I

 

Обычно поздней весной и летом я всегда задаю себе вопрос: ну почему столицу Америки решили построить именно здесь? В тени здесь укрыться от жары и духоты невозможно. Пять месяцев, с мая по октябрь, средняя температура воздуха держится в пределах 90-100 градусов по Фаренгейту. Что примерно, 35-40 по Цельсию. В буквальном смысле ощущаешь, как плавится в горячие дни асфальт под ногами. Особенно убийственной кажется влажность, духота по-простому. Даже ночью не отпускает духовка, сдавив лёгкие и сердце влажным и вязким обручем. Спастись можно лишь внутри помещения или машине, где есть кондиционеры. 

В местном музее искусств я как-то видел старинную картину. Она до сих пор у меня перед глазами, когда я ошалело бреду по душным, залитым солнечным светом вашингтонским улицам. На картине дамы и господа, примерно XVIII – XIX веков, с зонтиками и веерами наблюдают, усевшись на пригорке сразу за Вашингтоном за сражением двух армий чуть поодаль, в долине. Солдаты, английской и американской армий колют другу друга штыками, взрываются серым дымом старинные пушки, а в это же время пикник на пригорке продолжается. Точно также было и сто лет спустя – во время войны северных и южных штатов – «союзной» (Union) и «конфедеративной» (Confederate) армий. После победы северян-юнионистов было наконец отменено рабство. Войны шли, а господа всё также на них взирали, как сегодня бы смотрели футбольный матч, расположившись на удобных креслах, а слуги подносили хозяевам напитки.

После сражений трупы оставались на полях боёв неубранными, и на столицу горячий влажный ветер нёс смрад разлагающихся тел. Добавьте к этому температуру под 40, палящее солнце и никаких кондиционеров! Как умудрялись люди в таких условиях выживать?

Вот и сейчас, по тридцатиградусной жаре и духоте, несмотря на раннее утро, я бреду по раскалённым улицам Вашингтона на службу. Парит так, что как будто бредёшь по тропическому лесу. Или по болотам вблизи Амазонки. Народа на улицах ещё не очень много. За исключением нищих, которые уже вышли на промысел, невзирая на духоту.

А возле нашего офиса социального страхования, а по-нашему, собеса, в центре города уже очередь, несмотря на ранний час. К моменту открытия очередь будет опоясывать всё здание, напоминая размерами очередь на какой-нибудь рок-концерт. Для нищих и малоимущих, включая иммигрантов, подобные офисы расположены не только в столице, но и по всей стране. В одном из них мне удалось какое-то время поработать. Случилось это уже после получения гражданства, да и по чистой случайности. Открылась вакансия русскоязычного специалиста по бенефитам (Customer Service Representative, – К.Е), и меня после недолгих собеседований и ожидания туда приняли.

Что интересно, на знание русского языка, как бы подтвердить, что я действительно могу говорить, меня протестировал работник-американец. Расспросив меня про имя отчество и биографию, он с сильным акцентом спросил, каких русских писателей я знаю и ценю.

Помня всеамериканскую любовь к Достоевскому, я упомянул Фёдора Михайловича, хотя честно говоря, мне он всегда казался тяжеловатым. А ещё упомянул Толстого и Чехова.

– Yes, yes, Leo Tolstoj! – от волнения сбился на родной язык проверяющий меня американец, – War and Piece! Cool!

Так, заложив в душе читающего американца симпатию, я прошёл интервью на «Ура» и получил официальное подтверждение, что я настоящий русский. Теперь я имел право помогать клиентам устно во время интервью и переводить на английский их паспорта и свидетельства о рождении.

Трудно представить, как где-нибудь в России при приёме на работу на знание английского языка проверяют британца или американца. Но здесь в Америке случается всякое.

Так я влился в многочисленные ряды вашингтонского офисного люда.

