«Я верил и молился, дышал мыслью о Родине». / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Об интервью с писателем Игорем Бондаренко я стала задумываться пару лет назад. Биография этого удивительного человека схожа с романом и, может быть, даже с фантастическим романом. Невероятные перипетии захлестнули его жизнь, ещё когда он был беспечным мальчишкой. С тех пор всё завертелось, подобно механизму в часах…

В судьбе писателя есть некие моменты, которые могут нести в себе определённый символ победы человека над сложившимися обстоятельствами. В военные годы Игорь Бондаренко успел пройти немецкие лагеря, был участником французского Сопротивления и воевал в рядах Красной Армии. Всё увиденное на жизненном пути он передал в своих книгах.

Игорь Бондаренко – один из учредителей Союза Российских писателей, Почётный Гражданин города Таганрога. Он автор более 33-х книг, самые популярные из которых – «Красные пианисты», «Астрид», «Такая долгая жизнь». Произведения Бондаренко читают и знают во всём мире, они переведены на многие языки. К сожалению Игоря Михайловича больше нет, это было его последним интервью.

Марианна Либерте: Игорь Михайлович, как вы считаете, вы внесли особый вклад в русскую литературу?

Игорь Бондаренко: Это судить моим читателям и будущему поколению. Надеюсь, что от моих книг есть какая-то польза.

М. Л.: Быть писателем – это призвание или работа?

И. Б.: Что касается призвания, в широком смысле слова, оно есть у каждого, но человек не всегда может определить его. Оттого так много людей на свою работу смотрят, как на каторгу. Писательская работа тоже каторга, но «сладкая каторга», как говорил Юрий Бондарев. И всё-таки я бы сказал так: писатель – это призвание, и – возьмём синоним работы – труд!

М. Л.: Очень интересная мысль. Всемирно известный писатель Габриэль Гарсия Маркес сказал в одном из интервью: «Писательство – это призвание, от которого не уйти, и тот, у кого оно есть, должен писать». Значит, это проверено временем?

И. Б.: Вероятнее всего, но труд предполагает старание и напряжение. Без этого не может родиться художественное произведение.

М. Л.: А как определить, художественное произведение или нет?

И. Б.: До сих пор таким своеобразным «барометром» был читатель. Но с внедрением в человеческую жизнь, в общество телевидения, рекламы, интернета, которые читателя развлекают в большей степени, чем воспитывают, роль его сведена почти к нулю.

М. Л.: Так что же остаётся?

И. Б.: Время, как я и сказал! Время пока ещё высший Судья! Приведу такой пример: Александр Дюма мечтал быть избранным во Французскую Академию, членов которой называли «бессмертными». Количество их тогда было ограничено цифрой 40. Один академик умер, освободилось место. За протекцией Дюма поехал к влиятельному члену Академии Жозефу Мишо, и тот его просто высмеял. А Дюма был уже автором «Трёх мушкетеров»… Имя Жозефа Мишо сегодня не известно даже студентам филологических факультетов, чего не скажешь об Александре Дюма.

Я был во Франции в 2008 и в 2011 годах. Сегодня Франция гордится тремя именами: Наполеона, Дюма и Де Голля. Конечно, круг моего общения не был широк: служащие гостиниц, таксисты, официанты, проводники, но это и есть народ, который выбирает своих героев.

М. Л.: Герои ваших романов и по сей день вызывают интерес. Ваши романы «Кто придёт на Мариине» и «Красные пианисты» написаны давно, сорок с лишним лет назад. Но и сегодня они продаются и имеют успех у читателей в разных странах, таких, как Австралия, Польша, Швейцария, Израиль, Канада, США. И это далеко не полный перечень. Вы сумели внедрить в них некие символы, которые так важны для читателя? Или время доказало, что ваши книги нужны и сегодня?

И. Б.: Здесь всё проще. Советский читатель – так обобщённо назовём армию читателей в нашей бывшей общей стране – разъехался по всему миру, и ему интересно своё собственное прошлое, особенно Великая Отечественная война.

М. Л.: Меня удивил один факт в вашей биографии. Ваш первый творческий опыт был связан не с прозой, а с поэзией. Так ли это?

И. Б.: Я начинал со стихов, но, к счастью, быстро понял, что мир стихов – не моя стихия. А первую прозу я написал в 1952 году, и это была повесть «Чёт или нечет» – о русских невольниках, если хотите, рабах в немецких лагерях в годы Второй мировой войны. Воениздат отклонил её. В то время тема немецких лагерей ещё была закрыта цензурой.

М. Л.: Какова дальнейшая судьба этой повести?

