Перевёл Тихомир Тодоров 

 

 

С Божидаром Борисовым я был знаком уже несколько лет. Тогда он жил в Тырговище. Однажды случайно зашёл в мою контору оформить какую-то доверенность. Потом я ему как-то понравился, и он стал поручать мне разного рода дела. А дел у него было много. Занимался продажей топлива и всё время судился с неаккуратными покупателями. По мере нарастания бизнеса начались и головные боли с налоговыми, вот и дали мы несколько судебных баталий. Кроме того, как любой нувориш, он неустанно судился  с полицией и скоро имел больше производств, чем я. Был клиентом нудным, потому что читал законы, писал самостоятельно жалобы, возражения и, в желании помочь, скорее мешал работе, но я его терпел, потому что мужик был хороший, да ещё щедрый. Платил за всё исправно, заранее, и всегда, заходя в контору по делу или нет, оставлял крупную купюру, так, угостить. Как не любить такого клиента? К сожалению, таких людей мало, было бы их больше, адвокатская практика была бы сказкой.

Так вот, этот Божко Борисов заявился у меня в конторе около полшестого вечера, когда мы с напарником уже собирались кто куда.

– Здорово, Орлы правосудия! Ну как вы, обдираете народ как липку?

– Нормально, Божко! Даже день ото дня всё лучше!

– Так держать! Айда угостимся!

Я глянул на напарника, он махнул рукой:

– Вы идите, мне малую с детсада забирать.

Зашли в ближайший бар. Божко сразу взялся за свои причуды – вытащил толстенную пачку купюр, потянул из неё несколько, не считая – так, сколько пальцы захватят, и сунул мне  в карман пиджака.

– За что ты мне деньги даёшь?

– Ладно, бери...

– Да подожди ты, это много денег. Убивать кого будем?

– Может, и будем. Слушай теперь, в чём дело. Нашему Пламену дело шьют.

– Какому еще Пламену, Божко?

– Ну да, ты ж его не знаешь. Есть у меня одноклассник, Пламен. Отличный мужик, умница, однако военным стал. Гоняли его по разным гарнизонам страны и вот уж несколько лет как назначили директором военного завода в Тырговище. Очень правильный мужик. У меня часто  топливо закупает. Платежи иногда задерживает, но платит изрядно, до копейки. Однако, бес что ли попутал, вчера арестовали. Ночью жена его звонила, плачет... Надо помочь!

– В чём его обвиняют?

– Не знаю. Говорят, торговля оружием. Завтра, в два после обеда избрание меры пресечения.

С адвокатской точки зрения, судебные дела по избранию постоянной меры пресечения «заключение под стражу», очень благодатны и вместе с тем мерзки. Благодатны, потому что дабы не войти в камеру на неопределённый срок, клиенты готовы платить хорошо. Если нет денег, подключают всех родных, знакомых и деньги находят. А скверны, потому как сразу видно, если ты провалился. По этим делам нельзя откладывать и переносить на другое заседание, суд произносится немедленно, остаётся ли обвиняемый под стражей или освобождается. Когда оставят твоего подзащитного под арестом в СИЗО, люди задаются вопросом: За что платили? А болгарские  прокуроры и судьи вообще-то люди с обвинительным уклоном (то есть, считают людей виноватыми до доказательства невиновности, а не наоборот, как декларируют правила демократии), и случаи, когда не считаются с требованием прокуратуры о задержании под стражу, крайне редки. Разумеется, есть и исключения, которые со временем стали происходить чаще, но за время, о котором идёт речь – 2003 г. – дела были плохи.

 

На сайте https://adminvps.ru/servers/servers_russia.php вы можете ознакомиться с условиями аренды выделенного сервера в Москве. Хостинг серверов предоставляется по схеме «всё включено», то есть с полным комплектом услуг. Если есть сомнения, звоните! Специалисты помогут вам определиться с выбором и понять, что именно вам требуется.

Все эти соображения пробежали скорым поездом у меня в голове, однако, как  откажешься принять дело – через два дня истекает срок по перечислению социальных, а нет ни гроша, за телефон надо платить, странно, как ещё не отключили.

– Что ж... поможем человеку! Однако, не лучше ли нанять коллегу из Тырговища?

