Философы говорят, что мы живём во времени, для которого уже нет времени, т.е. когда история закончилась. В таком случае у нас весьма удобное положение на стреле времени — мы можем охватить взглядом некое культурно-историческое целое. Достаточно сформулировать ключевой вопрос, а затем в его фокусе оглядеть уже пройденный путь, чтобы понять важное для нас сегодня.
Антропологический кризис — одно из ключевых определений времени, то есть его центральная проблема — кризис человека. И межчеловеческие отношения здесь, пожалуй, играют решающую роль.
«Люби ближнего как самого себя» — это человеческий идеал и вторая часть единой заповеди о любви к Богу. Всякий, кто стремится быть человеком и действовать по-человечески, намеревается приблизиться к этому евангельскому образцу. Почему же человек сегодня может сотворить любую гнусность, не переставая мыслить себя хорошим? Качество человеческого материала таково, что ради того, чтобы выглядеть в своих (и чужих) глазах смиренными и праведными (правильными), многие с готовностью убьют Христа, не переставая при этом мнить себя христианами.
Как известно, отношение к другому — это результат отношения к себе, ибо человек становится тем, чем стремится стать. Следовательно причина антропологического кризиса — неправильный выбор себя, своих целей и ориентиров. Как заметил в своё время учёный-физик Сергей Капица, «софт» человечества не соответствует его «железу».
Но большинство людей вообще ничего не выбирает, а просто принимает навязанные извне модели мышления и поведения. Отсюда несложно сделать вывод о рукотворности данного кризиса. Мы сами его себе выбрали и осуществляем.
Равновесие мира
Мир никогда не был вполне хорош, разве только до грехопадения прародителей Адама и Евы. Однако вряд ли он был когда-либо настолько безумен, как сегодня.
Богу Богово, а кесарю кесарево — таков закон бытия Церкви в мире. Как и заповедь о любви к Богу, этот закон двухсоставен. То есть, Богу Богово надо отдавать не в меньшей степени, чем кесарю кесарево. Бог призвал своих последователей быть Его присутствием в мире, Христос жаждет служить нашими телами и душами делу созидания Церкви. Быть Христовым можно не иначе, как являя Христа ближним. Вера — это осуществление ожидаемого Царства Небесного, созидание его, потому, если мы не заняты делом такого осуществления, то мы не отдаём Богу Богово, и равновесие мира нарушается.
Ницше был прав, Бог умер* — и не только у них, на Западе, но и в наших умах и сердцах, судя по фактам, Царя Небесного как бы нет, в нас господствует хаос всевозможных -измов, причём искалеченных, облачённых в бестолковые постмодерновые обёртки. Ясно, что Бога убил не Ницше, он только оповестил нас о случившемся, да и времени с тех пор прошло немало: неужели нынешний антропологический кризис — это всё тот же процесс? А как же религиозный ренессанс в России, случившийся после развала СССР? Он вписывается в эту колею или стоит особняком? Россия действительно стала православной страной или только прикидывается? Правильный ответ на последний вопрос можно узнать, лишь всмотревшись в ту Россию, которую мы строим: какой Россия стремится стать, такой она и есть. И вот какой ответ подсмотрел у жизни писатель Андрей Битов: «Мы, протестующие и сопротивляющиеся американскому давлению и их образу жизни, оказались в итоге одной из самых американизированных стран в мире. Выйдите на улицу — посмотрите на вывески, рекламу. Посмотрите, какое кино смотрит народ, какими гаджетами пользуется, насколько распространены западные бренды… О каком патриотизме может идти речь? Это чувство не насадишь путём пропаганды. Оно рождается изнутри!».
Ещё Блок видел две России: Россию-Америку и Россию православную и, если верить Битову, мы целенаправленно строим то, с чем якобы воюем. Какой-то постмодерн в головах, иначе не скажешь. А ведь Россия-не-Америка нужна не только России, но и всему миру — для равновесия.
Человек человеку кто?
С некоторых пор человек — это, прежде всего, концепция человека, а их существует множество. Самое печальное, большинство из них утратили созидательные интенции и вообще отказываются от формообразующих функций, несмотря на то, что человек — не данность, а заданность. Чтобы становиться человеком, надо его постоянно воспроизводить в себе, надо снова и снова выбирать в себе человека. Без этого распад человека логичен и закономерен.
Один из ключевых формообразующих моментов есть выбор себя по отношению к другому: кем я есть по отношению к ближнему, кто мне ближний? Равновесие мира зависит от этого выбора, который делает каждый из нас лично и в составе какой-то общности. Этот выбор определяет состояние мира и программирует личные, внутренние устремления каждого.
По большому счёту, миропорядок западного образца вырос из установки «человек человеку волк» (лат. homo homini lupus est), которая пришла из комедии Плавта «Ослы» и стала поговоркой. Гоббс создал свою теорию государства, отталкиваясь от постулата о естественном состоянии людей, которое именуется «войной всех против всех». И, хотя в намерениях было преодоление такого порядка вещей — не допустить создания ада — постфактум можно говорить как раз о его закреплении, ибо в нынешней точке развития западная цивилизация, особенно в лице США, наглядно демонстрирует воплощение данного тезиса в жизнь.
Может быть идея Сенеки, что «человек есть нечто священное для человека» отошла в тень, по причине устранения или перетолкования на новый лад понятия священного, может быть ещё по какой-то важной причине, не о том речь. Важно, что колониальный дух западной цивилизации на системном уровне преодолел все человеколюбивые мотивы и устремления, если они там были, и узаконил «войну всех против всех» как норму.
В России же норма по умолчанию всегда виделась иначе: как дружба всех со всеми. Российская империя и создавалась-то больше для совместного существования и защиты от внешних врагов, малые народы просились под защиту русского оружия.
Да, идеальным русский мир не был, но разве на грешной земле можно вполне воплотить высший идеал? Важны устремления, намерения.
Достаточно вспомнить стихотворение Тютчева «Два единства», написанное в 1870 году, чтобы понять, что ничего нового в вышесказанных словах нет:
Из переполненной Господним гневом чаши
Кровь льётся через край, и Запад тонет в ней —
Кровь хлынет и на вас, друзья и братья наши —
Славянский мир, сомкнись тесней...
«Единство, — возвестил оракул наших дней, —
Быть может спаяно железом лишь и кровью...»
Но мы попробуем спаять его любовью —
А там увидим, что прочней...
(Ф. Тютчев)
Как-то совестно за наше поколение русских, какие-то мы стали «кризисные», словно наказанные Богом безумцы. Как писал выдающийся советский педагог В.А.Сухомлинский, «самое страшное для человека — это превратиться в спящего с открытыми глазами: смотреть и не видеть, сидеть и не думать о том, что видишь, добру и злу внимать равнодушно, проходить мимо зла и неправды. Опасайся этого больше смерти, больше самой страшной опасности...». И ещё: «подлинная любовь рождается только в сердце, пережившем заботы о судьбе другого человека. Как важно, чтобы у детей был друг, о котором надо заботиться». Патриотизм — это тоже любовь, он не насаждается извне лозунгами, а взращивается, как культурное растение. Насаждаемый идеологией внешний патриотизм — это лжепатриотизм, он разрушителен, а не созидателен.
Мы всегда так мыслили и жили, это было азбукой для русского народа — только не сегодня: новосозданная Россия-Америка не справляется с воспроизведением России.
От мира — прогнившего склепа,
От злобы, насилья и лжи
Россия уходит на небо,
Попробуй её удержи.
(Н. Зиновьев)
К поэту надо прислушаться, он не пророчествует, а всего лишь ставит нас в известность о том, что уже произошло — Россия уходит. Та самая Россия, которая мечтала о Святой Руси и потому была Россией.
Это проблема не этнического, а цивилизационного характера — духовная проблема, потому лучшие люди мира ждут возрождения России как России, как последнего удерживающего мир от абсолютного «кризиса».
Русский, так уж он устроен, видит в другом человеке брата, а не волка, потому что равняется на Евангелие, зовущее стать посланником Спасителя в мире сём, явлением Бога на земле, призывающего любить даже своих врагов. Так должно быть, такова наша цивилизационная матрица. Почему же сегодняшний русский человек на выходе не таков? Почему его отношение к ближнему мечется не между братом и ангелом, а между волком и бревном? «Или тут зверь ни при чём, и все проклятие вовсе не в том, что человек человеку зверь да ещё и бешеный, а в том, что человек человеку бревно. И сколько ни молись ему, не услышит; сколько ни кличь, не отзовётся; лоб себе простукаешь, лбом перед ним стучавши, не пошевельнётся: как поставили, так и будет стоять, пока не свалится, либо ты не свалишься. Так что ли?» (А. Ремизов «Крестовые сестры», 1910).
Опыт свидетельствует, что от «бревна» до «волка» не так уж далеко, ибо то и другое с лёгкостью приводит мир к состоянию, когда человек человеку становится дьяволом. Этот жуткий мир хорошо описан Ф. Сологубом ещё в 1907 году: «Жизнь — борьба. Кривляются, орут. Ну вас к чорту! Да они от чорта и есть. Их чортом не испугаешь. Разве вы не видите, какие они плоские и серые? Все черти — плоские и серые. Все люди — неужели все? — плоски и серы. Люди — черти. Неужели и вправду черти? Да, насколько они — не-Я. Дьявольскую злобу питают они друг к другу. Они придумывают один о другом страшные, тяжёлые, чёрные слова, которые прожигают душу до дыр. Они куют цепи, тяжкие, как свинец смерти, и липкие, как мерзкая паутина злого паука. Они берут в свои руки того, кто случайно слаб, и бьют его, долго и беспощадно, и тешатся криками, слезами, стонами избиваемого. Подойдут, усмехнутся, — и плюнут в глаза. В глаза привязанного к столбу. Повалят на землю, и ногами, обутыми в тяжёлые сапоги, пляшут на груди поверженного, пока не сломаются ребра. Девушку поймают на площади, оголят, нагайками бьют, живот разорвут, до смерти замучат. Загонят людей в дом, и сожгут. И пляшут вокруг пожарища, внимая дикому вою сожигаемых. Какая адская мука — гореть живьём в дьявольском огне земного мучительства! Кто же мучительствует? Человек или Дьявол? Человек человеку — Дьявол».
Босяки, люди оголившиеся от Бога — по терминологии Д. Мережковского, уж не они ли маячат на горизонте нового миропорядка, в который худо-бедно встраивается и Россия? Может быть русский Бог, которого воспел В. Озеров словами «языки, ведайте — велик российский Бог» («Дмитрий Донской», 1806), тоже умер или умирает, как и западно-европейский? От ответа на этот вопрос зависит не только судьба Русского мира, но и равновесие мира в целом. И судьбу не обманешь лозунгами, кричалками, громкими заявлениями. Кризис — это суд или, если хотите, экзамен на подлинность. Как ответим на вопрос «Человек человеку кто — волк, брат, ангел или бревно?», так и будет.
----
* Не Бог-Творец религии, а Бог философов, Бог-представление — человеческое представление о Боге.
Детский спортивный комплекс можно оборудовать дома. Зайдите на сайт Сто товаров и выберите необходимое снаряжение. Спортивные маты, игровые домики, шведские стенки и разные тренажёры – это и многое другое вы найдёте в интернет-магазине.