***
Нагота откровенной фразы,
Воздух горестный, ледяной.
Ты ничем, кроме слова, не связан,
Потому – не молчи со мной.
В этой улице синей-синей,
Тёмной, словно за ней река,
Говори со мной, нелюдимой,
Руку не отнимай, пока
Разворачивается троллейбус,
Стынет в воздухе мёртвый лист.
Теплотой дыханья согрейся
Близ сияющих снежных риз.
…В этой улице тихой, старой,
Кто ты, чей – не припомнишь сам.
Слово белым облаком пара
Поднимается к небесам.
***
Путешествуй, душа, налегке,
Утварь дома оставь и пожитки,
Оживай – то в листве, то в строке,
В свежем ливне – промокни до нитки.
Пусть твердят, что так жили до нас,
Неумело, нелепо, нескладно –
Ничего не держи про запас,
Уходи, уезжай безоглядно.
Кто нам нужен – тот с нами всегда.
Кто оставлен – тот этого стоит.
Золотая слепая звезда
Небо зоркое взору откроет.
Но легко ли идти по лучу?
В поезд поздний в потёмках садиться?
Подожди, я тебе посвечу,
Тайной жизни твоей проводница.
Всё как прежде: цветы пустыря,
Млечный Путь и тропинка скупая,
Дом, в котором все окна горят,
Ночь горячечная, золотая –
Не достаточно ли для пути
Твоего, чтоб счастливой остаться…
Путешествуй, душа, и свети
Всем привыкшим по свету скитаться.
***
Как передать невыразимое,
С ума при этом не сойдя?
Гори, звезда моя, свети, моя,
Мерцай за пеленой дождя.
Прикованный к высотам каменным,
Фонарик детский и смешной
Меня спасает тихим пламенем
От взрослой жизни заводной.
И отсвет горестный, сиреневый
Ложится на больном снегу.
В бессмысленные словопрения
Вступать я больше не могу.
Я отворачиваюсь к облаку,
К пространству неба надо мной,
К летящему на синем голубю,
Звезде моей, всегда родной,
Звезде поэтов и воителей,
К лучам её – коснись руки!
…И странный свет её пронзительный
Горит, безумью вопреки.
***
Пустыря озарённые травы,
Ржавый, сумрачный свет фонаря,
Цвет вишнёвый, беда и растрава –
Всё награда за жизнь, всё – не зря.
Отрешившись от жажды ухода,
Вся – земная, как дождь и трава,
Под сияющим небосводом,
Ты права, ты права, ты права –
Этой жизнью, последней и первой,
Улетающей, словно дым –
И тоской, и сочувствием верным,
Одиночеством вольным своим…
***
Пусть свистят золотые стрижи
В час, когда солнце падает в пропасть.
Забывая привычную робость,
Я прошу тебя: знаешь, скажи
Что-нибудь. Ты ведь можешь любое
Выбрать слово с мотивом родным,
С непонятною, сладкою болью,
Золотое, как солнечный дым.
Дым отечества. Сумрак вечерний.
Сумасшествие ветра во тьме.
Отзвук песен с их горечью верной –
Всё в тебе, всё в тебе – и во мне.
Окраина
Окраина, старая рана,
Старухи и малые дети,
Звезда, что горит неустанно –
И память, которая светит.
Жизнь – словно окраина эта,
Огромное жёлтое поле.
В ней хватит и ветра, и света,
И воли, и счастья, и боли.
Но мало ли что приключится –
Смотрю в поднебесье, не щурясь.
Окраина, чёрная птица,
Тень горя на сумерках улиц.
На фоне домов аварийных –
Израненный старостью тополь.
Здесь жили, стирали, варили
И жизнь не считали жестокой.
О чём сожалеть? Всё сбывалось.
О чём говорить? Всё известно.
Здесь детство похоже на старость
И старость похожа на детство.
Здесь звёзды сияют упрямо,
А сердце – светло и тревожно.
Окраина – старая рана,
Которой зажить невозможно.
***
Так время тёмное шумит,
Напоминая шёпот крови,
Когда Вселенная вся спит,
Влюблённых и безумных кроме.
В звенящий час растёт трава,
На шатком воздухе качаясь,
И не помогут мне слова,
Когда прильну я к ней, отчаясь
Мгновение остановить
И голос к тишине прибавить.
... Есть ветер, чтобы вольных славить.
Есть вера, чтоб её хранить.
***
Растает облако в сияющем окне –
Я припаду к тебе, как бы во сне,
Усталостью своей... А облако уходит.
Дрожит на сердце золотая тишина,
И улица смеётся из окна,
Полна едва намеченных мелодий.
Щебечет птица в тополе густом,
Играет ветер сорванным листом,
И тает облако двугорбое, седое.
А сквозь него плывёт высокий дом,
И мы с тобой – и мы с тобой плывём
Сквозь время, сквозь себя, пока нас двое.
***
То ли робость, то ли стыд
Слова вымолвить не дали
Мне – одна пурга кружит
Без лукавства, без печали.
Напевает о своём
Одиночестве безбрежном.
Молча мы с тобой идём
Пустырём большим и снежным.
И качается в тиши
Небо тёмное над нами,
И дрожит на дне души
Непогашенное пламя.
***
Когда доберёмся до дома,
Снег кончится. Стихнет метель,
И встанут внезапно вагоны,
Наткнутся на белую мель.
Весь город, похожий на море,
Светлеет. И в толще его
Не слышно печали и горя,
На улицах нет никого,
Кто мог бы заплакать под небом
И, стоя под фонарём,
Следить за сияющим снегом,
За блеском его и огнём.
Но снова снежинка искрится,
И ветка живёт подо льдом.
Я сплю, и сегодня мне снится,
Что мы никогда не умрём.
Я тоже стану степью
Не вечен город. Здесь столетья степь
Лежала – неподвижная, глухая.
Звезды погибшей опускался свет
До золотой земли – и в травах таял.
Степь – это воздух, горький и густой,
Весенний, опалённый, неповинный
Ни в чём – и опьянённый высотой
И радугой крылатой и наивной.
Стань детством, степь, воспоминаньем будь –
О девочке, на станции живущей.
Здесь будет город. Здесь намечен путь
Для молодых, безудержных, поющих.
Не страшно им, что призрачен барак,
Сквозящий на ветру войны великой,
Что слишком много выпало утрат
И в скорбных лицах проступают лики.
Играет девочка на пристальном ветру,
Дивится травяному благолепью
И говорит, что «если я умру,
То ничего – я тоже стану степью».
Книга степи
Книга степи открывается враз:
Шелестом трав и мерцанием звёздным –
Словно бы радость какая сбылась,
Словно бы горе исчезло бесслёзно.
Ржавую пижму погладь не спеша,
Думать забудь о безумии близком.
Видишь, стрижи обучают стрижат
Небом владеть безо всякого риска?
Так же и ты своё сердце заставь
В засуху всё ж расцвести при дороге,
Птицей сорваться с обрыва – и вплавь
Преодолеть облака и тревоги.
Это ещё пригодится тебе
После, в дыму городском и недужном.
Книгу степи, как оружие, нужно
Прятать у сердца – на радость судьбе.
***
И тяжело, и сладко понимать,
Что жизнь твоя – всего лишь перекрёсток:
Друзья, враги и снега благодать,
А после, глядь – стоят одни лишь звёзды
Над пустырём, бездонные такие,
Что страшно даже голову поднять…
О смерти, о безумье, о России –
И тяжело, и сладко вспоминать.
Но сквозь тебя пройдут века иные,
Ковыльный свет, татарская стрела,
Святые, нищие, певцы слепые –
И музыка, что изгнана была.
И скоморошье племя заводное,
Срамных частушек полная сума,
Тюрьма и терем, небо нежилое,
Беззвучье, безответная зима.
Ты человеком быть переставала,
Не пела ты, а песнею была,
Ты как могла на свете выживала,
И выжила, и вскоре мною стала,
Моей душой из пепла и тепла.
И мы стоим с тобой на перепутье,
Ты – песня, чем тебя теперь развлечь?
И что там впереди, когда так труден
Язык звезды, её слепая речь?
***
После жаркого дня отдыхает земля в темноте
Под журчанье сверчков и цикад,
гул манящий ночных самолётов.
Мне хотелось бы тоже куда-нибудь ночью лететь
И на землю смотреть с высоты небосвода.
На моря и на горы глядеть, на мерцающие города,
Бледный пояс огней примерять к августовскому небу.
Наблюдать, как чернеет внизу, засыпает речная вода,
Осыпаются звёзды, подобные снегу.
Или, может быть, медленным поездом ехать сквозь степь –
В перестуке колёс неустанном, мелькании вёрст и вокзалов?
Будут звёзды в окошке – как сказки на чистом листе.
Так давно эту книгу небесную я не листала.
Так мечтала сойти, чем случайней, удачнее тем –
В неприглядной степи, прикоснуться к траве одичалой,
После жаркого дня без пути, без дороги идти –
Это счастье, когда можно жизнь начинать всю сначала.
***
У вокзала музыка звучала,
И хотелось жизнь начать сначала,
Улицами синими идти
С молодой любовью по пути.
Там, где тополя, грачи и встречи,
Радостные, горестные речи,
Небо в лужах и ручьях без дна
И ещё разлука не видна.
А видна одна сирень слепая
И дуга весёлого трамвая,
Где, пока звенит листвою сад,
Я иду, куда глаза глядят.
***
Сорок птиц из-за моря на крыльях весну принесут,
Донесут – и рассыплют по снежным слепым перелескам.
И откликнется птицам несмелый подснежник в лесу.
И от робкого ветра качнётся в окне занавеска.
Звёзды станут крупнее и мысли тревожней мои.
Я боюсь потерять тебя. Зимняя память тускнеет.
Выцветают черты и слова неумелой любви.
Но апрельское небо прозрачней ещё и яснее.
Так на ветках лежит оно, словно вот-вот улетит.
Сорок птиц поднимают его над землёю.
Я сама остаюсь на высоком, на узком пути.
Над проталиной тихой – подснежник дрожит синевою.
От хохлатки лиловой, от чуткой фиалки лесной,
От протяжных туманов и дымки зелёных озимых –
Веет хрупкой любовью, непереносимой весной,
Разве только на крыльях и переносимой.
***
Неверный воздух марта – это ты.
Твои глаза – прозрачные цветы.
Шумишь, растёшь, как облако в реке,
Поёшь на непонятном языке
И за руку ведёшь меня всегда
Сквозь все года, сквозь прошлые года.
Давай уйдём от взрослости своей
Туда, где спят созвездья фонарей.
Где красный свет рябины на снегу.
Где я тебе ни разу не солгу –
И жизнь моя, прозрачна и светла,
Не ведает ни горести, ни зла.
***
Однажды ты привыкнешь к тишине.
Однажды и она к тебе привыкнет.
И будет путь, который нас окликнет.
И будет свет, сияющий в окне.
И мы пойдём по узенькой тропе
Между сугробов, снов и снегопадов.
Нам после круга рая или ада
Не затеряться в сумрачной толпе.
Нам – только вдаль. Туда, где никого.
Где светит улица снегами и туманом.
Где странно всё. Где ничего не странно –
Для сердца моего и твоего.
За мёртвым снегом, за метельной тьмой –
Там есть просвет чуть видный, но такой,
Что ясно: он для бегства предназначен,
Для нас с тобой свечением охвачен –
И небом, и последней высотой.
Мы для людей исчезнем без следа.
Но вечером огромная звезда
Взойдёт над крышей дома городского.
Весенняя, весёлая, ничья.
…Под птичий свист и говорок ручья
В мир прорастём. И всё начнётся снова.
***
В понедельник, во вторник ли, в среду,
На исходе осеннего дня
Ты поймёшь, что к тебе не приеду –
Ты обходишься без меня.
Ах, какие открыты дороги
В этом городе, странно пустом:
Чёрно-серый, оранжевый, строгий,
Обречённый пейзаж за окном.
Ты подъедешь к своей остановке,
Купишь хлеба, пройдёшься пешком.
Дует ветер холодный, неловкий,
Ниоткуда и всюду, кругом.
Одиночество – странная штука.
Может быть, это – лишь пустота
Поздней осени, смертная мука,
Дрожь оранжевого листа?
Может, это всего лишь слово,
А на деле жизнь хороша –
И в объятьях ветра шального,
И когда погибает душа.
***
За стеной продолжают играть
На рояле. И в музыке-муке,
Чуть качая движением звуки,
Белый снег продолжает летать.
Продолжается жизнь, как всегда –
Скорбно, весело, страшно, бездумно.
Над кремнистой дорогой бесшумно,
Невесомо восходит звезда –
И глядит, как по улице я
Прохожу и касаюсь рукою
Основания неба, и строю
Дом воздушный во тьме бытия.
Станет слово, одно и другое,
Прорастать через воздух тугой,
Через музыку снега и боли,
Чтоб сродниться с высокой звездой.
Чуть качая движением звуки,
Окружённое снегом – и вот:
Ни любви, ни вины, ни разлуки,
Только тихое слово поёт.
***
Жизнь осенняя становится прозрачной –
Истончаясь, на просвет видна.
Синим небом сквозь листву маячит
Жизнь – едва приметная она.
Только луч ещё лежит на стёклах,
Только свет ещё дрожит в окне.
Прошлое почти совсем поблёкло,
Только настоящее в цене.
Каждый миг осмысленно прекрасен.
В лоджии шуршит опавший лист.
Сквозь стекло мне ясно виден ясень,
В жёлтой кофте, точно футурист.
***
Падают яблоки в старом саду.
Заперто небо грозой отдалённой.
В прорези света – лишь луч опалённый,
Но по нему до тебя я дойду.
Страха не станет, хотя мне темно
По сторонам оглянуться у дома.
Неповторимо, легко и знакомо
Светит сквозь листья живое окно.
В старом саду голубеет листва
Перед рассветом, как перед свечами.
Счастье, которое выбрали сами, –
Яблоки слов, золотые слова.
***
Я хочу поговорить с тобой о главном,
Потому что боюсь не успеть.
Жизнь – не длиннее летней ночи,
Короче звёздного луча.
Главное – говорить и петь.
О чём хочешь.
Свободно, как вдох и выдох –
О жизни и смерти.
О нас двоих.
Когда всё закончится,
Мы перейдём с тобой реку,
Долгую синюю реку –
По звёздной колючей дорожке,
Слишком узкой для человека,
Слишком грубой для ангела.
Главное – быть осторожным:
Слова могут оборвать нить,
Натянутую между нами,
Между явью и снами.
…Я хочу с тобой говорить.
***
Дом переполнила осень.
Светится янтарём.
Не умирали мы вовсе.
И никогда не умрём.
Плачут грачиные стаи –
Там, за прозрачностью стен.
Я ни за что не узнаю,
Кто я тебе и зачем.
Только бы рядом и рядом,
Взглядом, печальным дождём,
Облаком, городом, садом,
И – не просить ни о чём.
***
О чём твои стихи? О тишине.
О том, что возвращаешься ко мне.
О тишине. О небе за окном.
О незаметном облаке ночном.
О чём они поют, о чём звучат –
То знает только поздний снегопад.
О тишине. И облаке ночном.
О том, что с нами станется потом.
Ну а пока уютно и тепло.
Снег медленно ложится на стекло.
И мы с тобой опять наедине
В неслышимой, беззвучной тишине.
***
В седой степи туманный огонёк
Цветёт, цветёт, ещё не облетает.
Как близок он, как всё-таки далёк –
Никто его не помнит и не знает.
Не человек ли это заплутал,
Костром от темноты отгородился,
Когда ему открылась высота
Ночной звезды и тихий свет явился?
В седой степи, как будто на краю
Земли и нерастраченного неба,
Он снова вспоминает жизнь свою,
Отогревает призрачную небыль.
Всё, всё что было, что произошло,
Что превратилось в память золотую,
Теперь костром огромным расцвело
И кажется, рассыпалось впустую.
Но каждой искрой, каждым огоньком
Припав к земле осенней терпеливой,
Жизнь новая становится цветком –
И светит неразумно и счастливо.
***
Птичий день зашумел за окошком.
Замелькала рябая вода.
Не останется день этот в прошлом.
Он достанется нам навсегда.
Он продлится на долгие годы,
Разольётся туманом в крови.
Шумом крыльев и небом холодным
Отзовётся и в нашей любви.
Этой рифмой правдиво-банальной,
Рваным шёпотом ясной листвы,
Этим клёном – осенним, опальным,
Разговором людей и травы.
Это мы с тобой – тайна и тайна,
Дальний поезд, поля, ковыли.
Жизнь с печалью её не случайна,
Если в нас бьётся сердце земли.
***
Кому любовь свою ни говори,
Слова опять истают до зари
И снег смотает голубую пряжу,
И стаи птиц разрежут небеса,
Послышатся слепые голоса
Из прошлого, с которым я не слажу.
До крови ранит, но не рвётся нить,
И я не прекращаю вас любить,
Ушедших ни на миг не отставляю.
И снится мне окраина небес
И светлый сад, и тёмно-синий лес,
И дом, в котором ждут и умирают –
И снова ждут. И жизнь течёт сама,
И нету в ней ни горя, ни ума,
Легка-легка, как будто птичья стая.
А я во сне летаю тяжело
И разбиваю тёмное стекло
Меж адом жизни и небесным раем.
Там живы все. И мама, и друзья,
И бабушка, и те, кого нельзя
Увидеть, но забыть их невозможно.
Сиянье душ и отблески планет,
Их навсегда неутолимый свет –
И снег, летящий в мир неосторожно.
Я там жила, в завьюженной степи,
В ночном дому, где темнота слепит
И где лучина освещает песню.
А выплачется песенка когда,
Тогда метель и горе – не беда,
В прошедшем сгину, в будущем воскресну.
Воздух дороги
1
Опять листвы просвеченная медь,
Сквозняк берёзы бело-синеватой.
И снова можно плакать и неметь
Пред красотой такой же, как когда-то
Давно, за много лет до наших дней –
Чем раньше, тем прозрачней и ясней.
Здесь жили деды. Мельница кружилась.
Казалось, что сам воздух был крылат.
А если что, как песня, не сложилось –
В муку перемололось наугад.
А если что, как листья, облетело –
Так это моей бабке на венок.
Чернеют птицы в небе чистом, белом.
И мы живём. И Бог не одинок.
2
В ночной дали прольётся поезд
Наплывами из перестуков.
Пульсирует дороги повесть
Мерцаньем звёзд и тихих звуков.
Перекрывая расстоянья
Своей мелодией пустынной,
Состав летит легко и рьяно,
Но вот на станции застынет.
И в это самое мгновенье
Я вдруг пойму, что здесь когда-то
Остались предков поколенья
В земле, ни в чём не виноватой.
Зачем я мимо проезжаю
Деревни той, в которой жили
Они так тихо, не мешая
Друг другу и небесной были?
Остановиться бы, остаться
В бараке ветхом и дощатом,
И тёмным звёздам улыбаться,
И облакам, грозой измятым.
И дожидаться до рассвета
С дежурства мужа или сына,
И песенку, что не допета,
Тянуть чуть слышно и наивно.
3
Чьи это гены во мне говорят,
Властно зовут по России скитаться,
В дикую степь, в гулевой листопад,
Хоть мне давно уже не восемнадцать?
То ли в кибитке, а то ли пешком,
С поездом шумным, с надеждой тревожной –
Всё же покину постылый мне дом,
Так, что вернуться назад невозможно.
Да и к чему? Ведь земля широка,
Каждая ночь может стать роковою,
И разливается в небе река
Птиц, улетающих над тишиною.
Мы-то не птицы, да песня долга,
Стелется степью да вяжется шалью.
Звуки раскатятся, как жемчуга,
Вырастут звёзды на месте печали.
В чёрную полночь за рыжим костром
Тень танцевальная движется следом,
И осыпается ржавым холстом
Воздух дороги, ведом и неведом.
***
Косматые ветры играют огнями окраин,
Но ветры и сами – игра им неведомых сил.
И ночь распрямляется, всей чернотой догорая,
И падает в небо размахом обугленных крыл.
Светлеют листва и домов невысокие стены,
И чуть приглушённей – блеск уличного фонаря.
Как жили мы долго и как расставались мгновенно –
Об этом окраина помнит и знает заря.
И пение птиц, и сияние облачной пены,
И воздуха тонкого сумрачно-грустная медь –
Всё это о нас говорит, и всё это нетленно,
Круженье, движение жизни сильнее, чем смерть.
***
Деревья начинаются с мечты
Об их стволах, о кронах незнакомых,
О чёрных гнездах – тихих, невесомых
На уровне лазурной высоты.
Деревья начинаются с ворон,
С их тишины тяжёлой, полусонной,
С их выкриков, гортанных и огромных,
С томительной зимою в унисон.
Деревья начинаются с листвы
Прозрачной и просвеченной навечно –
В обнимку с фонарём стоят беспечно
Они, не поднимая головы.
Деревья начинаются с тебя,
Огнём зелёным в сердце прорастают,
Как горькая весна, как злая тайна
И добрая – соседствуют, скорбя.
Ты не умеешь вырваться уже
Из душного цветения мирского,
Из лиственного шума городского,
Пока не вспоминаешь о душе.
***
Приоткрывались улицы, и в них
Просвечивали сумрачные лица
Людей, деревьев и домов больших,
Весенних звёзд прозрачные ресницы.
И зеленело небо на заре,
Разрезанное косо проводами.
Ледок хрустел прозрачно во дворе.
Мы шли домой вечерними дворами
Так одиноко, так счастливо, так –
Как будто всё исполнится однажды,
Когда неутолимый воздух влажен
И наша ночь – необъяснимый знак.
***
Того что было, не вернуть.
Дорога верная поката.
Преодолев нелёгкий путь,
Душа касается заката.
И всё, что с ней произошло,
Умыто смехом и слезами,
И чьё-то белое крыло
Качается перед глазами.
Веди меня, мой дивный друг,
Мой странный спутник безымянный,
Сквозь боль, и нежность, и испуг
В иные дни, иные страны.
Там снег белее, чем всегда,
И невозможное возможно,
И осторожная звезда
Дрожит над городом тревожным.
***
Костры – Дон-Кихоты осени,
Оранжевы и остры,
Себя в синий воздух бросили
До сумеречной поры.
Качаются – не кончаются
Их пламенные бои,
Как будто звезда-печальница
Роняет искры свои.
И на костров неистовство
Смотрит речная мгла,
Пристально смотрят пристани
И тихих вод зеркала.
Вода утекает медленно,
Огонь погасает враз.
Ночные костры последние
Не помнят меня сейчас.
Их время уже закончилось,
Их пепел совсем седой.
...Я стану костром пророческим
И никогда – водой.
***
Чёрного неба тягучий мёд
Льётся за горизонт.
Кто эту тяжкую сладость пьёт
Вместе с ночной слезой –
Тот навсегда свободен, а я
Слишком земной была,
И оставалась – летя, скользя,
Птицей гнездо вила.
Чёрной звездой сияло оно
В гуще лохматых крон,
И облетала его стороной
Стая старых ворон.
И обходили сплетни его,
И миновала беда,
Но капля неба – всего ничего –
Однажды коснулась гнезда.
И вот, как пропасть, зияет оно,
И видно в его окно,
Что смерти нет,
И уже всё равно,
И боль отменить не дано.
И видно: бежит затяжная вода
По стёклам домов людских,
По зеркалам невинного льда,
Светлым глазам тоски.
И всё скрывает небесный дождь:
Души, сердца, крыла,
И обнимает синяя дрожь
Землю, где я жила.
***
Другая плотность зрения, мой друг.
Пора душе лучиться и дробиться,
Преодолев свой тягостный испуг,
Себя увидеть облаком и птицей.
Её глаза в себя отворены,
И стёрлась зыбкая перегородка
Между простором, заключённым в сны,
Калиткой кроткой, памятью короткой.
И дотемна по саду ей порхать.
Гнездо не свито, песня не допета.
И разве могут души отдыхать,
Когда наступит радостное лето?..