– Да брось ты этих лизоблюдов! Все повязаны с полицией да с прокуратурой, как свиная кишка. Никто не посмеет на государство замахнуться. Только тебе доверяю. Хочу чтобы взялся... не за страх, а за совесть. Деньги, ещё что надо, знаешь, без проблем...

– Знаю.

На следующий день я рано утром поехал в Тырговище. Надо было до обеда ознакомиться с делом, встретиться с обвиняемым и построить стратегию защиты.  Времени мало, однако на заседаниях по избранию меры пресечения так – шустрей надо.

Если непредубеждённым умом зачитаться в главе Уголовно-процессуального кодекса – «Судебный контроль по мере пресечения “задержание под стражу”», то видно, что в этих производствах суд должен учесть уйму факторов:

На первом месте – в чём обвиняется этот человек и какие доказательства против него.  Важно знать, что на данном этапе процесса не является необходимым, чтобы вина обвиняемого была доказана несомненным образом. Вполне достаточно из собранных к моменту доказательств обосновать предположение, что обвиняемый мог бы совершить преступление, в котором его обвиняют.

Другая группа вопросов, которые должны быть учтены судом: Существует ли вероятность скрыться обвиняемому, воспрепятствовать раскрытию истины или совершить другое преступление.

Всё это тоже взвешивается на доказательной базе. Если у человека уже есть судимость, шансы избежать ареста склоняются к нулю. Если обвиняется в тяжком преступлении, за что ему грозит лишение свободы на длительный срок, вероятность чтобы слинял обвиняемый высока.

Нужно оценивать и вопросы другого характера: семейное положение, состояние здоровья обвиняемого, занятие, доходы, забота о содержании других лиц и прочее. Когда читаешь закон, всё так логично и справедливо. Кажется, убедить суд легко, что нет нужды задержания подзащитного под стражу. «Да, однако нет!» как говорит Петко Бочаров (болгарский телеведущий 90-х годов). Судьи, которые рассматривают дела о мере пресечения, обычно или молодые, тупые карьеристы, которые никогда в жизни не пойдут против государства, или опытные, матёрые волки, на которых легавые понасобирали столько компры, что лишь им намекни, и они готовы плясать под дудку прокурора, не спрашивая даже нот.

Найду ли кого-либо, кто бы порассказал, что за человек Пламен? Как у него со здоровьем? Один из немногих факторов, с которым считается суд – это тяжёлое состояние здоровья. Оно, конечно, не хватит времени на прохождение медицинской экспертизы, хоть у них дома была бы какая-то документация по здоровью.

Легко нашёл следствие и СИЗО. Эти, пожалуй, лучше чем мы, в Шумене. СИЗО здесь на четвёртом этаже, камеры с окнами и воздухом. Наши в подвале – только на искусственном свете и за два-три месяца сидения задержанные начинают хворать.

Дежурный внимательно осмотрел моё адвокатское удостоверение и, поняв, что я пришёл за Пламеном Георгиевым, сразу сказал:

– Сейчас следователей вызову!

Скоро в коридор вышел молодой человек, приблизился к решётке, что отделяла переднюю от  кабинетов следователей:

– Слушаю вас!

– Хочу повидаться с обвиняемым Пламеном Георгиевым и ознакомиться со следственным делом.

– А доверенность есть?

– Нет. Когда встречусь с ним, изготовим и сразу отдам вам, приложить к делу.

– Без доверенности нельзя!

– Да подождите!  Как иметь доверенность, если человек задержан. Вот встречусь с ним и сразу сделаем.

– Не знаю! Не мои проблемы! – и пошёл назад.

Вообще-то, я очень спокойный человек, но в случаях большой наглости выхожу из себя.

– Ей, коллега! Что ж ты так? Что такое я сделал? Сам знаешь – как могу иметь доверенность, подписанная клиентом, прежде чем с ним встретиться?

Юнец посмотрел на меня презрительно через плечо:

– Да какой я тебе коллега?

Я взялся двумя руками за решётку и стал её трясти:

– Я сейчас тебе объясню, какой коллега, ты только дверь открой и выйди сюда!

Орал и колотил. Дежурный в форме вышел из кабинки, глядя на меня перепугано. Не переставая колотить, я ему сказал:

– Звони начальнику следствия, а то сейчас не то будет!

Полицайчик послушно вернулся в кабинку и стал звонить. В тот момент, оповещён шумом и криками, из комнаты следователей вышел мужчина лет пятидесяти. Подошёл к решётке, сказал дежурному:

– Открой дверь, впусти коллегу!