И. Б.: Дважды в одну реку не войдёшь. В 1964 году вышел мой первый сборник рассказов, в нём есть «Чёт или нечет». Из повести в 300 с чем-то страниц осталось всего 20. Что-то я сумел перенести в роман «Кто придёт на Мариине». Оригинал повести лежит в моём архивном деле – это папка в городском архиве города Таганрога.

М. Л.: В романе «Кто придёт на Мариине» затрагивается тема немецких лагерей. Вы нашли особый ход: даже привели некоторые документы Нюрнбергского процесса.

И. Б.: Да. Я пошёл на некоторую хитрость, скажем так. Ещё я ввёл в роман советского разведчика, который действительно работал в годы войны на головном авиационном заводе Хейнкеля «Мариене» в городе Росток. Получился уже не роман о «лагерниках», а роман о советском разведчике. Я сам прошёл немецкие лагеря. Мой лагерный номер в «Росток-Мариене», филиале знаменитого концлагеря Равенсбрюк, был 47704. После войны имела место чудовищная несправедливость – отношение советских властей к тем, кто был в немецких лагерях. Мне хотелось это как-то исправить. Но как? Написать об этом! Только так.

М. Л.: Вы сказали сейчас, что головной завод Хейнкеля в Ростоке назывался «Мариене». Это случайное изменение?

И. Б.: Нет, не случайное. Всё-таки это роман… Эрнст Хейнкель был не только владельцем авиационной империи, но и главным конструктором. В романе же главный конструктор – Эккерман, и т.д.

М. Л.: Как вам удалось узнать, что на заводе «Мариене» действительно работал советский разведчик?
И. Б.: В мае 1945 года мы (я уже в это время был в Красной армии, в полковой разведке, поэтому «мы» – это майор Назаров и я) приехали на завод «Мариене», точнее, на то место, где он раньше находился. 18 августа 1944 года американцы совершили воздушный налёт на Росток по наводке французского Движения Сопротивления. 300 бомбардировщиков стёрли с лица земли завод, но в подземном ангаре сохранился новый реактивный истребитель Хейнкеля, который надо было перегнать в Советский Союз. Так я узнал, что разведчик был. И я его видел.

М. Л.: Вы – участник французского Сопротивления в Германии в 1943-44 годах, об этом писали в газете «Остзее-Цайтунг», говорили в немецкой передаче в декабре 2009 года и писали в российской печати. Почему именно французского?

И. Б.: Я просто работал с двумя французами, Эдуардом и Эммануэлем, на этом заводе «Мариене». Завод был разрушен, команду уцелевших русских перевели на кирпичный завод, который использовался как склад. Здесь уже был другой режим. Оттуда я и бежал в 1945 году.

М. Л.: Тема разведки стала одной из основных в вашем творчестве. Что вас привлекало? Острые сюжеты? Или, как писателю, вам импонировало всё загадочное?

И. Б.: Нет, меня, прежде всего, привлекали люди. Вот обер-лейтенант Шульце-Бойзен. На его свадьбе шафером был рейхсмаршал Геринг, он принадлежал к элите Третьего рейха, но, увидев ту пропасть, в которую Гитлер вёл немецкий народ, он стал бороться с режимом. Это были замечательные люди, таких уже, возможно, нет и не будет. Смелые, идущие к победе, в каких бы страшных испытаниях они ни оказались.

М. Л.: А почему вы решились написать роман «Красные пианисты»? Ведь он написан по воспоминаниям самого Шандора Радо – так указано в аннотации к книге, которая вышла в 2008 году в издательстве «ВЕЧЕ».

И. Б.: Я встречался с Радо. Мы провели в беседах много времени. Я смотрел с ним фильм, сделанный венгерскими кинематографистами, о его разведывательной группе «Красная тройка» в Швейцарии. Но передо мной стояла задача расширить материал о «Красной капелле» – разведывательной организации в Западной Европе. Французский писатель Жиль Перро написал роман «Красная капелла», но он взял только бельгийско-французскую ветвь этой «капеллы».

М. Л.: С чем это могло быть связано? Может, он интересовался только этой ветвью?

И. Б.: У него не было доступа к архивам гестапо и СД в Восточном Берлине, а без них он не мог ничего другого написать.

М. Л.: А у вас был доступ?

