Пустыня

 

Одна слеза за всех людей стечёт по ржавому водостоку.

Почти неслышно прильнёт к песку – пустыней стала моя столица.

Бесплотный дух, раскалённый ветер меж окон мечется одиноко.

Он ранен в сердце песком и ложью. Ему ни ночью, ни днём не спится.

 

Моих фантазий не тронут атлас. На нём лишь пыль, пузыри на бумаге

От слёз. Я в окна смотрю с надеждой среди песков отыскать оазис,

Но вижу лишь своё отраженье с губами, треснувшими без влаги,

И диким взглядом на пораженье в последней до одичания фазе.

 

Мне невдомёк, почему же ветру не стать в одночасье песчаной бурей?

Зачем не взлететь, не умчаться в горы любви навстречу – дождю, цунами?

Оставь меня, невесомый стражник. Мне, непутёвой трусливой дуре

Никак не встать, не взлететь, не спрыгнуть. Я стала кактусом здесь с годами.

 

Лазурных птиц напевный зов не для меня прозвучит с рассветом,

Не для меня расцветут цветы, не мне их головки укрыть в двухтомник.

Я, обручённая, брошена ветром.

И шелест песка царапает подоконник.

 

 

Сюита «Дождь»

 

Не люблю дождь, его острые тонкие пряди

И разорванные круги на заросшей прудовой глади,

Проникающий холод до самых ключиц. Лье бесконечных лужищ.

А ты любишь.

 

Говоришь мне, что дождливый забрызганный вечер,

Им укрыться вполне от ненужной случайной встречи.

Дождь обносит стеною испуганных граждан. Асфальт в пятнах.

И ты спрятан.

 

Все вокруг в бег. Только ты не спешишь в укрытие.

Дождевой водопад в твоей жизни святое событие.

Философски ты смотришь на всё за стеной воды. Идёшь смело.

Не в том дело.

 

Не люблю дождь. Его острые тонкие пряди

Нас с тобой разлучат, как ружьё на последнем заряде.

Ты, укутанный в мысли, как в плед, и не видишь дня.

А я одна.

 

Разомкни круг! Я прошу тебя о снисхожденье.

Дай войти в твою крепость и промокнуть твоим настроеньем.

Я готова бесстрашно встать на твоём пути,

Милый, только впусти.

 

 

Чайки

 

Ты сидишь на влажной земле и глядишь в воздух.

Задумался, мякоть губ не коснётся друг друга.

Вдруг вопрос: «для чего этих чаек Господь создал?

Почему этим чайкам никак не убраться отсюда?»

 

Тронул лоб пятернёй, зачернённой земной пылью.

«Там на юге и жарче, и пища обильней стократно.

Там и чайки жирнее – лениво кладут крылья.

Если эти туда попадут – не вернутся обратно.

 

Там не надо бояться зимы и её стужи.

Там тепло круглый год, там потомство растить безопасно.

Оглянитесь! Отдайтесь чутью и ветрам южным!

Ах, не знают дороги, не знают! Как это ужасно!»

 

И ты плакал и плакал навзрыд, не стирая слёзы.

Капли падали в землю, рождая меж ступней фиалки.

Я не помню, кто плакал тогда, когда пели стрекозы –

Годовалый ребёнок? Мужчина? Старик с палкой?

 

 

Земля

 

Я – белое поле в одуванчиковом пуху,
Он тает глазурью под июньским солнцем.
Старые пни время превращает в труху.

Так и с людьми
– что-то забывается,
что-то остаётся.

Мой живот малахитовым переливом
впадает в ручей,
Вода из моих волос плетёт косы.
Ты – брошенный.
Ты – ничей.
Идёшь по мне к далёкому плёсу.

В камышах на стеблях играет Сон.
Он тебя дурманит тёплым, вязким эхом.
Ты ложишься,
Я вбираю в себя твой стон,
Потому, что ты мне давно уже снишься.

Я никак не напьюсь твоим сладким смехом.
Но во сне ты не видишь моих границ,
Моих сумерек на вершинах елей.
Моя зелень, пускай она саднит,
Никогда не станет
Твой постелью.

В твоих мыслях – камень и зеркала,
Перебойный шум, городская стёртость
И тонны бетонной пыли.
Я тебя из города позвала,
Чтобы вслух сказать,
Кем с начала веков мы были,

Как друг друга любили
И как радостно пели зелёные купола.
Ты не помнишь...
Ты видишь во сне небоскрёбы и город свой.

 

Моё тело медленно иссушается под тобой.

 

 

Забвение

 

Рассвет сиял. Мне было двадцать лет.

Дышать легко. В ладонях руль упругий.

Сомнений нет. Ещё сомнений нет.

Асфальт в тумане вороно-муругий.

 

И началось: не тот отпущен взгляд,

Не те слова, прохладны стали ласки.

И с каждым днём всё больше чёрный яд

Сама себе подмешиваю в краски.

 

Мой новый день вступил в свои права.