 

 

II

 

Над офисными работниками иронизируют не только в столице, но и вообще в Америке все, кому не лень. Начиная от патрульного полицейского и заканчивая шофёром-дальнобойщиком. Каких только обидных кличек и прозвищ не придумано только в нашу честь! Для начала традиционные: «офисный планктон» или «офисный балласт». Есть ещё «Гераклы скрепок и дыроколов», «толкатели бумаг» (paper pushers, – К.Е.), desk-джокеи и «рыцари бумажных сражений».

Все прочие работники почему-то считают огромную армию офисных служащих в большинстве своём бездельниками и карьеристами. Говорят, что наша самая распространённая производственная болезнь, это неизлечимое сплющивание костей таза от постоянного сидения. А самая тяжёлая производственная травма – порез пальцев бумагой.

Не исключаю, что какая-то правда в этом есть. Однако, несмотря на насмешки, миллионы американцев всё же продолжают работать в офисах, включая и столицу. Только государственных офисов здесь наберётся несколько сотен, а сколько ещё существует частных!

И это понятно, в эпоху интернета на нас, «Гомо Бюрократикус», лежит вся бумажная мощь Америки. Одной подписью или нажатием кнопки на компьютере мы можем закрыть магазин или банк, остановить выплаты зарплат, пенсий или льготных пособий.

В силу последнего, новая работа сделала меня в русскоязычной среде Вашингтона и окрестностей фигурой достаточно известной. Хотя и ненадолго. Когда я оставил работу в Customer Service, мне передавали, как приходили какое-то время в офис русскоговорящие бабульки, передавая мне приветы и поручения разобраться в причинах неполадок с выплатой их пособий. Или с просьбой помочь перевести форму для подачи на пособия, а заодно и паспортных данных. Этим, кроме интервьюирования я и прозанимался несколько лет, намного облегчив жизнь бабушкиных родственников и социальных работников.

Русскоговорящая община здесь хотя и одна из самых больших по стране, но всё же не такая огромная как на западе – в Калифорнии, Орегоне или штате Вашингтон. И гораздо меньше чем в Нью-Йорке или, скажем, Денвере. В одном только «Большом Яблоке» наших бывших земляков десятки, если не сотни тысяч. В «большом Вашингтоне» (включает не только саму столицу, но и прилегающие к ней штаты Вирджиния и Мэриленд) русскоязычных примерно тысяч двадцать-тридцать. Есть у них свои магазины, рестораны, адвокатские и риэлтерские конторы, редакции газет и журналов.

Много среди иммигрантов пожилых людей, за 70, для которых, вся работа уже позади. Причём, работа в бывшем СССР при начислении американской пенсии не учитывается. Пенсию в Америке можно получить, только отработав здесь десять лет и набрав определённое количество т.н. «квотеров» то есть расчёта зарплаты за каждые три отработанных месяца. Большинство престарелых иммигрантов под эту категорию не попадают и могут рассчитывать только на социальные программы. К ним относятся почти полное медицинское страхование в масштабе страны (Medicare). Есть ещё и месячное денежное пособие (SSI), рассчитанное на малоимущих и пожилых людей. Хотя на 800 долларов в месяц как проживёшь?

Здесь на помощь федеральным социальным службам приходят местные, финансируемые правительствами штатов или округов с графствами. Оставшиеся проценты за медицинскую страховку доплачивает программа Medicaid. Со скидкой продаются старикам в аптеках лекарства. Местные власти также добавляют немного денег на питание, выдавая пенсионерам и неимущим продуктовые карточки, т.н. food stamps. А на аренду квартиры – ваучер со скидкой. Не сравнить, конечно, иммигрантское пособие с пенсией американцев, проработавших здесь всю жизнь. Но всё же.

В качестве «собесовца», мне довелось не только проинтервьюировать сотни наших бывших соотечественников, но и посетить и посмотреть несколько домов, библиотек и клубов для наших иммигрантов. Раз в месяц меня с русскоязычной коллегой из офиса Medicaid и врачом-иммигрантом из местной больницы пенсионеры зазывали к себе на лекции в местную иммигрантскую библиотеку. Народу на такие встречи собиралось немало, ведь льготы вопрос серьёзный. Приходили не только пожилые люди, но и их взрослые дети, уже адаптировавшиеся в американской действительности, а заодно и внуков со внучками приводили, пока мы заседали – позаниматься в кружках танцев, самодеятельном театре или попеть в хоре.

Увы, доля наших соотечественников в выделяемой государством социальной помощи всё же очень незначительна. Основными нашими клиентами были и остаются малоимущие и престарелые афроамериканцы и члены их семей. Они составляют в Вашингтоне большинство населения, который часто по этой причине называют «шоколадным».

 

 

III

 

Форма одежды офисного работника называется «business casual». То есть, галстук не обязателен, но брюки и рубашка для мужчин (желательно, отглаженные) и юбки до колен и блузки у женщин. Перед выходными – по пятницам, даже разрешается ношение джинсов и теннисок. На ногах – любимая обувь вашингтонских бюрократов – кроссовки, вошедшие в моду в конце 80-х. Многие работники по утрам доходят в них от станции метро до офиса чтобы переобуться затем в парадную обувь. Поэтому часто на улицах Вашингтона можно увидеть деловых мужчин и женщин в дорогих костюмах и даже с ультрамодным галстуком, но в кроссовках.

Некоторые из моих коллег офисный стиль одежды на службе, итак не слишком тяжёлый, воспринимают ещё более облегчённо. Работал как-то в нашем офисе один американец по имени Рэнди. Седовласый и худощавый белый мужчина лет 65-ти. То ли наносился он галстуков в своё время до тошноты, то ли в преддверии пенсии совсем махнул рукой на приличия, но последнее лето проходил он на работе в гавайской расписной рубахе и… в шортах.

– Рэнди, – в ужасе говорил я ему, – они тебя уволят! – имея в виду начальство. – Нигде не сказано, что ТАК в офисе можно ходить!

– Да, – отвечал мне с хитрой улыбкой Рэнди, – но нигде и не говорится, что ТАК в офисе ходить нельзя!

Так ведь и проходил, шельмец, всё лето в своих шортах. Поскольку с посетителями лицом к лицу не встречался и ничьего взгляда не оскорблял.

Большинству же посетителей всё равно, в шортах ты или нет, лишь бы дал им то, за чем они пришли. В работе с ними главное не сбиваться с написанного скрипта, шпаргалки, по-простому. Когда я начинал, то всё время носил с собой шпаргалку с вопросами интервью, переведёнными на всякий случай и на русский. Хотя на самом первом своём свидании с глухонемым клиентом, но читающим по губам, так переволновался, что перепутал «deaf» (глухой, – К.Е) с «dead» (мёртвый, – К.Е) и на своём среднем английском спросил, был ли он мёртвым от рождения.

Опомнился только когда за столом гость, его адвокат и мой куратор громко заржали как кони. Хорошо хоть, с юмором клиент оказался, а то моё первое интервью могло бы стать и последним.

Уволить новичка в первый год могут запросто. Вспоминается шутка университетская, когда первокурсник дрожит весь год с одной лишь мыслью: Отчислят? На второй год он уже думает так: Отчислят или не отчислят? На третий: А, может, всё же не отчислят? И на последний год обучения: Пусть только попробуют отчислить!

Так и на госслужбе. На моей памяти за всё время работы уволили в первый год только одного типа. Который заснул за столом во время интервью. Да и так бы он, наверное, мог бы сослаться на состояние здоровья, если бы не было у него других «косяков». А так как к начальству на него бегали жаловаться другие сотрудницы, то решили за грубость, от него избавиться. 

Если же работник выдержит испытательный срок, то уволить его, даже при всём желании начальства, будет очень непросто. Так как за него будет теперь весь Трудовой Кодекс США (Employee Code, – К.Е.). И обжаловать он может спорное решение вплоть до Верховного Суда страны с выплатой всей удержанной зарплаты плюс компенсация за моральный ущерб. А начальству потом намекнут, мол, сами виноваты, вовремя не избавились!

 

 

IV

 

Если бы у государства было достаточно денег, то льготы давали бы всем. Но так как бюджетных средств на «социалку» всегда не хватает, приходится нам, работникам соцстрахования и обеспечения, многим из посетителей отказывать. И за это выслушивать оскорбления, а иногда и угрозы.

Пришёл как-то на интервью мужичок в ковбойской шляпе. Это в Техасе такие шляпы носят везде, а здесь очень немногие. После короткого интервью, разузнав, что у мужичка есть какие-то сбережения и даже две машины, я ему объявил, что на социальную помощь он претендовать не может. Так как программы те рассчитаны больше на совсем неимущих или очень мало имущих. Мужичок мою отповедь выслушал, поинтересовался происхождением моего акцента и, поднимаясь с места, произнёс, вместо прощания:

– Как получилось, что в офисах так мало настоящих американцев и всю работу отдали приезжим иммигрантам? Немудрено, что и льготы у нас отобрали!

Я бы мог, конечно, ответить ему, что «коренные» американцы как раз-то и не хотят устраиваться на подобные нервные нелёгкие работы, оставляя эту «привилегию» приезжим. Им, видать, нужно денег много и сразу, а уж если работу, то с офисом и личным шофёром.

Например, каждое лето через наш офис проходило немало молодых парней из Сербии, России, Турции, получавших номера социального страхования для сезонного трудоустройства. В основном, на позиции официантов или спасателей в бассейнах. Когда-то эти работы были нарасхват у местной молодёжи, вчерашних выпускников школ перед поступлением в колледжи и университеты. Сейчас же, подавляющее большинство таких работ принадлежит иммигрантам. Про озеленительные работы и чистку улиц я уже и не говорю: их прочно захватили легальные и нелегальные иммигранты из Мексики, Сальвадора, Гватемалы и других южноамериканских стран. 

Да только не стал я ничего говорить. Потому что подобные реплики выслушивал не впервые. Это ещё не самое грубое, что мне доводилось слышать. Бывало, что и к психиатру советовали обратиться. На слуху были случаи, когда наших работников во время интервью не только оскорбляли, но и пытались ударить, плевались и т.д.

Однажды под конец рабочего дня в наше окно даже влетел с улицы булыжник, брошенный очередной горячей головой, получившей отказ на льготы. Слышал я и об угрозах клиентов встретить кого-нибудь из наших сотрудников после работы. Прямо как в средней школе когда-то.

Охранники наши обязательно раза два-три в неделю какого-нибудь не в меру разошедшегося клиента за руки на улицу выводят. А то и передают полиции для успокоения. Для таких буйных голов в офисе созданы «чёрные списки», и провинившимся запрещено появляться в офисе без социального работника или адвоката. В своё время нам было строго запрещено начальством держать на столе любые острые предметы, вплоть до шариковых ручек. В конце концов дело дошло до того, что каждый стол превратили в кабинку, отгороженную от посетителя толстым стеклом.

Хотя большинство клиентов абсолютно нормальные и вежливые люди, несмотря на свою нищету или болезни. Многих из них я за несколько лет работы в конторе стал узнавать в лицо или по именам. Так как появлялись они у нас в офисе по крайней мере раз в месяц, а иногда и чаще, если теряли свой чек на социальное пособие. Среди них и живущие в юго-восточной части города, так называемых «прожектах» и очень много просто бездомных.

 

 

V

 

Нищих и бездомных стало в Вашингтоне особенно много в конце 80-х, когда закрыли местный психиатрический госпиталь Святой Елизаветы. Там лечились многие малоимущие пациенты, страдающие психическими заболеваниями. Денег на их лечение у городских властей оказалось недостаточно, и клинику почти полностью распустили. Оставили только отделение для самых «буйных», где, кстати, до недавнего времени отбывал отсидку тип по имени Джон Хинкли, пытавшийся лет тридцать назад убить президента Рональда Рейгана.

Годами позже новые городские власти клинику опять открыли. Но было уже поздно.  Разбежались по городу тысячи не совсем вменяемых людей, оккупировавших все ночлежки и церкви города по ночам, а днём просящих милостыню в парках и на оживлённых улицах. И осаждающих офисы социального страхования. Больше идти им было некуда. Из ночлежек их под утро регулярно выгоняли, чтобы не начинали воровать друг у друга последние деньги и драться.    

Несмотря на лишения и нужду вашингтонские попрошайки считаются одними из самых вежливых в стране. Если не получат денег, всё равно пожелают хорошего дня и пойдут дальше. В Филадельфии, для сравнения, когда я отказал нищему, тот сильно обиделся и начал склонять меня «по матери». А в Мемфисе, штат Теннесси, бродяги могут и с кулаками наброситься при отказе дать им немного мелочи.

Хотя Вашингтон и «нарезан» аккуратными квадратиками улочек с уютно расположившимися на них жилыми домиками «викторианского» стиля – двухэтажными с большими окнами и башенками на крышах, в центре его располагаются несколько больших «колец». Как правило, это проездная улица с прилегающими магазинами, парками и офисными зданиями.

Здесь издавна расположены деловой и научный центры Вашингтона. Улицы пронумерованы и вместо обычных названий зачастую просто обозначены буквами по алфавиту. При внешней схожести все жилые дома, построенные лет сорок-пятьдесят назад, разные. На целой улице невозможно найти ни одного одинакового дома.

Самое высокое здание в деловой части не больше десяти-пятнадцати этажей. По проекту города все здания не должны превышать высоту Вашингтонского монумента, каменной стелы, напротив Белого Дома. В центре каждого из «колец» обычно памятник и парк, названные в честь героев американских революций. На углу одного из таких парков, названного в честь французского генерала Дюпонта, меня как-то вечером окликнул один из бродяг.

– Эй, парень, – обратился ко мне чернокожий мужик лет сорока, – у тебя отличная походка! Сразу видно, что ты вырос на улице!

Я конечно не модель, но от таких слов немного приосанился и даже поговорил с ним немного. Он мне рассказал, что вырос здесь в Вашингтоне, но не в центре, а на бандитских окраинах Юго-востока. В юности был членом подростковой банды и много дрался с такими же парнями из соседних дворов. Сейчас вроде образумился и даже ищет по городу работу.

Я тоже вспомнил, как десятиклассником бегал в ватаге алма-атинских пацанов на «разборки» с такими же пацанами-старшеклассниками из соседней школы. А в тех «бандах» своих районных, середины 80-х, мы даже ходили в развалку, как тогда говорили: «по-центровски».

Отдав на радости пять баксов своему неожиданному собеседнику – на метро до дома, как он попросил, я пошёл себе дальше, погруженный в приятные воспоминания.

 И отойдя немного опять услышал за спиной знакомое:

– Эй, дружище, я вижу, что ты вырос на улице! – дружелюбно взывал мой собеседник к пробегающему мимо пузатому мужику офисного вида с портфелем. – Я это вижу по твоей походке!

 

 

VI

 

Со времён Союза я смутно помню собес как пару комнат с заваленными бумагами столами и узкий коридор в подвале ЖЭКа, где на двух стульях сидят старушки, а за ними ещё очередь человек в пять. У нас же, типичное офисное здание, со стеклянными дверями, белыми потолками и серыми полами, и стенами, а также охраной и окошками для разговора с посетителями. Для более долгих интервью посетителей проводят в комнату побольше, где стоят столы с компьютерами и телефонами.

Офис наш находится неподалёку от банков и ресторанов, и гостиниц, в спокойной северо-западной части города. Но есть и ещё один на юге, недалеко от не очень благополучной и совсем небезопасной части города, омываемой рекой Анакостией. Здесь вместо красивых зданий и памятников больше складов, подсобных помещений и кварталов бедняков. Их называют «прожекты», и представляют они собой неказистые двух-трёхэтажные домишки из унылого бордово-красного кирпича. Могут быть и серыми, но общий унылый вид от того не меняется: маленькие, как правило зарешеченные окна, узкие подъезды, куцая детская площадка во дворе, хлипкий заборчик в мелкую сетку. Мало деревьев и прочей зелени, не считая выгоревшей набело к концу лета травы.

Большинство живущих в «прожектах» – малоимущие афроамериканцы. Живущие либо на государственные пособия, либо перебивающиеся очень небольшим заработком. Поэтому жизнь здесь больше напоминает деревенскую, чем городскую. Всей улицей или домом по вечерам прямо во дворе жарят мясо на грилях, пьют пиво из бутылок, спрятанных по привычке в коричневые бумажные пакеты. Тут же играют в баскетбол, танцуют, скандалят, орут на детей, торгуют наркотиками и мелкой ерундой, опять едят и выпивают.

Несмотря на то, что контора наша находилась в спокойной части города, приходилось мне бывать и в «прожектах». Когда я только начинал, местное правительство ещё пыталось охватить всех своих клиентов. И к особенно больным даже посылали представителей собеса на дом. Сейчас эти попытки прекратились. Но не только потому, что есть в Вашингтоне места, куда белому даже днём показываться не стоит. Будь он хоть социальный работник, хоть полицейский. Причина была ещё и в том, что в последние годы как-то резко увеличился наплыв посетителей в офисе и начальству стал дорог каждый сотрудник, которых, как оказалось, и так не очень много.

А тогда в паре с кем-нибудь из коллег, или самому приходилось «пилить» на другой конец города в один из «прожектов». Днём они выглядят пустынно и тихо, даже мирно. Изредка разве пройдёт в перевалку ватага юнцов в белых футболках. А так, ни детей на площадках, ни почтальонов или полицейских, даже обычных прохожих мало.

Ближе к вечеру «прожекты» оживают, превращаясь к ночи в шумную «воронью слободку».  То тут, то там возникает пьянка или драка, а бывает, что и постреливают. Есть подобные кварталы и на северо-западе, но больше всего их настроено именно в юго-восточной части Вашингтона.

Даже одеваются здесь похоже, подростки и мужики в одинаковые белые, незаправленные футболки и шорты или тёмные джинсы с кроссовками. Особый шик, такие же белые и длинные майки-алкоголички. Здесь их называют ещё смешнее, со знанием предмета: «wife beaters» («женоизбивалки», – К.Е.). Женщины тоже любят белые майки, одеваемые с розовыми или ещё каких-нибудь диких цветов лосинами.

Вся городская преступность рождается здесь, в «прожектах» на юго-востоке Вашингтона. Неспокоен и северо-восток. Кражи, стрельба, торговля наркотиками везде, вплоть до Макдональдсов. В расположенном поблизости от неспокойных районов города университете Галладет, единственном в стране высшем учебном заведении для глухонемых, студентам настоятельно советуют вечерами за пределы городка не высовываться.

Процентов на девяносто девять «прожекты» населены афроамериканцами. Белым здесь делать нечего. Я всегда старался сделать свои дела здесь как можно быстрее. Во всяком случае, до вечера. Если оставлял машину пока навещал клиента, то и днём мог увидеть на выходе сидящих вокруг неё местных чёрных парней. А то и на багажнике кто-нибудь пристроится. Парни искренне недоумевали, что машина-то оказывается не их, а моя, и нужно им расступиться, чтобы дать мне уехать.

На автобусе или метро добираться туда было еще хуже. Постоянно ловил на себе косые взгляды, и кто-то пытался мне всё время что-нибудь продать. Либо телефон сотовый, наверное, украденный, либо часы, либо сигареты. Один водитель автобуса прямо мне и сказал, что не надо бы мне здесь таскаться в одиночку. Впрочем, помотавшись так по «прожектам» несколько месяцев я, как уже говорил, таки прекратил эти поездки по районам бедняков.

 

 

VII

 

По своему опыту проживания в трёх странах, я бы определил все страны как мужские и женские. И дело не в окончаниях названий, а в том, кто задаёт тон и влияет на ритм деловой, культурной и социальной жизни. По моему, сугубо личному мнению, Америка стала женской страной, функционирующей в первую очередь, для женской половины населения. Начавшись лет 60 назад, феминистическое движение набрало силу и преобразило страну. В первую очередь, столицу и другие крупные города. Даже по численности, женщин в США на четыре миллиона больше чем мужчин. Права женщин, их продвижение по службе, образование, безопасность защищены здесь лучше, чем в любой другой стране мира.

Ну а в офисной жизни женщин большинство. По приезду я даже гадал, куда подевались белые мужики? Неужели все они сидят в банках, адвокатских конторах, парламентах, военных и разведывательных министерствах?

Похоже, что да, плюс огромное число «айтийщиков», большинство которых тоже составляют мужчины.

Мэры Вашингтона и недалеко лежащего в штате Мэриленд Балтимора – женщины. Достаточно их среди конгрессменов местных и штатских. Главным полицейским комиссаром Вашингтона тоже более десяти лет была женщина. Можно сказать, что деловой, образовательной и культурной жизнью Америки заправляют женщины, в первую очередь, белые.

Вторыми по правам следуют афроамериканки. Их движение за равноправие началось ещё в 60-х годах прошлого века. К тому времени как я начал свою офисную жизнь, в Вашингтоне и пригородах их было процентов 80 в разных конторах, государственных и частных. В афроамериканских семьях женщины с тех пор – главный добытчик.

И уж только потом на профессиональной лестнице стоят по важности и скорости продвижения мужчины. Причём белые, на последней ступеньке. А испаноговорящие и чёрные, благодаря политкорректности, повыше.

Если в приёмной госучреждения или банка сидят в ожидании интервью белая Джейн, чёрная Джуди, латиноамериканец Альфредо, афроамериканец Елиот и белый Андрю, то больше всех шансов получить работу у Джейн. Если Джейн глупа и ленива, то Джуди вырвет у неё эту работу зубами и будет сидеть на ней до самой пенсии. Вторую вакансию отдадут Альфредо как испаноговорящему. Все офисы хотят иметь таких работников, и вопрос в анкете: «Владеете ли Вы другими языками?» в последние годы прежде всего относится к испанскому.

Елиот может тоже «пободаться» и получить работу, особенно если вскользь намекнёт работодателю про расовую дискриминацию. Андрю, скорее всего, придётся искать работу в другом подобном офисе, надеясь, что другие Джейн и Джуди уже свою долю получили.

В офисной среде, при обсуждении деловых качеств начальства или подчинённого нет-нет, да и проскользнёт упоминание той или иной этнической принадлежности работника. Когда у нас в офисе появилась молодая начальница, проработавшая до того в системе всего пять лет, вокруг пошли разговоры, втихомолку, разумеется, что вдобавок к своей неопытности она ещё и белая. Впрочем, каждый, кто когда-нибудь побывал «офисным планктоном», знает, что подобные разговоры ведутся везде, не только в Америке.

Мне, хоть и белому, но как бы «не настоящему», такие разговоры было слушать странно и знакомо. В Казахстане, ещё в советские добрые времена паритет на службе между нациями и народностями соблюдался в пропорции: если начальник казах, то замом обязательно должен быть русский. Или, русскоговорящий. И ведь работала такая система до поры до времени. Во всяком случае, не припомню я, чтобы слышал, как слова «казах» или «русский» употреблялись в качестве описания деловых качеств работника.

А своего следующего повышения здесь, в американской конторе, мне пришлось ждать десять лет.

 

2016

 

 

 

В магазине https://www.russianflower.ru/dostavka/Moskovskaja_oblast-Mytishi вы можете заказать доставку цветов по любому адресу. Компания «Цветы России» передаст букет лично в руки человеку, которого вы хотите поздравить. В магазине есть самые цветы, любых оттенков и любого оформления. Достаточно позвонить или написать письмо, и заказ будет оформлен.

 

Комментарии пока отсутствуют ...

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование