Впервые в исследовательской литературе о Ф.М. Достоевском роман «Братья Карамазовы» рассматривается через призму эволюционной теории диктата В.М. Кайтукова.

 

 

Большинство исследователей творчества Достоевского совершенно справедливо считают главу «Великий Инквизитор» важнейшей частью его философско-исторического наследия, воплощённого в романе «Братья Карамазовы».  В поэме есть фундаментальное эйдетическое основание, диалектически связанное с большинством крупных романов литератора. Бесспорно и то, что глава «Великий Инквизитор» – одна из недосягаемых вершин творчества писателя.

Легенду рассматривало большинство крупных исследователей Достоевского, каждый из них препарировал её с разных мировоззренческих и культурно-философских позиций, выделяя именно то, что в ней для аналитика наиболее ценно. Например, Н.А. Бердяев разбирает данную главу из «Братьев Карамазовых» через компаративистику Христа и Антихриста, что антонимировано в противопоставлении свободы и рабства. В.В. Розанов препарирует данное произведение в рамках сравнительного анализа православия, католичества и протестантизма. Современный исследователь И.И. Евлампиев в  своей статье позиционирует Великого Инквизитора как скрытого соучастника христовых дел, а Ивана Карамазова как одного из самых экзальтированных приверженцев православной веры. Данная интерпретация, безусловно, освежает «стандартный» взгляд на сокрытую феноменологию поэмы. Впрочем, желая деструктурировать «устаревшие» подходы к творчеству литератора, И.И. Евлампиев использует парадоксальную методологию смещения аксиологических акцентов: «Можно только подивиться традиционным интерпретациям поэмы о Великом Инквизиторе, которые до такой степени “банализируют” философские идеи Достоевского, что они становятся пригодными для воспроизведения разве что в школьных учебниках». Вот и мы попытаемся воспользоваться мудрым советом И.И. Евлампиева и рассмотреть Легенду с «нетрадиционной» стороны: через призму эволюционной теории диктата В.М. Кайтукова. Автор книги «Эволюция диктата» сформулировал идею перманентного функционирования систем подавления личности в рамках глобального исторического процесса. Дух Великого Инквизитора неуничтожим, пока существует человечество. Величайшей заслугой В.М. Кайтукова является фундаментальность и откровенность, с которой учёный описал все формы подавления индивида, как в исторической ретроспективе, начиная с античности до наших дней, так и в следующих сегментах социального конструкта: экономика, религия, право, политика, воспитание и образование и т.д. Безусловно, В.М. Кайтуков может быть справедливо назван «русским Г. Маркузе», но он превосходит последнего прежде всего в том, что  описал не только диктатные тенденции индустриального общества, но и более ранние (в историческом плане) формы подавления человека. Но в отличие от Г. Маркузе русский мыслитель не получил столь широкой популярности и известности, его главная книга«Эволюция диктата» несколько замалчивается в отечественной историографии. Нам представляется, что эволюционная теория диктатуры дает ключ к подлинному пониманию Легенды о Великом Инквизиторе Достоевского.

Достоевский – гениальный социолог, оставивший в своем творчестве целое многоцветие глубочайших идей, дающих понимание изменений общества и его культуры. В Легенде уловимы интерконтекстуальные параллели с аналитической теорией В.М. Кайтукова, прежде всего, в том, что диктатные формы усмирения личности существовали перманентно, на протяжении всего исторического процесса. Автор «Эволюции диктата» утверждает, что как только у человечества появилась возможность производить сверх необходимого для индивидуального потребления, возникла иерархическая пирамида со следующей структурой: «Верховный иерарх или группа иерархов, т.е. слой иерархии, наиболее полно удовлетворяющий стратегические гедонистические мотивации; слой проводников диктата – бюрократы, сановники, чиновничество всех видов, т.е. слой иерархии, имеющий сравнительно широкие возможности удовлетворения гедонизма; слой наемных орудий диктата – армия, сыск, жандармерия, структуры идеологического диктата, слой сопутствующих структур диктата, идеология, искусство ит.д.; слой непосредственно подавляемых, т.е. слой производителей с прививаемой идеологией аскетизма» [5.с.11]. И эта иерархическая пирамида вечна, революции не касались ее внутренней сущности, подавление есть перманентная функция социального конструкта. Революционеры всех времен не в силах были изменить данное пирамидальное устройство человеческой цивилизации. Диктатная стратификация пирамиды господства полностью проявлена в Легенде о Великом Инквизиторе. Проследим, пользуясь концептом В.М. Кайтукова, как Достоевский описывает самый многочисленный слой  пирамиды – слой производителей. Великий Инквизитор в разговоре с Христом характеризует их следующим образом: согласно его тезису, основная масса людей потенциально склонна к рабству, готова сбросить непосильное бремя свободы в обмен на гедонизм, возможность потребления материальных благ: «А видишь ли сии камни в этой нагой раскаленной пустыне? Обрати их в хлебы, и за тобой побежит человечество как стадо, благодарное и послушное» [4.с.289].

 

Достоевский очень точно подметил в Легенде то, что слой производителей основывает свое бытие на удовлетворении примитивных аспектов гедонизма. Хлеба и зрелищ – вот основные аксиологические детерминанты их поведения. Искушение «земными хлебами» есть фундаментальный фактор цивилизационного управления, ибо потребление материальных благ – важнейшая онтологическая основа экзистенции большинства индивидов, их отличает лишь степень возможностей удовлетворения гедонистических потребностей, и Достоевский указывает на этот важнейший фактор социального менеджмента: «Опора на гедонизм в идеологии имеет ряд позитивных черт для диктата, связанных с воздействием на самую мощную, фундаментальную структуру разума» [5.с.180]. Гедонизм многоаспектен, но слой  производителей понимает его совершенно потребительски: как возможность наиболее качественного удовлетворения нижней части пирамиды А. Маслоу. Наслаждение от созерцания великих мастеров живописи или чтение гениальных литераторов недоступны для данного типа людей, которым присущи следующие психофизиологические черты: «Активационная нерешительность, безмыслие, безынициативность, отсутствие осознания индивидуального бытия, отсутствие творческой основы, примитивный, урезанный гедонизм ит.п. «Большинство людей готовы безмерно работать, лишь бы избавить себя от необходимости думать» (Т.А. Эдисон)». Эти черты дополняются и частично детерминируются стремлением к стереотипу, конформизму, сознательные основания которого сложны, глубоки и многогранны»[5.с.101]. Крайне близкую дефиницию слоя производителей дает в своем интереснейшем философском романе О.А. Базалук: «Человек-массы – это неустойчивое, противоречивое и конформистское внутреннее «Я», отсутствие инициативы, боязнь взять на себя ответственность, выйти за рамки общепринятого и устоявшегося» [1.с.100].

