Пролог
Осеннее утро 945 года, последнего года правления князя Игоря Старого, сына Рюрика. На берег Днепра в окрестностях Киева со склона спустились три длинноволосых, всадника: Стегги, Олле и Хенрик – воины варяжской дружины Игоря. Двум светловолосым юношам было около двадцати, рыжему, Стегги, лет на пять больше. Ехали без сёдел, рубахи не подпоясаны, портки свободны, ноги босы, у всех небольшие бороды. Через плечо у каждого свисала холщовая сума.
Последним ехал Хенрик. Он не отрывал глаз от гривы коня и хмурил брови, по-видимому, был в прошлом. Олле, напротив – был в настоящем и получал удовольствие, созерцая окрестные виды. Ему представлялось, как на него накатывали приятные, ласковые волны, и он жмурился, как кот. На его состояние обратил внимание рыжий Стегги. Заговорил он на шведском.
– Сейчас, Олле, ты – избранник Единого Бога. Он увидел твою раскрытую душу и приблизил её к себе, и ты, не догадываясь, чувствуешь эту благодать... Разве мог ты хоть раз приблизиться к Одину?.. Конечно, нет. Вот и я, когда был с Ингваром в Царьграде, принял христианскую веру… Не жалею, даже радуюсь этому… Хочешь, сходим в храм Святого Ильи на Ручье у Почайны? Его наши построили… Ну, как знаешь…
Стегги указал товарищам вперёд, туда, где на песчаном берегу лежала принесённая весенним разливом коряжистая, старая ива.
– Поедем на то место, там ям нет и помельче, – предложил он, ударил в брюхо коня пятками и опередил товарищей.
– Куда нам спешишь, Стегги? Успеем, – крикнул Олле. – Красивые места, сердце радуется. Чудесная осень, тёплая, ясная!
– Это тебя конь согрел, и ветра пока нет, – более не прикасаясь к таинству, ответил Стегги.
Хенрик перестал копаться в прошлом – он услышал нечто более интересное – обогнал Олле и пристроился у Стегги сбоку.
– Мне тоже здесь нравится, – признался он, щурясь от солнечного света. – Благодатное место. Всю жизнь бы прожил в Киеве!
– Если ты, Хенрик, здесь останешься, а я вернусь да без тебя, что тогда скажу Инге, твоей возлюбленной? – пошутил Олле. Хенрик промолчал и отвернулся.
Стегги придержал коня, поджидая Олле.
– Скажу вам, братья… – начал он, сделал паузу и посмотрел на друзей. – Судьба разбрасывает могилы викингов по всему белому свету, не считаясь с их желаниями, а потому вряд ли кому из нас суждено здесь обрести покой. – Ответом было молчание. Чтобы развеять мрачные мысли, Стегги добавил: – Последний раз едем купаться. Местные колдуны пророчат ненастье уже с этого вечера.
Не желая, он затронул болезненную тему. Поводом воспользовался Хенрик:
– И мы пойдём в поход, да? Нам обещали, как наступят холода, так сразу. Сам Свенельд обещал.
– После праздника урожая, – уточнил Стегги, – после оспожинок, их осенних свадеб.
У Хенрика готов вопрос, он и рот открыл, но Стегги опередил: – Они придут, когда день с ночью сравняется. За этим их волхвы следят.
Всадники подъехали к иве, соскочили с коней и разделись. Достали из сумок щётки, и, вскрикивая от свежести струй, завели коней в Днепр. Кони опустили головы и принялись всасывать бархатными губами воду. Дав им напиться вволю, друзья приступили к купанию коней. Закончили, вывели их на берег, подвязали уздечками к старой иве и с криками бросились в воду.
– Ну что, выходим, братья? – предложил Стегги после минутного плескания. – У меня от холода ягодицы ломит.
Парни вышли на песок, оделись, сели на коней и выехали на луг. В стороне, на склоне, за которым подпирали небо острые верхушки больших елей, приютилась деревенька. От неё долетали неясные звуки. Если прислушаться, то можно было понять – это отголоски праздничного гуляния. Хенрик повернул голову ухом к источнику звуков.
– Что это может быть, Стегги? – спросил он, показав рукой.
– А что, может, это у славян наступили те самые оспожинки. – предположил Стегги и, повеселев, воскликнул: – Урожай собрали, можно и свадьбы играть!
– Заедем, посмотрим? – попросил Олле.
Стегги развернулся, призывно гикнул, и варяги наперегонки помчались по лугу. Вылетев на сельскую улочку, придержали коней и, сопровождаемые сворой дворняг, направились к месту праздника. Не доезжая, спешились, подвязали коней к деревенской коновязи и, приветливо улыбаясь, направились туда, где гулял народ.
В центре гуляния – украшенный последний сноп, столы, угощение, песни и пляска. Под аркой из согнутых жердей, убранных лентами, цветами, колосьями, подсолнухами и яблоками сидели несколько молодых пар – новые семьи, мужья и жёны. В хороводе среди повизгивающих баб вышагивал важно, с пятки на носок да с приседанием, разудалый мужичок. Увидел гостей, плясать не перестал, широко улыбнулся, заговорщицки подмигнул и махнул на свободный угол. Небрежно указал своему парню, мол, встречай гостей, и прищёлкнул пальцем по шее ниже уха, намекая, чтобы хмельное не забыл.
Варяги расположились за столом и осмотрелись. Заметили, к ним приглядываются, перешёптываясь, озорные девушки. Когда взгляды их встретились, девицы улыбнулись, варяги ответили, и лицо Хенрика залила пунцовая краска, что вызвало с обеих сторон дружный хохот. Подошёл хмурый парень, поставил чашу с мёдом, общий ковш и, покосившись, отошёл.
– Пейте не спеша, иначе из-за стола не встанете, – на шведском предупредил друзей Стегги. – Забродивший мёд – это вам не солодовое пиво тётушки Фриды.
Стегги отпил первым, за ним – другие. Варяги брали по очереди ковш, черпали, пили и причмокивали. Скоро в их глазах появился задор, а в движениях – раскованность.
Как и предсказывали колдуны, погода к вечеру испортилась: подул холодный ветер, небо затянули серые тучи, пошёл косой дождь. С реки накатывали на берег высокие волны с белыми барашками, взбивая по линии прибоя желтоватую пену. По Черниговской дороге насквозь промокшие и хмельные Стегги, Олле и Хенрик въехали на Подол. Сидели они прямо и с достоинством посматривали по сторонам. Монотонные движения и выпитый мёд отяжеляли их веки и клонили в сон. Олле, разгоняя сладкую пелену, запел под нос боевую песню викингов:
– «Наточим ножи о камень, Настало иное время… Подросток мужчиной станет, Доставши ногою стремя…»
Не дав закончить суровое наставление, Стегги запел свою, известную во всей Скандинавии песню, жестами призывая друзей поддержать его:
– «Нас накрывало волнами, швыряло на скалы, Но мы твёрдо шли вперед, Туда, куда синее небо и море зовёт…»
Олле и Хенрик перевели дыхание и присоединились:
– «Нас накрывало дождями-снегами, Но мы твёрдо знали то, Что дом, дом, дом...»
Вздохнули глубоко и хором спели:
– «А ну, брат, на вёсла давай налегай! Хэ-хэй! Налегай! А кто не гребёт, тот сам огребёт…»
Рассмеялись и продолжили:
– «Ой, ай-яй-яй-яй! Там, за морями, за океанами, Нас заждались у огня. Хватит уже украшать тела шрамами!»
И громко, в один голос прокричали:
– «Нам возвращаться пора!..»
Как по сигналу, смолкли, в глазах появилась грусть... Первым тишину нарушил Хенрик:
– Стегги! А я научился их языку, – и добавил нараспев: «Красна деви-и-ца, дай воды напи-и-ца!»
– Что он там говорит? – очнулся Олле.
– Просит девушку не дать ему умереть от жажды.
– И что же он такого сделал, находясь рядом с девушкой, что стал горячим?.. – Олле похлопал по мокрой шее коня, вызывая звуки влажных шлепков. Варяги рассмеялись и въехали в городские ворота.
1. Осенние хлопоты
В великокняжеском тереме полумрак, за мутными оконцами – вечерняя синь. Стол, трон без излишеств, две длинные скамьи, печь в изразцах. На столе – свечи, кувшин и чаши.
В палату с чёрного хода с охапкой поленьев и листом бересты в зубах вбежал отрок из княжьей челяди. Ссыпал дрова у печи и выбежал. Скоро вернулся с фитилём, раздул огонь и зажёг масляные лампы по краям печи. Нарезал розжиг, уложил поленья в печь, поджёг лучину и поднёс к бересте – печь загудела. Отрок присел на корточки и, заворожённый, замер.
Через дверь, ведущую в личные палаты, поёживаясь, вошёл пожилой человек. Лет ему около семидесяти, длинные седые волосы с боков и спереди собраны в косицы, одет скромно. Это – Игорь, Великий Князь Русский. С указанием этого титула им был подписан последний договор с Императором Византии. Указал пальцем в отрока и опустил, похоже, забыл, что хотел сказать... вспомнил:
– Ты, отрок, – отрок вскочил, повернулся и застыл, склонив голову, – добавь-ка в моих палатах одну половину от закладки. – Отрок склонил голову ниже. – И вот ещё: сходи в дружины к варягам и славянам, скажи Свенельду и Кочебору, что зову их. А по пути княгине Ольге скажи, что жду и её с Асмудом... Ступай!
Отрок, забыв прикрыть дверцу у печи, выбежал. Игорь занял его место, но долго не сидел, прикрыл печь, встал, подошёл к стене, на которой весели его доспехи. Вынул меч, осмотрел лезвие. Прикоснулся к стягу с фамильным гербом Рюриковичей, атакующим соколом, погладил. За этим занятием не заметил, как в палату вошли двое: княгиня Ольга, молодая, красивая женщина, его жена, и варяжский боярин Асмуд, он – в летах и играл роль воспитателя юного Святослава, сына Игоря и Ольги.
– Звал, Великий Князь? – первой обратила на себя внимание Ольга.
– Ингвар, Святослава я Стегги оставил, они крепость потешную строят, – добавил Асмуд.
