Пусть свистят золотые стрижи

0

9408 просмотров, кто смотрел, кто голосовал

ЖУРНАЛ: № 89 (сентябрь 2016)

РУБРИКА: Поэзия

АВТОР: Мартынова Елизавета Сергеевна

 

Пусть свистят золотые стрижи

***

 

Нагота откровенной фразы,

Воздух горестный, ледяной.

Ты ничем, кроме слова, не связан,

Потому – не молчи со мной.

В этой улице синей-синей,

Тёмной, словно за ней река,

Говори со мной, нелюдимой,

Руку не отнимай, пока

Разворачивается троллейбус,

Стынет в воздухе мёртвый лист.

Теплотой дыханья согрейся

Близ сияющих снежных риз.

…В этой улице тихой, старой,

Кто ты, чей – не припомнишь сам.

Слово белым облаком пара

Поднимается к небесам.

 

 

***

 

Путешествуй, душа, налегке,

Утварь дома оставь и пожитки,

Оживай – то в листве, то в строке,

В свежем ливне – промокни до нитки.

 

Пусть твердят, что так жили до нас,

Неумело, нелепо, нескладно –

Ничего не держи про запас,

Уходи, уезжай безоглядно.

 

Кто нам нужен – тот с нами всегда.

Кто оставлен – тот этого стоит.

Золотая слепая звезда

Небо зоркое взору откроет.

 

Но легко ли идти по лучу?

В поезд поздний в потёмках садиться?

Подожди, я тебе посвечу,

Тайной жизни твоей проводница.

 

Всё как прежде: цветы пустыря,

Млечный Путь и тропинка скупая,

Дом, в котором все окна горят,

Ночь горячечная, золотая –

 

Не достаточно ли для пути

Твоего, чтоб счастливой остаться…

Путешествуй, душа, и свети

Всем привыкшим по свету скитаться.

 

 

***

 

Как передать невыразимое,

С ума при этом не сойдя?

Гори, звезда моя, свети, моя,

Мерцай за пеленой дождя.

 

Прикованный к высотам каменным,

Фонарик детский и смешной

Меня спасает тихим пламенем

От взрослой жизни заводной.

 

И отсвет горестный, сиреневый

Ложится на больном снегу.

В бессмысленные словопрения

Вступать я больше не могу.

 

Я отворачиваюсь к облаку,

К пространству неба надо мной,

К летящему на синем голубю,

Звезде моей, всегда родной,

 

Звезде поэтов и воителей,

К лучам её – коснись руки!

…И странный свет её пронзительный

Горит, безумью вопреки.

 

 

***

 

Пустыря озарённые травы,

Ржавый, сумрачный свет фонаря,

Цвет вишнёвый, беда и растрава –

Всё награда за жизнь, всё – не зря.

 

Отрешившись от жажды ухода,

Вся – земная, как дождь и трава,

Под сияющим небосводом,

Ты права, ты права, ты права –

 

Этой жизнью, последней и первой,

Улетающей, словно дым –

И тоской, и сочувствием верным,

Одиночеством вольным своим…

 

 

***

 

Пусть свистят золотые стрижи

В час, когда солнце падает в пропасть.

Забывая привычную робость,

Я прошу тебя: знаешь, скажи

Что-нибудь. Ты ведь можешь любое

Выбрать слово с мотивом родным,

С непонятною, сладкою болью,

Золотое, как солнечный дым.

Дым отечества. Сумрак вечерний.

Сумасшествие ветра во тьме.

Отзвук песен с их горечью верной –

Всё в тебе, всё в тебе – и во мне.

 

 

Окраина

 

Окраина, старая рана,

Старухи и малые дети,

Звезда, что горит неустанно –

И память, которая светит.

 

Жизнь – словно окраина эта,

Огромное жёлтое поле.

В ней хватит и ветра, и света,

И воли, и счастья, и боли.

 

Но мало ли что приключится –

Смотрю в поднебесье, не щурясь.

Окраина, чёрная птица,

Тень горя на сумерках улиц.

 

На фоне домов аварийных –

Израненный старостью тополь.

Здесь жили, стирали, варили

И жизнь не считали жестокой.

 

О чём сожалеть? Всё сбывалось.

О чём говорить? Всё известно.

Здесь детство похоже на старость

И старость похожа на детство.

 

Здесь звёзды сияют упрямо,

А сердце – светло и тревожно.

Окраина – старая рана,

Которой зажить невозможно.