Авто бесшумно движется по трассе.

В полынный чад укрыта голова,

А в ней надежда неизбежно гаснет.

 

Припомню всё: тогда сиял рассвет,

Легко дышать, и я гоню на полной.

Сомнений нет, мне было двадцать лет.

А после… ничего уже не помню.

 

 

Кукла

 

Иссякнет свет из милых глаз,

И рельсы сдавят грудь.

Ты долго пряталась у нас,

Теперь отправься в путь.

Осенним листьям подари

Последний громкий смех.

В ладонь улыбку собери

И прячь её от всех.

Пусть поезд бьётся в горизонт,

И ветер рвёт по швам.

Как нежный яблоневый дым,

Твоя пора прошла.

Теперь сотри огонь волос

И сшей их по краям.

Желанья с долгом впредь идут

По разным колеям.

Растают слёзы по щекам –

Белила в них вотри.

Жирней помада, и пустяк,

Что холодно внутри.

Раскрась лицо, смени наряд,

Заполнись до краёв.

И усыпи саму себя

До летних соловьёв.

 

 

Встреча

 

Едкий свет и тёмный слюнявый вечер.

Засыпаю нервно – не замёрзнуть бы до утра.

Из незваного сна выплывает ко мне навстречу

Комната из серебра.

Свечи плавят минуту в литую вечность.

Человек на коленях держит черепаховый позвонок.

Всем потерянным – встреча,

Замечтавшимся – тоже встреча,

В этой комнате место найдётся и тем,

Кто давно одинок.

Под вибрацией ханга[1] тело немеет в мякоть.

Глаза наливаются дымом от нервного света.

Камертоном безволия льётся в осеннюю слякоть

Голос поэта.

Он поёт о любви надломившимся голосом песню,

Но так хочется в звук обратиться и петь вместе с ним.

Этой ночью я или умру совсем,

или воскресну,

Но уже никогда не засну один.

От свечи загорается занавес из перламутра.

За окном безнадёжно-неистово трубит поезд,

Возвещая забывшимся и опьяневшим приход утра.

Я больше не слышу, не слышу, не слышу

Его голос.

 

 

Она уходила

 

Она уходила в солёный морской горизонт –

Ей тысяча лиц смотрели завистливо вслед –

Туда, где искрил грозой

Атмосферный фронт,

Оставить ещё одно лето

В ряду убежавших лет.

 

Она уходила с изогнутым месяцем ртом.

Коралловых лент изгибы цвели на щеках.

Где ноги её оставляли следы в золотом –

Пожухлые листья взмывали

У всех на глазах.

 

За ней обесцвеченной пылью ссыпалась земля.

Она повернулась спиной к тем,

Кто тихо роптал.

И падали, падали слёзы из хрусталя

За всех, кто ей в спину

Проклятия с криком бросал.

 

Она заплетала зелёные пряди в косу

И прятала их под косынку осенних дождей.

Она усыпляла природу в десятом часу,

Чтоб спать до весны было мягко и радостно ей.

 

Народ пробегал и трепал ей цветастый подол,

«Чтоб лета кусочек,

На память,

Как сувенир!»

Она им прощала. Подол становился гол…

Стервятники продолжали свой жадный пир.

 

Оборванная и босая дошла до воды.

Темнел в глубине купол гриновских парусов.

Мужчины и женщины кончат свои труды,

И кончится лето наших последних часов.

 

Она уходила – они оставались одни, зимовать.

 

 

Раз, два, три.

 

Вдыхай на раз

Выдыхай на два

Задержи на три

И ты уже дышишь вальсовым ритмом внутри.

Танцуй на трапеции жизни, вниз не смотри,

Только не оборви.

 

Выдыхай на два

Задержи на три

И вдохни на раз

Не заканчивай сказку, когда общий закончен рассказ.

Ищи идеальную в тысячи разных фраз,

И не плачь напоказ.

 

Задержи на три

Снова вдох на раз

Выдыхай на два

Пусть от вальсовой музыки кружится голова,

Пусть меж уличных линий кажутся острова.

Ты пьяна, едва.

 

 

Я старалась.

 

Мне тяжело – в моей жизни эпидемии не случилось,

А история требует страха, оголённых дёсен.

В широкой улыбке от ужаса зубы

чтоб заваливались

Навзничь, и не было сил кусать

Хвосты уходящих вёсен.

 

Меня не казнили, не клеили, не разбивали,

Мне поставили цели, как диагноз,

Сказали идти по известной.

Меня наряжали, как куклу, в цветастые покрывала

И без чувства сделали превосходной невестой.

 

Мне тяжело – у меня ещё ничего не случилось.

Я ещё не решала. Даже гордилась собой

пока самую малость.

И всё-таки жизнь – лучшее, что со мной приключилось.

Я счастлива.

Мне не о чем писать.

Я старалась.

 

 

Ты чувствуешь?

 

Ты чувствуешь? Ветер крепчает с востока,

Холод и снег. На запад глядят флюгера.