– Воевод подождём, я их тоже звал, – ответил, не оборачиваясь, Игорь.
Ольга и Асмуд отошли к окну... Пятью минутами позже в палату через вход для гостей вошли воевода варяжской дружины Свенельд и воевода славянской дружины Кочебор – обоим лет по тридцать – прикоснулись правой рукой к груди и склонили головы.
– Вечер добрый, князь Ингвар, – приветствовал Свенельд, именуя Игоря на скандинавский манер. Из тех, кто в тереме, один он в богатой одежде, на голове – оселедец, в ухе – серебряная серьга.
– Слава тебе, Великий Князь, – с соблюдением традиции приветствовал Кочебор.
Игорь обернулся и ответил им кивком. Подошёл к столу, занял место на троне и руками показал на места, приглашая сесть. Справа сели Ольга и Кочебор, слева – варяги.
– Друзья мои первые! Приспела осень, вот и оспожинки миновали. Урожай – в закромах, мёд – в бочках, скотина и птица – в теле. Год был мирный и хлебородный. Земли наши обширные и богатые, но полесские, а посему знаю, что собирать богатую дань будем до первых проталин. Пока реки малые не встали, думаю, пора нам приступать.
– Воины мои давно дни считают, – оживился Свенельд. – Надоело им в огородах пачкаться, коров доить да гусей пасти. Кони разжирели, не усядешься, и мечи заржавели, а доспехи чёрной гнилью покрылись. Молодые отроки, так те, как солнце встанет, вопрошают: «Где походы, что нам князь обещал?» Вот теперь ты всех нас и порадовал!
Игорь доволен, улыбнулся и кивнул в знак одобрения. Перевёл взгляд на Кочебора. Тот сидел, насупившись, и смотрел в стол. Улыбка на лице Игоря погасла.
– А ты, смотрю, не рад, воевода?
– Да, Великий Князь, не буду скрывать, мои воины в обиде на тебя. – Кочебор поднял глаза. – Летом, конечно, вместе и мы, и варяги изгоняем из Степи кочевников, на печенегов и на греков страх наводим. Это – летом. А зимой только мы одни оберегаем от набегов твою столицу и твои уделы. – Свенельд выпрямился, руки со стола убрал, сел, подбоченившись. Кочебор заметил и перевёл взгляд на Свенельда. – Свенельд со своей дружиной каждой зимой ходит в дань, потому-то его отроки и оружием, и всякою одеждою богаты, мы же босы и наги… Что, Свенельд, можешь сказать против моего?
Свенельд положил ладонь на руку Кочебора: – Согласен я, князь Ингвар. Нельзя нам неравными быть.
Кочебор встал.
– Ты, Великий Князь, давно со своей дружиной в дань не ходил, сходи с ней да с нами, с полянами, и все будут довольны. Прикажи, пока Норин, Уж и Припять не встали, к древлянам сходить, а Свенельд за Киевом присмотрит, защитит. – Кочебор почувствовал, что в главном все согласны с ним. – Как вернёмся, он пойдёт в дань, а мы в Киеве на стенах постоим да на заставах посторожим.
– А что, Великий Князь, славянские дружины давно не собирали дань, – поддержал Асмуд и перевёл взгляд на Ольгу. – Сам не ходи, останься с княгиней и Святославом. А воеводой над твоей княжеской дружиной поставь… да хоть меня.
И Ольга не осталась в стороне: – Поддержи Кочебора, наш добрый князь. И Асмуд дело говорит.
Игорь встал, налил в чашу из кувшина и жестом предложил другим. Сел, пригубил, задумался, ещё отпил. Другие налили себе, отпили, посмотрели на Игоря.
– Садись, Кочебор... Твои воины, воевода, не простого племени: они – дети князей удельных или князей-изгоев либо дети бояр. Бывает так, что из них кто сам боярин или сам князь-изгой, не получивший от отца удел. Из таких князей есть ты сам. А бывает в дружине гость из земель дальних, но он тоже не раб... Говоришь, воины твои «босы и наги»... – Игорь усмехнулся, – лукавишь, воевода, однако.
Кочебор покраснел, голос его задрожал:
– Моя дружина только добычей кормится, и в придачу огородов не имеет, как отроки варяжские, и за добычу единственную, чем кормится, платит кровью своей... А прикажи-ка, Великий Князь, и нам зимой погулять – весёлое дело!
– Отроки Свенельда служат Киеву далеко от дома родительского, от моря и богов варяжских. И многие из них не знатного рода, потому не стыдно им трудом подкормиться. Притом все они воины искусные, смелые, к боли и лишениям стойкие, себя не жалеют и князю своему верны до кончины. – Кочебор вновь покраснел. – А погибает их, ты знаешь, много. Вот потому и приходится Свенельду каждый год из Новгорода молодых отроков звать и добычу им обещать. А коли они все молоды, и нет у них в Киеве очагов родных, то я без надобности у стремени их не держу и, когда просит Свенельд, отпускаю.
– Спасибо, князь Ингвар. – Свенельд привстал. Игорь, сдерживая, выставил ладонь.
– Вот вам моя воля, друзья мои первые: за данью к древлянам со славянскими дружинами и с Кочебором, – Игорь обвёл взглядом сидевших за столом, – сам пойду... Ещё раз покажем князю Малому, вертлявому, как Уж, через город его петляющий, что Киев выше и сильнее Искоростеня.
Кочебор привстал: – И когда же, князь, выходим?
Игорь подумал, отбивая пальцами ритм, и объявил решение:
– Кочебор, завтра на заре в Искоростень отправь одвуконь гонца такого, кто через Гостомель, Козятичи и Малин путь знает. На второй день князь Малой будет знать, кого ему в гости ждать. А мы на другой день после гонца на ладьях выйдем.
Игорь встал, склонился над столом и, опершись одной рукой, другой обозначил схему маршрута.
– Пойдём вместе вверх по Днепру до Припяти, по Припяти до Ужа и по Ужу до Залесья. – Игорь выпрямился. – Дней пять идти будем вместе. За Залесьем разделимся. Одна дружина пойдёт по Норину на Вручин, другая продолжит по Ужу в Искоростень... Готовь гонца, Кочебор!
– Как повелел ты, Великий Князь, исполню.
– Я всё сказал, – объявил Игорь устало. – Возвращайтесь к делам своим.
Когда приближённые покинули палату, Ольга подошла к Игорю, прикоснулась к его волосам, расправила и поцеловала в лоб.
– Может, ты зря это надумал? Путь не близкий, холода пришли, а ты не молод, останься, пусть Асмуд сходит.
Игорь поднёс руку княгини к губам.
– Славянские дружины давно пора было в дань отправить, а у воеводы Кочебора опыта мало – это моя вина, придерживал... Асмуд ему не поможет, он отвык от сбора, а здесь надо быть решительным и осторожным. Свенельд на такие дела по-своему смотрит. Идти мне, больше некому.
Обнявшись, Игорь с Ольгой направились к двери, ведущей в их палаты.
***
Ладьи, всего около десятка, шли на вёслах вверх по неширокой извилистой реке Уж. По берегу их сопровождал небольшой табун боевых коней под охраной вооружённых всадников. Кони те нужны для князя, его телохранителей, знатных воинов, гонцов и передовых сторож, посылаемых в разведку.
Прошли древлянское сельцо Залесье и, когда справа показалось устье Норина, причалили бортами к берегу. С каждой ладьи перебросили доски, и дружинники налегке сошли на берег – привал. С третьей ладьи сошёл Игорь, со средней – Кочебор. За Игорем следовали два рынды, телохранители. Один из них нёс стяг Великого Князя с изображением атакующего сокола, второй – две скамеечки и плетёную корзинку, накрытую полотенцем. Игорь показал им, где поставить стяг, рынды воткнули древко в землю и встали рядом. Князь и воевода присели. Казалось, дальнейший путь дружин очевиден, но из уст Игоря неожиданно прозвучало:
– Я пойду направо по Норину до Вручина, идти мне один день. А ты, Кочебор, с полянами пойдёшь дальше по Ужу в Искоростень, и идти тебе день с половиною.
– Великий Князь! А послушает ли меня Мал?
– Послушает. Ты княжеского рода, и можешь на равных разговаривать с князем, он не обидится.
Разговор не получился. Ели молча. Встали. Сполоснули руки и вытерли о полотенца. Игорь видел, что укрепить уверенность в воеводе ему не удалось: глаз тот не поднимает.
– Помни: не мне древляне дань платят, но Киеву! – Игорь положил руку на плечо Кочебору, тот поднял голову, кивнул, соглашаясь. – А дней через десять встретимся на этом месте. Смотри, воевода, не опаздывай!
Игорь направился к своей ладье, Кочебор, почёсывая макушку – к своей. Игорь обернулся:
– Да! Вот ещё! Как придёшь в Искоростень, расскажи князю Малому хорошие новости. – Воевода и князь сблизились. – Что хотим мы мира и для себя, и для него, а потому принимали послов Греческих. Привезли они Хартию от Царей Греческих мне, Великому Князю Русскому. Приняв оную, клялись они и мы. Одарили мы их мехами драгоценными, воском и пленниками и отпустили к Императору с обещанием хранить дружбу и Истину Союза. – И Игорь выделил особо: – Пусть знает князь Малой, что в подарках была и его доля, за что благодарю и рассчитываю впредь, а потому прошу не скупиться. – Князь обнял воеводу. – Ну, в путь!
Три ладьи повернули направо и легли в русло Норина, остальные подождали, пока не освободится вода, и пошли вверх на Искоростень. Малая часть табуна переплыла Уж и продолжила по берегу Норина сопровождать дружину Игоря.
***
Прошло десять дней. Со стороны Искоростеня вниз по Ужу шли на вёслах гружёные данью ладьи с дружиной Кочебора. По берегу их по-прежнему сопровождал табун лошадей, с ним – несколько вооружённых воинов. За ними, на расстоянии, держались два древлянских всадника – гонцы для связи дружины с Искоростенем: один кудрявый, другой постарше, с залысинами. Ночь им пришлось провести на земле, утром они по пояс вымокли в росе – трава и бурьян местами доставали до сёдел. Гонцы были угрюмы и ворчали, и не было рядом ничего, на чём можно было бы сорвать злость.
