– Пятисекундный запал всегда горит три секунды, – констатировал отец, смачным хрустом солёного огурца сопровождая в последний путь рюмку пятизвёздочного армянского коньяка. Сын, только сегодня утром вернувшийся после двух лет службы в ВС СССР в звании старшего лейтенанта, с весёлым удивлением воззрился на ветерана запаса.
– Мудрость поколений? Или?..
– Или, да, да, или переподготовка умножает военные знания.
– Это из цикла: Боевой опыт приходит только после того, как потребность в нём отпала, – не ударил в грязь лицом и новоиспечённый отставник. – Надеюсь, с незабываемых партизанских будней, будоражащих и веселящих душу, гриф «Совершенно секретно» уже снят? Посему предание, замечу, не широкой огласке, и только некоторых славных страниц из жизни резервистов, не будет считаться тяжким преступлением против человечества?
– Скорее будет считаться мемуарами, - уточнил ветеран запаса.
– Офицерская переподготовка в приморском военном городке началась с экипирования нас по последней моде времён Великой Отечественной Войны, в солдатское х/б. Лишь погоны выдали офицерские. Затем собрали всех в Доме офицеров, где перед нами выступил замполит, добродушный с виду подполковник, с пространной беседой на моральные темы. Главный смысл сентенций убелённого сединами бойца идеологического фронта сводился к тому, чтобы мы на время переподготовки напрочь забыли о существовании женщин и вино-водочных изделий. Попутно подполковник с товарищеской откровенностью подробно поведал нам о карах, кои постигнут (он совершенно уверен, немногих) нарушителей воинских Уставов и, боже упаси, нравственности.
Первым пунктом в назидательном перечне фигурировала гауптвахта. Далее предусматривалось предание широкой гласности аморальным «подвигам», с помощью писем на родину «героев» – в военкоматы, по месту работы, на членов КПСС – в родимый партийный орган.
Наконец, для полных отморозков в офицерских погонах могла быть применена крайняя мера, – досрочная отправка домой, с последующим вычетов расходов, связанных с пребыванием на сборах. Включая, конечно, и стоимость проезда в оба конца.
Не обошёл тактичный замполит и тему возможных потерь среди личного состава, связанных с венерическими заболеваниями. Так как местный лазарет принципиально не оказывает медицинскую помощь жертвам необузданной любви, последствия легко можно представить, включив немного воображения…
В общем, суровый адепт аскетизма (все мы любим проявления аскетизма в других), ясно дал понять, что переподготовка – дело не шуточное, не хухры-мухры в курортных местах, а нужное и полезное для нашей необъятной Родины занятие.
Знал, знал страж нравственности, от чего предостерегал. Военный городок располагался в живописном месте, среди зелёных дубрав на берегу прозрачной полугорной речки, петляющей между невысокими холмами, покрытыми густым орешником и другой, явно экзотической, растительностью. При полном отсутствии мошек, комаров и тому подобных гнусов. Эдем, одним словом.
Культмассовые мероприятия собирали немало гражданской публики, большинство, естественно, составляли представительницы прекрасного пола. Смелые декольте, мини-юбки, у некоторых модниц, напоминавшие пояса, поневоле настраивали доблестное запасное воинство на фривольный лад. Широкий выбор, выражаясь сухим официальным языком, спиртных напитков, в местном сельпо и в военторге, придавал набору окружающих соблазнов необходимую завершённость.
Наша жизнелюбивая православная страна, спору нет, являла миру прекрасные образцы воздержания и успешного противостояния мирским соблазнам. Но святые давно канонизированы, хотя, и здесь нельзя не согласиться, за тысячелетнюю историю христианства, их могло бы быть, куда как больше. Пока же, скорбные лики страстотерпцев скорее иллюстрируют исключение, подтверждающее правило….
Да и утверждение Екклесиаста, полагавшего, что во дни благополучия пользуйся благом, гораздо больше, чем подвиги праведников, воодушевляло бравых воинов запаса. Жертвы в суровой схватке с искушениями становились неизбежными. И жертвы последовали….
