Истоки и корни «пятой колонны»

08/02/2017   Мутация элит

Теория государства и права говорит о так называемых "двух путях" их развития — "восточном" и "западном". В первом случае власть первична по отношению к собственности, во втором — наоборот. Россия, в конечном счёте, развивалась по "восточному" пути, определённому особенностями "месторазвития" — сочетания географического, климатического, геополитического, военного, религиозного, культурно-исторического и т.д. факторов. Кроме отдельных местностей (Новгородская и — в меньшей степени — Псковская земля). народное хозяйство было в целом нерыночным. Это не хорошо и не плохо, это такая же реальность, как климат или почва, переменить которые невозможно. В 2000 году военный экономист А.П.Паршев сформулировал т. н. "горькую теорему", согласно которой "в конкурентной борьбе за инвестиции, если игра ведётся по правилам свободного мирового рынка, почти любое российское предприятие заведомо обречено на проигрыш". Понятия "капитализм и социализм" Паршев рассматривает вне идеологических критериев и указывает, что для России социализм — условие выживания и развития,

Можно, впрочем, слово "социализм" и не употреблять, тем более устройство России-Русiи до 1762 года, когда вышел "Указ о вольности дворянства" Екатерины II, было таким: действовало непреложное правило "крепости": крестьянин был "крепок земле" аристократа только до тех пор, пока последний был "крепок" Государю службой. В.О.Ключевский называл это "тягловым государством", а мы вполне можем говорить о "цивилизационном" социализме, в отличие от "формационного" социализма К.Маркса. Да, духовные и идеологические "знаки и возглавья" старой Руси и СССР менялись, но "структура" оставалась почти та же самая. Аскетизм, самоотречение и самоотвержение в равной степени требуются в обоих случаях.

Константин Николаевич Леонтьев (1831-1991) был первым русским мыслителем, увидевшим отсутствие противоречий между исторической Российской (монархической) государственностью и социализмом: "Коммунизм в своих бурных устремлениях к идеалу неподвижного равенства должен… привести постепенно, с одной стороны, к меньшей подвижности капитала и собственности, с другой — к новому юридическому неравенству, к новым привилегиям, к стеснениям личной свободы и принудительным корпоративным группам, законам, резко очерченным; вероятно, даже и к новым формам личного рабства или закрепощения (хотя бы и косвенно, иначе названного)…" Социализм, понятый, по Леонтьеву, "как следует", есть не что иное, как "новый феодализм совсем уже недалёкого будущего", он будет утверждаться "среди потоков крови и неисчислимых ужасов анархии". Как оно, собственно, и было. "Переворачивание" революции, связанное с идеей "социализма в одной отдельно взятой стране" Константин Леонтьев предсказал точно.

Но есть ещё более глубокие сближения. Святоотеческое учение о собственности, лежащее в основе Православной этики, так же далеко от пресловутых идей о "священной частной собственности". Не Прудон, а святитель Василий Великий назвал собственность — именно всю собственность, собственность как институт — кражей. Вот ещё пример: Cв. Иоанн Златоуст: "он (богатый — В.К.) становится благим, когда раздаёт свое богатство…, а до тех пор, пока сдерживает его при себе, он не бывает благим… неимение денег служит признаком доброго человека".

Можно сказать, что естественные законы Русского месторазвития оказались исторически соединёнными с основами Православной этики. Всё это и было частью той самой "тысячелетней русской парадигмы", к слому которой призывал накануне "перестройки" член Политбюро А.Н.Яковлев. И в этом смысле 1991 год для страны был даже более роковым, чем 1917-й, после катастрофы которого уже в 30-е годы "русская парадигма" восстановилась. "Русский прорыв" 40-х—начала 50-х был прерван смертью (не исключено, что насильственной) И.В.Сталина. К несчастью, невозможно не признать, что отсутствие наследования верховной власти или, по крайней мере, ея твёрдой политической преемственности, всегда свойственное "вождистскому государству", с неизбежностью ведёт к крушению созданной Вождём структуры и распаду государства в целом. Начало же тому положил ХХ съезд КПСС с его "возвращением к ленинским принципам"

Так или иначе, страна ещё тридцать лет простояла. Но, увы, 1991 год и всё последующее — не только предательство, но и объективная реальность, имевшая глубинные причины .