– Сколько нам по берегу за ними тащиться?.. Без дороги… Как бы коням ноги не поломать, а себе шеи не свернуть, – буркнул кудрявый.
– Велено их гонцами быть до Припяти, а там... какая уж на то будет княжья воля – прикажут, в Киев поедем, – просипел в ответ лысый.
Река сделала поворот, и с ладей Кочебора открылся вид на устье Норина. На том месте, где десять дней назад дружины разделились, стояли три ладьи Игоря бортами к берегу, а носами с драконами вниз по Ужу. Игорева дружина прибыла накануне и разбила стан. В центре – шатёр, над ним на слабом ветру покачивался стяг Рюриковичей.
С головной ладьи Кочебора протрубил рог. Со стоянки Игоря прозвучал ответ. Услышав трубную перекличку, из шатра вышел Игорь. Ладьи Кочебора пристроились за ладьями Великого Князя. Кочебор, помахав рукой, сошёл на берег. Князь и воевода обнялись и зашли в шатёр.
К стану подогнали табун. Здесь же, невдалеке, расположили на отдых. Следом подъехали древлянские гонцы, спешились, сняли с коней сёдла, распрягли и подвели их к реке. Дали коням напиться, вывели на поляну, стреножили. Перенесли сёдла ближе к шатру – гонцы должны постоянно быть на виду – опустили сёдла на землю и на них присели. Первым заговорил мрачнее тучи кудрявый гонец:
– Где сила, там и богатство. А где богатство, там и сила. Жаль, не вернуть скоро былого величия древлянам. Ты сам-то как думаешь?
Лысый гонец в ответ растянул губы в улыбке. Кудрявый не понял кому, удивился, обернулся… сзади никого. Лысый объяснил:
– Хоть воины Игоря нас не слышат, но видят. Будь лицом светлее, улыбайся понарошку… либо отвернись. А то уж больно ты мрачен.
Из шатра вышли Игорь и Кочебор. Здесь же, у полога, остановились: Игорь, задумавшись, Кочебор – впереди, отвернувшись. Игорь подошёл к нему и развернул к себе лицом.
– Чем опечалился? Главного собрано чуть меньше, чем в летошнем годе. А мехов недобрали от того, что рано с древлян начали, миздра, ты ж видел, тёмная.
– Ты, Великий Князь, взял больше с Вручина, чем я с древлянской столицы.
– Надо было не бояться брать прошлогодними мехами. А норку и бобра можно брать этого года, их мех всегда годится. Малой должен был сам подсказать. – Вздохнул. – Ладно, доберём зимой.
Древлянские гонцы притихли. Лысый достал шило и дратву и сделал вид, что ремонтирует седло. В голосе Кочебора появились нотки былой претензии, досады:
– Люди дружинные в обиде. Ничего им не досталось, мимо прошло, всё для Киева. Ты бы дал им удел какой...
Игорь посмотрел на гонцов, поведение их показалось ему подозрительным.
– Потише, воевода. Гонцам древлянским нельзя нас слушать, – тихо заметил он. – В Киеве весь сбор по росписи разделим. Дадим и городу, и слугам его, и дружинам. А казне как не дать? Вдруг надо будет выкуп заплатить или кого отблагодарить... Вспомни, вот были у нас послы из Византии, так мы их проводили с подарками, – и добавил с достоинством: – Когда у нас с Императором мир, мы можем за богатой добычей ходить хоть проливами, хоть по Дунаю.
Игорь отошёл, походил, попинал листву, вернулся, вполголоса продолжил:
– А удел твоим дать – это разбой! Скажут, Игорь – вор! – Подошёл ближе. – Мы не враги древлянам, если можем, делимся. Когда в Царьград ходили воевать, так древляне были с нами, и добычу они себе тоже взяли.
Кочебор горячим шёпотом спросил:
– А как же отроки Свенельда богатеют? Может, нечестен он?
Рында принёс жареное мясо, кувшин с чашами и полотенца. Князь и воевода присели на скамеечки у шатра, выпили по чаше.
– Свенельд, что поручено, то привозит и показывает. Он воровства не допустит, он боярского рода, он потомок Дира. – Перешёл на шёпот. – Знаю тайно, что ходит он в набеги на соседние земли. Обиженные не могут на Киев показать – не славяне у них разбойничали. Думают, поди, то были угры или балты? А могли быть дружины из других варягов – где их только не видели.
Кочебор забыл об осторожности и заговорил громко:
– А может, я с дружиной в набег на кривичей схожу? Дойдём до Припяти, а там мы – вверх, а ты, Великий Князь, – вниз.
Кудрявый гонец не выдержал и отметил чуть слышно: – У-у-у, пёс ненасытный!
Игорь не сдержался:
– Удумал! После твоих забав мне либо с полоцким князем воевать, либо тебя, воеводу, на кол сажать и весь нынешний сбор кривичам в откуп за разорение отдать.
Игорь отошёл, походил, вернулся.
– Князь древлянский, вижу, не всё тебе дал, схитрил. А у него и кож много, и узорочье есть всякое, тоже и серебро, и посуда. Свенельд всегда привозил. Есть у Малого и оружие, слышал я, с ним торгуют готы, угры и хорваты.
Кочебор охнул с досады:
– О-о-ох! Обманул меня Мал! Так вернуться мне, Великий Князь?
– Не даст он тебе, коли с первого раза скрыл. Это он не тебя, он Киев обманул. Надо мне идти добирать.
Кудрявый гонец вновь не выдержал и шёпотом поделился с товарищем: – Как бы князя Мала предупредить? Отсюда близко, за полдня можно управиться.
Князь Игорь решил, что иного пути нет, и распорядился:
– Перенесём всё тяжёлое с моих ладей на твои. Как закончим, ты вниз пойдёшь, в Киев, а я вернусь в Искоростень... Приступай Кочебор, не будем откладывать.
Кочебор ушёл, Игорь, оставшись один, побродил около шатра, раз-другой посмотрел на притихших гонцов, сопровождавших каждое его движение настороженными взглядами. Остановился, посмотрел в очередной раз.
– Подойдите ко мне.
Древляне оживились, бросили дела, подбежали.
– Скачите в Искоростень, скажите своему князю, брату моему, что стало известно нам, утаил он многое. Оттого возвращается Великий Князь добирать дань. – Махнул рукой. – Ну, скачите, не мешкайте!
Довольные гонцы схватили сёдла и побежали к лошадям. Обсуждая и жестикулируя, оседлали коней, сели, развернули и с места пустили в галоп.
У ладей началась возня и суета, и вскоре по всей линии их стоянки раскрутились работы. Долетали крики: «Неси», «Помоги», «На эту хватит, давай на ту». Игорь какое-то время, заложив руки за спину, наблюдал за движением, затем посмотрел на облака, уточнил, откуда ветер, оглядел тот горизонт и вошёл в шатёр.
2. Жить, чтобы мстить
Вверх по Ужу медленно шли на вёслах три ладьи Игоря. Искоростень близко – если встать со скамьи, то видны возвышенности в его окрестностях. И на коне можно обернуться, пока дитя малое спит после дневного кормления.
На левой стороне, в лесу за пойменным лугом, притаились всадников сто – древлянская конница. На реке, немного ниже, заметны просвет в ивняке и подход к берегу. По обе стороны от него, под кустами, лежали в засаде сотни две пеших воинов. Из леса они видны, а с воды нет. Ладьи Игоря за поворотом, торчат только их голые мачты и головы драконов.
В зарослях у опушки – древлянский князь Мал и два его гонца: молодой, кудрявый, и тот, с залысинами. Князь Мал посвящал молодого в свой замысел:
– Видишь подход к воде? Там – брод. Перейдёшь речку и встретишь Игоря на той стороне, мол, от меня гонец. Скажешь, князь спрашивает: «Зачем идёшь опять, забрал уже всю дань». – Мал, предвкушая успех, облизнул губы. – Вот если бы Игорь сошёл бы да на твою сторону, было б важно! Мы бы его отсекли от дружины. А в общей схватке его ненароком убить могут...
Гонцы выехали на тропу и поскакали к броду, перешли на правую сторону и поднялись на высокое место перед берёзовой рощей. Кудрявый спешился и положил на траву щит, пику и шлем. Окинул взглядом товарища: – Слезай-ка и ты, не обидь Великого Князя. – Лысый возражать не стал, кряхтя, сполз на землю и снял шлем.
Когда до ладей можно было докричаться, кудрявый гонец спустился к реке.
– Ого-го-го! Встречай гонцов! – Замахал руками. – Э-э-эй!
С первой ладьи ответили сурово:
– Чего-о-о! Что за беда?
– Слова гонцы привезли Великому Князю от брата его, от князя Мала.
С первой ладьи прокричали на вторую: – Гонцы от князя Мала к князю Игорю. Кричи дальше! – Со второй ладьи крикнули на последнюю: – Гонцы к князю Игорю. – С третьей послышалось: – От князя Мала будто.
Ладьи пересекли брод и прижались к правому берегу. Воины ухватились за ветви и причалили бортами к кустам. На последней ладье поднялся дружинник.
– Здорово будешь, древлянин! – Гонец кивнул в ответ. – Великий Князь по твоему берегу верхом едет, ему так складнее. Ищи там, – воин махнул рукой назад.
Гонец повернулся к товарищу: – Ну-ка, глянь, нет там верховых?
Лысый с места не увидел, взобрался на коня, привстал на стременах и подался вперёд: – Да не так уж и далеко!
На пойменных лугах всегда найдутся старицы, заливные озёра, камышовые болотины и прочие неудобья, потому и табун, и Игорь с телохранителями отстали от судов. А шли они, как того желал Мал, по правому берегу.
Гонец поднялся к товарищу, увидел верховых, сел на коня и выехал им навстречу. Но на ходу Игорь его слушать не стал, показал на бугорок, где стоял второй гонец. Там рынды спешились, отодвинули лысого и установили стяг Рюриковичей с «соколом». Гонец передал коня товарищу, тот отвёл лошадей в сторону. Игорь сошёл с коня, присел на траву и подозвал гонца. Кудрявый подбежал, склонил голову и опустился на колено. Игорь внимательно осмотрел его, затем второго – тот склонил голову.
