Василий Блаженный / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

В предсердье российской столицы, Над краем осклизлого рва Подобно волшебной Жар-птице Взметнулся собор Покрова.

Василий Блаженный

В предсердье российской столицы,

Над краем осклизлого рва

Подобно волшебной Жар-птице

Взметнулся собор Покрова.

Он ярок и дерзко узорчат,

Безудержен, как соловей,

И тонкие носики морщат

Эстеты чистейших кровей.

А что ему книжные стили –

Он сам себе мера и суть.

…Под ним торопливо крестили

Стрельцы покаянную грудь.

И головы клали на плахи,

И рвался над площадью плач,

И в яростно красной рубахе

Умело работал палач.

И, челюсти стиснув до боли,

На этот чудовищный смотр,

На корчи задушенной воли

Глядел несгибаемый Пётр.

И храм словно тенью покрылся,

И смеркли златые кресты,

Как будто собор устыдился

Некстатной своей красоты.

…А были и раньше минуты,

Что лучше б и не вспоминать:

Позор затянувшейся Смуты,

Поляки и тушинский тать.

Тогда все цвета на палитре
смешались, и стало уже
надолго неясно: Димитрий -
он точно Димитрий иль «лже-»?

Не стоила честь ни полушки
до славной минуты лихой,
когда саданули из пушки
его обгорелой трухой.

Тот путь был извилист и длинен,
и был совершён поворот
в те дни, как неистовый Минин
зажёг полусонный народ.

Призыв его, жаркий и страстный
сердца россиян разбудил…
Доныне на площади Красной
он к князю взывает: «Иди !».

…Он помнит (от правды не деться,

От горечи не уберечь)

Мохнатые шапки гвардейцев,

Развязную галльскую речь.

Военной науки новатор,

Пробор расчесав по утрам,

Угрюмо косил император

На вычурный варварский храм.

Когда ж он был поднят с кровати

(«Мон сир… всё пылает… увы…»),

Тот скалился, как поджигатель,

На фоне горящей Москвы.

…Всё было – и не позабыто.

Россия осталась жива.

Отцокали вражьи копыта,

Отстроилась снова Москва.

Ушли времена лихолетья.

Проворный московский народ

Спокойно бродил всё столетье

У Спасских и прочих ворот.

Но кануло время покоя,

В забвенье ушла благодать.

Нежданно свалилось такое,

Что Боже не дай увидать.

Уже не французы, не ляхи –

Свои убивали своих.

Погоны да бант на папахе –

Всего-то отличья у них.

Сбивали орлов золочёных

С торжественных башен Кремля,

Жгли храмы, ссылали учёных,

Хозяев забыла земля.

И с горькой немой укоризной

На этот кровавый раздор,

На эту безумную тризну

Глядел величавый собор.

Под сенью кровавого флага

Глухие составы везли

В могильные дали ГУЛАГа

Сынов этой горькой земли.

Застенков железные лапы –

И сталинских строек размах…

Этапы, этапы, этапы –

В Сибири и в календарях.

…И снова гудят перекаты

В запруженном русле страны;

Бесстыжие снова богаты,

А честные снова бедны.

Обрушен недремлющий Феликс,

Сменился названий набор,

Но, как несгораемый Феникс,

Всё ярче пылает собор.

Он выше раздоров – и ныне

Его величавая стать

Велит не поддаться унынью,

Мешает растерянным стать.

Как меч, вознесённый из ножен,

Как колокол тот вечевой,

Крестами сверкнёт: переможем!

Стеной прогудит: не впервой!

И если всё горше и плоше

Та смесь, где и дёготь, и мёд,

Придите на Красную площадь –

Он ждёт вас. И верю – поймёт.

«Ах, Александр…»

(сетования дилетанта)

«…а далеко на севере, в Париже..»

А.С. Пушкин. «Каменный гость»

Дохнуло небо сыростью суровой,
заполонили тучи белый свет,
и голуби нахохлились, как совы,
усеяв тротуарный парапет.

От ветра дальше и к земле поближе.
Ушла пора воздушных виражей.
Уже давно, как не видать стрижей,
а далеко на западе, в Париже,
где каждый русский побывать мечтал,
наверное, совсем-совсем иначе:
Гольфстрим, их отопительный канал
всегда включён, а это много значит.

Хоть не цветёт там нежный олеандр,
зато и холод не корёжит спину.
Ах, почему наш кроткий Александр,
заняв Париж, тотчас его покинул?

Освоил бы снаружи и внутри,
дал русские названья регионам,-
и стал бы он столицей номер три -
для тесного сношенья с Альбионом.

А коль французу немец не камрад,
то, чтоб Европу сделать мирным полем,
в Германии бы ввёл протекторат
при нашем неназойливом контроле.

Но нет: он благодушен - нету сил!
Захватчики ему - что братья наши.
Ведь, он, поди, прощения просил
за бороды, за дым солдатской каши.

А кто к нам шёл с наточенным штыком
и кто в конюшни превратил соборы?
Москва сгорела! Ну и о каком
джентльментстве тут возможны разговоры?

Ведь мы по их захватничьим следам
сюда пришли, и чуть не каждый ранен.
«- Ах, это знаменитая Нотр-Дам?
Позвольте, мы на цыпочках заглянем,,,»

Казачьи кони сделали «ка-ка»
на пляс Пигаль* - не смыть того конфуза!
А дым Москвы, затмивший облака,
не выел очи каждого француза?

Они скорбят об этом? Да никак -
они почти что в праздничном угаре:
«- Смотри, Мадлен, вот это - «ша-ро-ва-ри»,
а сам он называется «ко-зак».

И семьями, как будто в зоосад,
смотреть ходили на пришельцев странных;
а те, забыв о тяготах и ранах,
посасывали крепкий самосад.

И тоже наблюдали: «Погляди,
Петрович, вон на энтую мамзельку,
чья голова закручена в кудельку -
ни спереди у ней, ни позади…».

«- Куды ей до Никитишны моей!
Она троих подобных перевесит.
А ведь уже, гляди, который месяц
мы тут торчим… Домой бы поскорей!

Ни хлебушка у них, ни щей горячих.
Клюют, как птички, да сосут вино.
Нестőящий народ, а вот не спрячешь:
на равных бились под Бородино!

Ну, мы-то ясно: за Москву святую,
за божьих храмов сорок сороков,
а им-то землю поливать чужую
своею кровью - им резон каков?

А вспомяни, как пёрли - инда страшно.
Ни пушек не боятся, ни штыка!...».
«- Что есть, то есть: народец бесшабашный.
Теперь ему наука на века».

… Казак французу подмигнёт хитро -
и тот, смутясь, торопится подальше…

Прошли два века, и одно «бистро»**
напомнит, что мы были тут и раньше.

* place Pigale - парижская площадь.
** слово, производное от русского «быстро».

Очень важно усвоить всё, что преподаётся на уроках в школе. Важно также и не испортить оценки в аттестате Каждая школьная дисциплина требует подготовки и постоянных занятий. В этом могут помочь решебники Готовые Домашние Задания https://my-gdz.su/gdz-6-klass/ Решебники подробно, пошагово разбирают самые сложные задачки. Поэтому ученик не просто списывает готовые ответы, но и понимает, как именно решается та или иная задача.