Якобы литература

Анти-гармония: Геннадий Айги

«Бледное лицо —

золотая кожура тишины!..»

А почему, например, не – Красная физиономия, как обёртка звука… Или: Постаревшая морда, как шелуха старости?

Необязательность строк.

Можно заменить любым вариантом.

Слова у Айги собираются, толкаются, кричат, пихают друг друга локтями – и вместо гармонии: а коли поэзия не гармонизирует пространство, к чему она? – создаётся ощущение словесного хлама, пустой свалки мёртвых, противных, как использованная обёрточная бумага, словес.

«голова

ягуаровым резким движеньем,

и, повернувшись, забываю слова;

и страх занимает

глубокие их места…»

И так далее, до бесконечности, до оскомины, до раздражения.

Словесное гаерство под маской новаторства.

Случайность слов, не закреплённых, не могущих быть стянутыми смысловыми скрепами.

Неумение пользоваться рифмой, необходимой в русской поэзии, как дыхание – ибо поэзия наша слишком молода, чтоб отказываться от великолепного инструмента сочетаемых созвучий.

Ловкость жизни – ибо подобную продукцию легко впарить, как новаторство западным коллегам -  толком не имеющим представления ни о Тютчеве, ни о Есенине, плюс – не признание в Советском Союзе.

Отсюда – масса книжек на всевозможных языках (будто всерьёз покупают, читают!), потешные премии…

А на деле:

«И где там я?

Ведь глаза открываются

ресницами в мою сторону,

и где-то под ними я становлюсь

никогда и не существовавшим.»

И прочая абракадабра – с ресницами, открывающимися в его сторону…

Читателю, имеющему представление о русской поэзии в диапазоне от Ломоносова до Бродского, может ли подобное виршеплётство что-то сказать?

Ответ лежит  на поверхности…

Словесный фокусник Иван Жданов

Его называли чуть ли не вестником, писали про «гул сфер», присущий его поэзии… Всё это разбивается об «отсидевшую ноги воду» и «холм, неумышленно голый»…

Не сочетаемые сочетания интересны, ибо высекают искры новых смыслов, но только тогда, когда в пределах стихотворения создано силовое поле доверия, а здесь…

Нелепость громоздится на нелепости, сознательное усложнение строк, ежели медленно, как клубок, его распустить, оборачивается пустотою, тем, что поэту нечего сказать, и он наворачивает всё новые и новые словесные витки, показывает словесные фокусы.

Фокусник - подошло бы к нему гораздо больше, чем вестник, ибо весть за нагромождением его строк просто не просматривается.

Как в фирменном четверостишии о пуле и птице:

Когда умирает птица,

в ней плачет усталая пуля,

которая так хотела

всего лишь летать, как птица.

Одушевление пули не тянет на весть, так же, как смерть птицы от оной, а от четверостишия остаётся ощущение забавной нелепости…

Фантик от съеденной конфетки.

Причём конфетку никому толком не удалось попробовать на вкус.

Деревянный Кублановский

Слово, сказанное в простоте, приравнивается к литературному преступлению.

Деревянные метафоры Кублановского бьют по сознанья киянками.

Комковатость стиха претендует на оригинальность, утопая в сущностной пустоте, скатываясь в обезьянье оригинальничанье.

Усложнение ради усложнения – чтобы угодить критикам, тоже сильно не любящим слова, сказанного в простоте.

Весомого слова.

Ощущение от стихов мутное: некто пишет огрызком карандаша по обёрточной бумаге…

И стихи не живут, не светятся, не играют.

Но – как же: страдалец ведь (на самом деле – псевдо), и Солженицын чуть не в восторге был…

Вот и вытанцевалась карьерка.

А что разбухшие от воды пустоты дисгармоничные деревяшки стихов качаются в мутной пене литпроцесса – кого теперь волнует?

Главное – искусственная репутация, заменяющая судьбу.

Якобы писатель

Мы живём во время тотальных подмен – или позволили ему не считаться с нашими мненьями: плохие, как известно, умеют хорошо объединяться, а голоса хороших столь разрозненны, что не слишком слышны; и вот холодный расчёт объявляется судьбою, нафиксатуаренное чёрное выдаёт себя за белое, убийство из запредельного явления превращается в банальный силовой способ решения проблемы – не мудрено, что в подобном, перевёрнутом мире качество литературы не играет особой роли…

Итак, В. Сорокин.

Якобы писатель.

Тут остановимся – ибо что характеризует писателя? что отличает его от производителя самых разнообразных текстов, изначально не претендующих на художественность?

Простите за банальность – индивидуальность языка, особость его стилистического кроя, используя который писатель передаёт свой уникальный экзистенциальный опыт: ибо страницу А. Платонова вы не перепутаете со страницей М. Булгакова никогда, а абзац Н. Лескова так же отличается от абзаца Льва Толстого, как датский дог от бернской овчарки: сложно сказать, кто из собак красивее, но что это собаки очевидно.

Но… где же авторский язык В. Сорокина?

Сплошная имитация, пересмешничество, работа с чужого голоса – хорошо отлаженная, умелая: бац! Работаем Тургенева! Ещё бац – и уже Бабаевского, благо о нём никто не помнит, глядишь,  и за оригинала сойдёшь.

Может ли писатель существовать без языка?

Может – в том случае, если достигает эффекта не художественными методами: и вот, к примеру, на страницах Сорокина появляется «общество земле.бов», как вам такой перл, читатель? «Не стошнит с непривычки»?

И это всего лишь один пример бесконечного нагромождения похабщины, что колыхается слоями, роняя куски мерзкого мата в сознанья тех, кто попался на ухищрения пиара и купил книгу – пустота, чудовищная бессодержательность любой из которой, заполнена выдумками, граничащими с фантазиями обитателя дома скорби.

Якобы писатель.

Якобы знаменит.

Толстое собрание сочинений.

Могут ли насытить чей-либо духовный голод упражнения в литературном хулиганстве?

Конечно, нет.

Но – могут принести своеобразные лавры сочинителю сего, и уж точно изрядно обогатят пропагандистов производителя таких текстов: Запад всегда рад клубничке, а если растёт она на святынях – конечно, чужих – рад вдвойне.

И вот уже в телевизоре можно услышать: Ведущий писатель…

Хочется спросить ведущего телепрограммы: И куда же этот ведущий ведёт?

В сортир?

В зловонные общаги с обшарпанными стенами?

Да не спросишь, - голоса протестующих разрозненны, а плохие, как известно, умеют здорово объединяться.

Стихи ожившей плесени

Когда-то «абракадабра» была сильнейшим заклятием – у древних халдеев.

Века вышелушивают смыслы слов, превращая заклятие в бессмыслицу.

А наши десятилетия, действуя и вовсе непредсказуемо, превращают абракадабру в поэзию:

- Ну что я вам могу сказать?

     - Он что-то знает, но молчит.

     - Не знаю, может, ты и прав.

     - Он и полезней, и вкусней.

     - У первого вагона в семь.

     - Там дальше про ученика.

     - Пойдемте. Я как раз туда.

     - Ну что, решили что-нибудь?

     - Сел - и до самого конца.

     - Послушай, что я написал.

     - А можно прямо через двор.

     - Он вам не очень надоел?

     - А можно завтра - не горит.

     - Три раза в день перед едой.

И так далее…

Есть тексты, группою определённых людей превознесённые, как поэзия, которые самой сущностью своей отрицают её суть, уничтожая ту едва ощутимую грань, что превращает просто записанное в столбик в стихи, отменяя то волнение, что должно сопровождать чтение стихов.

Шуршат библиотечные карточки, исписанные словесами; шуршат, - и вдруг, точно по мановению злой феи, переползают на толстожурнальные страницы:

1

Ну что, начнем, что ли?

2

Господи! Да тихо же! Дайте послушать!

3

Сколько же можно, господи! Одно и то же. Одно и то же…

4

Господи! Как же ты меня напугал!

5

Ой, как чешется, господи! Не могу больше!

Опять же – и так далее.

Таких пунктов можно приписать ещё сто.

А можно остановиться на шестом.

Всё необязательно, пусто, случайно.

Автор любит говорить о мощных зияниях меж строк его опусов, но зияет пустота, искусственно заполненная случайными, бедными, сирыми словами.

Изгибаются страницы, фыркая пустотой; на сцену (хотя какая там сцена, так, приступочек в заплёванном клубе) выходит критик, и, громоздя филологическую абракадабру, доказывает, что именно «зияния пустот»… И так далее.

Как в якобы стихах Л. Рубинштейна.

Такие могла бы слагать ожившая плесень – но у плесени ничего не спросить.

А вот у литдеятелей, сделавших имя производителю пустоты, спросить можно.

Но не ответят – тайна вкладов.

На сайте https://muzpark.com/site/radio.html вы всегда можете слушать радио онлайн в отличном качестве. Здесь доступно множество самых разных радиостанций, как российских, так и зарубежных. Радио на любой вкус – от классики до рэпа. Удобно и доступно.