Луна перегрелась, устала молчать одиноко,

Желтеет город под следом её пера.

 

Ты чувствуешь? Свет перестал быть нужным.

Скорость часов снижается до нуля.

Смелеет под маской своей наружной

Хозяин ветреного корабля.

 

Ты чувствуешь? Взлетаем стремительно,

Не загадывая и не боясь упасть.

Приказывай – исполню неукоснительно,

Я распробовала твою надо мною власть.

 

Ты чувствуешь? Мне это не перестанет нравиться:

Преданность рук, магнитная близость в словах.

Ты чувствуешь, или всё медленно растворяется

На мною выдуманных островах?

 

Ты чувствуешь, или кажется это только,

Что нельзя стать счастливым, не желая и не любя?

Скажи своё «Да», а иначе к созвездиям колким

Я немедленно спрыгну с борта нашего корабля.

 

 

Магия мгновения

 

За столом сидят двое. И взгляды вниз.

Чай в кафе – последний немой каприз.

 

Липковатый чай, в сахаре насквозь

Опрокинул на пол и жадно ждёшь,

Когда стихнет наше долгое «врозь».

По моим ключицам вдруг резанёшь

Ятаганом губ, оставляя след

На миндальной коже. Не тронь глаз!

Я хочу увидеть сквозь столько лет

Твою покорность в финальный раз.

 

Заключи в объятья, как в кандалы

В древнем Востоке куют рабынь,

Зацелуй замучай, сожги до золы!

 

Это просто разлитый чай. Остынь.

 

 

Мари

 

Мари качалась на качелях,

Цепляла пятками траву.

Вокруг неё, на самом деле,

Одно сплеталось к одному:

Ей двадцать пять, мечтам нет места,

Глотками кофе набегу,

Цепочка ужинов воскресных

В семейном узеньком кругу,

Пустые ночи, жалость утра,

В зацепках морщится капрон,

Каскад волос цепляет люстра

И стены жмут с пяти сторон.

Внутри тоска – снаружи страшно.

Сцепленье рвётся на ходу.

С качелей спрыгнет, и неважно,

Кто сядет следующим в узду.

 

 

Милая Мила

 

Милая Мила мыла милый старый паркет,

На котором мы танцевали тысячу лет

Назад.

Что приключилось с милым твоим лицом?

Милая Мила, мало, видно, тебя любил.

Так и не стал милым детям твоим отцом.

Милого сердца от прихоти не остановил.

Милая Мила, помнишь наш первый вальс?

Словно на берег бурный несётся вал,

Так твой подол омывал мои клешни ног.

Милая Мила, прости, что я так и не смог

Спрятать в охапку тебя, и подол, и шарф,

Спрятать твой крик, спрятать твой нервный шаг.

 

Милая Мила тряпку скрутила в жгут.

Разве не знаешь: добра от добра не ждут.

Ты бы могла и шею мне так скрутить,

Только тогда бы милой не стала быть.

Милая Мила… прости и смывай следы

С милого пола, подальше от новой беды.

 

 

Жасминовый чай

 

Я тебе отправлю сквозь пар,

Сквозь настой из жасминовых листьев

Свой степенный обдуманный дар:

Тройку слов о любви без корысти.

 

Чтоб в твоём заигравшемся дне

Стало проще в сравнении с прочим,

Как чаинки на лаковом дне;

Чтоб ко мне ты вернулся до ночи.

 

Заговорена ждать, я одна.

Зависть к жизни врывается вором.

Допиваю заварку до дна,

И чаинки царапают горло.

 

 

Твоих обещанных высот

 

Ни строчки больше для тебя,

Ни строчки о тебе.

Мутит живот и трёт каблук

При скованной ходьбе.

Я заигралась, и давно

Пора закончить врать.

Твоих обещанных высот

Я перестала ждать.

Четыре года на мечту –

Достаточно сполна,

Чтоб здравый смысл рассекла

Солёная волна.

Слова, как раньше, не бегут

Доверчивым ручьём.

Я не хочу ни говорить,

Ни думать ни о чём.

Ни строчки больше для тебя,

Ты не читал сквозь них.

Мой грустью искривлённый рот –

Мой самый лучший стих.

Четыре года, и теперь

Отчаянье в груди.

Что гонит истово вперёд,

То тянет позади.

Что изменилось – не пойму,

И надо ли понять?

Твоих обещанных высот

Я перестала ждать.

Всё изменилось, сходства нет

С тем, кто мне дорог был.

Слова своих простых стихов

И сам ты позабыл.

 

«Лицом к лицу…» как говорят.

Я видела лицо

И всё же не посмела снять

Заветное кольцо.

Ни строчки больше о тебе…

Все строчки для тебя!

Не отрекаюсь от любви,

Жалея и любя!

Твоих обещанных высот

Я снова буду ждать.

Пусть вспыхнут губы на губах –

Надёжная печать!

 

Комментарии пока отсутствуют ...

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование