просто всё – что вижу, то и пою. Но как? Горловое пение в здешней традиции специфическое. У исполнителя слышны голоса птиц, некоторое похрипывание. Как будто завораживает.
Танцы не очень активные, потому как собирались в ярангах, а там не разгуляешься. И то же – что вижу, то и танцую. Оказалось, что это симпатично и элегантно.
И очень хорошо, что к этому активно привлекают детей.
Так что о быте, традициях и образе жизни береговых чукчей мы узнали много больше, чем о чукчах тундровых. Мы и жили в поселениях чукчей береговых, и яранга, где представлены этнографические предметы, тоже относится к этому населению. Конечно же, образ их жизни сильно отличается. Одних кормит море, других тундра.
Про чукчей тундровых тоже расскажу, но это в основном информация от гидов. И немного из рассказов местного населения. О быте чукчей сегодня известно достаточно, благодаря выдающимся этнографам. Например, Варвара Кузнецова, была первой женщиной, испытавшей условия быта чукчей на себе.
Варвара Кузнецова родилась в 1912 году в Кировской области. Работала учительницей во Владивостоке, преподавала русский язык и литературу. В 1933 году переехала в Ленинград и поступила в ЛГУ на исторический факультет. После окончания учебы работала в музее этнографии народов СССР. Во время войны оставалась в Ленинграде и на себе испытала ужасы блокады. 1944 году вернулась в музей и поступила в аспирантуру Института этнографии АН СССР; её специализацией стала этнография Северной Азии.
В 1948 года Варвара отправилась на Чукотку, чтобы собрать материалы для диссертации. Официально она была членом Северо-Восточной экспедиции Института Этнографии АН СССР, но по сути это было самостоятельное «плавание». Историк Елена Алексеевна Михайлова в работе «Фотографии из экспедиции Варвары Кузнецовой на Чукотку» упоминает, что Кузнецова надеялась получить административную должность, и работая, собирать материал, но не получилось. Возможно, Кузнецова была слишком советским человеком и не понимала, что на Чукотке – другое общество. Тогда она решила поселиться в чукотской семье, и, погрузившись в чукотский быт, собрать материал.
Ситуация осложнялась тем, что она не знала чукотского языка. Неизвестно, чем Варвара руководствовалась, когда нарушила это главное правило этнографов, но при сдаче экзамена на пригодность к экспедиции она смогла уклониться от этой дисциплины. Кроме того, во время кочевок Кузнецова полностью зависела от чукчей.
Выбор пал на семью председателя колхоза «Тундровик». Он считался стариком и поборником традиций. «Колхоз» существовал на бумаге, на самом деле семья вела прежнюю жизнь. Кузнецова писала, что в яранге строго поддерживалась обрядность, а отступление от неё быстро пресекалось.
У председателя колхоза была жена Увакай, которая не знала, сколько ей лет, а когда Варвара попросила её вспомнить, та насчитала 30 разных кочевий, хотя выглядела она старше.
Это был второй брак Увакай. В первом она была замужем за членом того же семейства, а овдовев, стала женой ещё одного члена этой же семьи, а её дети перешли в семью к мужу, которому она родила еще двоих. Пастухами в стаде были трое племянников.
«Ошибочно было ехать неопытному человеку одному, да ещё женщине, да к такому народу как тундренные чукчи-единоличники», – писала Варвара в дневнике. Для чукчей она была обузой – неумелая женщина с кучей багажа. На неё не обращали внимания, когда она болела, её почти не кормили, так как она находилась в самом низу пищевой цепочки, и даже не приглашали внутрь спального полога, оставляя на холоде. Во время кочевок она шла пешком, никто не приглашал её на нарты. Правда, её не заставляли ставить ярангу и выбивать полог, зато требовали, чтобы она расчищала место для жилища и утаптывала снег.
Чукчи не любили её, считали колдуньей: жжёт огонь, пишет в тетради и возится с фотоаппаратурой. Они верили: если человек сидит без дела с огнём, на свет слетаются злые духи – каляйнын. Ситуация усугубилась после смерти Увакай, которая перед кончиной сошла с ума.