– Ваш князь, брат мой младший, не встречает оттого, что на войну собирается? И просит меня, чтобы помог ему? Так, отрок?
– Нет, Великий Князь! – ответил гонец. – Мы в мире живём. Спасибо Киеву.
– А кто ж тебя в броню одел? Когда князь Малой отправлял вас, он знал, что где я, там нет войны. Выходит, обо мне забота – печенег в засаде на пути сидит. – Игорь повысил голос: – Сидит? Отвечай!
– Нет, Великий Князь! Безопасен твой путь.
Игорь поднялся с земли, подошёл к нему.
– Подними голову! – Посмотрел гонцу в глаза. – Встань! – С сожалением отметил: – Выходит, воюет мой брат, и опасен мой путь. – Игорь вернулся к стягу. – Говори, что привёз!
Гонец перевёл дыхание.
– Великий Князь! Привёз я слова князя Мала. – Гонец набрал воздуху и произнёс: «Зачем идёшь опять? Забрал уже всю дань».
Игорь отошёл от гонца и с улыбкой направился к его товарищу.
– Понял я так, что князю Малому надо узнать, где Игорь с дружиной, да? – Улыбка исчезла. – Поскачешь и в другой раз скажешь, что иду с миром к другу, но за долгом, – распорядился Игорь и добавил: – Товарищ твой останется гостем, он обещал мне безопасный путь... А теперь, борзой пёс, лети к своему хозяину!
Игорь вернулся к гонцу, тот вновь склонил голову.
– Великий Князь! Не гневись, я только раб. – Гонец поднял глаза. – Вчера древляне держали совет и решили так: «Если повадится волк к овцам, то вынесет всё стадо, пока не убьют его. Так и Игорь: если не убьём его, то он нас всех погубит». – Гонец опустил глаза. – Князь Мал с дружиной близко.
Игорь, не проявляя беспокойства, обратился к телохранителям: – Всем выгружаться и доспехи одевать. Беги! – приказал он ближнему и крикнул вдогон: – Жду всех у «сокола»! – и второму рынде: – Неси оружие и броню.
На поляне остались Игорь и гонец. Игорь осмотрелся.
– Эх, на узкой воде не развернуться. А развернутся, то стрелами да копьями всё одно побьют! Да и не пристало Великому Князю бегать, верно, сынок?
Из-за кустов на левой стороне Ужа раздался дикий вой, кусты затрещали, заходили ходуном – это пешие древлянские воины встали, и в ладьи полетели стрелы и сулицы. Часть древлян кинулась через кусты в реку, другая, что осталась за кормой последней ладьи, побежала к броду, и напала сзади и с правого берега. Пешее войско окружило ладьи и отрезало Игоря от дружины. Избиение быстро началось и скоро закончилось. Яростные крики сменила брань, обычная при дележе добычи. Под стягом застыл Игорь. Сзади, на расстоянии – гонец.
– Нет больше твоей славной дружины, Великий Князь... Прости, Игорь. – Гонец помялся и крикнул: – Два года назад я был в твоём войске, когда ты ходил на Царьград. С тех пор желаю стать твоим воином!
Из леса с опозданием выехала на луг и помчалась к броду конница древлян.
– Быть тому! С этой минуты ты – мой воин! – объявил Игорь, наблюдая за конницей. Гонец сделал к нему шаг. Игорь поднял руку: – Стой там!
Конница древлян вышла к реке. Игорь, торопясь, достал из-за ворота оберег, разорвал цепочку и бросил оберег гонцу. – Поезжай в Киев, княгине передашь и скажешь, что взял тебя в дружину... И ещё – пуще глаз пусть бережёт для славных дел Святослава, Великого Князя Русского.
У реки конница разделилась: одна часть занялась разграблением, другая пустилась ловить табун, малая часть направилась к броду. Впереди той части конницы, что перешла реку и мчалась к Игорю – князь Мал, с ним – древлянский воевода Гудиша. Не доезжая, спешились, подбежали. Древляне схватили Игоря за руки. Гудиша бросился к стягу, подрубил древко, сорвал и с другими древлянами принялся топтать «сокола».
– Хватит прыгать! – крикнул Мал своим, затем Гудише: – Сними меч с него.
Древляне образовали широкий круг, в центре – Игорь, он неподвижен, руки – на груди. Мал обошёл, осмотрел от сапог до седых волос и заговорил со злобой:
– Вот ты и попался, старый волк! Если бы сам в дань ходил, то столько лет не прожил бы... Нет, не прожил... – Усмехнулся. – А я-то думал, ты сразу в Искоростень пойдёшь. Ан нет! Однако со второго раза вышло. Прав был Свенельд.
– Ты что же, вор, совет у него спрашивал?
– Ты сильно гордый! – повысил голос Мал и добавил тише: – А вот угадал он, что ты, коли привык к большой дани, другую не потерпишь. – Усмехнулся. – И ещё угадал, что добирать сам придёшь.
– Про тебя я знаю. – Игорь нахмурился. – А его-то корысть в чём?
– К дани ты нас с Олегом примучил. Ты-ы-ы! – Мал сорвал голос, откашлялся. – Потому я клятву дал отомстить, и Перуну в жертву холопа твоего принёс. Год держал пленника в яме и дождался!
Мал челноком походил перед Игорем, успокоился, вспомнил вопрос.
– А про Свенельдову корысть сказать могу только... чьего рода он, знаешь?
– Ну, варяжского... Сказывают, что Дира, – пожимая плечами, с презрением ответил Игорь, не глядя на Мала.
– Вот то-то и оно! Потому и мстит за боярина, коему он потомок.
Игорь усмехнулся, качнул головой.
– Если варяги начнут по всякому поводу мстить один другому, то мстить скоро будет некому, – усмехнулся Игорь и твёрдо заявил: – К давнему убийству варяжских бояр я не причастен!
– Твоим именем Олег совершил его! – поставил точку древлянский князь.
Мал отступил от Игоря и сбросил плащ. Пригнувшись, пошёл по кругу, всматриваясь в лица древлян.
– Ну, братья, какую смерть для Игоря выберем? Ищите страшную, да такую, чтобы никому он не встретился в неведомой стране Семаргла.
Древляне с суровыми лицами уставились в землю.
– Живым закопать!
– Живым сжечь!
Мал покачал головой и высказал сомнение:– А вдруг встретишь его в неведомой стране?
– Псам голодным на растерзание отдать!
– А где ж здесь псов-то взять? – Мал присел и развёл руки.
Гудиша начал догадываться: – Надо разорвать, чтобы не соединился. – Почесал бороду. – А если ноги к двум коням привязать да пустить их в разные стороны?
Мал остановился, лицо оживилось. – Это – дело! А ещё? Да так, чтобы без коней. – Вновь пошёл ходить кругами, остановился. – А сделаем мы вот что! Две берёзы согнём до земли, привяжем к макушкам руки да ноги и разом берёзы те отпустим! Его на части-то и разорвёт! Где голова останется, там помучается недолго… И то хорошо. А части, – ещё раз присел, разведя руки, – так те уж не смогут соединиться, и Игорь не будет ходить по неведомой стране.
Древляне одобрительно загудели. Довольный Мал посмотрел по верхам, нашёл, что хотел, и махнул рукой в ту сторону: – Давай, братья, гни вон те две.
Часть древлянских воинов полезли по стволам к макушкам, привязали верёвки, сбросили концы и слезли. Потянули, склоняя вершины, и, склонив, привязали обе вершины одной верёвкой за ствол у комля соседнего дерева.
Мал покрутился, посмотрел на тех, кто рядом. – А вы вяжите верёвки к рукам и ногам.
Древляне привязали к рукам Игоря верёвки, оставляя длинные концы.
– Не погань, князь, ни имени своего, ни рода-племени. Поберегись, Киев не простит такого злодейства.
Мал молчал, ходил, поглядывал на приготовление, останавливался, казалось, сомневался, но тут же встряхивал головой и снова продолжал ходить, поглядывая и шумно сопя.
Игоря подвели к склонённым вершинам, свалили на землю и привязали свободные концы верёвок к вершинам, растягивая тело. Мал крикнул:
– Ты готов, старый волк?
– Смерти никогда не боялся!
Мал поднял руку и бросил вниз, будто отсёк что, следом вязко ударил топор, взлетели с вихрем вершины, пронзительный крик, протяжный стон... Тишина. Над Малом закружили золотые листья. Древлянские воины собрались в кучу позади него и мрачно уставились на содеянное. Мал поднял руки, закричал в небо:
– Эге-ге-ге-э-э!.. Ого-го-о-о!.. Знай, Перун, я верный раб твой на веки вечные! – Повернулся к воинам и распорядился: – На этом месте, где стою, выройте могилу по пояс, снимите с деревьев и в ней положите Игоря, рядом меч его. Накройте плащом и похороните, а над ним насыпьте холмик. – Посмотрел на ладьи у брода. – Дружину придайте земле в поле от реки подальше. Как управитесь, по всем тризну справим.
Возбуждение покинуло Мала, он сел на бревно, его охватила дрожь. Гудиша поднял плащ, набросил князю на плечи, сел рядом.
– Племя Рюрика, расползлось по миру от Новгорода до Чернигова и Смоленска... И аж до Мурома! – Посмотрел на Мала. – Не простят они... Нам-то с Киевом не справиться.
Мал, соглашаясь, кивнул, сдвинул брови, наморщил нос и помотал склонённой головой. Гудиша увидел, что князь его понял, и прошептал:
– Пока есть время, надо посольство к Ольге отправить с богатыми дарами, да объяснить с нашей выгодой, как было всё.
Князь Мал решительно выпрямился.
– Поспешу в Искоростень, поговорю с боярами и старейшинами, волхвов призову. – Положил руку на плечо воеводе и встал. – А ты делай, что я велел.
Мал указал на тех древлян, кого возьмёт с собой, все сели на коней и поскакали к броду. Гудиша встал, подошёл к дружинникам, вздохнул и распорядился:
– Начинайте погребение, храбрые воины. Сделайте по обычаю и помните волю князя нашего.
Гонец сбросил оцепенение, сел на коня и свиду равнодушный направился шагом в сторону от брода. Отъехав, убедился, что на него никто не обращает внимания, и перевёл коня в галоп. Гудиша обернулся на топот и проводил всадника пустым взглядом.
3. Мстить, чтобы жить
По лесам и полям, окрашенным в цвета зрелой осени, переходя с шага на галоп, мчался гонец. Давал коню отдохнуть, и снова – в седло и вперёд. Щит – за спиной, шлем у луки седла, пика то – поперёк, то петлёй – за носок сапога, как у кочевника.
Выехал на дорогу. Позади – закатное солнце. В первой же деревне остановился на ночлег. Спать улёгся на сеновале, конь – под рукой. Утром вскочил на коня и помчался навстречу рассвету. По пути попадались странники, бабы с детьми, редкие телеги. Иной ходок, завидев вооружённого всадника, бежал с дороги в поле, оглядываясь... И вновь – за спиной закатное солнце, ночь на сеновале...
В полдень по Черниговской дороге на измученном коне гонец въехал на Подол. На Почайне, рукаве Днепра, шла разгрузка ладей Кочебора. Вереница людей и телег протянулась вверх, к воротам Киева. Гонец пристроился за дружинниками и въехал в город. У ворот великокняжеского двора поговорил со стражником, стражник пропустил его во двор и дёрнул за верёвочку, уходящую в терем.
Гонец подвязал коня, здесь же сложил оружие, сел на лавку и обхватил голову руками. По лестнице спустился отрок из княжьей челяди. Подошёл к гонцу, они поговорили, и отрок вернулся в терем. Гонец вытянул ноги, запрокинул голову и прикрыл глаза.
Во двор вошёл Кочебор, бросил взгляд на гонца, прошёл, остановился, оглянулся, подумал. Решил не тревожить, пересёк двор, помахал кому-то в окне и поднялся по ступеням в терем.
В теремной палате у окна – девка из княжьей челяди. Вбежал Свенельд, подкрался к ней и обхватил тонкую талию.
– Позови княгиню, красавица, – прошептал на ушко и ладонью пониже спины побудил к исполнению.
Свенельд в нетерпении. Подошёл к окну, помахал кому-то рукой, опёрся о подоконник и долго смотрел вверх по Днепру. Быстрым шагом вошла Ольга.
– Неужто Игорь!
– Должно быть так, княгиня. Кочебора на дворе сейчас видел.
Вошёл Кочебор. Свенельд обнял его и подвёл к Ольге. Кочебор махнул рукой до пола.
– Княгиня ясная, рад видеть тебя в добром здравии!
Ольга улыбнулась.
– Мы тоже тебе рады... Где Игорь наш? – У входа появился отрок, встал у двери. Ольга заметила: – Тебе что?
– Гонец от древлян, княгиня.
– Пусть подождёт... Угости его и коня прими. – Отрок выбежал. Ольга повторила вопрос:
– Где Игорь? Говори же.
– Он в Искоростень вернулся, княгиня.
– Зачем он там, а ты здесь? – удивилась Ольга и заняла место рядом с троном.
– Позволь, княгиня, расскажу от начала. – Ольга кивнула. – По Ужу дошли мы до Норина. Здесь Великий Князь наказал мне идти в столицу, в Искоростень, а сам решил свернуть на Вручин. Когда я смутился, Игорь сказал так: «Наш Малой есть князь, ты тоже, хоть и изгой, и для меня оба равны, оба – слуги Киева. Но в этот раз Малой должен в тебе Киев видеть и почитать, потому как ты – посол Киева». – Кочебор сделал паузу. – Когда мы на обратном пути соединились, обнаружил Великий Князь, что Малой схитрил. Стало быть, Малого надо укорить и образумить, причём немедля. Оттого сам Великий Князь пошёл в Искоростень, меня же с общим сбором отправил в Киев... Думаю, дней через семь Игорь будет с нами.
– А воинов с ним много? – проявила беспокойство Ольга.
– На трёх ладьях.
– Ладно, подождём... Вели гонца позвать.
Кочебор направился к двери, выглянул, вышел, послышался шлепок, за ним: «Не ковыряй в носу, бездельник. Зови гонца», следом – удаляющийся топот. Кочебор вернулся.
Ольга обратилась к Свенельду:
– Князь Мал горяч бывает, верно? Кабы не быть беде.
– Горяч бывает, но благоразумен. Было, древляне отказывали в дружбе Олегу, потом Ингвару. А причина – дикость лесного народа. Теперь знают, быть младшим братом у Киева – честь любому князю.
Вошёл гонец. Он без оружия, в походной одежде, грубой, частью стёганой, чтобы смягчить удары под кольчугой. Склонил растрёпанную голову, сделал два шага и опустился на колено.
– Славься, Великая Княгиня!
Слова гонца встревожили Ольгу.
– Великий в Киеве – князь Игорь. Встань, подойди. Не похож ты одеждой на гонца.
– Гонец он, помню, – подтвердил Кочебор.
– С чем приехал ты от брата нашего, князя Мала? – спросила Ольга. – Встань, говори!
Гонец встал, посмотрел на Свенельда, Кочебора, на Ольгу и опустил взгляд.
– Я больше не гонец Мала, я бежал из его дружины. Приехал в Киев по воле князя Игоря, и по его же воле я – воин киевской дружины. Со мною слово Игоря и эта, – достаёт оберег, – дорогая тебе вещь.
Ольга вздрогнула и закрыла лицо руками. Свенельд принял оберег и передал Ольге, та открыла лицо, взяла и поднесла к губам.
– Князь Мал не друг Киеву! На сходе решили знатные древляне убить Игоря. Волхвы одобрили. Тогда поспешили устроить засаду у Искоростеня. Я оказался рядом в тот час, когда подошло войско древлян и началось избиение Игоревой дружины в ладьях и на берегу.
– Ингвар погиб в бою? – спросил Свенельд.
– Нет, князь Мал казнил его.
– Как он осмелился лишить жизни сына Рюрика!? – Кочебор подскочил к гонцу, ухватил за ворот, рванул, пытаясь лишить равновесия.
– Как умер Игорь? – сухо спросила Ольга. Кочебор шумно выдохнул и отпустил гонца.
– Мал приказал две берёзы согнуть, конечности к ним привязать, потом берёзы отпустить. Приказал похоронить с мечом. Этого уж я не видел и незаметно в Киев ускакал... То место помню.
На лице Ольги – ужас. Свенельд сделал к ней шаг, но Ольга справилась с первым чувством.
– Благодарим тебя. Дадим имя в дружине новое, оно будет Претич, и оружие лучшее, и коня доброго, – распорядилась Ольга и попросила Кочебора: – Идите в дружину, передай волю Игоря и скажи, что Претич – наш верный друг.
– Всё сделаю, Великая Княгиня.
Кочебор положил руку на плечо гонца, тот вспомнил, что не всё сказал.
– Ещё я знаю!.. Там же одумался князь Мал, теперь хочет мира, пришлёт послов. Наперёд их я на два или на три дня прискакал. – Поднял руку. – Великая Княгиня! Ещё Игорь сказал: «Пуще глаз своих береги Великого Князя Святослава для славных дел».
– Что вспомнишь, Претич, приходи... Ступайте.
Кочебор с гонцом вышли, остались Ольга и Свенельд. Свенельд задумался: «От предков диких Мал недалеко ушёл... Но не известно нам, что сотворить ещё успеет... Как поторопить его пройти путь до могилы?» Ход его мыслей нарушила Ольга:
– Придумай, верный друг, как встретим мы посольство. Я выйду, буду скоро, приду, расскажешь.
Ольга вышла. Свенельд сел за стол и, подперев голову, задумался.
В палату вбежал варяжский дружинник. Свенельд, продолжая думать, вышёл навстречу.
– Случилось что, Стегги?
– В дружине узнали о смерти Ингвара. Варяги в тревоге – как при юном Святославе да не будет им почёта? Кто у кормила власти встанет, пока юный князь не достигнет совершенных лет? – Стегги решительно добавил: – Свенельд! Варяги желают, чтобы ты просил руки у Ольги и стал владыкой временным, каким Олег был у Ингвара.
Свенельд близоруко прищурился.
– Им может быть только Рюрикович, и Олег приходился ему дядькой. Но если по вашей прихоти я стану владыкой, то вижу один исход – война с Рюриковичами и гибель моя и дружины всей. – И заключил: – Надо нам, не щадя жизней, княгине Ольге содействовать, тогда всё будет по-прежнему, а дальше – поглядим. Не допустить в Киев чужого князя, кто б ни был он, и Святослава сохранить – вот главное! Ступай, Стегги, успокой варягов.
– Ты нам глаза открыл и пальцем показал. Всё явно здесь, как чёрное на белом.
Стегги вышел. Свенельд сел на прежнее место, задумался. Вернулась Ольга и села напротив. Лицо её осунулось, веки припухли.
– Придумал что?
– Киев не может оставить без мести подлость знатных древлян. Их замысел, всеми ими одобренный, сгубил Ингвара. – Ольга чуть заметно кивала. – Есть у варягов обычай: знатных людей отправлять в царство тьмы на ладье. Послы, конечно, прибудут на ладье, но нам ладью ту не поднять. Тогда мы сделаем ладью лёгкую, чтобы можно было нести, а под днищем – колёсики. Нарядим её цветами и лентами. Попросим послов пересесть, чтобы на горы киевские поднять. Принесём да в яму сбросим и закопаем.
– Колёсики-то на что? – выдохнула Ольга.
– А тут уж... Как принесут ладью туда, где послам замириться и пировать будет обещано, то поставят её на стол перед прикрытой ямой. Тут же передние ножки у того стола выбьют, и ладья, как с горки, в яму съедет... Ну, дальше-то всё ясно.
Свенельд закончил, улыбнулся. Тишина... Ольга встала.
– Пусть будет так!
– Где яму выкопать, Великая Княгиня? – не показав удивления, спросил Свенельд.