 

 

***

 

Так время тёмное шумит,

Напоминая шёпот крови,

Когда Вселенная вся спит,

Влюблённых и безумных кроме.

В звенящий час растёт трава,

На шатком воздухе качаясь,

И не помогут мне слова,

Когда прильну я к ней, отчаясь

Мгновение остановить

И голос к тишине прибавить.

... Есть ветер, чтобы вольных славить.

Есть вера, чтоб её хранить.

 

 

***

 

Растает облако в сияющем окне –

Я припаду к тебе, как бы во сне,

Усталостью своей... А облако уходит.

Дрожит на сердце золотая тишина,

И улица смеётся из окна,

Полна едва намеченных мелодий.

Щебечет птица в тополе густом,

Играет ветер сорванным листом,

И тает облако двугорбое, седое.

А сквозь него плывёт высокий дом,

И мы с тобой – и мы с тобой плывём

Сквозь время, сквозь себя, пока нас двое.

 

 

***

 

То ли робость, то ли стыд

Слова вымолвить не дали

Мне – одна пурга кружит

Без лукавства, без печали.

Напевает о своём

Одиночестве безбрежном.

Молча мы с тобой идём

Пустырём большим и снежным.

И качается в тиши

Небо тёмное над нами,

И дрожит на дне души

Непогашенное пламя.

 

 

***

 

Когда доберёмся до дома,

Снег кончится. Стихнет метель,

И встанут внезапно вагоны,

Наткнутся на белую мель.

Весь город, похожий на море,

Светлеет. И в толще его

Не слышно печали и горя,

На улицах нет никого,

Кто мог бы заплакать под небом

И, стоя под фонарём,

Следить за сияющим снегом,

За блеском его и огнём.

Но снова снежинка искрится,

И ветка живёт подо льдом.

Я сплю, и сегодня мне снится,

Что мы никогда не умрём.

 

 

Я тоже стану степью

 

Не вечен город. Здесь столетья степь

Лежала – неподвижная, глухая.

Звезды погибшей опускался свет

До золотой земли – и в травах таял.

 

Степь – это воздух, горький и густой,

Весенний, опалённый, неповинный

Ни в чём – и опьянённый высотой

И радугой крылатой и наивной.

 

Стань детством, степь, воспоминаньем будь –

О девочке, на станции живущей.

Здесь будет город. Здесь намечен путь

Для молодых, безудержных, поющих.

 

Не страшно им, что призрачен барак,

Сквозящий на ветру войны великой,

Что слишком много выпало утрат

И в скорбных лицах проступают лики.

 

Играет девочка на пристальном ветру,

Дивится травяному благолепью

И говорит, что «если я умру,

То ничего – я тоже стану степью».

 

 

Книга степи

 

Книга степи открывается враз:

Шелестом трав и мерцанием звёздным –

Словно бы радость какая сбылась,

Словно бы горе исчезло бесслёзно.

 

Ржавую пижму погладь не спеша,

Думать забудь о безумии близком.

Видишь, стрижи обучают стрижат

Небом владеть безо всякого риска?

 

Так же и ты своё сердце заставь

В засуху всё ж расцвести при дороге,

Птицей сорваться с обрыва – и вплавь

Преодолеть облака и тревоги.

 

Это ещё пригодится тебе

После, в дыму городском и недужном.

Книгу степи, как оружие, нужно

Прятать у сердца – на радость судьбе.

 

 

***

 

И тяжело, и сладко понимать,

Что жизнь твоя – всего лишь перекрёсток:

Друзья, враги и снега благодать,

А после, глядь – стоят одни лишь звёзды

Над пустырём, бездонные такие,

Что страшно даже голову поднять…

О смерти, о безумье, о России –

И тяжело, и сладко вспоминать.

Но сквозь тебя пройдут века иные,

Ковыльный свет, татарская стрела,

Святые, нищие, певцы слепые –

И музыка, что изгнана была.

И скоморошье племя заводное,

Срамных частушек полная сума,

Тюрьма и терем, небо нежилое,

Беззвучье, безответная зима.

Ты человеком быть переставала,

Не пела ты, а песнею была,

Ты как могла на свете выживала,

И выжила, и вскоре мною стала,

Моей душой из пепла и тепла.

И мы стоим с тобой на перепутье,

Ты – песня, чем тебя теперь развлечь?

И что там впереди, когда так труден

Язык звезды, её слепая речь?

 

 

***

 

После жаркого дня отдыхает земля в темноте

Под журчанье сверчков и цикад,

                                   гул манящий ночных самолётов.

Мне хотелось бы тоже куда-нибудь ночью лететь

И на землю смотреть с высоты небосвода.

На моря и на горы глядеть, на мерцающие города,

Бледный пояс огней примерять к августовскому небу.

Наблюдать, как чернеет внизу, засыпает речная вода,

Осыпаются звёзды, подобные снегу.

Или, может быть, медленным поездом ехать сквозь степь –

В перестуке колёс неустанном, мелькании вёрст и вокзалов?

Будут звёзды в окошке – как сказки на чистом листе.

Так давно эту книгу небесную я не листала.

Так мечтала сойти, чем случайней, удачнее тем –

В неприглядной степи, прикоснуться к траве одичалой,

После жаркого дня без пути, без дороги идти –

Это счастье, когда можно жизнь начинать всю сначала.

 

 

***

 

У вокзала музыка звучала,

И хотелось жизнь начать сначала,

Улицами синими идти

С молодой любовью по пути.

Там, где тополя, грачи и встречи,

Радостные, горестные речи,

Небо в лужах и ручьях без дна

И ещё разлука не видна.

А видна одна сирень слепая

И дуга весёлого трамвая,

Где, пока звенит листвою сад,

Я иду, куда глаза глядят.

 

 

***

 

Сорок птиц из-за моря на крыльях весну принесут,

Донесут – и рассыплют по снежным слепым перелескам.

И откликнется птицам несмелый подснежник в лесу.

И от робкого ветра качнётся в окне занавеска.

 

Звёзды станут крупнее и мысли тревожней мои.

Я боюсь потерять тебя. Зимняя память тускнеет.

Выцветают черты и слова неумелой любви.

Но апрельское небо прозрачней ещё и яснее.

 

Так на ветках лежит оно, словно вот-вот улетит.

Сорок птиц поднимают его над землёю.

Я сама остаюсь на высоком, на узком пути.

Над проталиной тихой – подснежник дрожит синевою.

 

От хохлатки лиловой, от чуткой фиалки лесной,

От протяжных туманов и дымки зелёных озимых –

Веет хрупкой любовью, непереносимой весной,

Разве только на крыльях и переносимой.

 

 

***

 

Неверный воздух марта – это ты.

Твои глаза – прозрачные цветы.

Шумишь, растёшь, как облако в реке,

Поёшь на непонятном языке

И за руку ведёшь меня всегда

Сквозь все года, сквозь прошлые года.

Давай уйдём от взрослости своей

Туда, где спят созвездья фонарей.

Где красный свет рябины на снегу.

Где я тебе ни разу не солгу –

И жизнь моя, прозрачна и светла,

Не ведает ни горести, ни зла.

 

 

***

 

Однажды ты привыкнешь к тишине.

Однажды и она к тебе привыкнет.

И будет путь, который нас окликнет.

И будет свет, сияющий в окне.

 

И мы пойдём по узенькой тропе

Между сугробов, снов и снегопадов.

Нам после круга рая или ада

Не затеряться в сумрачной толпе.

 

Нам – только вдаль. Туда, где никого.

Где светит улица снегами и туманом.

Где странно всё. Где ничего не странно –

Для сердца моего и твоего.

 

За мёртвым снегом, за метельной тьмой –

Там есть просвет чуть видный, но такой,

Что ясно: он для бегства предназначен,

Для нас с тобой свечением охвачен –

И небом, и последней высотой.

 

Мы для людей исчезнем без следа.

Но вечером огромная звезда

Взойдёт над крышей дома городского.

Весенняя, весёлая, ничья.

 

…Под птичий свист и говорок ручья

В мир прорастём. И всё начнётся снова.

 

 

***

 

В понедельник, во вторник ли, в среду,

На исходе осеннего дня

Ты поймёшь, что к тебе не приеду –

Ты обходишься без меня.

 

Ах, какие открыты дороги

В этом городе, странно пустом:

Чёрно-серый, оранжевый, строгий,

Обречённый пейзаж за окном.

 

Ты подъедешь к своей остановке,

Купишь хлеба, пройдёшься пешком.

Дует ветер холодный, неловкий,

Ниоткуда и всюду, кругом.

 

Одиночество – странная штука.

Может быть, это – лишь пустота

Поздней осени, смертная мука,

Дрожь оранжевого листа?