Пока была жива Увакай, она была главной женщиной в яранге. Второй была её дочь, от настроения которой зависела Кузнецова. Она едва не заморила Варвару голодом и издевалась над ней. Кузнецова описывала её так: «груба, скупа, жадна, лжива, зла, сварлива, прожорлива – а ей всего 16 лет».
Поскольку Кузнецова занимала низшую ступень в иерархии, все три года ей пришлось стойко переносить голод, – об этом в статье «Полевые исследования В.Г. Кузнецовой в Амгуэмской тундре» пишет историк Людмила Николаевна Хаховская. Записи на этот счёт неутешительны: «Мне предложили рилкэрил (каша из содержимого желудка оленя, его крови и жира), но я отказалась – не могу уже есть эту горькую кашу»; «Хозяйка мне подала из полога немного рората (желудок оленя) и кусочек летнего мяса»; «Мы ели варёную волчеедину (труп оленя, недоеденного волками), а старики – хорошее мясо»; «мне дали 150 граммов прэрэта (мяса с жиром), я съела его с жадностью». «Страшно хотелось кушать»; «голова болит от голода».
В 1951 году Кузнецова вернулась в Ленинград. Она так и не успела воспользоваться собранным ей материалом. Она сумела защитить диссертацию, но после этого заболела – организм не выдержал нагрузки. Её фотографии и дневники до сих пор хранятся в архиве музея этнографии. Читать материалы человека, испытавшего всё, что она пишет, лично, невероятно интересно.
О жизни местного населения нам подробно рассказали в парке «Берингия» в местечке Масик. Это остатки древнего эскимосского поселения. Поразило место. Первое впечатление – берег ровный, вдалеке сопки. Как тут можно было жить? Потом стало понятно, что там есть залив, а при сильных ветрах это важно. На открытой воде никакие лодки не удержатся.
На берегу остались только ямы и торчащие огромные кости китов. Именно они служили стройматериалом. Стоя среди этих остатков древних жилищ, понимаешь, что в этой суровой жизни у людей была борьба только с животным миром и погодой. Между собой, конечно, тоже конфликты случались. Но главное – лютый холод, пронизывающий ветер. И хищники.
Мы в хорошую погоду ничего, кроме невысокой арктической растительности, не увидели. Ягоды местные жители, конечно же, собирали. Ещё они раскапывали специальным крюком из кости мышиные норки. И забирали корешки, которые грызуны запасали на зиму. Якобы, все не забирали, чтобы и им осталось. Что-то в это не сильно верится, хотя – может быть и такое.
О быте мы много узнали не только от местных жителей, но и в краеведческом музее города Анадыря. Согласна с утверждением, что особая сила коренного населения Севера – в способности оставаться верными корням, не теряя связи с настоящим. Погружение в их быт – это возможность увидеть другой ритм жизни, основанный не на спешке, а на согласии с природой и традицией.
Я, кстати, дважды посмотрела фильм «Китобой». До поездки ничего кроме удивления вперемежку с раздражением просмотр не оставил. Пожалуй, конец порадовал. Но когда я вернулась домой, посмотрела ещё раз. Кстати, наш капитан на лодке фильм обругал. Я его понимаю. Но не согласна. Какие-то сцены, может, и заслуживают осуждения. Но я поняла и почувствовала, какой у местных ритм жизни. Он действительно основан на согласии с природой. Жизнь в Лорино – а в фильме улицы и дома узнаваемы – без красот и изыска. Но она основана на силе духа, житейской мудрости, честности и взаимовыручке.
Парнишка-то счастлив своим миром! Своим другом, домом, отношениями с дедом. И какое это счастье домой вернуться!
Одно меня удивило – у героев был интернет. А у нас вообще – никакой связи. Может, по кабелю интернет и имелся, но для нас такая роскошь оказалась недоступной.
Но не это важно. Главное – впечатление от поездки. Самое что ни на есть замечательное!