– В теремном дворе, чтоб тайну сохранить, – ответила Ольга и добавила тише: – Думаю, то будет не последнее ко мне посольство... Приступай.
***
Как рассчитал гонец, прошло два дня, и в Киев прибыло посольство от древлян. В теремную палату вошли Свенельд и боярин в дорогих мехах. Свенельд вышел на центр, повернулся на пятках и громко позвал: – Ты где прячешься, красавица? – У боярина взлетели брови. Свенельд рассмеялся.
В палату влетела девка из княжьей челяди. Свенельд указал на неё: – Вот она, красавица наша... Красавица, скажи княгине Ольге, что боярин, посол древлянский, просит явиться пред её очами. – Девка убежала. Свенельд начал ходить замысловатыми зигзагами по палате, бросая взгляды на посла. Боярин огладил бороду, поправил усы, откашлялся в кулак.
В торжественном наряде появилась Ольга. Боярин, потрясённый красотой и величием, низко поклонился, вывернув ладони навстречу.
– Княгиня Великого Киева! Быть тебе в веках самой прекрасной звездой, цветком благоуханным!
– Слышу, Свенельд, гости добрые пожаловали? – спросила Ольга с лёгкой наивностью.
Боярин опередил Свенельда и важно заявил о себе:
– Пожаловали, княгиня.
– Так говори ж, зачем.
– Мы, двадцать самых известных послов древлянских, пришли, чтобы повиниться в смерти мужа твоего, Игоря. – Боярин низко склонил голову.
– Ну что ж, винись, боярин.
– Затмила наши очи обида, что дань мы уплатили всю, а надо ещё, а взять уж негде. Игорь нас не послушал, стал забирать остатки. Тогда-то и нашлись людишки злые и убили они мужа твоего и нашего Великого Князя, – повинился боярин и поспешил добавить: – Разбойники те найдены и уже наказаны.
– Никто не воскресит мне супруга, – печально пропела Ольга и смахнула слезу. – Ты повинился, боярин. Что ещё сказать хочешь?
Боярин, сбросив тяжкий груз, расправил плечи.
– Знатен наш князь Мал, и удельных князей у него много, и все те князья хорошие, берегут они Древлянскую землю, цветёт она и благоденствует. – Откашлялся. – Просит тебя наш князь – он вдов – будь, княгиня, супругою его.
– Ах! Не ждала, – Ольга показала замешательство, – но мне приятна ваша речь. – И объявила, вселяя надежду: – Сегодня отложим, но завтра окажу послам древлянским всю положенную честь и ответ дам. А теперь возвращайтесь в ладью свою. Утром люди мои придут за вами, а вы скажите, что не хотите ни идти, ни ехать. Тогда они вам ладью подадут, а вы скажите им: «Так уж и быть, несите нас в ладье!»... А сейчас ступай, боярин, завтра мы встретимся здесь, на дворе моём теремном.
Боярин поклонился и довольный вышел. Ольга сжала локоть Свенельда:
– Мне страшно, Свенельд. Правильно ли я поступаю?
– Правильно, Великая Княгиня. А ты представь, что Малой станет твоим супругом. Что будет со Святославом, что с памятью Ингвара? Да хоть без супружества, а жить-то дальше как? Простить и утереться? – Предупредил: – Обычай заставляет наказывать, иначе не только дружина, весь народ от тебя отвернётся, дразнить и плевать в спину будут. – Напомнил: – И Святославу Великим Князем никогда не стать.
***
Настало утро следующего дня. У раскрытого окна на резной стульчик присела Ольга в чёрном одеянии. Слышно было, как по улице приближался весёлый народ, а затем под окном, во дворе, заиграли дудочки, зазвенели бубенцы, застучали бубны. Вошёл Свенельд, встал рядом с Ольгой, сказал негромко:
– Несут.
– Да. Народ кричит и песни поёт, – в тон ему ответила Ольга.
Свенельд обошёл Ольгу и встал сзади. Осторожно положил руку княгине на плечо и выглянул в окно.
– Встречай, княгиня! – с теремного двора прокричал, судя по голосу, тот боярин, древлянский посол, что был накануне вечером. – Ответа не последовало. Шум веселья стал тише. – Сваты уже во дворе твоём. – Ответа нет ни со двора, ни из терема. – Окажи честь дружкам князя Мала, как вчера договаривались!.. А то, да как они развернутся, люди они непростые, знатные и гордые...
Ольга и Свенельд продолжали смотреть на двор, не показывая себя в окне. Раздался стук по дереву. Ольга вздрогнула. По настилу затарахтели колёсики, следом ударил грохот разрушения: бу-ух! Со двора донеслись крики. Ольга поднялась со стульчика и подошла к окну. Внизу шум приумолк.
– Довольны ли вы такою честью?
– Не направляй на нас гнева княжеского! – крикнул боярин. – Гнев праведный, но растрачиваешь ты его понапрасну – мы не повинны в смерти Игоря, ибо князь Мал повинен!
Со двора долетали крики и удары... Ольга закрыла окно, подошла к трону и медленно села. Свенельд побледнел, отошёл от окна и прислонился к стене. Ольга напряжена, глаза закрыла, губы сжала, руками вцепились в подлокотники… Вошёл Кочебор, на княгиню глаз не поднял.
– Закопали, Великая Княгиня, землю уплотняют... Чисто, будто и не было.
– Ступай. Сегодня делай, что сам пожелаешь, до утра не позову.
Кочебор, пошатываясь, вышел. Свенельд оттолкнулся от стены, подошёл к трону.
– Надо гонца отправить к князю Малу.
– Настал мой черёд виниться? – эхом отозвался вопрос Ольги. Свенельд пояснил:
– Сказать, что ждём от древлян мужей более знаменитых, ибо народ киевский не отпустит свою княгиню без торжественного и многочисленного посольства.
Ольга посмотрела Свенельду в глаза, приподняла чуть подбородок и, отведя голову в сторону, прищурилась.
– Чувствую, ты наперёд много страшной мести задумал.
– Задумал, Великая Княгиня. И нет у Киева пути назад, пока стоит Искоростень.
– Отправляй сегодня же... Пойду к себе. Надо – позову. Ступай.
Свенельд покинул палату. Ольга встала, подошла к окну, кусая платок. Зарыдала беззвучно, затряслись плечи, послышался глухой, сдавленный крик... Успокоилась, с прерываниями вздохнула... Вошёл отрок. Спросил робко:
– Княгиня, к тебе Претич.
– Зови.
Вошёл Претич. Ольга жестом позволила говорить.
– Княгиня, хочу сказать тебе про Свенельда.
– Что ж ты можешь знать о нём? – удивилась Ольга. – Ну, говори.
Претич, собравшись с духом, начал:
– Князь Мал, зная, что Игорь умрёт, ему признался, почему засада удалась. Он того часа ждал давно, но Великий Князь не ходил в Искоростень. И в тот раз тоже не пошёл, выбрал Вручин. Тогда подсказано было Свенельдом, как заманить его в Искоростень.
– Откуда знаешь, и что ж они придумали?
– Я недалеко стоял и слышал. А придумано было так: дань Кочебору не додать, тем Игоря обидеть и вызвать гнев, чтоб сам вернулся.
– Но Свенельд с нами. Ему какая выгода? – удивилась Ольга.
– Там говорилось, вроде он потомок Дира.
– Мы знаем... Да, могла остаться у него в душе обида за предков. Но Свенельд мог не знать о коварстве князя Мала... Или мог обратного желать: чтоб Игорь наказал Мала. – Ольга привела мысли в порядок и сделала вывод: – Верю, что не придумал ты, и, сказав нам, поступил правильно. Но впредь молчи, и больше – никому! – Помолчала. – Не верю, что Свенельд враг мне и Святославу, что враг он Киеву... Ещё что скажешь? – Претич показал, что добавить нечего. – Тогда ступай.
Претич покинул терем, Ольга, опустив голову, направилась в свои палаты.
***
Прошло десять дней. От верхних застав пришло известие, что на ладье в Киев идёт второе посольство древлян. У раскрытого окна стоял Свенельд и смотрел на Днепр. Рядом на стульчике боком к окну – Ольга. Ей не интересно наблюдать за движением ладьи, она погружена в переживания. Молчание прервал Свенельд:
– Парус убрали, идут на вёслах... Тебе послов сегодня видеть не следует. На пристани их встречают мои люди.
– На этот раз не будет мести?
По лицу Свенельда пробежала тень.
– Мы для послов баню натопили. Там, на берегу, им скажут, что княгиня наказала так: «Вымывшись, придёте ко мне»...
– Всё-таки будет, – прошептала Ольга. – Встала, спросила: – Что ты им на этот раз приготовил?
– Как начнут послы мыться, снаружи люди мои двери подопрут и баню подожгут. – Ольга промолчала. Свенельд развёл руки. – Вот и всё! – Поднял брови. – Или прикажешь послов принять?
Ольга отошла от окна и заняла княжеское место, Свенельд встал рядом.
– Нет... Что ты наперёд ещё задумал? – Как и прежде, Ольга говорила вполголоса.
– Пора нам идти навстречу древлянам. Сидеть долго в Киеве не получится. Надо наведаться на могилу Ингвара и сотворить тризну по нему и по его дружине.
– Там близко Искоростень, значит, встречи с древлянами не миновать.
– Опередить их надо. Пошлём гонца. Он скажет им твои слова: «Иду к вам. Приготовьте много мёда и ждите меня на том месте, где умер Великий Князь. Поплачу на его могиле и сотворю тризну по мужу моему».
– Пусть будет так... А дальше что?
– Мы отправимся налегке с небольшой дружиной. На могиле поплачем, насыплем холм, как подобает Великому Князю, и совершим тризну... Сделаем так, чтобы наши пили мало, а древляне много, чтоб захмелели к вечеру. А там мы должны будем их всех убить. – Помолчал. – Иначе они придут в Киев.
– Горестно мне, что ещё отцы и матери, жёны и дети не знают о смерти тех мужей, что мы предали смерти. А здесь, в этом тереме, уже уготовлена участь для многих других.
– Древляне нас на этот путь поставили, и назад нам дороги нет. И так будет, пока жив Искоростень.
– Посылай гонца!
Ольга сняла головной убор, платок, распустила волосы.
– Подойди ко мне... Видишь, поседела я... – Свенельд подошёл, осмотрел локоны в руках Ольги, переместился за спинку трона. Взял другие локоны в руки, хотел поднести к лицу, на полпути прикрыл глаза… и опустил.
– Вчера увидела... Видишь, не везде, но много. Вот... и вот... и вот. – На глазах её слёзы. – Хочу, чтоб прекратилось это, и забыть навсегда. – Заплакала. – Хочу улыбаться, хочу со Святославом быть.
– Жалею и плачу за тебя, царица... Люблю и жалею, о себе не думаю. – Взволнованный Свенельд стал мерить палату широкими шагами. Взял себя в руки и решительно заявил:
– Пока Святослав малых лет, Великой Княгиней должна быть ты. Иначе не с этой стороны, так с другой и тебя, и всех нас сотрут.
Но в эту минуту важным для Ольги было иное. Отрешённо глядя в сторону, начала:
– Вот уж сколь ночей не могу спать в Киеве на костях мужей древлянских. Мерещится всякое. Надумала, – повернулась к Свенельду, – а ты распорядись: пусть начнут строить городок Ольгин на Днепре у перевоза, где застава наша. Через год должен быть готов детинец, в нём – терем мой и двор для сторожевой дружины. – Облегчённо вздохнула, будто уже исполнено. – Там, в Ольгином городке, со Святославом жить будем. – И закончила ласково: – Прощай, побуду до утра одна.
Свенельд низко поклонился и покинул палату. Спускаясь по лестнице, кусал губы и бил кулаком по перилам, заблестели глаза, он быстро провёл по ним тыльной стороной ладони, толкнул дверь и вышел невозмутимый на теремной двор.
***
Конец лета следующего, 946-го года. Весной войско Киева разбило рать древлян и прошло по Деревской земле, принуждая мятежников к покорности. Киев в очередной раз примучил древлян к дани. В осаде остались Вручин у Кочебора и Искоростень у Ольги.
На высоком месте среди воинских шалашей, палаток и шатров – поляна, на ней великокняжеский шатёр. Рядом на высоком древке колышется стяг Святослава с соколом. Здесь же – дружинники-варяги и среди них Стегги, Хенрик и Олле. Выглядят не так свежо, как осенью прошлого года: у одного нет передних зубов, у другого розовый шрам на лице, у третьего кисть руки забинтована.
С этой поляны хорошо видны бревенчатые стены и башни Искоростеня. На них поглядывала Ольга, делая несколько шагов, останавливаясь, разворачиваясь и повторяя вновь. Из шатра, отбросив полог, вышел Свенельд. За ним выскочил воин и, не задерживаясь, помчался исполнять поручение. Воевода вдогон крикнул: – Ещё передай боярам, чтоб готовили зимнюю одежду для войска.
Сделав очередной поворот, Ольга подошла к Свенельду.
– Все города Древлянской земли – Вручин не в счёт, думаю, он скоро падёт – все склонили головы перед Киевом. Когда же эти одумаются? – спросила она.
– Боятся, что пощады не будет. Так всегда бывает. Вот наступят холода, а у них из нового урожая ничего-то и нет. Съедят лебеду, собак да кошек, сами ворота откроют.
К шатру на спотыкающемся коне подъехал всадник, сполз, подошёл, пошатываясь.
– Княгиня! Покорился тебе Вручин!.. Кочебор добычу и пленников готов отправить в Киев… Ждёт, что скажешь ты.
– Пусть отправляет две части в Киев и одну – в Ольгин городок. Ещё скажи, пусть грузит на телеги съестное, корм всякий, и идёт к нам с войском. – Ольга посмотрела на Свенельда, тот кивнул и попросил для войска:
– Прикажи, княгиня, направить две сотни рабов под Искоростень.
– И это скажешь, а с рассветом – в путь! – добавила Ольга и крикнула дружинникам у стяга: – Дать гонцу с конём отдых до вторых петухов и товарища в дорогу!
Стегги выбрал из своего окружения воина и направил к гонцу. Воин подставил своё плечо, взял у гонца уздечку и повёл к палаткам. Ольга проводила их взглядом и решительно распорядилась:
– И нам надо, не откладывая, в Искоростень гонца отправить.
– Стегги! – подозвал Свенельд опытного варяга, тот подбежал. – Быть тебе посланником княгини в Искоростень. Слушай и запоминай... Говори, княгиня, что хочешь сказать древлянам.
– Спроси, Стегги, на что надеются, что ждут они. Скажи, что своим упорством они ничего не добьются. Все города древлянские сдались мне и согласились платить дань. Уже мирно возделывают их люди свои нивы и земли. А Искоростень отказывается платить дань. Он, спроси, что готов умереть с голода? – Ольга сверилась взглядом со Свенельдом: – Гонец это передаст, а мы подождём, что они скажут.
Свенельд добавил к посланию:
– Скажешь, узнали мы сегодня, что последним Вручин ворота нам открыл – один остался Искоростень. Скажи, мы ждём послов от них. Оружие оставь, садись на коня и поезжай к воротам. – Свенельд достал лёгкую белую ленту три локтя в длину, пядь в ширину. – Вот тебе знак посланника. Как останется до стен на полёт стрелы, поднимешь его и не опускай. Подъедешь к воротам, помашешь и крикнешь «Посланник Великой Княгини!». Немедля возвращайся с ответом. Гони!
– Всё помню, всё передам, княгиня.
Стегги отошёл к другим варягам, снял оружие и побежал к коновязи, сел на коня и поскакал к воротам Искоростеня.
Ольге не давал покоя ответ на один вопрос, и она спросила Свенельда:
– Как должны мы поступить с Искоростенем, когда ворота нам откроют?
– Сжечь, сравнять с землёй и повелеть впредь никому не селиться на его месте. Все жители станут нашими пленниками и рабами, – сурово ответил воевода и закончил спокойно: – Так поступил бы всякий на твоём месте.
– О народе деревском скорблю, – с печалью промолвила Ольга и встрепенулась: – Где наш Великий Князь, где Святослав мой?
– Он с Асмудом по стану ходит. Ему нравится быть с воинами. Любит простую пищу, сказки, песни. Они ему игрушки делают: где дудочку, где лук со стрелами. Учат силки ставить, потом добычу жарят. Схватки разыгрывают, берут к себе в седло и скачут.
– Подрос он, загорел. Просит серьгу в ухе. Говорит, хочу, как у Свенельда. – Дотронулась до его рукава. – Он любит тебя. Слов ваших знает много и имена богов.
– По крови Святослав – викинг, сын нашего народа русь. Пойдём, поищем Великого Князя, скучаю что-то.
***
Варяги у шатра оживились. Заговорили на родном языке. Кто о чём. А нам, пожалуй, будет интересно, о чём говорили Хенрик и Олле.
Х е н р и к. Дожить бы нам с тобою, брат Олле, до тех дней, когда Святослав возьмёт нас с собою в поход.
О л л е. И на привале рассказать ему, каким он славным парнем был... А помнишь, Хенрик, как начинал он первое сражение с войском древлян?
Х е н р и к. Да-а-а! Выстроились две рати одна против другой, и не скажешь, за кем победа будет, и кому благоволит Господь.
О л л е. А когда почти сошлись и стали бранными словами ругаться, Святослав, быв в одном седле с Асмудом, из рук его копьё принял и бросил в древлян. Оно и пролетело-то всего между ушей коня и упало к его ногам...
Х е н р и к. И воскликнули тогда воевода Свенельд и храбрый Асмуд: «Князь уже начал, последуем, дружина, за князем».
О л л е. У-у-у! Как взревело наше войско, и робость отступила пред презрением смерти. Никогда не забуду тот час, мой брат Хенрик!
Х е н р и к. У меня мурашки побежали по телу, а как пустил коня, так все они пропали.
О л л е. Ты спас меня в тот день. Помнишь, Хенрик, я потерял коня, его копьё пронзило. Их пеших было трое, я только отбиваться успевал. Тут подскочил ты и с той хитростью, какой учил нас Стегги побеждать неискусных деревенщин, отсёк ноги первому, махнув мечом под его щитом, затем второму. А третьему я сам!
Х е н р и к. Брат Олле, знаю, и ты в беде не оставишь. В единстве наша сила!
К поляне подскакал Стегги, посланник в Искоростень:
– Послы идут! Зовите Ольгу! – Хенрик побежал искать Ольгу. Стегги спешился, передал коня коноводу и надел оружие.
На поляну вышли безоружные бояре древлянские. Встали спиной к спине, озираясь. Появилась Ольга, за ней – Свенельд. Ольга без предисловий обратилась к древлянам:
– Что скажете, древляне? Не тяните, обойдёмся без пустых, ненужных слов.
– Здравствуй, княгиня! Мы бы рады платить дань Киеву, но ты же хочешь мстить за мужа, – начал старший боярин.
– Когда вы приходили в Киев, я отомстила за убийство мужа дважды. Третий раз, – когда сотворила по Игорю тризну. – Ольга оглядела каждого. – Теперь не хочу мстить, хочу мира и подчинения. А после уйду прочь, не буду вам мешать править в Древлянской земле.
– Что хочешь ты от нас? Мы рады дать и мёд, и меха, – боярин заметно повеселел.
– Вы изнемогли в осаде, потому не стану возлагать на вас тяжкую дань. Знаю, что нет у вас лишних ни мёду, ни мехов, но... дабы сохранить обычай, немного попрошу... дайте мне от каждого двора по три голубя да по три воробья. – Ольга ещё раз оглядела всех и каждого. – Если вы согласны, то возвращайтесь в город и соберите дань.
Древляне засуетились. Скрыть радости не могли, а при таком исходе и не хотели. Бояре пошли к себе, вдруг Ольга вспомнила:
– Постойте! Где князь ваш Мал?
Боярин повернулся и с застывшей печатью радости на лице ответил:
– Он давно бежал либо к литвинам, либо к германцам. И там, и там есть его корни. И имя его среди них Мальдитт.