 

Может, это всего лишь слово,

А на деле жизнь хороша –

И в объятьях ветра шального,

И когда погибает душа.

 

 

***

 

За стеной продолжают играть

На рояле. И в музыке-муке,

Чуть качая движением звуки,

Белый снег продолжает летать.

 

Продолжается жизнь, как всегда –

Скорбно, весело, страшно, бездумно.

Над кремнистой дорогой бесшумно,

Невесомо восходит звезда –

 

И глядит, как по улице я

Прохожу и касаюсь рукою

Основания неба, и строю

Дом воздушный во тьме бытия.

 

Станет слово, одно и другое,

Прорастать через воздух тугой,

Через музыку снега и боли,

Чтоб сродниться с высокой звездой.

 

Чуть качая движением звуки,

Окружённое снегом – и вот:

Ни любви, ни вины, ни разлуки,

Только тихое слово поёт.

 

 

***

 

Жизнь осенняя становится прозрачной –

Истончаясь, на просвет видна.

Синим небом сквозь листву маячит

Жизнь – едва приметная она.

 

Только луч ещё лежит на стёклах,

Только свет ещё дрожит в окне.

Прошлое почти совсем поблёкло,

Только настоящее в цене.

 

Каждый миг осмысленно прекрасен.

В лоджии шуршит опавший лист.

Сквозь стекло мне ясно виден ясень,

В жёлтой кофте, точно футурист.

 

 

***

 

Падают яблоки в старом саду.

Заперто небо грозой отдалённой.

В прорези света – лишь луч опалённый,

Но по нему до тебя я дойду.

 

Страха не станет, хотя мне темно

По сторонам оглянуться у дома.

Неповторимо, легко и знакомо

Светит сквозь листья живое окно.

 

В старом саду голубеет листва

Перед рассветом, как перед свечами.

Счастье, которое выбрали сами, –

Яблоки слов, золотые слова.

 

 

***

 

Я хочу поговорить с тобой о главном,
Потому что боюсь не успеть.
Жизнь – не длиннее летней ночи,
Короче звёздного луча.
Главное – говорить и петь.
О чём хочешь.
Свободно, как вдох и выдох –
О жизни и смерти.
О нас двоих.
Когда всё закончится,
Мы перейдём с тобой реку,
Долгую синюю реку –
По звёздной колючей дорожке,
Слишком узкой для человека,
Слишком грубой для ангела.
Главное – быть осторожным:
Слова могут оборвать нить,
Натянутую между нами,
Между явью и снами.
…Я хочу с тобой говорить.

 

 

***

 

Дом переполнила осень.
Светится янтарём.
Не умирали мы вовсе.
И никогда не умрём.

Плачут грачиные стаи –
Там, за прозрачностью стен.
Я ни за что не узнаю,
Кто я тебе и зачем.

Только бы рядом и рядом,
Взглядом, печальным дождём,
Облаком, городом, садом,
И – не просить ни о чём.

 

 

***

 

О чём твои стихи? О тишине.

О том, что возвращаешься ко мне.

О тишине. О небе за окном.

О незаметном облаке ночном.

 

О чём они поют, о чём звучат –

То знает только поздний снегопад.

О тишине. И облаке ночном.

О том, что с нами станется потом.

 

Ну а пока уютно и тепло.

Снег медленно ложится на стекло.

И мы с тобой опять наедине

В неслышимой, беззвучной тишине.

 

 

***

 

В седой степи туманный огонёк

Цветёт, цветёт, ещё не облетает.

Как близок он, как всё-таки далёк –

Никто его не помнит и не знает.

 

Не человек ли это заплутал,

Костром от темноты отгородился,

Когда ему открылась высота

Ночной звезды и тихий свет явился?

 

В седой степи, как будто на краю

Земли и нерастраченного неба,

Он снова вспоминает жизнь свою,

Отогревает призрачную небыль.

 

Всё, всё что было, что произошло,

Что превратилось в память золотую,

Теперь костром огромным расцвело

И кажется, рассыпалось впустую.

 

Но каждой искрой, каждым огоньком

Припав к земле осенней терпеливой,

Жизнь новая становится цветком –

И светит неразумно и счастливо.

 

 

***

 

Птичий день зашумел за окошком.

Замелькала рябая вода.

Не останется день этот в прошлом.

Он достанется нам навсегда.

 

Он продлится на долгие годы,

Разольётся туманом в крови.

Шумом крыльев и небом холодным

Отзовётся и в нашей любви.

 

Этой рифмой правдиво-банальной,

Рваным шёпотом ясной листвы,

Этим клёном – осенним, опальным,

Разговором людей и травы.

 

Это мы с тобой – тайна и тайна,

Дальний поезд, поля, ковыли.

Жизнь с печалью её не случайна,

Если в нас бьётся сердце земли.

 

 

***

 

Кому любовь свою ни говори,

Слова опять истают до зари

И снег смотает голубую пряжу,

И стаи птиц разрежут небеса,

Послышатся слепые голоса

Из прошлого, с которым я не слажу.

 

До крови ранит, но не рвётся нить,

И я не прекращаю вас любить,

Ушедших ни на миг не отставляю.

И снится мне окраина небес

И светлый сад, и тёмно-синий лес,

И дом, в котором ждут и умирают –

 

И снова ждут. И жизнь течёт сама,

И нету в ней ни горя, ни ума,

Легка-легка, как будто птичья стая.

А я во сне летаю тяжело

И разбиваю тёмное стекло

Меж адом жизни и небесным раем.

 

Там живы все. И мама, и друзья,

И бабушка, и те, кого нельзя

Увидеть, но забыть их невозможно.

Сиянье душ и отблески планет,

Их навсегда неутолимый свет –

И снег, летящий в мир неосторожно.

 

Я там жила, в завьюженной степи,

В ночном дому, где темнота слепит

И где лучина освещает песню.

А выплачется песенка когда,

Тогда метель и горе – не беда,

В прошедшем сгину, в будущем воскресну.

 

 

Воздух дороги

 

1

 

Опять листвы просвеченная медь,

Сквозняк берёзы бело-синеватой.

И снова можно плакать и неметь

Пред красотой такой же, как когда-то

Давно, за много лет до наших дней –

Чем раньше, тем прозрачней и ясней.

Здесь жили деды. Мельница кружилась.

Казалось, что сам воздух был крылат.

А если что, как песня, не сложилось –

В муку перемололось наугад.

А если что, как листья, облетело –

Так это моей бабке на венок.

Чернеют птицы в небе чистом, белом.

И мы живём. И Бог не одинок.

 

 

2

 

В ночной дали прольётся поезд

Наплывами из перестуков.

Пульсирует дороги повесть

Мерцаньем звёзд и тихих звуков.

 

Перекрывая расстоянья

Своей мелодией пустынной,

Состав летит легко и рьяно,

Но вот на станции застынет.

 

И в это самое мгновенье

Я вдруг пойму, что здесь когда-то

Остались предков поколенья

В земле, ни в чём не виноватой.

 

Зачем я мимо проезжаю

Деревни той, в которой жили

Они так тихо, не мешая

Друг другу и небесной были?

 

Остановиться бы, остаться

В бараке ветхом и дощатом,

И тёмным звёздам улыбаться,

И облакам, грозой измятым.

 

И дожидаться до рассвета

С дежурства мужа или сына,

И песенку, что не допета,

Тянуть чуть слышно и наивно.

 

 

3

 

Чьи это гены во мне говорят,

Властно зовут по России скитаться,

В дикую степь, в гулевой листопад,

Хоть мне давно уже не восемнадцать?

 

То ли в кибитке, а то ли пешком,

С поездом шумным, с надеждой тревожной –

Всё же покину постылый мне дом,

Так, что вернуться назад невозможно.

 

Да и к чему? Ведь земля широка,

Каждая ночь может стать роковою,

И разливается в небе река

Птиц, улетающих над тишиною.

 

Мы-то не птицы, да песня долга,

Стелется степью да вяжется шалью.

Звуки раскатятся, как жемчуга,

Вырастут звёзды на месте печали.

 

В чёрную полночь за рыжим костром

Тень танцевальная движется следом,

И осыпается ржавым холстом

Воздух дороги, ведом и неведом.

 

 

***

 

Косматые ветры играют огнями окраин,

Но ветры и сами – игра им неведомых сил.

И ночь распрямляется, всей чернотой догорая,

И падает в небо размахом обугленных крыл.

 

Светлеют листва и домов невысокие стены,

И чуть приглушённей – блеск уличного фонаря.

Как жили мы долго и как расставались мгновенно –

Об этом окраина помнит и знает заря.

 

И пение птиц, и сияние облачной пены,

И воздуха тонкого сумрачно-грустная медь –

Всё это о нас говорит, и всё это нетленно,

Круженье, движение жизни сильнее, чем смерть.

 

 

***

 

Деревья начинаются с мечты

Об их стволах, о кронах незнакомых,

О чёрных гнездах – тихих, невесомых

На уровне лазурной высоты.

 

Деревья начинаются с ворон,

С их тишины тяжёлой, полусонной,

С их выкриков, гортанных и огромных,

С томительной зимою в унисон.

 

Деревья начинаются с листвы

Прозрачной и просвеченной навечно –

В обнимку с фонарём стоят беспечно

Они, не поднимая головы.

 

Деревья начинаются с тебя,

Огнём зелёным в сердце прорастают,

Как горькая весна, как злая тайна

И добрая – соседствуют, скорбя.

 

Ты не умеешь вырваться уже

Из душного цветения мирского,

Из лиственного шума городского,

Пока не вспоминаешь о душе.

 

 

***

 

Приоткрывались улицы, и в них

Просвечивали сумрачные лица

Людей, деревьев и домов больших,

Весенних звёзд прозрачные ресницы.

 

И зеленело небо на заре,

Разрезанное косо проводами.

Ледок хрустел прозрачно во дворе.

Мы шли домой вечерними дворами

 

Так одиноко, так счастливо, так –

Как будто всё исполнится однажды,

Когда неутолимый воздух влажен

И наша ночь – необъяснимый знак.

 

 

***

 

Того что было, не вернуть.

Дорога верная поката.

Преодолев нелёгкий путь,

Душа касается заката.

 

И всё, что с ней произошло,

Умыто смехом и слезами,

И чьё-то белое крыло

Качается перед глазами.

 

Веди меня, мой дивный друг,

Мой странный спутник безымянный,

Сквозь боль, и нежность, и испуг

В иные дни, иные страны.

 

Там снег белее, чем всегда,

И невозможное возможно,

И осторожная звезда

Дрожит над городом тревожным.

 

 

***

 

Костры – Дон-Кихоты осени,

Оранжевы и остры,

Себя в синий воздух бросили

До сумеречной поры.

 

Качаются – не кончаются

Их пламенные бои,

Как будто звезда-печальница

Роняет искры свои.

 

И на костров неистовство

Смотрит речная мгла,

Пристально смотрят пристани

И тихих вод зеркала.

 

Вода утекает медленно,

Огонь погасает враз.

Ночные костры последние

Не помнят меня сейчас.

 

Их время уже закончилось,

Их пепел совсем седой.

...Я стану костром пророческим

И никогда – водой.

 

 

***

 

Чёрного неба тягучий мёд

Льётся за горизонт.

Кто эту тяжкую сладость пьёт

Вместе с ночной слезой –

 

Тот навсегда свободен, а я

Слишком земной была,

И оставалась – летя, скользя,

Птицей гнездо вила.

 

Чёрной звездой сияло оно

В гуще лохматых крон,

И облетала его стороной

Стая старых ворон.

 

И обходили сплетни его,

И миновала беда,

Но капля неба – всего ничего –

Однажды коснулась гнезда.

 

И вот, как пропасть, зияет оно,

И видно в его окно,

Что смерти нет,

И уже всё равно,

И боль отменить не дано.

 

И видно: бежит затяжная вода

По стёклам домов людских,

По зеркалам невинного льда,

Светлым глазам тоски.

 

И всё скрывает небесный дождь:

Души, сердца, крыла,

И обнимает синяя дрожь

Землю, где я жила.

 

 

***

 

Другая плотность зрения, мой друг.

Пора душе лучиться и дробиться,

Преодолев свой тягостный испуг,

Себя увидеть облаком и птицей.

 

Её глаза в себя отворены,

И стёрлась зыбкая перегородка

Между простором, заключённым в сны,

Калиткой кроткой, памятью короткой.

 

И дотемна по саду ей порхать.

Гнездо не свито, песня не допета.

И разве могут души отдыхать,

Когда наступит радостное лето?..

 

   
   
Нравится
   
Комментарии
Николай Полотнянко
2016/09/19, 21:23:55
Прекрасная русская поэзия, достойная вдумчивого прочтения, несомненный талант. Только не спеши, Лизавета, созревание поэтического вещества требует времени.
Добавить комментарий:
Имя:
* Комментарий:
   * Перепишите цифры с картинки
 
Омилия — Международный клуб православных литераторов