Дело было в субботу. В этот день старший лейтенант Фёдор Иванович Кичко, назначенный на время сборов командиром нашего взвода, получил от жены перевод на 400 рублей. А надо сказать, Фёдор Иванович, вступив на командирскую должность, принялся муштровать нас по полной армейской программе, предназначенной для выбивания гражданской дури из голов желторотых новобранцев, с целью скорейшего воспитания из оных настоящих мужчин. (Многие из настоящих мужчин впоследствии частенько, уподобившись роженице из бессмертного фильма, кричат во сне «мама», проснувшись в холодном поту, крестятся, радуясь, что яркие, наполненные кошмарной романтикой, картины первых шести месяцев пребывания в армии, всего лишь сон…). Наши же, вполне резонные ссылки на офицерские чины успешно игнорировались. Да, не май месяц…
Однако вернёмся к субботе. Фёдор Иванович откомандовал до конца, вплоть до уборки территории и традиционной борьбы с сорняками. Затем испарился в неизвестном направлении. Снова гостеприимное лоно военного городка приняло «…отца солдатам» только во вторник к обеду. Со следами великого похмелья на челе, трясущимися руками и красными, словно у окуня, глазами. Видно, перевод был употреблён с большой пользой.
После соответствующих нагоняев и разносов, последовали оргвыводы, вместе с досрочным прекращением полномочий командира взвода, снова сделавшие Кичко очень даже артельным мужиком. Но змей-искуситель продолжал испытывать Фёдора Ивановича. В следующую субботу нам выдали получку…
Когда на разводе на занятия в понедельник утром, новый взводный доложил командиру роты майору Тырышкину, что «присутствуют все, за исключением Кичко…», тот с досады матюгнулся, затем подошёл к строю, сердито оглядел нас и недружелюбно поинтересовался:
– Кто знает, где есть Кичко?
Фраза, согласитесь, ассоциируется с пристрастными допросами настоящих партизан, только вместо полагавшегося молчаливого презрения на предложение выдать товарища (плевок в лицо немецкому оккупанту выглядел бы в данных обстоятельствах, по крайней мере, неуместным), с левого фланга немедленно отозвался лейтенант Вятский:
– Я!
– Так… – неопределённо протянул ротный и строго заключил: – Тебе я не доверяю. Пойдёшь за ним со старшим лейтенантом Филиппенко. Возьмёте записку об арестовании и отведёте уважаемого коллегу на гауптвахту. Его, измученный алкоголем и многотрудными постельными упражнениями, организм, явно нуждается в отдыхе, я бы сказал, в продолжительном отдыхе. Суток пять, думаю, будет вполне достаточно.
Немного шокированный отсутствием доверия со стороны ротного, лейтенант Вятский пожал плечами: дескать, начальству виднее. Закончив, в своё время военное автомобильное училище, он хорошо усвоил главный армейский принцип: я - начальник, ты – дурак, ты – начальник, я – дурак. Да и многочисленные грешки, водившиеся за непритязательным лейтенантом, делали вотум командира роты не таким уж и беспочвенным.
Со старшим лейтенантом Филиппенко мы спали на соседних койках, и он потом рассказал мне, как разворачивались дальнейшие события.
Пристанищем блудному Кичко служил аккуратненький домик на окраине села. Посыльные застали его на верху блаженства. Он, похоже, только что продрал глаза и сидел за столом, наполовину одетый по форме №1 (трусы и сапоги), сапоги отсутствовали. Стол украшала початая бутылка «Московской» и немудрящая закуска. Рядом нежилась на пуховой постели сдобная боевая подруга старшего лейтенанта. При появлении нежданных гостей, она без особой торопливости натянула одеяло на нежно – розовый бюст и уставилась на вошедших лениво – оценивающим взглядом.
Самого же Кичко чрезвычайно воодушевило появление однополчан, он кинулся к ним с распростёртыми объятиями, впопыхах уронив стул.
– Здорово, братцы! Ох, и, кстати, же вы! Давайте-ка, присоединяйтесь, обрадуемся на троих! – потащил он их за стол.
– Но, Фёдор Иванович, мы ж к тебе по делу, – счёл нужным правильно расставить акценты Филиппенко и предъявил жизнерадостному пацифисту записку об арестовании.
Кичко бегло вник в содержание документа и ничуть не пал духом.
– Одно другому не помешает, – философски изрёк он. – Гости, – бросив взгляд на стол, продолжил он излагать слушателям основы жизненного кредо, с точки зрения любителя экстремальных забав, – как, впрочем, и рыба за три дня всё равно утрачивают свежесть. Остаканимся и вперёд, – на винные скла…, прошу пардону, на минные поля!
Здравые суждения опального старлея показались собеседникам вполне убедительными. Вятский мигом оказался за столом. Филиппенко степенно последовал его примеру. Домохозяйка жеманно отказалась разделить общую трапезу. Настаивать никто не стал. Покончив с бутылкой, бравая троица решила двигать по назначению. Дружба дружбой, а служба службой.
На прощание, Фёдор Иванович, не моргнув глазом, сообщил даме сердца, что отбывает на пятидневные офицерские учения. Выйдя из хаты, указательным пальцем сверил кокарду на фуражке с линией сизоватого носа, поправил портупею (фуражка и портупея были приобретены в бытность командиром взвода) и важно зашагал впереди конвоиров, выглядевших, куда менее солидно, нежели он. И потому со стороны создавалось впечатление, что не они его ведут, а, наоборот, он старший какого-то офицерского патруля.
Гауптвахта располагалась неподалёку от военторговского магазина. Рядом с магазином имелся хитрый ларёк, торговавший, помимо продовольственных разностей, самой натуральной брагой на розлив. По 80 копеек за литр. Производился этот ядрёный, крепости необыкновенной, напиток из списанной карамели. Не пропадать же добру. И не беда, что от него вставные зубы, даже золотые, чернели.
Естественно, в преддверии чёрной полосы вынужденного пуританства, у Кичко не могло не возникнуть грешной идеи угоститься напоследок ещё и военторговской брагой. Для полноты ощущений. Дельное предложение встретило у подавляющего, в лице лейтенанта Вятского, большинства энергичную поддержку. Филиппенко примкнул на правах воздержавшегося.
Троица, со знанием дела, заняла исходную позицию в прибрежных кустах. Поближе к речке и подальше от посторонних глаз. В ларёк вызвался сходить самый молодой и скорый на ногу лейтенант Вятский. Вскоре он вернулся с трёхлитровой банкой браги и тремя стаканами, одолженными у продавщицы, под честное офицерское слово.
Банка быстро опустела. Последовало вполне резонное предложение повторить. Повторили. Моря стремительно мелели, на глазах превращаясь в лужи. Радость же, наоборот, переполняла и требовала выхода; Вятского и Кичко потянуло на подвиги. Дружным дуэтом они грянули популярную «Здесь под небом чужим…».
– Тише вы! – Попытался остановить водопад радости, извергнувшийся из широких славянских душ, не потерявший ощущения реальности Филиппенко, – Патрули же рядом.
– А, чихали мы на патрули! – Бесшабашно заявил, вошедший в раж, Вятский.
Справедливо полагая, что столь бурное застолье добром кончиться не может, Филиппенко вручил ему записку об арестовании, сам же поспешно ретировался в казарму. Позорно дезертировал.
Чувство долга, несмотря на ещё одну, опростанную уже только на двоих, банку, привело Вятского и Кичко на гауптвахту. Где они предстали перед изумлённым дежурным офицером, старательно тараща глаза, усердно и бережно подпирая друг друга. Заветы графа Суворова: «Сам погибай, а товарища выручай» не канули втуне. Попытки с видом лихим и слегка придурковатым доложить о доставке арестованного, лейтенанту Вятскому удались не в полной мере. Вернее сказать, за исключением демонстрации придурковатости, не удались вовсе.
Дежурный офицер, по достоинству оценив стойкость представителей запасного контингента, позвонил майору Тырышкину.
– Слушай, у меня тут появились твои два архаровца, – сдерживая смех, сообщил он. – На одного есть твоя записка об арестовании, а второй пытается выговорить слово «сопровождающий».
– Фамилия второго, случайно, не Вятский? – Заинтересовался Тырышкин.
– Точно так, Вятский. – Подтвердил прозорливость ротного дежурный офицер.
– Смело сажай обоих! На второго сейчас пришлю записку об арестовании.
Вскоре в офицерских апартаментах гарнизонной гауптвахты громко раздавался мужественный храп резервистов….
Судьба?
– Лейтенант, лейтенант, как горька судьба твоя, лейтенант, лейтенант, эта песня про тебя… – разрывал ясную тишь морозной февральской ночи рёв четырёх лужёных офицерских глоток. Квартет обосновался в одиночной камере Белогорской гарнизонной гауптвахты, так называемой «задержке», отнюдь не добровольно. Меблировку замкнутого пространства в три метра длиной и в два шириной, составлял «вертолёт» из плохо струганных досок….