И. Б.: У меня был доступ. В 1973 году проходило совещание писателей, пишущих о разведке. У меня к этому времени уже три года лежала в столе новая повесть «Жёлтый круг», которую задержало пресс-бюро. Не буду озвучивать глупости из их рецензии на повесть, которая испугала издателей, скажу только, что я выступил на этом совещании и заявил, что больше к этой теме обращаться не намерен, и привёл пару цитат из рецензии. На совещании присутствовал один из руководителей советской разведки. В перерыве он подошёл ко мне и сказал буквально следующее: «В каждом ведомстве есть свои дураки». Вот тогда я и узнал, что мой роман «Кто придёт на Мариине» есть в списке литературы для разведшкол. Повесть «Жёлтый круг» напечатали в том же году, и мне с моей биографией (я был невыездным) открыли дорогу в ФРГ, в Англию, Францию, Италию. Куда надо, туда я и мог поехать. А роман «Красные пианисты» был напечатан в Москве в Воениздате только в 1990 году, через 10 лет. Тогда эта тема проходила через очень жёсткий фильтр.

М. Л.: Вам повезло там, где, по сути, везение сложно заслужить… Люди военного времени – большие, можно сказать, везунчики: самые настоящие чудеса происходили с теми, кто попадал в боевые действия. Например, многое довелось выдержать актёру Иннокентию Смоктуновскому в годы войны: когда уже надеяться было не на что, он просил Господа помочь ему, молился. А о чём думали вы, когда находились в концлагере и когда бежали из него?

И. Б.: Особо думать не приходилось, нужно было спастись. Я верил и молился, дышал мыслью о Родине. Борьба за жизнь – самое важное для человека. Это счастье, когда ты преодолеваешь то, что страшно.

М.Л.: А какая ваша любимая книга из написанных о разведке?

И. Б.: «Астрид».

М. Л.: Расскажите, почему?

И. Б.: Во-первых, сотрудники внешней разведки дали мне отчёт, написанный ещё в 1943 году: сорок страниц машинописного текста. То есть, у меня была хорошая документальная основа. Во-вторых, все события происходят в 1941-43 годах в моём родном городе Таганроге. В-третьих, это был случай, я бы сказал, необычный.

М. Л.: В чем заключалась его необычность?

И. Б.: Шведка из богатой семьи вышла замуж за русского инженера и приехала к нам, в Советский Союз. Ярко выраженных политических убеждений у неё не было. Но когда в августе 1941 года во время бомбёжки погиб её муж, она дала согласие работать на советскую разведку. Любовь к мужу – её главный стимул, и ещё желание отомстить нацистам за его смерть. А так как она была по материнской линии немка, а её дядя, генерал Макензен, командовал корпусом на Южном фронте, то ей не нужна была никакая «легенда»: она легко вошла в структуры Вермахта, сначала в хозяйственный отдел, тыловую службу, а потом и в СД, в службу безопасности.

М. Л.: Действительно, уникальная, сильная женщина. Она была вам симпатична как личность?
И. Б.: Да, очень. Можно сказать, я всю свою любовь к женщинам вложил в этот образ.

М. Л.: Значит, всё же для писателя имеет значение особая симпатия к героям?

И. Б.: У писателя обязательно должен быть интерес к своей будущей работе, к теме, к герою, к художественному стилю. Когда есть интерес к теме, это уже половина успеха.

М. Л.: Но вы не только писатель-«приключенец», как вы себя называете: кроме сборников рассказов, у вас есть роман-дилогия «Такая долгая жизнь». Эта книга написана совсем в ином ключе.

И. Б.: Да, и это моя главная книга. Жизнь русской семьи на протяжении почти всего ХХ века. Война, быт и судьбы людей того времени нашли отражение в судьбах моих героев.

М. Л.: В книге вы показали первые годы войны, самые тяжёлые, трагические моменты для русских. Война вошла в дом каждого человека и разрушила многие судьбы. Может, поэтому роман был так интересен для многих читателей?

И. Б.: На этот роман, как написано в предисловии, пришли заказы со всего Советского Союза – от Находки до Бреста, от Мурманска до Кушки. Он абсолютно реалистичен.
Когда я увидел в магазине «Книга – почтой» мешки с этими заказами, это был праздник души.
М. Л.: В романе «Такая долгая жизнь» особое место уделено военным событиям 1941 года и есть некоторые сведения о личной жизни Гитлера. Но эти подробности секретны и могли быть известны только особо приближенным. Как вам удалось их узнать?

И. Б.: В 1969 году я был с дискуссионной группой в ФРГ. Это была молодёжная группа, а мне уже исполнился 41 год, и я уже был автором «Кто придёт на Мариине». Я это говорю к тому, что я чувствовал, как за мной ходили «топтуны» – так это называется, если чувствуешь слежку. Никаких секретных заданий я в этой поездке не выполнял, я собирал материал. Я уже подбирался к роману «Такая долгая жизнь». Принимающая сторона устроила мне встречу с Гертрудой Юнге – стенографисткой и секретаршей Гитлера. В апреле 1945 года он продиктовал ей политическое и личное завещание и на прощание дал ампулу с цианистым калием, но она не воспользовалась ею.

М. Л.: Наверное, это непередаваемое ощущение, когда удаётся так близко прикоснуться к мировой истории… А, кроме серьезных событий, в вашей писательской карьере были ли комичные и запоминающиеся ситуации?

И. Б.: Их было много. Расскажу один случай. В семидесятых годах в Ростов приехали два писателя из ФРГ – Йозеф Рединг и Эрвин Сильванус. Я в это время был секретарём областной писательской организации по иностранным делам и встречал их. Это было в разгар «холодной войны», а писатели из ФРГ. Я их повёз в свой родной Таганрог. Был уже поздний вечер, но я поднял всех на ноги, открыли домик, где родился Чехов, света там не было – зажгли лампадки перед иконами. Немцы заохали от восторга, потом в театре поднялись на галёрку, где сидел гимназист Чехов, затем, конечно, поехали в ресторан «Петровский». Выпили хорошо. Теперь – домой, в Ростов… Но немцы пристали ко мне: «Игор (они мягкий знак не произносят), где родился Чехов – мы видели, а где ты родился?»… Не хотел я их везти на улицу Амвросиевскую, но очень уж они настаивали, и мы поехали. В этом доме жил мой племянник. Заходим, и вдруг они видят на стене портрет штандартенфюрера СС. Надо было видеть лица немцев! А это был, конечно же, Тихонов-Штирлиц из невероятно популярного тогда кинофильма «Семнадцать мгновений весны».
М. Л.: Забавная история. Вы были знакомы с Юлианом Семеновым?

И. Б.: На совещаниях в Москве мы встречались, общались. Были общие темы. Кстати, он один из своих последних романов посвятил памяти Шандора Радо, героя моего романа «Красные пианисты».

М. Л.: Вы востребованы как писатель, постоянно в работе, в поездках. Новые эмоции, впечатления… Несмотря на всё это, вам свойственно чувство одиночества?

И. Б.: Нет, я не испытываю этого чувства. Многие нити связывают меня с близкими по духу людьми. И это без границ.

М. Л.: Игорь Михайлович, вам часто приходится бывать в разных странах, городах, вы видите культуры разных народов, традиции. Какое место наиболее дорого вашему сердцу?
И. Б.: Прелестная Одри Хэпберн в «Римских каникулах» ответила сначала по заготовленному тексту: каждая страна… и так далее. А потом от себя добавила: «конечно, Рим!»… Так вот, я тоже скажу: каждая страна по-своему хороша, но для меня самая дорогая – это Нидерланды, город Флиссенген, где у меня уже трое правнуков.

М. Л.: Мне приходилось слышать, что по-настоящему счастливым можно назвать того человека, который держал на руках правнуков. То есть, вы счастливый человек?

И. Б.: Как сказал на моём очередном юбилее приятель-писатель: «Судьба была ко мне неблагосклонна, но Бог был милостив».

М. Л.: Как вы относитесь к современной литературе?

И. Б.: Один очень популярный сегодня писатель сказал мне: «Игорь! Литература – это бизнес». Большинство новомодных писателей разделяют эту точку зрения, но, на мой взгляд, литература – это не бизнес. И не игра. Талантлив Акунин, но для него литература – игра. В новомодной литературе появилось такое течение, которое я называю «физиологическим реализмом». Представитель этого направления – Владимир Сорокин, к нему примыкает Эдуард Лимонов с «Эдичкой», Виктор Ерофеев с «Русской красавицей». Это нечистая струя. Пелевин, конечно, стоит особняком. Но мне кажется, нельзя эксплуатировать «знаковые фигуры» («Чапаев и пустота»). Беда ещё в том, что, на мой взгляд, из современной русской литературы исчезла природа. А ведь мы – её часть. Мы погрузились в «каменные джунгли», а в «каменных джунглях» человек человеку не друг и не брат, а волк.

М. Л.: Но выход же есть? Как вы полагаете, в чём он?

И. Б.: Выход? Давать дорогу молодым и талантливым авторам, которые не только способны развлекать читателя, но и заставлять задумываться, уметь чувствовать потенциал автора, тогда новая литература будет более классической. А выход всегда есть, потому, что любая стена – это дверь, стоит только поверить в свои силы. Достоевский поначалу тоже не видел выхода, его всегда что-то терзало, но он смог создать «Братьев Карамазовых».

С Игорем Бондаренко беседовала журналист Марианна Либерте.