Я встречала войну, как гостью... / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Вадим Гиппенрейтер

Аллилуйя

Как в майский вечер хорошо

Брести по храмовой аллее.

В тени сиреневой свежо,

И край небес уже алеет.

А солнце к западу брело,

Цветные витражи целуя.

И ветки гладили окно,

Вплетая в шелест «Аллилуйя».

На Рождество

Тёмной ночью на бархатном небе

Воссияла благая Звезда.

И нашли три волхва в Вифлееме

В ветхом хлеве младенца-Христа.

Ночь святая! На грешную землю

Бог сошёл, чтобы всех нас спасти.

Пастухи тихо ангелам внемлют,

Что счастливую весть принесли.

Спит младенец в яслях. Улыбается Дева.

Тих и кроток блаженный Иосифа лик.

Целый мир в эту ночь: от травинки до древа

Видит пусть, как Господь наш велик.

Гефсиманский сад

Звучали в сумраке неспешные шаги.

Сгущалась тьма. Дыханье становилось чаще.

С Ним в Гефсиманию вошли ученики,

Чтоб произнёс Он там моление о чаше.

И сумрак осветили факелов огни.

Предатель шёл злой умысел исполнить.

Безмолвье сада нарушал лишь шум толпы.

И шелест трав вселенской скорби вторил.

«Кого вы ищите?» – «Иисуса Назарея».

И этот поцелуй – змеиный яд в устах.

Преступник схвачен – стража осмелела.

И повели на суд невинного Христа.

Иоанн Предтеча

На песке раскалённом верблюжьи следы.

Тишь пустыни полна неразборчивым бредом.

Только новых людей выводил из воды

Он, крестивший во Имя пришедшего следом.

Тот, чьи речи странны для служителей храма –

Со времён Илии величайший пророк.

Пал под лезвием мести и злого обмана

Тех, кто скрыть свой пытался порок.

Только слава в грядущем начертана будет:

От него держат путь Иоанн и Андрей.

И Единый, что мир по грехам нашим судит,

На престол возведёт его выше царей.

Роза Ветров

Золотая пыль воздух припорошила.

Во врата твои ветер дул непрошеный.

Горы да равнины, неба синева,

Реки и долины, всенощная мгла –

Всё простится... Снова. И всему конец.

Нынче звёзды высветят траурный венец.

И пойдут под кронами слушать соловьёв.

Кудри плодородные вновь лоза завьёт.

Стянут тучи с Запада небо, как в горсти.

Ты уйдёшь, неназванный, милости просить.

Всё пройдет... Проносятся годы, как листва,

Как зарница в облаке, как в миру молва.

Пилигрим исходит миллион путей

И заглянет в лица тысячам людей.

И прозрачный воздух в стенах древних зал,

Что под купол взвился, что его позвал,

Обо всём смолчит. Тайну сохранит:

В мире всё – лишь пепел. Истина – гранит.

***

Увидеть мне не дано то средоточие сил,

Ту полноту бытия, что озарила наш мир.

Могу лишь плоть облекать в слов неустойчивый строй,

Который – призрак, мираж, в сопоставленье с Тобой.

И замереть, не дыша, постичь творенье глазами.

Всех строк неровный узор омыть своими слезами.

Неуловимостью чувств и невесомостью смысла

Пройдёт мой труд стороной – так незаметно и быстро.

Мне не изведать мотив, что описать невозможно:

Он верит чувствам живым, а не предчувствиям ложным.

Карфаген должен быть разрушен

Проходящий, солёной горстью

Мне на раны слова не сыпь.

Я встречала войну, как гостью,

Как на озере лёгкую зыбь.

Засыпала в её объятьях,

Копий блеск мне затмил луну.

Я не плачу об умерших братьях –

Слёзы лью по тебе одному.

В неприступной когда-то твердыне,

Колыбели сбежавшей Дидоны,

Только ветер гуляет отныне,

С той поры, как ушли легионы.

Мы искали побед и славы,

Ничего не жалели для Рима.

Только нашей великой державой

Овладела слепая гордыня.

Но не золото и каменья

Ослепили глаза легатам.

Оказалась всего незабвенней

Независимость дивного града.

«Карфаген должен быть разрушен» –

Мне внушали с младенческих лет.

Кубок боли саднящей осушен:

Нет тебя – значит, радости нет.