Чем дальше, тем скоротечнее время. А ещё (заметили?), чем дальше – тем короче век вещей; время жизни вещей, созданных человеческими руками, неумолимо сокращается.
Оглянись вокруг: есть ли среди твоих вещей что-то, что принадлежало твоему отцу?
Кто сегодня живёт в доме, построенном твоим дедом? Давно ли ты открывал фотоальбом, где твой прадед в мундире царского унтер-офицера на твёрдой коричневатой фотокарточке браво выпятил грудь, ещё не зная, что два года спустя, поцеловав сына (твоего деда) уйдёт на Великую войну, а ещё через полгода ляжет в землю братской могилы где-то в сырых низинах речки со странным названием Стоход?
Словно шагреневая кожа уменьшается круг незыблемого, неизменного, надёжного – круг долгоживущих предметов. Вещь перестаёт удерживать время, перестаёт скреплять людей и поколения, перестаёт быть связующим звеном. Мало того, вещь начинает разобщать. Каждый живёт со своим гаджетом.
Гаджеты, гаджеты, гад же ты! Скоро их станут продавать торжественно, под музыку Мендельсона, после принесения обязательной клятвы: клянусь быть вместе в здоровье и в болезни, в радости и в горе. Потому что, судя по времени, которое люди тратят на эти электронные цацки, они становятся ближе родителей, жён, мужей, детей и внуков… Но и век гаджета стремительно сокращается…
Жизнь вещи укорачивается, и укорачивается память человека. Вещь уходит из жизни человека и уходит из памяти, и долгая память становится короткой памятью. Человек всё быстрее меняет вещи, и память его становится всё более виртуальной, неовеществлённой.
Мебель, сработанная грубыми руками прадеда, служила трём поколениям, швейная машинка «Зингер» передавалась от бабушки внучке. Жизнь за окном менялась, а «Зингер» всё стрекотал и стрекотал, прошивая швы лёгких платьев и деревенских ватников, детских трусов и щегольских пиджаков, выдавая то брюки-клёш, то брюки-дудочки, то косившие под джинсы техасы, то рубашки с роскошными отложными воротничками. Умелец-портной, неутомимо терзая ножную педаль, творил на чёрном с золотой вязью «Зингере» чудеса – хоть нежнейшее шелковое бельё, хоть – пожалуйста! – толстенную медвежью доху…
Телевизор КВН – первенец прогресса и чудо советской техники десять лет собирал перед своей увеличительной линзой с дистиллированной водой соседей в городской квартире твоего отца, а потом ещё столько же в столетней избе деда, а потом ещё какое-то время жил в большой семье дальних родственников, которым не по карману было купить это чудо. И лишь потом отправился на чердак, где много лет спустя его обнаружат во время починки крыши и отдадут ребятишкам как забавную игрушку. Дистиллированная вода в линзе к тому время испарится, а лампы будут звонко взрываться, когда мальчишки примутся швырять их в бревенчатую стену, воображая, что это гранаты, летящие в броню немецкого танка. К этому времени почти в каждой семье будет стоять цветной телевизор – показатель прогресса, чудо техники. И холодильник, прослуживший трём поколениям, и стиральная машинка, бьющаяся порой в механической лихорадке, но, передаваемая «по наследству», исправно стиравшая пелёнки твои, потом твоих детей, и «запорожец», отвозивший на шесть соток, а то и в далёкий Крым те же три поколения…
Ну да, вещи те были, может быть, не очень красивы и изящны, но служили долго и надёжно. Нынешние, сработанные, словно рыболовные блёсны, зовут человека потребления: я новее, я престижнее, я наворочаннее, я – последнее слово науки и техники, купи, купи, купи меня! Но жизнь этих красавцев окажется более короткой, чем предшественников, а жизнь следующих – ещё короче.
Где вещи, что покупались на всю жизнь? Нет их…
Художник: Эльза Хохловкина