Зимнее утро для батальона выдалось ничем не примечательным. Однако скоро выяснилось, что в расположении части отсутствуют начальник штаба капитан Дамский и заместитель командира батальона майор Ржавитин. Жена Дамского, по совместительству секретарь – машинистка при штабе, тщетно скрывала обеспокоенность, её припухшие и покрасневшие глаза ясно указывали на бессонную ночь.
Ближе к обеду у дежурного по части раздался телефонный звонок и молодому лейтенанту, помощнику начальника штаба было приказано срочно выехать в город, забрать отцов – командиров и вернуть их в расположение родного батальона.
Картина, представшая перед глазами лейтенанта, по прибытии в указанную квартиру, поражала бесшабашным беспорядком и элегантностью туалетов присутствующих. Джентльмены расхаживали в лёгких плавках, леди в ночнушках. Одна из нимф при виде нового лица срочно принялась за поиски кашне, несколько удивившие видавших виды донжуанов.
Обескураженный своим полным невежеством в вопросах современной женской моды, Дамский вежливо поинтересовался:
– А что, Катрин, в лучших будуарах Лондона и Парижа сейчас пеньюары принято носить исключительно вместе с шарфами? Добавляет шарма?
– Ох, и шутник вы, товарищ капитан. – Прыснула смешливая девица, – В ихних будуарах бывать не приходилось. И в чём они там рассекают, сиё мне неведомо. Просто мужики, в последнее время особенно, чрезвычайно нетерпеливые попадаются, вот юбка частенько на бедной моей шее и оказывается. Отсюда и кашне…. – дама стрельнула глазками в сторону вновь прибывшего и, томно потянувшись, продемонстрировала пышные формы, достойные кисти Кустодиева, – Кобели проклятые, – жеманно протянула рыжеволосая кокотка.
– Товарищ капитан, машина ждёт. – Засмущался лейтенант.
– Кого? – Вполне искренне удивился тот.
– Вас с товарищем майором. – Последовал исчерпывающий ответ.
– Попробую задать вопрос по-другому: На хрена нам сдалась машина? – и, оглядев стол, уставленный бутылками с водкой, разносолами и фруктами, осуждающе покачал головой, – Надо окончательно свихнуться, чтобы от такого общества и от такого стола отправляться к какой-то там, пусть самой распрекрасной в мире, машине. – Обернувшись к Ржавитину, произнёс с укоризной. – Вот так и кончаются великие армии. Уйдём мы, последние хранители гусарских традиций, а за нами-то, выходит, пустота. Вспомни, разве долго нас приходилось упрашивать старшим офицерам разделить тяготы армейской службы, подставить плечо в трудную минуту?
– Вовсе не приходилось, – скорбно поджал губы одинокий, в смысле холостой, гусар. – Если мы видели, что старшие товарищи, проведя бессонную ночь в питие и веселье, пардон, героически преодолевая тяготы армейской службы, нуждаются в помощи и передышке, мы подхватывали из их ослабевших рук бутыл…, простите, знамя и подставляли стака…, и снова, пардон, задорно и с энтузиазмом подставляли свои руки и плечи, давая передышку их утомлённым телам и душам.
– Надеюсь, вам всё ясно, товарищ лейтенант. – Тон капитана не оставлял поля для манёвра. – Отпускайте машину и присоединяйтесь.
Действительно, попойка, получив новый импульс, заискрилась свежими тостами, анекдотами, искренним смехом, громкой музыкой и танцами. Незаметно летело время. Взглянув в очередной раз на часы, майор Ржавитин, на правах старшего по званию, глубокомысленно констатировал:
– Пора, – и вперив в Дамского строгий взор, процитировал классика, – Вставайте, граф, Вас ждут великие дела….
– Есть, мой генерал! Лейтенант, следуйте за мной! – После обнародования порядка выдвижения, обратился к поскучневшим наядам, – Трез агреабальман! – дождавшись с их стороны вялого вопроса, гордо пояснил, – Размеры нашей благодарности не имеют границ, естественно, в пределах разумного. Перевод с языка Дюма, Гюго, Стендаля….
Путь офицеров лежал…. В расположение части, подумали вы, и ошиблись. Во-первых, местное время уже около 20 часов, поздновато даже для отъявленных служебных фанатиков. По домам, предположили вы, и снова ошиблись. Во-вторых, в одном из двух белогорских ресторанов, – «Томи» наступал «час пик», местные красавицы и цвет гарнизона стекались на второй этаж гостеприимного храма чревоугодия. «Половинки брели в ночи, половинки сердец, быть может…».
Проследовав, строго соблюдая субординацию, первым майор, вторым капитан, замыкающим лейтенант, в гремящий зал ресторана, наши герои удостоверились, что свято место пустым не было. Слава Никитин, батальонный «комсомолец» и командир первой роты Бугров расценили появление однополчан несомненным знаком свыше, прямо указывающим на срочную необходимость дерябнуть во славу русского оружия. Следом трямснули за святость уз воинского товарищества, вспомнив Тараса Бульбу. Череда жизненных удач продолжилась.
Однако, как часто случайности переворачивают ход, казалось бы, прекрасно развивающихся военных кампаний, так и великолепному вечеру, не суждено было завершиться, по крайней мере, для четверых защитников Отечества, столь же великолепным финалом. В разгар глубокомысленных высказываний капитана Дамского, пояснявшего несмышленым лейтенантам, что, согласно последних научных исследований, женатые мужчины живут дольше, зато холостые – интереснее; в ресторане появился патруль.
Начальник патруля, оценив многоопытным взглядом, состояние воинского контингента, ведущего неравную битву с Бахусом и, не обнаружив на поле боя павших, уверенно направился к разглагольствующему капитану. Представившись, попросил его покинуть ресторан, видите ли, воинский этикет запрещает находиться в столь уважаемом месте в полевой форме одежды. В ответ выслушал развёрнутую тираду по поводу конкретного места, где именно капитан Дамский видел его, а равно его этикет, в тапочках исключительно белого цвета.
Отступление патрульного командира, последовавшее за этим, как вскоре оказалось, носило тактический характер. Дождавшись вызванного подкрепления, начальник патруля возобновил атаку на одиозного нарушителя воинских уставов. Вечер окончательно потерял томность, великосветская беседа двух знатоков армейских параграфов переросла в банальный мордобой, причём здесь, аргументы нашего капитана выглядели повесомее (рост 190 см, вес 120, кмс по боксу). Пересвет отправил Челубея в нокаут, попутно сломав тому нос.
Остальные участники кулачной дискуссии, обменявшись тумаками, вняли голосу разума, флегматично вещавшего устами миловидной певицы с эстрады и предостерегавшего товарищей офицеров от битья посуды и ломания мебели, пусть даже об крепкие, кто бы сомневался, армейские головы. Всё прибывающие силы правопорядка добавили разуму убедительности. Потасовка, хоть и заняла достойное место в скрижалях истории гарнизонной гауптвахты города Белогорска, закончилась, не успев приобрести батальных масштабов. Для гусар всех времён чрезвычайно важно мнение прекрасных дам, тем более, усиленное микрофоном и многочисленными блюстителями армейского правопорядка.
Во время следования в ожидавший четверых арестантов «УАЗ» (майор Ржавитин избежал общей участи – среди прибывших на место столь замечательно начинавшейся сечи начальников патрулей, не оказалось равного, либо старшего по званию), на шею лейтенанту бросилась симпатичная молодая особа с криками:
– Не смейте забирать моего мужа! Изверги! – И озорно подмигнула слегка удивлённому молодому человеку.
– К ужину меня, дорогая, не жди, – не растерялся лейтенант.
Намечавшуюся сцену прощания патрульные бесцеремонно прервали....
Следующая встреча с Викторией, так звали уже не незнакомку, у лейтенанта произошла в том же ресторане, куда он с товарищем зашел несколько недель спустя. Товарища звали Серёгой. Симпатичный парень, про таких в характеристиках пишут: увлекается спортом, хорошо развит физически, военную форму любит, носит аккуратно.
Футбол – тема, на которую офицеры могли говорить везде и подолгу. Но не только говорить. Оба играли за сборную части, оба болели за ЦСКА. Кроме того, оба были двух - годичниками, оба закончили строительные институты, один – в Новосибирске, другой – в Томске, оба командовали взводами. Нет, даже при очевидной общности интересов, здесь ещё следует упомянуть про шахматы, дружбы не случилось. Но сложились приятельские, уважительные отношения.