Ольга показала жестом, что древляне могут удалиться. Древляне покинули поляну. Свенельд подошёл к Ольге:
– В чём твоя хитрость, княгиня? Есть ли в ней наказание за непокорность? Без наказания нельзя, доброту твою завтра же забудут.
– Есть, Свенельд! – Свенельд приготовился слушать. – Как принесут, раздашь птиц воинам и прикажешь привязать ниткой к каждой птахе трут и завернуть его в небольшой платочек. А как стемнеет, прикажешь трут поджечь и пустить птиц на волю. – Перевела взгляд на город. – Голуби принесут огонь в голубятни, а воробьи – под стрехи. И всё загорится: голубятни, клети, сараи и сеновалы... – Свенельд прервал Ольгу и продолжил:
– И не будет двора без пожара, а потому не погасить, и сгорит весь Искоростень. Побегут люди из города, а воины твои будут их хватать. Городских старейшин заберём в плен, прочих людей, кто меч поднимет, убьём, иных отдадим в рабство войску и Киеву. Остальных оставим трудиться на земле Древлянской и платить тебе дань.
Стояли рядом, смотрели на город. Ольга прикоснулась к плечу Свенельда.
– Эта месть не так сильно угнетает меня – меньше в ней крови.
– Почитаю тебя, княгиня, не так за красоту, сколь за мудрость твою, – признался Свенельд. Ольга отвернулась от мрачного города и подошла к шатру, Свенельд откинул полог, Ольга вошла, следом – Свенельд.
***
Солнце зацепилось на горизонт, но не удержалось и соскользнуло за землю. Краснобокие облака остановились. Ниоткуда появился туман и заполнил низины. В стане Ольги замерцали огоньки костров. В сумеречное небо потянулись струйки дыма. Как повелось с начала осады, наступало время тишины. Однако среди киевских воинов росла тревога – из-за стен Искоростеня доносились признаки оживления, шум и крики.
К шатру подбежал Стегги, позвал:
– Княгиня, воины обеспокоены.
Вышел Свенельд и, придержав полог, помог выйти Ольге.
– Что случилось, Стегги? – спросила Ольга.
– Великая Княгиня, шум стоит за стенами. Воины твои обеспокоены, не готовится ли врагом ночная вылазка?
– То древляне спешат дань собрать. Скажи воинам, тот шум нам не опасен, что скоро мы снимем осаду.
Стегги удалился, и Свенельд напомнил Ольге об их разговоре в шатре:
– Ты говорила о кумирах, помнишь?
– Да, – вспомнила Ольга. – Кумирам нашей веры много жертв я принесла, одна и со старцами. Так много, что горы киевские напитались кровью. Но наши боги не успокоили мою душу, они кричат, я слышу: «Дай мне! И мне!» – Заговорила с надрывом. – Извелась я. Они не кажутся мне добрыми, боюсь их.
Свенельд слушал и, соглашаясь, кивал. Он давно готов был подсказать ей, где следует искать выход.
– В варяжской дружине есть христиане. Ходят они к Богу в церковь Святого Ильи, что на Подоле, на берегу Почайны. Аскольд и Дир построили её. Бывал я там... Скажу тебе, что те варяги мне по душе. Коварства в них меньше и злобы, а честности и доброты больше.
– Ту церковь знаю. Прошлым летом в ней наши варяги-христиане присягали на верность договору с царями Греческими. – У Ольги неожиданно появился план: – Свенельд, прими веру христианскую, потом мне расскажешь, чем отличается она от нашей.
– Если вдруг приму христианство, варяги отнесутся к этому спокойно. А славянская дружина не одобрит. Вот почему, княгиня, мне, воеводе киевскому, надо оставаться с ними в одной вере. И тебе тоже, пока Святослав мал. А в чём разница веры я тебе и так расскажу. Так слушай...
К шатру подошли, запыхавшись, бояре древлянские.
– Княгиня! – Боярин показал назад. – Там в корзинах, в клетках да в туесках вся дань, что ты просила.
– Вот вы и покорились мне и Великому Князю!.. Завтра отступлю от Искоростеня и вернусь в Киев. Ступайте к себе, древляне.
Древляне поклонились в пояс и поспешили в Искоростень.
– Так что ты сказать хотел о христианской вере? – напомнила Ольга.
– Это вера в Единого Бога. Он создал мир и нас... О том, что он есть, поведал нам Иисус, его сын и посланник... Богу нужно только одно, чтобы люди жили праведно, не грешили и любили друг друга. И как кто проживёт земную жизнь, так тому в Царстве Небесном воздастся... А главное – у человека есть душа. Бог слышит её и, если она страдает, он поможет спасти её.
– Страдает душа моя!
– Пока Святослав мал, христианство не принимай. Есть много в Киеве людей, кто не понимает веры христианской. Они скажут, Ольга стала юродивой, не станем её слушать.
– Не выдержу я!
– Знаком я с настоятелем той церкви. Мы вместе тайно посетим его, и он тебя исповедует. Без крещения можно. Ты наедине с ним и только ему одному расскажешь, от чего душа страдает, кому ты страдания принесла, а кто тебе, кого обманула, кого не простила. Он скажет добрые слова, помолится за тебя, и твоя душа начнёт успокаиваться. Потом ещё тайно сходим.
– Ох, быстрей бы!
– Стемнело. Пойду, расставлю войска в засадах у всех ворот и ниже по Ужу. Скажу, когда поджигать и птиц пускать. А ты, княгиня, плохое забудь и постарайся уснуть.
Ольга ушла в шатёр. Свенельд подозвал Стегги и его варягов. Встав в круг, они обсудили замысел, сели на коней и, разделившись на две группы, отправились в противоположные стороны объезжать войска.
Эпилог
Летняя ночь опустилась на Днепр и горы киевские. В Печерском монастыре смолкли службы, прекратились работы, под своды проникла нежная прохлада и умиротворяющая тишина. В одной келье горела свеча – это над составлением повестей временных лет трудился монах Нестор. Он ничем не отличался от своих собратьев, переступивших его годы: он также скромен, сед и худ, на нём такое же чёрное одеяние и клобук.
В крошечной келье – узкое окно, на стене икона, топчан, стол шириной в локоть, рядом небольшая кафедра, полки, на них книги и свитки. На столе – книга. И на полу книги, некоторые раскрыты на закладках, но все аккуратно сложены. В отдельной кучке – сломанные перья. Старец глубоко вздохнул, он неторопливо перечитывал черновик своих повестей:
– …И пошла Ольга с сыном своим и с дружиной по Древлянской земле, устанавливая дани и налоги; и сохранились места её стоянок и места охоты. И пришла в город свой Киев с сыном своим Святославом, и пробыла здесь год.
Нестор оторвал взгляд от страницы: – Всё мною записано верно, так оно и было.
Нестор встал, походил по келье, полистал книги с закладками, прокрутил свитки. Сел и, глубоко вздыхая, продолжил перечитывать черновик: – В год 6455-й от сотворения мира или 947-й от Рождества Христова отправилась Ольга к Новгороду и установила по Мсте погосты и дани… и по Луге – оброки и дани. И ловища её сохранились по всей земле, и есть свидетельства о ней, и места её и погосты. А сани её стоят во Пскове и поныне.
Нестор почесал бровь и решил дописать, взял перо и продиктовал себе: – И по Днепру есть места её для ловли птиц, и по Десне, и сохранилось село её Ольжичи до сих пор.
Нестор отложил перо и продолжил чтение: – И так, установив всё, возвратилась к сыну своему в Киев, и там пребывала с ним в любви.
Поморщившись, выпрямился и прокомментировал: – Всё записано верно, так оно есть и было.
Нестор встал, перенёс черновик летописи и чернильницу на кафедру и, потоптавшись, за ней пристроился.
– О-хо-хо-хо... сколь тяжкий труд... Однако в следующие восемь лет я не ведаю, что было, следов мною не найдено. – Продолжил чтение: – В год 6463-й от сотворения мира или 955-й от Рождества Христова отправилась Ольга в Греческую землю и пришла к Царьграду. И был тогда царь Константин, сын Льва, и пришла к нему Ольга. – Нестор оставил палец на строке, закрыл глаза и прочитал по памяти: – И, увидев, что она очень красива лицом и разумна, подивился царь её разуму, беседуя с нею, и сказал ей: «Достойна ты царствовать с нами в столице нашей».
Открыл глаза, нашёл под пальцем нужное и продолжил чтение: – Она же, поразмыслив, ответила царю: «Я язычница; если хочешь крестить меня, то крести меня сам – иначе не крещусь». И крестил её царь с патриархом.
Остановился, подумал, взял перо и продиктовал себе: – Просветившись же, она радовалась душой и телом.
Отложил перо и продолжил чтение: – И наставил её патриарх в вере, и сказал ей: «Благословенна ты в жёнах русских, так как возлюбила свет и оставила тьму. Благословят тебя сыны русские до последних поколений внуков твоих»...
Подумал и дописал: – Она же, склонив голову, стояла, внимая учению, как губка напояемая.
Продолжил чтение: – И было наречено ей в крещении имя Елена, как и древней царице – матери Константина Великого. И благословил её патриарх, и отпустил. После крещения призвал её царь и сказал ей: «Хочу взять тебя в жёны». Она же ответила: «Как ты хочешь взять меня, когда сам крестил меня и назвал дочерью? И сказал ей царь: «Перехитрила ты меня, Ольга». И дал ей многочисленные дары – золото, и серебро, и паволоки, и сосуды различные.
Дописал: – И отпустил её, назвав своею дочерью.
Подытожил: – И здесь записано мною всё верно. Завтра можно переписать в летопись начисто. – Глубоко зевнул. – Давно уж спа-а-ать пора-а-а.
Нестор встал, вытер перо, наклонился и, кряхтя, собрал мусор. Подошёл к иконе, перекрестился, шёпотом прочитал молитву, поклонился, перекрестился, ещё раз поклонился. Снял клобук и рясу, налил в чашу воду, вымыл лицо и руки, вытерся и погасил свечу. Открыл окно, лёг на топчан, вытянулся, положил руки вдоль тела и протяжно зевнул.
– А завтра поутру перепишем эти повести минувших лет в первоначальную летопись мою и продолжим собирать.