«Мира осталось мало…»

97

8801 просмотр, кто смотрел, кто голосовал

ЖУРНАЛ: № 98 (июнь 2017)

РУБРИКА: Поэзия

АВТОР: Парсанова Татьяна Васильевна

 

***

 

Когда с  тебя  сдерут седьмую шкуру,
Когда в душе мятущейся ни зги;
Знай – там ты должен лечь на  амбразуру,
А здесь – тебе прощают  все долги.

И пусть октябрь смывает радуг блики,
И радость дня затеряна во тьме...
Ты знай, что там ты должен быть великим.
А здесь ты тот, кто просто нужен мне.

 

 

***

 

Дождь холодный, частоколом
Непролазным на пути.
Впрочем – будем о веселом.
Ты, мой мальчик, не грусти...

Хочешь, снова, как когда-то,
Напишу тебе письмо...
Как расщедриваясь – злато
Сыплет солнышко в окно.

Как зовет, неодолимо,
Ива в тень своих ветвей.
Как поёт своей любимой
Серенады соловей.

Напишу тебе, как в мае
Расцветают лохмачи.
Как луна в реке купает
Серебристые лучи.

Как ерошит, налетая, 
Вишни ветер-хулиган...
Напишу, что я не знаю
Про Саланг... И про Афган...

Что не знаю, как солдата
Нарекут – «двухсотый груз».
Напишу, что верю свято
В обещанье – «Я вернусь»...

Дождь – руками неба вышит
Легкой рябью по плащу...
Улыбнись, мой мальчик, слышишь! -
Я сегодня не грущу...

 

 

***

 

Крушила Осень лета  бастионы...
Кололи взгляд холодных звёзд лучи...
Стучал Октябрь в окошко веткой клёна,
Как путник, заблудившийся в  ночи...

За облако, устав  от неуюта,
Поёживаясь, пряталась Луна... 
Метался Ветер в  поисках приюта...
И выл, как пес, у тёмного окна...

 

 

***

 

Жизнь пролистала  страницы  и лица
Буйному  ветру  под стать.
Время головушке долу клониться.
Время  слезам  закипать.

Смыло бесследно секундным цунами
Юности звонкой накал.
Память в  ночи говорит голосами
Тех, кого ты  предавал.

Старость – она как  бездонная  трещина.
Мачеха злая – не мать. 
Где  она – та, что судьбою обещана
В горе  тебя согревать.

Черною меткою под ноги брошена
Тень от понурых плечей.
Смотришь с тоскою и завистью в  прошлое –
Чей ты, соколик?
– Ничей...

 

 

***

 

Огни созвездий полночь погасила.
Застыл громадой мощной Аю-Даг.
Сердилось море. И бахвалясь силой
Пугало своим  рыком южный мрак.

О берег билась вдрызг волна слепая,
Рвала о камни пенную фату...
Ей вторил ветер. И швырял играя
Пригоршни брызг соленых в темноту...

 

 

***

 

Полусветом, по звездным наколкам,
Разливается млечный Гольфстрим...
В сарафане из лунного шелка
Бродит Ночь под окошком моим...

Упакованный в знойную кальку
Город сонный  послушно затих...
И мурлыча, баюкает гальку
Море в  теплых ладошках своих...

 

 

22 ИЮНЯ 1941

 

Три пятьдесят...
Рассвета –
первый несмелый блик.
В теплых объятьях лета
города сонный лик.
Рваный кусок тумана
тюлем свисает с крыш.
Заспанный дворник рьяно
гонит метлою тишь.

Achtung! Напрягся Каин,
силясь рукой взмахнуть.

Ищет, сквозь сон, губами
новорождённый – грудь.
Три пятьдесят...
Истома...
Людям еще дано –
с зычным победным стоном
слиться, сплестись - в одно.

В небе, стальная стая –
смерть под крылом несет.

В небытие впадая,
счастлив еще народ.
Сонные – в одеяло
прячутся, как в гнездо.
Мира осталось мало –
Десять мгновений до...

P.S. Кляксою взрыв. Воронка
Улиц взъерошит гладь.
Рвётся не там, где тонко,
Там, где хотят порвать.

 

 

***

 

Темнота  на полках антресоли 
Спряталась, как кошка на сносях.
Предрассвет туманный – белой соли,
Раскидал охапки второпях.
 
Солнце улыбается спросонья,
Воздух, как парное  молоко...
Сердце мрет... И плачу я сегодня
Так, по-бабьи; сладко и легко...

 

 

***

 

Опять я  не на  шутку растерялась...
Хотя, пора б привыкнуть. Столько лет...
Еще  вчера  нам Осень улыбалась,
А нынче красит небо в  серый цвет.

По волчьи ветер подвывает песни.
Холодный дождик зло стучит в  окно.
Ну что, Душа, ты  снова не на  месте?
А впрочем... Твоё место... Где ОНО?

 

 

***

 

Сегодня ночью море заштормило...
В дрожащем свете голубой луны
Ревело, и на берег выносило
Играючи большие валуны...
Откатываясь – галькою шуршало
И шло на приступ новою волной...
Ночная птица в рев волны вплетала
Свой крик. Делясь тревогою со мной.

 

 

***

 

  Эти простыни тобою не измяты...
      Эти губы не целованы тобой...

Дышит вечер ароматом свежей мяты,
заоконье крася в темно-голубой.

на бескрайности небесного разлива
месяц лучиком прощупывает путь.
Любопытные созвездья торопливо
просыпаются, что б в спальню заглянуть,

где клокочет страсть, вздымается прибоем, 
где тела играют чувственности гимн... 

(Эти простыни измяты  не тобою...
Эти губы исцелованы другим...)

 

 

***

 

Когда  завесят белым зеркала,
Когда стакан  покроют коркой хлеба...
Ты не жалей, что я как хмель прошла.
Ты не жалей, что мне  опорой  не был.

Когда январь, листнув тринадцать дней,
Осиротелость разольет по венам,
Всё оправдав в себе, не пожалей,
Что без меня ты стал обыкновенным.

 

 

***

 

Милый, Ангел, ау... Мне сейчас одиноко до дрожи.
Я боюсь тишины, поселившейся в левом боку.
Даже звезды, смотри, на синичек озябших похожи.
Даже  время, смотри, замирает на  полном скаку.

За окошком январь. Значит снова  прибудет тринадцать.
Значит к  поезду снова прицепится новый вагон.
Ты  когда-то меня темноты  научил не бояться...
Только как  мне познать, что таят предсказанья ворон. 

А давай на  каток?... И чтоб шарфик у ветра в  ладонях...
И чтоб льдинки смеясь, слово «вечность» сложили опять...
Я от грусти сбегу. Даже  Месяц меня не догонит.
И пожалуйста, хватит! мне в кофе коньяк подливать.

 

 

Мать

 

Кто она, и как  тогда всё было –
Старожилам вспомнится с  трудом.
Вроде б говорили, что купила
На краю деревни старый дом.

Спряталась за  каменным забором.
Равнодушна к мнению молвы,
К новостям соседским, сплетням, спорам...
Вечно в черном. С ног до головы.

За спиной  о ней ходили слухи –
Ведьма то ль, то ль тронулась* слегка.
Кто б подумал, что тогда старухе
Было лет чуть больше сорока.

Вёсны,  зимы чередой ходили.
Календарь листал за годом год.
Про старуху все чуть-чуть забыли.
Ну, живет и ладно. Пусть живет.

 


***


В старый дом в  морозный,  тёмный  вечер,
Гостьей долгожданной Смерть вошла.
Тридцать зим  ждала  старуха встречи.
Тридцать безнадежных лет ждала.

Потеплел старухин взгляд колючий,
Разглядев  безносую в дверях.
«Слава тебе, Господи.  Отмучил», –
Губы  шелестнули  второпях. 

Удивилась – так легко, аж странно
Память пролистнула  на бегу
Страшный день, когда домой с Афгана,
Сын вернулся в цинковом гробу. 

И  дойдя уже  до  грани зыбкой,
Рассмотрев вдали зовущий свет –
Расцвела  счастливою улыбкой,
Понимая – боли больше нет...

 


***


Проводить безумную старуху
Собралось,  привычно,  полсела.
Обсуждали равнодушно, сухо -
Кто, откуда, кем она была,

Всё, что память выдала  навскидку...
И вовнутрь благоговейный  страх
Спрятали. Счастливую  улыбку
У старухи видя  на губах...

 

   
   
Нравится
   
Комментарии
Комментарии пока отсутствуют ...
Добавить комментарий:
Имя:
* Комментарий:
   * Перепишите цифры с картинки
 
Омилия — Международный клуб православных литераторов