С эстрады образцового предприятия общепита (о чём свидетельствовала табличка на входе) томный женский голос возопил: - Дамы приглашают кавалеров!
Виктория пригласила Серёгу и увлекла его в центр танцующих.
Много копий изломали и умудрённые учёностью мужи и наивные дилетанты по поводу взаимоотношения полов, пресловутых любви и брака. Есть ли любовь? А есть ли любовь с первого взгляда? Вечные, как вечный двигатель, простите за тавтологию, вопросы.
А так как в нашей армии пики, являющиеся разновидностью копья, сняли с вооружения в 1938 году, да и время ристалищ ушло безвозвратно, можно процесс выбора партнёрши, либо спутницы жизни уподобить выбору обуви.
Ну, посудите сами, дорогие модельные туфли безусловно хороши для ресторана, театра, официальных приёмов. Если же вы попробуете их использовать для повседневной носки, неприятности вам гарантированы, ступни ног запросто искалечить можно. И не приведи господь попасть в стильной обувке под дождь на улице! Пара безнадёжно испорчена.
Точно так же с броской, красивой женщиной уместно и престижно находиться в ресторане, театре, на официальном приёме. Но женишься на взбалмошной красотке – и намаешься! Непогода в доме гарантирована. Грустная истина: счастье иметь красавицу жену, но горе иметь такое счастье, не делает исключений и для гениев. Вспомните, чем закончилась история любви Пушкина и Анны Керн? То – то и оно, тризной по Александру Сергеевичу.
Сказанное выше применительно к повседневной обуви и домашним женщинам выглядит наоборот.
Вика оказалась из вполне приличной семьи. А к концу вечера Серёге стало совершенно понятно, зачем изувер Левша, подковал блоху. Изощрённый садист, думается, хотел, на потребу публике, заставить ту сигать через магнит. Или не было тогда магнитов? Хотя не важно. Варламов – то, похоже, свой магнит не перемахнул….
Шабаш купидонов, вкупе с амурами (дело происходило в Амурской области), собравшихся покучковаться под музыку, опять же, не Вивальди, приносил ощутимые результаты. Из первоначального ресторанного хаоса и шума, стали образовываться парочки, явно нашампуреные бедовыми стрельцами. Хотя и без вмешательства херувимчиков, скороспелая любовь для увеселительных заведений, где мерилом красоты является количество промилле алкоголя в крови, – дело вполне обыденное.
К сожалению, в случае с Викой и Серёгой, работники небесной канцелярии расстарались максимально серьёзно. Да, к сожалению. В Серёгу вообще попала стрела, похоже гарпунного калибра. Рана в сердце оказалась фатальной.
А, так как, подобного рода умственные расстройства, вызванные обширными любовными инфарктами, как правило, излечиваются лишь маршем Мендельсона, то вскоре была назначена и дата коллективного прослушивания популярнейшего в стенах ЗАГСа музыкального произведения. Расписываться в качестве свидетелей пригласили нас с Леной.
Серёга вызвал из Новосибирска родителей. Командование части выделило предполагаемым молодым двухкомнатную квартиру. Казалось бы, живи и грейся теплом семейного очага. Не пожилось, и не погрелось….
Что служба в армии существенно отличается от жизни на «гражданке», понятно любому сопляку. Уж чем, чем, но мёдом почётная обязанность каждого гражданина нашей великой державы, этому самому гражданину точно не кажется. К тяготам, кои следует бодро преодолевать, относятся и многочисленные наряды на службу. Да, наряды….
За неделю до свадьбы кандидат в мужья заступил в наряд дежурным по части. Каждый шаг дежурного, известное дело, чётко прописан в Уставе. Но Серёга прослужил почти год, естественно успел забуреть. После отбоя, прихватив с собой дневального, отправился, чёрт догадал, обустраивать семейное гнёздышко. А ведь многие поколения службистов, буквально кровью выписывали и полировали параграфы воинских законов. Дух и буква армейских канонов наперебой загомонили вслед нарушителю: Остановись! Не имеет право дежурный по части покидать расположение части! Серёга не услышал. Гарпун в сердце – штука серьёзная.
Офицер открыл дверь квартиры собственным ключом, прошёл в спальню, врубил свет. Попробовал не поверить своим глазам, затем уцепился за мыслишку, что попал в чужую квартиру. Но нет, зрение не подводило, и квартира была его. Только на кровати, рядом с Викой возлежал неизвестный субъект мужеского пола. Судя по эполетам, обмундирование, висящее на стуле, принадлежало не севильскому и не цирюльнику, а старшему лейтенанту внутренних войск.
Любовники вскинули головы и с ужасом уставились на Серёгу. С одной стороны – готовый сюжет для анекдота, с другой – никому из участников пока немой сцены, отчего – то не смешно. Сладкая парочка, в унисон сделавшись белее мела, в унисон же мечтала оказаться не здесь и не сейчас. По крайней мере, не сейчас. Аналогичное желание явно выказывал и дневальный. Потрясённому же до глубины души Серёге просто расхотелось жить. И философиями на тему, мол, их, других, полным - полно, тут не поможешь. Любовь, не в мозг, не в желудок или в селезёнку, но, к несчастью, с бесцеремонностью уже упоминавшегося гарпуна, селится в сердце, а сердцу, всем известно – не прикажешь.
Хотя, отстранённо взглянув на возникшую ситуацию легко можно, кроме очевидных минусов, обнаружить и столь же очевидные плюсы.
– Репутация пострадает? Есть немного, но далеко не смертельно. Народ позубоскалит, ментальность такова, ну не удастся обойтись без приколов и подначек. Что ж, людям свойственно, время от времени разбиваться и не только о камни, каждому своя планида. Набитые же шишки умножают мудрость. Приобретается тот самый опыт, который трудных ошибок сын. Правда, взбесившимся гормонам опыт, свой ли, чужой ли, по барабану.
– Конечно, перед родителями стыдновато. Едут на свадьбу сына…. Однако даже просто повидаться с сыном, согласитесь, не последнее дело.
– Инцест? Измена? Но поход под венец ещё не случился. Потому, глаза открылись практически вовремя. Короче, обувь не подошла, её требуется сдать обратно. И всех делов.
Коротенькое резюме: Жизнь частенько манит светом в конце тоннеля, который оказывается, при ближайшем рассмотрении, огнями встречного поезда. В подобных случаях, важно заблаговременно покинуть рельсы. Не будет лишним вспомнить и про перстень, подаренный царю Соломону – и это пройдёт тоже.
К несчастью, ждать здравомыслия от Серёги, застигнутого женским вероломством врасплох, не приходилось. Кровь набатом лупила по вискам, мавру по имени Отелло становилось тесно в бренных телесных габаритах, он рвался наружу метелить старлея, крушить всех и вся. Психоаналитики придумали термин – состояние аффекта. Ну что ж, крупный, спортивный лейтенант, вооружённый пистолетом Макарова, с аффектом, бьющим через край, способен внушить, вне всяких сомнений, ужасный ужас людям в кровати. Гнетущая пауза затягивалась….
Серёга гвоздил взглядом любителей попеть в терновнике к спинке широкой двуспальной кровати, должной, но не ставшей супружеским ложем. Казалось, пресловутая старуха в белом сарафане приветственно помахивала им литовкой из дверного проёма.
Неожиданно, подобие улыбки исказило лицо нежданного или, если хотите, незваного гостя.
Старик Эйнштейн с его теорией относительности всплыл, подобно спасительной соломинке, в разгорячённом подсознании офицера. Вспомнилось Серёге популярное объяснение самим автором идеи всеобщей относительности. Допустим, вы сидите пять минут на скамейке в парке с любимой девушкой. Время пролетит незаметно. Если же вам взбредёт в голову просидеть те же пять минут на раскалённой сковородке, тут уж секунда покажется вечностью.
– Да, – вступил офицер в заочную научную полемику, – теория – то грешит натяжками. Вот старлей не сидит, а даже лежит, вполне возможно, с любимой женщиной, вроде раскалённой сковородки поблизости не наблюдается, а время для него наверняка застыло. Следовательно, не суть важно с кем, а суть важно где. Замыкая логическую цепочку, уткнёмся в изречение: «Зачем любить, зачем страдать, ведь все пути ведут в кровать». Получился бы из лейтенанта нормальный циник. Видит Бог, получился бы.
– М-да, была без радости любовь, разлука будет без печали? – Серёга, тем не менее, печально обвёл взглядом комнату. – Может, выпьем чаю? – Вяло прозвучало предложение.
– Сейчас, мой родной, – женщина засуетилась, выказывая буквально собачью преданность. – Сейчас, милый.
– Не, не, милый, родной, это, пожалуй, теперь не ко мне. – Грустно расставил акценты Серёга. – Твой милок вон, на шконке развалился. Кстати, ты забыла нас представить. А, ведь может статься, это твой брат приехал с севера. Может быть командир твоим братом? Почему бы и нет, а, Вика?
– Командир, – переживаемый стресс давил на Вику, – моим братом? Кто?
– Мужчина без пальто! – Вскинулся Серёга. Затем устало продолжил. - По поводу братьев поясняю, – братья бывают разными: братьями по крови, братьями по разуму, братьями по несчастью. – Серёга запнулся. – Стоп, отставить, не братья, скорее – друзья по несчастью. Есть ещё братья во Христе. Наш случай, со всей возможной очевидностью относится к весьма распространённой категории братьев во сексе.
– Серёжа, это совсем не то, что ты думаешь… – Промямлила потерянная и разбитая Виктория.
– Верю, охотно верю. У вас, побей меня Бог лаптями, здесь скачки. Да, да, скачки. Дерби жеребца с кобылой. – Голос излучал лекторскую размеренность и спокойствие, но лицо…. Попробуйте представить себе лицо обиженного ребёнка, у которого отобрали любимую игрушку.
– Ну, а кто же тогда я? – Раздумчиво и вслух заинтересовался обманутый почти муж. – Всяко – разно, выходит, я ленточка ваша финишная.
Старший лейтенант, дотоле молчавший, прервал Серёгу, – Аудитория, лейтенант, у твоих ног. Излагаешь красиво. Это с одной стороны. А с другой стороны, сам подумай, ничего уже не попишешь, и ничего уже не изменишь. Что случилось – то случилось.
Парень явно оклемался от пережитого шока. На беду….
– Пожалуй, ты прав. – После некоторого раздумья, буркнул Серёга. Раздумывать было особо нечего, поскольку решение он принял ранее. – Да, к несчастью, ты прав, командир, – ничего уже не изменишь. Поздно пить боржоми…. Чёрт с вами. Вика, ключ оставишь у соседей.
Он забрал дневального и ушёл….
…Много лет мне не даёт покоя история, приключившаяся в городе Белогорске. Смог бы, окажись я на Серёгином месте, уйти, хлопнув дверью? Не смог бы? До сих пор ответа на этот вопрос у меня нет. И всё же, под спудом прожитых лет, я склоняюсь к мысли, что ушёл бы. А вот Серёга не ушёл…. Случился не его день, вернее будет сказать, случился его последний день. Придуманный мной happyend, исключительно плод моего воображения.
…Не сдюжил хлипкий гений Эйнштейна супротив рьяного мавра. Вырвался борзый ревнивец из слабых объятий относительности. Всегда ли проливается кровь, там, где любовь? Конечно, нет. Но в данном случае, слова непритязательной песенки оказались трагическим пророчеством. Пистолет Макарова оказался тем самым ружьём на стене, которое должно обязательно выстрелить в конце пьесы.
Слова старшего лейтенанта оказались его последними словами. В квартире загрохотали выстрелы. Жуткий кошмар, главное, при полном отсутствии на улице вязов, состоялся. Обе обоймы были расстреляны. Вика и безвестный старший лейтенант умерли на месте. Серёга, пустивший себе последнюю пулю в висок, скончался той же ночью в гарнизонном госпитале. Спасся лишь дневальный, спрятавшийся у соседей.
Мавр, привычно натворив дел, удалился в компании отлетающих душ. Куда? Искренне надеюсь, что души – то, на небеса, к вратам, при коих привратником служит святой Петр. Ведь мученическая смерть, сама по себе, является искуплением, пусть и смертных грехов. Или я ничего не понимаю в теологии?
Описывать горе родителей, родственников убиённых не берусь. Нет слов.
Понаехавшие в часть комиссии добавили горя и строгачей командирам.
Похоже, действительно, мужчине Богом предназначена только одна женщина, не встретишь её – останешься счастлив...
Комментарии пока отсутствуют ...