Эти люди рождены быть конформистами, подчиняться давлению сверху, но без слоя производителей социальный конструкт рухнет, ибо данный тип людей составляет его базис: «Под производителями подразумеваются не только индивиды, занятые непосредственно в производстве, но и все, кто обеспечивает устойчивость диктата к внешним воздействиям – солдаты (когда они используются против внешних врагов), ученые, врачи и т. д.»[5.с.100]. Именно поэтому Великий Инквизитор говорит Христу, что слой производителей очень дорог иерархам, т.к. дает возможность отчуждения материальных благ: «Нет, нам дороги и слабые. Они порочны и бунтовщики, но под конец они-то станут и послушными» [4.с.287]. Именно сегмент производителей в произведении Достоевского перекладывает непосильное бремя свободы на плечи иерарха – Великого Инквизитора и его окружение. Русский писатель, как гениальный социолог, позиционирует слой производителей как манипуляционно-конструктивистский проект иерархов с заранее заданными свойствами и психологическими характеристиками: низкая мотивация, конформизм, примитивный гедонизм выгодны для демиургов. Великий Инквизитор говорит Христу, что слой производителей находится в полной его власти, этой социальной группой руководят посредством проводников диктата, а разрозненными индивидами эффективно манипулируют, сознательно прививая им предсказуемые стереотипы поведения и мировоззрение конформистов: «Они будут расслабленно трепетать гнева нашего, умы их оробеют, глаза их станут слезоточивы, как у детей и женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему мановению к веселью и к смеху, светлой радости и счастливой детской песенке. Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками»[4.с.293]. Для нас, прежде всего, примечательна фраза о том, что слой производителей полностью подчинен иерархам, их настроением, эмоциями, чувствами управляют, превращая людей в послушных марионеток. Низкий знаниевый и интеллектуальный уровень производителей позволяет иерархам решать вопросы менеджмента крайне эффективно.  Впрочем, детальный анализ методологии манипуляции сознанием интересует нас в меньшей степени, чем моральная сторона этой проблемы. Великий Инквизитор утверждает, что кража свободы совести происходит из любви к человеку: необходимо обмануть человечество для его же блага. Свобода деструктивна, психологический тоталитаризм (манипуляция), напротив, конструктивен. Закрытая организация иерархов-интеллектуалов, построенная по типу масонской ложи, берет всю ответственность за цивилизационное развитие на себя: «И все будут счастливы, кроме сотни тысяч управляющих ими. Ибо лишь мы, хранящие тайну, только будем несчастны. Будет тысячи миллионов счастливых младенцев и сто тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла»[4.с.239]. В своем фундаментальном исследовании деформирующей  идеологии  общества, которое тотально господствует над личностью, Г. Маркузе отметил, что индивид через средства манипуляции утрачивает чувство реальности. Речь идет именно о миллиардах «счастливых младенцев», о которых писал в своем романе Достоевский: «Индивид не знает, что происходит в действительности; сверхмощная машина образования и развлечения объединяет его вместе со всеми другими в состоянии анестезии, из которого исключаются все вредоносные идеи. И поскольку знание всей истины вряд ли способствует счастью, именно такая общая анестезия делает индивида счастливым»[13.c.90]. Мечта любого иерарха – это возможность воздействовать на сознание больших масс индивидов, которых можно будет лишить собственного Я и полностью подчинить собственной воле. Эти технологии достаточно хорошо исследованы как в философской, так и в политологической литературе. Огромные массы производителей потеряют всякую возможность критически осмысливать навязанную им информацию или систему образов, их будут рассматривать в качестве неразумных маленьких детей, которые всецело повинуются направляющей их руке. Они всего лишь приравнены к механическим автоматам, которым задают необходимую программу, и они ее покорно исполняют, не замечая патологичности подобного отношения. В своей книге Р. Лэнг напишет: «Мы будем особо интересоваться людьми, переживающими себя как автоматы, роботы, части машин и даже как животные. Подобные личности справедливо рассматриваются как сумасшедшие. Однако почему мы не считаем теорию, стремящуюся превратить личности в автоматы или животных, равным образом безумной»[12.c.14].

 

Практически мы можем говорить о ликвидации важнейших прав личности в суггестивном проекте Великого Инквизитора. Получает диалектическое развитие эра нового «информационного тоталитаризма», в которой человек и его свобода избрания так и не стала высшей ценностью, и это не менее опасный путь духовного порабощения личности. «Жизнь духа должна быть свободна и неприкосновенна, – пишет в своей статье С. Л. Франк, – мысль и совесть не могут находиться под властью людей – они подчинены лишь своему собственному верховному суду и лишь перед ним повинны отчетом»[14.c.69].

Многие западные интеллектуалы пишут о том, что духовное насилие над личностью много опасней, чем физическое. Приравнивание человека к безликому автомату или роботу есть не только антигуманистическая  идея, но и выражение идеи сатанинской, попрание свободы личности есть тяжкий грех: «А для христианского сознания, для религиозной свободы духа («где дух Господень – там свобода») тоталитарная тирания есть предельное зло, summummalum. Это хорошо выразил Достоевский, и тоже символически – в своем «Великом Инквизиторе»: тоталитарная власть над душами и телами есть сатанинское зло»[3.c.39].

Великий Инквизитор утверждает, что изъятие свободы воли производителей осуществляется для их же блага, ибо для человека нет ничего мучительнее, чем самостоятельный выбор между добром и злом. Именно поэтому иерархи католической церкви берут на себя ответственность за решение основополагающих вопросов человеческой экзистенции: слой производителей добровольно делегирует им подобные полномочия, снимая с себя всю ответственность за происходящее в социуме: «Этот иерархический слой принимает возможность своего диктата как имманентную необходимость всеобщего существования и как благо для подавляемых, в чем их убеждает достаточно большая прослойка духовно протитуциированных теоретиков системы диктата» [5.с.14]. В Легенде теоретиками диктата выступают многочисленные представители католической церкви: кардиналы, митрополиты, примасы и т.д. Именно благодаря им изъятие свободы совести воспринимается как величайшее благо для  сословия производителей. Свобода выбора вызывает мучительное психологическое переживание, страх, как осознание аутентичного выбора между добром и злом. Добровольное принятие диктата есть избавление от ужаса, вызываемого свободой воли. Великий Инквизитор  произносит безмолвствующему Христу: «О, мы убедим их, что они тогда только и станут свободными, когда откажутся от свободы своей для нас и нам покорятся» [4.с.292].

Теперь из низин социальной пирамиды мы попытаемся взойти на ее вершину, подробно рассмотрев слой иерархов, людей, управляющих сущностным измерением истории. Образ Великого Инквизитора крайне отчетливо помогает рассмотреть их аксиологическое ядро, вкусы, интересы, мотивационную детерминацию: «Начнем с высшего слоя диктата – иерархов. Доминантной мотивацией этого слоя является гипертрофированный гедонизм, в зависимости от конкретных исторических условий совмещенный в той или иной степени с пассионарностью агрессивно-садистской направленности» [5.с.145]. Теперь рассмотрим дефиницию гедонизма в интерпретации В.М. Кайтукова: «Гедонизм в той трактовке, которая используется в данной работе, подразумевает комплекс всех аспектов чувственных наслаждений, удовлетворения жизненных потребностей: пиши, жилья, защиты от внешних врагов и неприятностей, тяги к комфорту, стремления избежать труда и необходимого личного участия в войнах, этнических коллизиях и к безопасности, стабильности жизненного уклада, отрицание перемен и, самое главное, стремление переложить реализацию этих аспектов на чужие плечи, т.е. противопоставление комплекса индивидуальных наслаждений социальному аскетизму» [5. с.98].

 

И тут мы, пожалуй, впервые наталкиваемся на серьезное противоречие в трактовке иерархического слоя между Достоевским и В.М. Кайтуковым. Исходя из текста Легенды, Великий Инквизитор – это метафизик предельного аскетизма, облаченный не в изящные золотые одежды демиурга католической церкви, а в  потертое платье обычного и неприметного монаха. Чувственные наслаждения, метафизика поклонения «золотому тельцу» его не коснулись. Но так ли аскетичен наш аскет? Нам представляется, что В.М. Кайтуков несколько экономически детерминированно трактует гедонистическую акцентуацию слоя иерархов. По нашему мнению, в концепт гедонизма необходимо вписать наслаждение от обладания тотальной властью над «людским стадом», наслаждение от возможности онтологического конструирования исторического процесса в континууме социального бессмертия в памяти поколений. Это ли не высшее благо? Великий Инквизитор имеет возможность конструировать по собственным лекалам сознание слоя производителей, управлять свободой их воли – это ли не величайшее наслаждение? Разве может с этим сравниться гедонизм, основанный на финансовом могуществе и мамонизме? Деньги, акции, биржи, торговля – это ли реальная титаническая сила, двигающая глобальное колесо исторического процесса? Власть всегда была выше мамонизма и экономического детерминизма, ибо господство, основанное на «ротшильдовской идее» не есть тотальное господство, а лишь мифологема диктата. Возможность управлять историческим процессом, глубинной сущностью личности, свободой совести, а главное, – смыслом ее экзистенции и аксиологическими акцентуациями человека – это ли не величайшее наслаждение? В этом смысле Великий Инквизитор, безусловно, причисляем к гедонистическому типу иерарха.

Важной сентенцией книги «Эволюция диктата» является не только фундаментальное описание иерархических слоев пирамиды господства, но и четкий анализ внепирамидальных страт, функционирующих вне системы подавления. К подобным слоям В.М. Кайтуков относит контрдиктатных пассионариев, давая данной внесистемной прослойке следующую дефиницию: «Контрдиктатные пассионарии – это сравнительно небольшая группа индивидов социума, которая не исповедует сознательно или подсознательно мотивационно гедонизм в качестве единственного или превалирующего детерминанта жизненных активаций» [5.с.104]. Безусловно, что в Легенде контрдиктатной личностью является Христос, богочеловек, утверждающий, что личность живет «не хлебом единым», способна преодолеть экономический детерминизм. Гедонистическая основа потребления материальных благ связывает человека с жесткой системой социального конструкта, личность попадает в царство суровой необходимости, но не в царство свободы, о котором проповедовал сын божий. Христос осуществляет бескровное восстание против самих основ мамонистического общества, против буржуазного духа миллиардов людей, онтологически воспринимающих только метафизику «хлебов земных», т.е. потребление и гедонизм: «Индивиды этой группы мотивационно отчуждаются от диктата, т.е. не самопричисляют себя к структуре конкретной формы диктата» [5.с.124]. И этот мировоззренческий выход за рамки системы социального контроля, выход за рамки соблазнов «социума потребления» чрезвычайно напугал Великого Инквизитора, который произносит безмолвствующему Христу: «Ты возразил, что человек жив не единым хлебом (отрицание гедонизма – А.Л.), но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на тебя дух земли, и сразится с тобою, и победит тебя» [4.с.286].

Любой социальный конструкт базируется на определенных мировоззренческих ценностях, легитимизируя тем самым его устойчивость. Сомнение в правильности общественных стереотипов, норм, табу, запретов воспринимается как отрицание социального конструкта, устоявшейся властной иерархии. Христос предлагает слою производителей свободу вместо «иллюзии сытости», т.к. свобода конкретна, а сытость всегда эфемерна и субъективна, ибо человек не может остановиться в удовлетворении своих мифических потребностей, которые сам же и выдумал. Но на подобную «революцию духа» способны единицы, В.М. Кайтуков причисляет к контрдиктатным пассионариям не более 5% общества, остальные его представители не способны на отрицание ценностей социума, в котором экзистируют, готовы адаптироваться к любому социальному конструкту. Инквизитор напоминает об этом Христу: «И если за тобою во имя хлеба небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах пренебречь хлебом земным для небесного?» [4.с.286]. Христос нес в мир метаидеологию свободы, преодолевающую иерархическую структуру диктата, подрывающую все его основы. Христианство есть религия «революции духа», преодоления рабства системы мамонизма, царства мира сего. Но после практически бескровной победы данной религии в мире настала эпоха ее внутреннего перерождения, и Достоевский в Легенде чрезвычайно отчетливо описал этот процесс. Христианство разрушило пирамиду подавления языческого рабовладения, но диктатная иерархия восстановилась под новой идеологической оболочкой религии.  И Великий Инквизитор говорит об этом Христу, утверждая, что христиане забыли, что есть дух свободы. Н.А. Бердяев, анализируя Легенду, отмечает, что пирамида господства неуничтожима, она восстанавливается в разных формах после революций на протяжении всех исторических  периодов, но только в разной «идеологической» оболочке. Любой  средневековый социальный конструкт в историческом макрокосме приобретает иерархические черты, а значит, основан на подавлении и ограничении свободы индивидов: «Идея авторитета в религиозной жизни противоположна тайне Голгофы, тайне распятия, она хочет Распятие превратить в принуждающую силу этого мира. На этом пути церковь всегда принимает обличие государства, церковь принимает меч кесаря» [2. с. 508-509].Достоевский в Легенде утверждает, что подлинное учение Христа о свободе совести было извращено в рамках католического религиозного проекта: «Мы давно уже не с тобой, а с ним (дьяволом – А.Л.), уже восемь веков» [4.с.291]. Католический иерарх под видом подлинного учения Христа проповедует религию тления, симулякр истинной веры.

 

Как заставить слой производителей эффективно работать, не испытывая  всех радостей гедонизма, который доступен иерархам? Великий Инквизитор раскрывает эту тайну: производителям необходимо пообещать послесмертное воздаяние на небесах за все горести и лишения земной жизни. Великий Инквизитор произносит Христу: «Тихо умрут они, тихо угаснут во имя твое и за гробом обрящут лишь смерть. Но мы сохраним секрет и для их же счастия будем манить их наградой небесною и вечною» [4.с.293]. Идея воздаяния есть одна из важнейших в рамках христианского миропроекта, она есть стержневая часть управления массовым сознанием эпохи средневековья. Элита церкви и простые производители имеют разные жизненные перспективы и место в социальной иерархии. Слой производителей испытывает на себе определенные издержки экзистенции: несправедливость, эксплуатацию, урезанный, по сравнению с иерархами, гедонизм и т.д. Но все эти прижизненные страдания и мучения уравновешивает идея послесмертного воздаяния: когда на небесах «последние станут первыми», а Бог будет выступать в роли беспристрастного судьи слоя иерархов за все прегрешения земной жизни, разумеется, что выполнение управленческих функций невозможно в белых перчатках. Но если послесмертная экзистенция является фантомом, идеей, которую используют в целях глобального управления? Зачем в таком случае поддерживать стабильность социального конструкта? В.М. Кайтуков пишет: «Вера в этические каноны и утешения религии с ее модифицированной для толпы рабской этикой воздаяния, терпения, фатализма и диктата как имманентного универсума»[5.с.30]. Именно поэтому вопрос существования Бога был для Достоевского определяющим, самым сущностным из всех возможных вопросов. Более того, сам литератор не раз высказывал  следующую мысль: «Стало быть, не как мальчик же я верую во Христа и его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла» [4. с.6].

В.М. Кайтуков в своей книге выделяет двухсоставный методологический инструментарий управления социальным конструктом: силовой диктат и диктат манипуляционный. Два вида социального менеджмента не существуют раздельно, вопрос может быть только в их соотношении между собой. Рассмотрим наш тезис на примере романа «Братья Карамазовы». В.М. Кайтуков классифицирует следующие виды детерминирующего воздействия на социальный конструкт: тривиально-силовой, интенсивно-силовой, внушенно-силовой и внушенно-интроспективный диктат.  Какую из данных форм влияния применял в целях управления Великий Инквизитор? Полагаем, что внушенно-силовой вид управления: «Основа – физическое подавление с использованием мощных этико-религиозных доктрин воздаяния, свойственных монотеизму, инъецированием  в сознание мистических компонентов подавляемой жизненной естественной мотивации, декларированным альтруизмом; примеры: все феодальные системы Европы, Японии, Китая» [5. с. 19]. Христос нес в мир новые этические ценности и идеалы, направленные против гедонистической основы царства мамонизма. Более того, его проповедь о том, что человек живет не хлебом единым, потенциально лишает слой производителей лояльности и формирует контрдиктатные и нонконформистские тенденции в сознании личности. Данный факт ставит стабильность социальной системы под сомнение, именно поэтому Великий Инквизитор решается на сожжение Христа, которого, как подлинную контрдиктатную личность, не удается подчинить, соблазнить дарами мира сего. Но трагедия Сына Божьего в том, что его истина доступна лишь немногим, основная же часть слоя производителей в полном подчинении иерарха: «Повторяю тебе, завтра же ты увидишь это послушное стадо, которое по первому мановению моему бросится подгребать горячие угли к костру твоему, на котором сожгут тебя за то, что пришел нам мешать» [4. с. 294].

Таким образом, мы рассмотрели главу «Великий Инквизитор» из последнего романа Достоевского в свете эволюционной теории подавления В.М. Кайтукова. Методологический инструментарий, изложенный на громадном эмпирическом материале в монографии «Эволюция диктата», позволяет интерпретировать творческий дискурс русского литератора с оригинальной стороны, давая возможностьпознать глубинный социально-философский подтекст произведения «Братья Карамазовы».

 

Библиографический список:

1. Базалук О.А. Женщина для вдохновения: поэма. Полтава.: ООО «ACMI», 2013. 352 с.
2. Бердяев Н. А. Смысл творчества. М.: АСТ, 2002. 688 с.
3. Вышеславцев Б.П. Сочинения.  М.: Раритет, 1995.  461с.
4. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. Части I и II. М.: Художественная литература, 1972. 367 с.
5. Кайтуков В.М. Эволюция диктата. М.: Наука, 1994. 413 с.
6. Лесевицкий А.В. Анализ теории межклассового отчуждения в творчестве Ф.М. Достоевского // Антро. 2012. № 1. С. 50-65.
7. Лесевицкий А.В. Достоевский и экзистенциальная философия // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: Философия. 2011. Т. 9. № 1. С. 120-124.
8. Лесевицкий А.В. Исследование сущности «объемной теории отчуждения» в творчестве Ф.М. Достоевского // Известия Пензенского государственного педагогического университета им. В.Г. Белинского. 2012. № 27. С. 311-315.
9. Лесевицкий А.В. Исследование сущности соборной феноменологии в творчестве Ф.М. Достоевского // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. № 7-2. С. 135-138.
10. Лесевицкий А.В. «Одномерный человек» как философская проблема в творчестве Г. Маркузе и Ф.М. Достоевского // Антро. 2013. № 1 (12). С. 114-132.
11. Лесевицкий А.В. Психосоциологический дискурс Ф.М. Достоевского в повести «Записки из подполья» // Политика, государство и право. 2013. № 7. С. 5.
12. Лэнг Р. Д. Расколотое Я. Анти-психиатрия.  СПб.: Академия Белый кролик, 1995.  352 с.
13. Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек.  М.: Издательство АСТ, 2003.  526 с.
14. Франк С.Л. Сочинения.  М.: Правда, 1990.  604 с.

 

Комментарии пока отсутствуют ...

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование