Вечером у Семёна Крылова разболелся зуб. Так окаянный стал ныть, хоть на стену лезь. Настрадался Семён в сорок лет с этими зубами – хлебнул горюшка. Был он мужик крепкий, плечистый, в молодые годы подраться любил. Всё село в кулаке держал. Да и кулаки его трудно назвать кулаками – как кувалда. Если кого угостит такой ручищей, враз сляжет. Две недели хворать будет, а то и больше. С годами, правда, немного утихомирился, но всё равно, по пустякам да с глупостью не досаждай его, не тревожь душонку. Озлобится, посмотрит из-под бровей косо и пошлёт на три советских. А коли кто и этих слов не поймёт, поможет своей пудовой гирей. И неважно сосед ты ему, родственник какой или начальник. Хоть министр. Никого не боится. Но лет шесть назад выяснилось, что это не так. Есть и у него слабое место. И этим местом оказался кабинет зубного врача.
Как подумает Крылов, что нужно к стоматологу идти, аж в пот бросает. Стоит только на секунду представить, как войдёт он в кабинет, как усядется в кресло, и как начнут наболевшийся зуб сверлить, да ещё иглой убивать нерв – плохо становится. Трясти начинает.
– Дай ещё одну, – Семён обратился к жене, что лежала на диване и листала какой-то журнал. Та проигнорировала. – Тамара!
– И так уже три выпил. Потерпи.
– Таблетку!
Женщина, отложив журнал в сторону, ушла на кухню, принесла обезболивающего и стакан воды.
– На! Больше не проси. Не дам.
От супруга лекарства Тамара прятала, потому как знала, что дай ему сейчас волю, он за час всю упаковку употребит. С каждым разом таблетки всё меньше помогали.
– Мужик тут с ума сходит, а ей хоть бы хны. Лежит-полёживает, журнальчики листает.
– Что же мне перед тобой плясать?
– Начинается. Я ей про Фому, она мне про Ерёму.
Тамара присела на диван.
– Сколько раз тебе говорить, что не лекарства мне эти жалко, а о тебе дураке забочусь. Чего ты их одну за другой глотаешь, словно аскорбинки?
– Я на тебя посмотрел бы, – обиделся Семён. – Легко языком чесать, когда ничего не болит.
– Нечего и смотреть. Я бы до последнего не сидела, ни ахала и не охала. А пошла бы и вылечила зуб. Протянул кота за хвост, теперь мучаешься.
Тамара ушла на кухню. Семён, придерживая челюсть, прилёг на диван. Хотел было уснуть, но не вышло. Не-ет, с этой болью ему не справиться. Всё перетерпеть можно, но это… И ногу, и пальцы, и рёбра ломал – терпимо. Тут же – крохотулька такая, с ноготь величиной, а ноет, стреляет так, словно душу режут. Глаз ещё левый разболелся. Так всегда, только зубы заиграют, сразу и в ухо и в глаз отдает. Зараза. И сколько раз ни обещал сам себе Крылов, что всё, завтра в больницу, но наступает это самое «завтра», ничего уже не тревожит, и никуда не идёшь. Хотя знаешь, знаешь прекрасно, что через несколько дней снова же этот зуб даст тебе «дрозда». Так заноет окаянный, хоть в гроб ложись.
В сенях послышались, чьи-то шаги. В дверь постучали три раза, и в избу вошёл Игнат Тепкин.
– Хозяева дома?! – послышался с порога его веселый и наглый бас.
– Где ж им быть? – Тамара, вытирая полотенцем ладони, вышла в прихожую.
– Не выручите ли спичками, соседи?
– Чем?
– Шучу, – Тепкин улыбнулся. – Пару сотен не одолжите до вторника?
Тамара пристально посмотрела на соседа.
– На бутылку?
– На её родимую, на её.
Женщина ушла в комнату за деньгами. Семён с дивана наблюдал за Игнатом. Ждал, когда тот что-нибудь скажет. Этот без шуточки обойтись не мог. Недолюбливал его Крылов за орлиный нос и игривый характер. Седина на висках, а всё хихоньки да хаханьки. Не понимал Семён, когда взрослый мужик ведёт себя словно дитё малое. Смотреть противно. Потому-то, бывало, и получал Игнат от соседа по худой шее. Но это так… больше для профилактики, чтоб не лез. Хотя и это словно вилами по воде. Сколько ни ругайся с ним, сколько ни води кулаком перед носом, всё нипочем. Не понимает. Дурак он, видно, и есть дурак. Зато бабам его прибаутки нравятся. Но с этими тоже всё ясно. С их парами извилинами только и дело, что смеяться не пойми над чем. Покажи палец, со смеху лопнут.
– А ты чего барином разлёгся? – не вытерпел всё-таки Игнат.
Крылов промолчал. Вернулась Тамара.
– Вот, держи. Ольге только не говори, где взял.
– Что я совсем что ли, – сказал сосед и кивнул на Семёна. – Чего он у вас, захворал что ли?
– Зуб разболелся. Вот и мучается.
– Зуб? Ха! Так ведь есть одно очень хорошее старинное средство. Вмиг вся хворь уйдёт. Как рукой снимет.
– Что за средство? – поинтересовалась Тамара. Семён прислушался.
Игнат прошёл на середину комнаты, ближе к больному и остановился.
– Нужна длинная нитка, а лучше леска. Один конец я привязываю к дверной ручке, а другой… слушаете? Внимательно сейчас. А другой, Сеня, тебе в рот, вернее к зубу. Ты глазки закрываешь, я дверью оп, и зубик твой у меня на ладони. Вот и весь фокус.
Тепкин подмигнул Крылову глазом и расплылся в улыбке.
– Я тебе сейчас… – Семён приподнялся с дивана.
– Угомонись! – прикрикнула Тамара и поспешила выпроводить гостя за дверь. – А ты нашёл время шутить.
– Так ведь… – Игнат что-то хотел сказать в оправдание, но соседка закрыла перед самым его носом дверь.
Семён по-прежнему, придерживая ладонью челюсть, кряхтел и стонал.
– Завтра же вырву его, к чертям собачьим, – со злобой прохрипел он. – Хватит.
– Давно пора, – поддержала жена.
– Лишь бы только Андрей Евгеньевич отпустил в город. У него ведь, сама знаешь, семь пятниц на неделе.
– Никаких городов, – возмутилась Тамара. – В нашу больницу пойдёшь.
– Ага, щас! Разбежался.
– Надо будет, побежишь как миленький.
В город, в платную поликлинику Семён ездил уже четыре раза. Каждый раз тянул резину до последнего, пока зуб не раскрошится как грецкий орех. Залатают его там, запломбируют опытные стоматологи, и будет зубик сиять белизной, как новенький. Но и возьмут за такую работу чуть ли не весь Сенькин аванс. В тот момент Семён готов отдать и две своих зарплаты, только попроси. В эти страшные для него минуты, находясь в кресле с открытым ртом, сидит он не живой не мёртвый. И хотя зуб со всех сторон обколот уколами, страх не покидает его бедное сердечко до последней секунды, пока он с онемевшей челюстью не окажется на улице. Никогда бы не подумал Крылов, что будет чего-то так сильно, с таким безумием бояться. Всё-таки каждый человек по-своему слаб. Вроде, и крепкий на вид, ничем, казалось бы, не возьмёшь, ан нет, и у него есть тайное окно – слабое место. У каждого свои страхи.
Когда Крылов залечивал первый зуб, то ли заморозка попалась слабая, то ли брак, а только как коснулись иглой оголённого нерва, словно током ударило. Чуть из кресла не выпрыгнул. И теперь каждый раз, открывая в зубном кабинете рот, Семён ждёт этой резкой пронзительной боли. И пусть полчелюсти онемело с языком, всё равно, он знает, он ждёт – будет больно.
– На эти деньги мы лучше пылесос возьмём. А зуб и у нас вырвут. Не переживай, – сказала Тамара. – Ещё за это платить. Не аристократы.
– Какие мы умные, – возразил Семён. – А про Шпаликова ты уже позабыла? Сколько раз тебе говорить, что к нему я ни ногой.
– Что он тебя там съест что ли?
– Съесть не съест, а, поди, только и ждёт, как я к нему приду, сниму шляпу и сам усядусь в его капкан. Здрасте, мол, Владислав Арсеньевич, а вот и я, собственной персоной. Делайте со мной что хотите, – Крылов на секунду приумолк. – Он ведь мне там, через рот, всю душу изувечит.
– Нужен ты ему больно, – изумилась Тамара. – Всё село ходит, и ничего. Даже хвалят.
– Ты не забывай про его хиленький носик, – упомянул Семён. – Я у него давно в чёрном списке. Только вопрос времени – когда!
– Поди, позабыл уж про тебя десять раз, – сказала супруга. – Это, во-первых, а во-вторых, он же врач и давал клятву Гиппократа.
– Кому?.. Я тебя умоляю.
Семён взялся за челюсть, зажмурился. Зуб выстрелил новым зарядом боли. И на этот раз обезболивающее помогло ненадолго. Совсем не берёт. Так, отпустит на немного, и вновь заноет с новой силой, хоть челюсть выдирай. Видно, изошло всё его время, пришла пора. И как бы ни было тяжко, Крылов понимал – нужно идти в больницу.
– Ну, хочешь, я сама с Владиславом Арсеньевичем поговорю? Что он не человек что ли?
– Я тебе поговорю! Так поговорю! – Семён из-под бровей глянул на жену. – Не хватало на старости лет такого позора.
– А чего бы и нет? Чай он тоже не дурак и всё понимает, что пользоваться своим рабочим положением, это ведь тоже… извините меня, подсудное дело. Мы закон знаем. И пусть не думает, что откуда-то из лесу вышли, – Тамара стала умничать. С ней это бывало. – Пришёл к нему в кабинет и не трясись, как зайка серенький перед волком, а будь умнее. Прикинься грамотным. Сядешь в кресло и так, между словом, ненароком, будто бы завязать разговор, спроси его. Вот же народ интересный в нашем правительстве. Что не день то новые поправки. Не читали, Владислав Арсеньевич, уголовный кодекс в переработке? Что не указ, то новый подпунктик. Этот, естественно, не читал ничего. Сразу в штаны наложит. Поймёт, что тебя голыми руками не возьмёшь, – сказала Тамара важно. – Пусть нас сами боятся, – и улыбнувшись, подошла к мужу. – Так что, Сенечка, будь умнее. Голова предназначена, чтобы думать, а не лбом гвозди забивать.
Крылов сквозь боль засмеялся. Умела жена его всё-таки иной раз удивить. Вот, скажите на милость, откуда у ней эта идея взялась? Как вообще пришла в голову? Ладно бы где в конторе сидела, а то ведь, доярка. Что ей, коровы, что ли нашептали, пока она за вымя дёргала? Ох, бабы, бабы, ушлый народ. Насмотрятся детективных сериалов, потом строят из себя Агату Кристи.
– Вот что. Как бы там ни было, а к Шпаликову с разговором не лезь, – велел Семён. – Запрещаю.
– Но и ты у меня в платную поликлинику деньгами сорить губу не раскатывай. Пока дитё в школу не оденем и крышу в хлеву не заменим, ты у меня про каждую лишнюю копеечку забудь, – обиделась супруга.
Тамара отправилась в спальню. Семён попросил ещё таблетку, но та и ухом не повела, зашла в комнату и прикрыла дверь.
Полночи Семён не мог заснуть. Ворочался с боку на бок – всё никак. Да разве уснёшь тут, когда болит. Как струна растягивается боль, не унимаясь. А после обрывается – блям! Хоть к потолку подпрыгивай. Вспомнился Шпаликов. Не хотелось о нём думать в эти минуты, но его физиономия крепко засела в памяти после сегодняшних разговоров о нём. Стоматологом он был действительно хорошим. Со всего района ездили к нему люди и хвалили. Просто так говорить не будут, значит, и впрямь, золотые руки в этом деле. Только вот Семёну в его кабинет дорога была закрыта. Была неприятная история лет восемь тому назад. Владислав Арсеньевич тогда только из города приехал и устроился в больницу. И так случилось, что в первые же дни их пути пересеклись в магазине, когда Семён пьяный (отмечал День пограничника) разбушевался у прилавка. Владислав Арсеньевич сделал тому замечание, заступившись за кассиршу, за что тут же получил в лоб. Звезданул Семён разок худощавому специалисту и сразу же сломал нос. Отсидел пятнадцать суток, выплатил денег и больше об этой истории старался не вспоминать. Хотя помнил прекрасно, как тот кровавым ртом прохрипел: «Ничего, земля круглая!». Тогда Семёна это веселило. Ну что мог этот прыщ в рубашке ему сделать? Теперь же, вспоминая его слова, они не казались ему нелепыми. Оказывается, и этот худощавый, по сравнению с ним, слабый человек, может и ему, при удобном случае, сделать больно. Попробуй, иди, сядь в его кресло, своими костлявыми ручищами он покажет тебе, где раки зимуют, и что земля действительно круглая. В этом Крылов не сомневался.
Утром, собираясь на работу, Тамара вновь спросила мужа, не поговорить ли ей с Владиславом Арсеньевичем.
– Тут времени нет перекурить нормально, а ты с больницей своей привязалась, – сказал Семён, надевая рубаху. – Работать надо.
– Опять начинается? Перестал зуб болеть, засиял как лысый на солнце. Снова через два дня плакать же будешь.
Семён улыбнулся, поцеловал жену и покинул избу. Зуб, действительно, уже не болел, и думать о нём в такое прекрасное утро совсем не хотелось.
Компания «Лаборатория промышленного альпинизма» promalplab.ru сотрудничает как с частными лицами, так и с государственными и коммерческими компаниями. Специализация компании – высотные работы, на высоте от семи метров. К таким работам относятся такелажные, монтажные, фасадные, кровельные, а также арбористика (обработка высоких деревьев). Все заказы выполняются быстро и качественно, сотрудники компании выезжают по Москве и области круглосуточно.
Комментарии пока отсутствуют ...