Первая. Фундаментальное противоречие между созидательно-охранительной природой политического режима, особенно после войны, и изначально революционной, разрушительной просвещенческой (масонско-иллюминатской) идеологией, лежавшей в его основе. Люди, воспитанные на Герцене и Чернышевском, при замалчивании (а чаще — запрете) того же Константина Леонтьева или Льва Тихомирова, при выстраивании в культуре и воспитании линии "декабристы-народовольцы-большевики", не могли не сделать в 1991 году того выбора, который они сделали,

Вторая. "Ленинский принцип" "самоопределения вплоть до отделения" советских республик — точно такого же иллюминатско-просвещенческого происхождения. Сталин, отстаивавший в 1922 году противоположный принцип "автономизации" при сохранении единства страны, в дальнейшем, даже когда обрёл полновластие, не пошёл в этом вопросе поперёк Ленина, избрав формулу "земщина" (формальная Конституция) — "опричнина" (т.н. "руководящая роль партии"). Однако после разгрома КПСС в полную силу "заработала" Конституция, либеральная составляющая которой (прежде всего — "суверенитет республик") "завела часовой механизм". Не случайно советские диссиденты 60-х—70-х годов — прямые наследники "декабристов, народовольцев, большевиков" — призывали власть "соблюдать свою Конституцию".

Но, конечно, распад был невозможен без "падающего подтолкни". И он "совершился так стремительно в силу того, что большинство правящего слоя (номенклатуры) оказалось лично заинтересовано в капитализации" (С.Николюк, В.Чернов).

Основой жизни "элит" в cталинское время был аскетизм. Его можно назвать внецерковным аскетизмом в православной стране. К. Леонтьев предвидел и это: "Жизнь этих новых людей должна быть гораздо тяжелее, болезненнее жизни хороших, добросовестных монахов в строгих монастырях… А эта жизнь для знакомого с ней очень тяжела — постоянный тонкий страх, постоянное неумолимое давление совести, устава и воли начальствующих". Правда, — оговаривал Леонтьев, — у инока (в отличие от управленческой "элиты" социализма) есть "одна твёрдая и ясная утешительная мысль — загробное блаженство". Но, собственно, если отсутствует и эта последняя надежда, не говорит ли это только в пользу людей, из которых хотели "делать гвозди" ?

Собственно, постоянный страх и был тем, чем платила номенклатура за своё более или менее сносное существование в период, когда страна "затягивала пояса" (опять-таки относительно, при бесплатном лечении, образовании, дешёвом транспорте и проч.). Речь идёт о страхе репрессий, действительно постоянном: на работе, дома, даже во сне — привычном, но без всякой "утешительной мысли".

Именно поэтому сам по себе страх играл в СССР огромную созидательную роль.

Страх смерти — всегда начало дисциплины, далее уже — даже при формальной "нецерковности" — начало "борьбы с помыслами" и аскетизма. В конечном счёте, при перерастании в страх Божий — уже начало Премудрости.

Собственно, XX съезд КПСС (это 1956 год) и стал для номенклатуры освобождением от этого "тонкого страха", а значит — и от "сталинской аскезы". Да, собственно, началось ещё раньше. На первом же пленуме после смерти Сталина было решено, что арестовать члена ЦК можно только с разрешения самого ЦК.

"Советская элита" постепенно начинает "жить в своё удовольствие". Дисциплина, напряжённость, воздержание — всё, что было так характерно для сталинской эпохи, — уходят. Возникают двойные стандарты. "Железный занавес" приподнимается. Приподнимается — кем-то! — очень точно: не для всех. И источником теперь уже личного благополучия номенклатуры, а точнее — детей оной, становится работа за границей: двойная оплата в рублях и твёрдой валюте обеспечивает процветание большинству номенклатурных семейств. Возникает парадоксальная ситуация: жить в соответствии со "стандартным уровнем" элиты можно, только если ездить за границу и, по возможности, надолго. Но для этого надо отчаянно защищать "советские ценности" и эту заграницу ругать. Заграница как источник благоденствия — не напоминает ли это разрешённую по Указу 1762 г. службу дворян российских иностранным государям? Быть коммунистом, чтобы прикоснуться к "благам капитализма".

При этом номенклатура решительно сближалась с "системной интеллигенцией", как правило, критиковавшей СССР за отступления от "просвещенческих стандартов" как раз в пользу "русской парадигмы", — отсюда ненависть как к "сталинизму", так и к "царизму", несовместимым по жёсткости и репрессивности (К.Леонтьев писал, что Романовы "слишком добрые"). "Точкой сближения" стали "ленинские принципы гуманизма", а поэтическим гимном — песня Б.Окуджавы со словами:

Я всё равно паду на той,

На той единственной, гражданской,

И комиссары в пыльных шлемах

Склонятся молча надо мной.

Если "гражданская" война, то есть смута, становится единственной справедливой, это говорит всё о том, кто это говорит. Не случайно уже для "полностью своих" тот же Окуджава пел о том, что за жизнь противящихся "их союзу" он не даст "и самой ломаной гитары" (кстати, это вольный перевод не "Старинной студенческой песни", как сей опус официально именовался, а не менее старинного масонского гимна)

Имена Ю.Любимова, А.Вознесенского, Е.Евтушенко, Ю.Трифонова, Р.Медведева, братьев Стругацких, Е.Яковлева, А.Бовина, Ф.Бурлацкого на слуху до сих пор. А за ними стояла интеллигенция Москвы, Ленинграда, Свердловска и других крупных городов, точный аналог нынешнего "креативного класса". Если бы номенклатура обладала "сословным сознанием", она бы чуралась интеллигенции как зачумлённых, как римские патриции чурались актёров… Но этого-то и не было. Не просто "дружили домами", а наперебой и наскоро роднились, делили доходы… Рождалось "больное, позднее потомство": безпочвенное, отягощённое "комплексами героев Климова". Оно и вступило в политическую жизнь после 1991 года.

"То, что в 90-е годы ХХ столетия происходило в России и на всей территории бывшего Советского Союза, по масштабам трагедии сопоставимо с 20-ми—30-ми годами прошедшего века... Можно только гадать и строить гипотезы, почему в конце ХХ столетия объектом истребления нынешняя либеральная власть в России, выбрала именно русский народ. Достоверно об этом судить невозможно — вожди либеральной Революции 1989–93 годов, в отличие от своих коммунистических предшественников начала прошлого века, не оставили никакого "идеологического обоснования" своей людоедской деятельности. Скорее всего, дело в определённой преемственности: деды и прадеды тех, кто сегодня руководит страной, подняли знамя классовой борьбы и под этим знаменем занялись истреблением народа. Нынешние вожди "теорий" не писали, они сразу перешли к практике народоистребления, сокрыв от историков и потомков истинные мотивы и причины своей ненависти к русским людям", — пишет Юрий Фролов.

Да, была и более консервативная часть номенклатуры, ещё более узкую часть составляла т. н. "русская партия" в КПСС и параллельная ей "русская партия" в культуре и даже самиздате. Они тоже формировали новую среду, но после гибели в автомобильной катастрофе в 1980 году первого секретаря ЦК КП Белоруссии, одного из самых высоких сторонников "русской партии" (при этом далеко не "консерватора") П.М.Машерова все всё поняли. Удар был нанесён точно.

Так или иначе, август 1991 года — это, прежде всего, предательство элиты. Если бы коммунисты — именно в августе 1991-го, а в не в 1993-м, когда было уже поздно, — пошли бы с оружием в руках защищать райкомы и обкомы и призвали к этому народ, мотивируя это защитой не коммунизма, а России, а затем занялись бы прежде всего истинной "перестройкой" собственной идеологии хотя бы в духе "послевоенного сталинизма", то это означало бы, что советская элита прошла, наконец, свою инициацию. Но она этой инициации не хотела сама.

"Инициация (от лат. initio — начинать, посвящать) — переход индивида из одного статуса в другой, в частности — включение в некоторый замкнутый круг лиц (в число полноправных членов племени, в мужской союз, эзотерический культ, круг жрецов, шаманов и т. п.)… В психологическом смысле инициация возникает тогда, когда человек осмеливается действовать вопреки природным инстинктам и открывает в себе возможность движения в направлении к сознанию… С инициируемым происходит онтологическое изменение, что позднее находит своё выражение в осознанной перемене внешнего статуса. Важно отметить, что в процессе инициации субъект приобщается не к знанию, а к тайне… Обряд инициации предполагает жертву, и именно она является главным источником страдания".

Страх перед инициатическим страданием не дал номенклатуре стать "благородным сословием". Во все века аристократия формировалась исключительно страданием, болью, кровью, пытками (и "пассивно", и "активно"), прохождением через опыт смерти. В 1991 году советская номенклатура отказалась от этого — причём не просто отказалась, а "дополнила" свой отказ частным присвоением и разделом считавшейся "общенародной" собственности. Это было не только слабостью (чем был бы просто отказ от "защиты социализма"), но и полной онтологической ничтожностью, "провалом в негодяйство". А в 1993 было уже поздно: "поезд ушёл".

Не совсем, правда, верно и то, что будто бы "первых секретарей просто сменили вторые". Часть высшего партаппарата по приглашению "братских компартий" и других левых организаций, подконтрольных прежнему международному отделу ЦК, покинула Россию и тихо осела в Италии, Испании и некоторых других странах с сильными левыми традициями.

Собственно, Политбюро в приватизации практически не участвовало. Ресурсы же, подконтрольные партии на уровне отделов ЦК и ниже, конвертировались в создание совместных предприятий, крупных банков, концернов, финансовые активы которых размещены были по преимуществу за рубежом. Такого рода организации достаточно просто диагностируются по составу учредителей — бывшей номенклатуре отделов и, частично, секретариата ЦК. В то же время их реальными менеджерами становились якобы внешние люди — ранее малозаметные работники аппарата отделов ЦК, заместители министров и начальников союзных главков, помощники и советники союзных министров, ответственные работники специализированных партийных структур — таких, как ЦК ВЛКСМ. Например, "комсомольцы" дали того же Ходорковского.

В 1993 году сектор изучения элиты Института социологии РАН зафиксировал состав и происхождение группы предпринимателей, сформировавших новую бизнес-элиту. 55% являлись членами семей советских ответственных работников, 88,2% новых банкиров в прошлом являлись работниками государственных банков СССР. В производственном секторе советские хозяйственники составляли 86,9%. В целом из 119 наиболее влиятельных бизнесменов первой половины 1990-х годов 67 создали собственный бизнес путём прямого использования своего служебного положения в СССР. Что же касается путей в современную олигархию, то их по сути три: собственно бизнесменов в этой группе только 27%; около 25% представителей элиты до момента вхождения в олигархию были директорами предприятий; весомую долю также составляют вышедшие в отставку члены правительств 1990‑х годов. Первым "перелёт" на запасной аэродром" в бизнесе совершил в 1992 году Пётр Авен, ставший после отставки с поста министра внешнеэкономических связей в правительстве Гайдара президентом Альфа-банка. Позже это стало нормой.

"Элита" 90-х унаследовала от прошлого — и советского, и антисоветского — "ценности Просвещения", "марксизм-ленинизм", внутреннее западничество при одновременной привычке ругать Запад, привязанность к мишуре и внешнему блеску, морализм без аскетизма при одновременной "богатой фантазии", стремление к неограниченному накоплению, непонимание как русской, так и мировой мысли и культуры при одновременных снобизме и "облегчённом вкусе"…

Уничтожение единственно возможной для сохранения страны цивилизационной "русской парадигмы" "тяглового строя" стало для этого слоя делом жизни. Правящий слой и "пятая колонна" взаимно отождествились. В результате к 1991 году сложилась парадоксальная ситуация: у власти оказались враги собственной власти. Руководство государства против самого государства — возможно, это единственный такой прецедент в мировой истории.

Но произошло то, чего уже никто не ждал.

В 1999 году на праздновании очередной годовщины органов безопасности внезапно назначенный председателем правительства Владимир Путин прямо заявил: "Внедрение в организованную преступную группировку прошло успешно". Его слова были встречены смехом и аплодисментами. Как отмечали аналитики, "Путин не пробивался к президентскому креслу. Он был отобран Федеральной службой безопасности России. Именно эта структура, часто называемая самими эфэсбешниками "конторой", добилась утверждения президентом Ельциным и российскими олигархами его кандидатуры в качестве преемника". Тогда же Путин сказал: "Мы снова у власти, теперь — навсегда". Уже тогда, и особенно сразу после вступления Путина на высший государственный пост, сначала на вакантные, а затем и на другие (через переназначения) должности в государственные и экономические структуры стали приходить офицеры ФСБ и других спецслужб.

Смысл происшедшего позже объяснил генерал ФСБ, доверенное лицо Путина на выборах 2000 г, позже глава Госнаркоконтроля РФ В.В.Черкесов в статье "Мода на КГБ" ("Комсомольская правда", 29.12.2004), где он, в частности, писал: "История распорядилась так, что груз удержания российской государственности во многом лёг на наши плечи. Мы должны признать, что буквальной готовности к этой роли у нас не было и не могло быть…. Но так случилось. И просто не оказалось всему этому реальных социальных альтернатив". Также разъяснил почему: "Трудно обсуждать подобные цели в отрыве от обсуждения вопроса о самом больном и главном — о целостности Российской Федерации. Единстве Российского государства в его ныне существующих (и ранее никогда не существовавших) границах. Но даже эта усечённость границ не останавливает очень и очень многих от очередных попыток посягательства на нашу территориальную целостность и национальный суверенитет… И в этом надо отдавать себе отчёт. Надо смотреть в глаза этой страшной правде — правде о возможности очередного, второго после развала СССР государственного распада. Может быть, последнего".

С точки зрения "теории элит" интересно вот что. В сентябре 2010 года в США и Великобритании вышла в свет книга журналистов Андрея Солдатова и Ирины Бороган, в 2011 году переизданная на русском языке под названием "Новое дворянство. Очерки истории ФСБ". Предмет исследования — деятельность ФСБ в 2000-е годы, где было отмечено важное обстоятельство: между "группой спецслужб", пришедшей не к полновластию, но, во всяком случае, во власть, и "креативным классом" был как бы заключён неписаный договор, согласно которому второй получает полную "свободу креатива" и частной жизни в обмен на воздержание от традиционной для него революционной деятельности, тем более — в интересах иностранных государств, а также вообще от борьбы за власть. Любопытно, что "степень свободы" в России конца 90-х и начала "нулевых" была действительно уникальна не только для русской, но и для мировой истории. Писать, печатать, изображать, снимать, да и высказываться по политическим вопросам (без притязаний на власть) можно было как угодно. Но, что самое интересное, ничего не только выдающегося, но просто даже талантливого в это время не было ни написано, ни снято. "Креаклы" сами по себе оказались безплодны и бездарны… Но это уже иная тема. Здесь важно то, что "креативный класс" этот "пакт Путина" нарушил уже через несколько лет. Ему нужна была не свобода творчества, в отсутствии которой он — справедливо — упрекал советское руководство, а власть и именно власть, причём вся власть.

В итоге противостояние между правительственно-либеральным кланом (на самом деле, наследники КПСС + "креативный класс" + либеральная интеллигенция) и теми, кто готов называть себя "новым дворянством", далеко не окончено и не разрешено. События на Украине и в Новороссии это показывают отчётливо.

И ещё одно важное обстоятельство. Если не решающее, то одно из ключевых. Девяностые годы стали прямым возвратом в двадцатые ещё в одном смысле. Разумеется, имею в виду т.н. "еврейский фактор". На взгляд автора этих строк, и здесь причина лежит в "советском прошлом". Дело в том, что после "шестидневной войны" на Ближнем Востоке 1967 года и событий в Чехословакии 1968 г, где участие "избранного народа" в т.н. "Пражской весне" зашкаливало, в СССР развернулось массовое движение за отъезд на "историческую родину". Однако под видом "борьбы против сионизма" ЦК КПСС развернул сопротивление этому отъезду. На наш взгляд, это было огромной ошибкой. Многие из этих людей, а также их дети — а сейчас уже и внуки — пополнили ряды сначала "перестройщиков", а теперь и антигосударствнного, русофобского "креативного класса". Сказать, что их среди нынешней "пятой колонны" половина, — ничего не сказать… А ведь надо было просто… отпустить. "Цивилизованный развод" всегда лучше лицемерных объятий, кончающихся прямой ненавистью или ограблением слабого.

Влияние российского еврейства в "российской элите" было столь велико, что в 1998 году известный еврейский публицист Эдуард Тополь имел все основания публично заявить: "мы получили реальную власть в этой стране". Тополь, в своё время близкий к советским "верхам", призвал евреев к сдержанности. Тогда же прозвучали и выступления убеждённого либерала Леонида Радзиховского, назвавшего две свои статьи прямо — "Еврейское счастье" и "Еврейская революция". Он без обиняков заявил, что именно евреи стали главными идеологами прозападной либерально-демократической революции, которая разрушила огромную "красную империю" СССР, осуществила под видом "приватизации" грандиозное ограбление российского народа и, в конце концов, передала всю полноту политической власти в стране в еврейские руки. Радзиховский писал: "Евреями на 100% являются: глава Администрации президента, секретарь Совбеза, пять министров, лидеры трёх думских фракций, первый вице-премьер правительства Москвы и прочая, и прочая, и прочая. Больше ни одна национальность так обильно во власти не представлена. Что касается большого бизнеса, то здесь ещё круче: председатель и почти всё руководство РАО ЕЭС, председатель "Транснефти", владельцы "Сибнефти", ЮКОСа, "Альфа-групп" и так далее сколько угодно. Такого, наверное, нет больше нигде в мире. И это при том, что в России евреев — менее 300 тысяч (0,2% населения), даже с "полукровками" — не больше 1 миллиона (0,75% населения)". Однако ни Тополя, ни Радзиховского никто не слушал. Сейчас об этих вещах — причём ещё более трезво и реалистично — говорят и некоторые религиозные деятели еврейского мира. Вот, например, раввин, профессор Александр Фейгин: "Я считаю, что из России следует уезжать сейчас, а желательно двадцать пять лет назад, как сделал я. Они же (евреи-либералы. — В.К.) полагают, что Россию нужно менять… То направление, в котором политически активные евреи хотят менять Россию, не имеет ничего общего с желаниями подавляющего большинства русских. В этом никто не виноват, евреи ценят свободу, русские — государственность, евреи ценят высокий уровень жизни, русские — освоение космоса. И в этом конфликте нет симметрии: русские хотят жить так, как хотят, у себя дома, а евреи хотят жить иначе, но находятся в гостях. Те, кто говорят о демократии, должны посмотреть правде в глаза…."

Раввин абсолютно прав. С небольшой поправкой. Разница ценностей не определяется по этническому (между русскими и евреями) или конфессиональному (между православными и иудеями) признаку. Откровенно говоря, думаю, что совету раввина Фридмана было бы хорошо последовать и тем этническим русским и формально православным, у которых, говоря словами Пушкина, "кружится голова от громких прав", "недорого ценимых" самым, по словам Государя Николая Первого, умным человеком России. Этих прав здесь никогда не будет. У нас слишком суровый климат, слишком суровая и страшная история. И слишком опасное будущее.

Только полная смена правящего слоя может спасти Россию. И это обязана сделать сама Верховная власть, потому что "революция снизу" в нынешних условиях неминуемо приведёт к расчленению, а затем — и ко внешней оккупации страны. На рубеже тысячелетий это поняли российские спецслужбы. Способны ли они довести начатое до конца? Не одолеет ли в конце концов и их соблазн "жить как на Западе"?

Будущее России, если, конечно, очень огрублять, — это не капитализм, а социализм. Точнее — "тягловое", социально-представительное государство с сильной преемственной Верховной властью.

Рис. Геннадия Животова. "Танцующие олигархи" (№1)