Потом обернулся ко мне:

– Будь спокоен, всё уладим! Прошу, в канцелярию.

Мы вошли в небольшую комнату, где помещались два бюро, соединённые фасадами, и канцелярский шкафчик для дел.

– Иванчевский, выйди, кофейку попей, пока с адвокатом разберёмся.

Юнец, который вывел меня из себя, нахмурился, но видно не осмелился ослушаться старшего следователя и быстро удалился.

– Присаживайся, прошу! Я Пётр Моллов из Национальной следственной службы.

– Адвокат Огнянов, Адвокатская коллегия г. Шумена. Спасибо, что вмешался.

– Сколько лет адвокат, коллега?

– Двенадцать.

– Гм. Стало быть, уже привык к такому говну, как наш Иванчевский.

– Стало быть, да ещё не привык.

– Говори, что можем для тебя сделать?

– Хочу ознакомиться с делом и встретиться с обвиняемым.

Моллов замолчал и посмотрел на меня продолжительно. Со временем мне стал знаком этот специфический следовательский взгляд. Следователи особая порода людей. Из-за особенностей работы, за 4-5 лет они уже видели почти всё, что может родить изобретательный мир преступности. Их нельзя удивить. Узнают враньё в тончайшей нотке голоса, по невольно упущенному жесту. Взгляд как сканер. У них настолько сильна интуиция и прозорливость, что могут рассказать историю и будущность преступника, глядя на него только 2-3 минуты. Разумеется, это только к умным и работящим следователям относится.

Напротив меня сидел умный и волевой мужик.

– Единственное, что могу для тебя сделать, это дать постановление о привлечении в качестве обвиняемого. Всё остальное – классифицированная информация. К нему тебя  впустить тоже не могу.

– Да что ты говоришь? Какая классифицированная информация? Я же его адвокат! И как так меня не впустишь встретиться  со своим клиентом. Это абсолютное беззаконие!

– Не горячись! Не могу.

– Почему не можешь? Теперь мы одни. Даёшь мне дело, и я читаю. Чего не можешь?

– Не могу. Пойми! – мужик поднял взгляд на лампы, подсказать мне что-то, но я не понял.

– Уверен, и здесь прослушивают. Даже и этого разговора не должен был вести с тобой.

– ...

– Кроме того, это дело особого отчёта и под личным наблюдением главного секретаря МВД.

Иванчевский ворвался в комнату. По выражению лица я понял, что он подслушивал за дверью, и понял, что беспокойство следователя Моллова совсем небеспочвенно.

Захотелось двинуть молодому шестёрочному карьеристу, но вместо этого я только ощетинился:

– Ну и что, что под наблюдением главного секретаря. Кто такой главный секретарь и что общего имеет с судебным процессом – он кто, следователь, прокурор, или судья, чтобы следить за производствами и вмешиваться.

– Нет, вы себя послушайте! – Иванчевский был искренне ошарашен, как может быть человек настолько тупым и не знать что такое главный секретарь МВД, насколько он силён, могуч и вообще...

Этот тупой человек был я, и поскольку отказывался понимать, как полицейский, хоть и самый главный из полицейских, может руководить судебным процессом, Иванчевский пустил в ход свой главный аргумент:

– Вы не знаете, какой у нас сегодня день?!

– Какой?

– Такой, что сегодня решается, примут ли нас в НАТО.

– Это какое отношение имеет к нашему делу?

– Как какое? Сигнал о преступлении подан главному секретарю лично американским послом.

– Это что за глупости! Какое значение имеет, кем подан сигнал? Примут ли нас в НАТО и...

– Всё! – Моллов повысил голос только на миг. Потом, может, увидев у меня в глазах злые огоньки, примиряюще добавил:

– Ничего не сможешь сделать. Так велено. Дело рассматривается сегодня. Останутся под стражей. Если нас примут, через месяц-два отпустят, и всё пойдёт своим ходом. Наша встреча окончилась, коллега.

– Так вы скажите, хоть по какой статье обвинение.

– 339-а УК.

– Это что такое?

– Не слыхал, да? У меня тоже не было такого дела. Состав преступления – «заключение контракта на поставку товаров возможного двойного применения с представителями страны, попавшей под эмбарго. Наказание от одного года до восьми лет лишения свободы». – Моллов замолчал и стал смотреть в окно. Видно, и этого не надо было мне сообщать в присутствии молодого стукача.

Так и не добился ничего другого. Не дали мне материалы по делу. Отказали во встрече с обвиняемым. Даже отказались отнести доверенность в камеру, чтобы Пламен расписался. Хорошо хоть номер дела сообщили.

Побежал в суд. Была надежда, что смогу узнать нечто большее в самом следственном деле. И там секир-башка... Дело, видите ли, у прокурора. Не знают, когда вернёт. Присел и от руки написал пространную жалобу председателю суда, с копией окружному прокурору, где подробно описывал все правонарушения в ходе дела – лишение возможности встретиться с обвиняемым, отказ предоставить дело и т.п.  Отнёс в делопроизводство. 20 минут назад женщина там была до чего любезная. Даже дала два листка на жалобу. Теперь встретила меня начеку:

– Вы кто по этому делу?

– Я адвокат одного из обвиняемых.

– А доверенность есть?

– Есть. В следственном деле оставил, – Господь меня простит, попробовал соврать, лишь бы дело сделать.

– Врёте! Из следствия мне позвонили, что у вас  нет доверенности и дела вам не давать. – После чего бесцеремонно захлопнула окошко и жалобу принимать отказалась.

Пошёл жаловаться председателю суда. Его нет. Дверь на замок, секретарша пожала плечами. Не знает, когда вернётся. Не приняла жалобу, они в делопроизводство, видите ли, подаются. Попробовал у окружного прокурора – аналогично. Зашёл к одному из зампредседателей суда:

– Не могу вам помочь, коллега. Не знаком, не моё дело, пишите жалобу.

Тем временем было уже полпервого.

Я не готов! Господи, я не готов! Как защищать человека, если ничего не знаю? Что придумать? В душе адвоката всегда борются два существа: маленький, чёрный чертёнок вечно шепчет: «Хватит надрываться! Сделал, что мог. Не терзайся невозможным!» А белый ангелочек кричит: «Это несправедливо. Сей человек невинен. Бейся за него. Ты рыцарь! Ты не за деньги работаешь, а правду защищаешь!»

Мало-помалу стал заполнять прорехи в информации логикой. Следственное дело ведётся Национальной следственной службой. Двое из обвиняемых из Софии. Если по обвинению заключён внешнеторговый контракт, то его заключили в Софии, либо за пределами страны, следовательно, всё должно было решаться софийскими судилищами. Зачем надо было таскать шестерых следователей (по два на каждого обвиняемого) и двоих обвиняемых, когда могли запросто погрузить Пламена на поезд и радоваться жизни. Ответ был очевидным до абсурдности.

Да просто здесь они нашли послушного прокурора и покладистого судью, которые пойдут у них на поводу. А то попадётся какой-нибудь настырный молодой судьишка или прокурорчик – с плеча рубанёт, разорвёт...

Тогда... Бог в помощь!

13:00 ч. Привёл обвиняемых в суд конвой из восьми человек. Впереди – офицер, на каждого из обвиняемых по два охранника с обеих сторон и, наконец, ещё один в форме – тыл охранять. Будто террористов вели, и в любую минуту нападут освобождать их. Кортеж встал у двери судебного зала. Сзади виделись ещё люди во главе с Молловым. Следователь прошёл мимо конвоя и, расходясь со мной, тихо сказал:

– Вот теперь говори со своим человеком. Вон там – первый.

– Господин капитан, разрешите обвиняемому Георгиеву повидаться с женой, – я слегка улыбнулся, подсказать, что моя просьба не так и важна для этого судьбоносного процесса.

Ещё до этого у входа в зал познакомился с женой Пламена. Заплакана, задёргана, она подошла ко мне, узнав по одним только описаниям Божко. Начальник конвоя глянул на меня, думал несколько секунд и сказал:

– Госпожа, можете поговорить со своим супругом. И адвокату можно. – Ввели нас в маленькую комнатку, рядом с судебным залом. С нами вошли и двое униформенных, что Пламена стерегли. То, что адвокат имеет право встретиться со своим клиентом наедине, видно, не относилось к наказательному правосудию в Тырговище.

Благодарю, Господи, что время от времени встречаешь меня с такими людьми. Пламену Георгиеву было 50 лет, высокий, здоровый, чуть стал полнеть. Военная выправка, прямая спина. Глаза глядят весело и зло. Офицер старой школы, когда большинство служак было воинами, а не чиновниками.

– Не знал, что у меня адвокат.

– Я от Божко Борисова.

– Молодец  Божко! Что делать будем?

– Право сказать, и я не знаю. Эти уроды меня обложили по полной. Не дали дело, не разрешили с тобой встретиться. Даже не знаю, в чём конкретно тебя обвиняют.

– Это поможет? – Пламен подал мне постановление о его привлечении в качестве обвиняемого.

– Ух ты! Давай прочитаем!

Итак, наконец что-то конкретное: обвиняемых трое – Пламен Георгиев – полковник в отставке, директор Военноремонтного завода «Терем» в Тырговище; Тенчо Тенев – директор торговой конторы в пресловутой фирме «Кинтекс» (болгарская экспортно-импортная корпорация времён социализма, в вину ей ставится торговля оружием); Явор Василев – сотрудник посольства Болгарии в Сирийской республике. Обвинение – эти трое, в соучастии, как сообщники заключили контракт по продаже товаров возможного двойного назначения с представителями государства, находящегося под эмбарго – Республикой Сирией, причём товары предназначены якобы на реэкспорт в Ирак.

– Плам, я что-то не понимаю. Что вы продали?

– Ну, там, старьё, части какие-то, что на сохранении у нас лежали. Так и не понял, мы их произвели или поставили нам откуда? В любом случае я их унаследовал, когда завод принимал.

– Однако, что из себя представляют?

– Трансмиссии какие-то, части коробок передач.

– Для боевых машин?

– Нет. Для сельхозтехники. По крайней мере, так по номенклатуре.

– Но могут ли их использовать на военные  нужды.

– А чёрт его знает. Ты думаешь, я смыслю что-то в этих делах. Я ракетчик. Спрашивай про ракеты – СС, Ланс, Онест Джон, Круз, все знаю, но эти трансмиссии... Кто знает? Может, и подойдут к какой-нибудь боевой машине. Оно, если призадуматься, какая разница между обыкновенным трактором и военным тягачом.

– Может, кто на заводе знает?

– Вряд ли. Квалифицированных людей почти не осталось.

– Контракт какой стоимостью и с кем заключали?

– Не знаю. Я контракта не видел.

– Как так? Ведь завод вывозил товар?

– Нет. Вывозил «Кинтекс». Они заключают договора. Мне позвонил Дамянов – замминистра обороны, велел подготовить эти агрегаты к отправке, не объясняя куда. Я, человек военный, сказал «Слушаюсь!» и...

– Какой стоимостью контракт?

– Не знаю. Дамянов говорил, что завод получит 100 000 левов. Так обрадовался, смогу людям зарплаты выдать. Шесть месяцев, как ничего не получали.

– Этот Дамянов не выслал приказ по экспедированию товара? Что-то на бумаге?

– Да куда там... Они этим не занимаются. По телефону прикажут, ты потом  расхлёбывай.

– Деньги получили?

– К моменту, нет.

– Ладно, теперь давай проверим товар. Я позвоню напарнику, а ты ему продиктуй точно  названия товаров, что экспедировали.

Не знаю, как мы вообще жили без мобильников. За несколько минут, с любезной помощью коллеги из Шумена, выяснилось что:

1. Товары возможного двойного назначения, которые запрещено продавать эмбарговым государствам, указаны в списке, принятом решением Совета министров.

1. 2.  Поставленные заводом трансмиссии не значатся в списке запрещённых к экспорту товаров.

Всё. Обвиняемые не совершали никакого преступления, потому что товары, которые продали, не включены в запрещённый список.

– Ах, мать вашу! Вот почему названия товаров не упоминаются нигде – ни в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, ни в требовании меры пресечения – заключение под стражу. Потому что если укажут, сразу будет видно, что они не включены в запретительный список.

– Даа! А Сирия – эмбарговое государство?

– Нет. И я спрашивал следователей, но они сказали, есть сведения, что товары будут перепроданы в Ирак.

– Какие сведения?

Пламен пожал плечами.

– Как у тебя со здоровьем? Жалуешься на что-либо?

Тут вмешалась жена:

– Ох, нездоров он. С высоким давлением, ишемическая болезнь, и на инсулине он,  из-за сахара в крови. Уже второй день не принимал таблеток и инсулина.

– Ладно уж. Здоров я. Рот не сохнет, значит всё в порядке.

Жена беззвучно заплакала:

– Господи, Пламен, как людям в глаза посмотрим. И дети... видели, как тебя в наручниках выводили.

Суровый супруг и отец вдруг скукожился. Будто стал сантиметров на десять ниже. У меня тоже глаза увлажнились.

– Давай доверенность напишем.

– Нельзя, господин адвокат. Не положено передавать обвиняемому любые бумаги, – полицайчики, ощетинившись, встали между нами.

– Какие бумаги, это доверенность, представлять его перед судом.

– Нельзя! Поймите и нас.

Пока ругались, пришло время идти на заседание, его повели в зал.

 

– На рассмотрение Частное уголовное дело №72 по описи Окружного суда – Тырговище, – судья была дама лет 55. Под чёрной тогой фигура казалась крохотной и невзрачной. Серые, чуть сплющенные волосы и тонкие губы. – Обвиняемые: Пламен Димитров Георгиев, Тенчо Иванов Тенев, Явор Симеонов Василев – пройдите вперёд и встаньте перед кафедрой. Суд констатирует, что обвиняемым выдвинуто обвинение по ст. 339-а УК, что предусматривает наказание лишение свободы сроком от 1 до 8 лет, в связи с чем обвиняемым назначаются служебные защитники: суд определил – назначается адвокат Кожухаров, Адвокатская коллегия г. Тырговище, служебным защитником обвиняемому Пламену Георгиеву.

– Извините, госпожа председатель, обвиняемый Георгиев не нуждается в служебном защитнике, так как у него есть адвокат, – я постарался, чтобы голос не звучал резко, но и не был совсем тихим.

Судья, видимо, возмущённая тем, что её прерывают, подняла глаза от папки дела и вскричала:

– Вы кто?

– Я адвокат Стефан Огнянов из Адвокатской коллегии в Шумене и защищаю обвиняемого Пламена Георгиева.

– Где ваша доверенность?

– Нет такой, так как все до вас постарались, чтобы я не смог её изготовить, но обвиняемый подтвердит, что желает, чтобы я его защищал, и после того, как это войдёт в протокол, смогу приступить к его защите.

– Это так, госпожа судья, – сказал Пламен, – желаю, чтобы Огнянов меня защищал.

Всегда становится страшно, когда прерываешь кого-нибудь, кто свои дела уже наладил. Наше вмешательство на время вывело суд из равновесия. Теперь что? Что за дела? Всё было улажено...

– Хорошо, тем не менее, обвиняемому назначается служебный защитник, так как к настоящему моменту суду не предъявлена доверенность, которой устанавливается, что у него есть защитник по полномочию.

– Госпожа судья, обвиняемому назначается служебный защитник, если он не нанял себе адвоката и если закон обязывает.

– Вы не будете меня учить, что мне делать! Замолчите!

Замолчал. В конце концов, это не лучшая тактика – препираться с судьёй, от которого потом будешь ждать справедливости и правосудия.

Дело пошло своим ходом. Назначили всем обвиняемым адвокатов, прокурор зачитал свой тропарь – т.е. ходатайство о мере пресечения «заключение под стражу» троим обвиняемым.

Я всё время был начеку и всё ждал, откуда придёт сюрприз. Точнее, ждал чего-то конкретного в обвинении – что точно продали, откуда ясно, что то, что продали включено в запретный список, какие доказательства, что товары предназначены для реэкспорта в Ирак? Вообще, будет ли упомянуто нечто отличное от того, что я уже видел в постановлении о привлечении Пламена как обвиняемого. Ничего подобного – всё та же несусветная чушь – эти трое продали Сирии товары возможного двойного назначения (т.е. возможность использовать гражданский, в принципе, товар для военных целей). Полное молчание и по теме, какие есть доказательства, что товары предназначены на реэкспорт в Ирак.

Приходит наша очередь. Мой подзащитный первый среди обвиняемых, значит и я  должен говорить первым. Скверно! Лучше быть позади. Слышишь, что скажут коллеги, подстраиваешься, улучшаешь воздействие, но к сожалению нельзя выбирать очерёдность.

– Адвокат Огнянов, у вас есть доказательственные требования.

– Госпожа судья, прошу предоставить мне возможность ознакомиться с материалами по делу. Сегодня в 8.00 утра я был в следственной службе и просил дело, однако оно мне не было предоставлено. Потом был в делопроизводстве суда, но и там мне его не дали, потому что оно было в прокуратуре. Прошу, чтобы вы дали мне эту возможность!

Переполох... Кто такой!? Как осмеливается!? Что за глупости!? – всё это мигом прочиталось в глазах судьи, после чего она быстро пришла в себя и отрезала:

– Коллега, у вас было достаточно времени ознакомиться с делом. Ходатайство отклоняется. Ещё есть?

– Да, госпожа председатель. Прошу дать возможность обвиняемому Георгиеву дать объяснения, отвечая на несколько вопросов.

– Какие вопросы?

– Пусть обвиняемый Георгиев ответит, был ли он офицером Болгарской армии, были ли у него наказания за нарушение дисциплины уставов или правил, если был наказан, когда и за что. Пусть опишет и своё состояние здоровья.

– Возражаю, госпожа председатель! Вопросы не имеют отношения к делу, – прокурор был олицетворением законного возмущения.

– Госпожа судья, я не читал материалов по делу, надеюсь вы их читали (это последнее несколько грубовато вышло с моей стороны), но я убеждён, что по делу нет ни единого доказательства, которое указывало бы, что обвиняемый когда-то был наказан за нарушения дисциплины и военных правил. В то же время, вы по закону должны выяснить, что за человек обвиняемый, какие имеет характеристики, склонен ли к совершению нарушений и преступлений, чтобы ответить на вопрос, есть ли с его стороны опасность скрыться, помешать раскрытию объективной истины или совершить другое преступление.

– Коллега, что вы хотите сказать – что есть вероятность чтобы кто-нибудь сам о себе говорил плохое?

– Нет, госпожа председатель, но если прокуратура не собрала доказательств о том, насколько плох мой клиент, я имею право ставить под сомнение ее тезис всеми допустимыми средствами, в том числе и через объяснения обвиняемого.

– Ходатайство отклоняется, как не имеющее отношения к спору. Нет, один момент... Обвиняемый Георгиев, пройдите вперёд к кафедрё и скажите, какое ваше состояние здоровья?

Пламен приступил не торопясь, огляделся по сторонам и вдруг выпалил:

– Да всё у меня нормально!

Эх, друг мой, никак мне не поможешь с этой офицерской гордостью. Ни мне, ни себе. Но такие они должны быть болгарские офицеры – кишка волочиться будет, и то скажут, что ремень распустился.

– Так. Что ещё, коллега Огнянов?

– Да, госпожа председатель. Прошу допросить супругу обвиняемого Георгиева и этим допросом установить состояние здоровья обвиняемого.

– Коллега... Как вас?.. А, да – Огнянов. Георгиев ведь уже сказал, что у него нет проблем со здоровьем. Ваш свидетель, он кто, судмедэксперт?

– Нет, госпожа председатель, но она подтвердит, что Георгиев инсулинозависимый диабетик, что у него высокое кровяное давление и ишемическая болезнь сердца и это указывает, что для обвиняемого пребывание под арестом связано с рядом рисков для здоровья. Кроме того, она подтвердит, что у них две дочери, 15-ти и 17-ти лет, у которых не будет никаких доходов на время пребывания их отца под арестом, потому как мать безработная уже 6 лет.

– Вопрос о состоянии здоровья обвиняемого уже был изъяснён. Ходатайство отклоняется. Ещё?

– Ну, другого нет.

– Хорошо, коллеги, у вас что-нибудь?

– Нет, госпожа председатель, нет никаких ходатайств, – служебные защитники вели себя  как надо – тише воды, ниже травы.

– Судебное следствие закончено. Суд приступает к судебным прениям.

Это означает, что все доказательства уже собраны и стороны должны произнести свои речи.

Первым прокурор. Пятнадцать минут представитель обвинения читал свою писанину. Я – опять на чеку. Ну, никак не верилось, что человека можно взять под стражу, не выяснив, что конкретно он совершил и почему считается, что совершённое является преступлением.

Оказался неправ. Вся обвинительная речь прокурора была расширенным повторением маразма из постановления о привлечении в качестве обвиняемого – все трое, в соучастии, как сообщники продали Сирии товары возможного двойного назначения, и товары эти предназначены Ираку. Ирак. Всё. Виноваты. Ни слова о самих обвиняемых, об их характеристиках, ни слова об  анализе доказательств. Одни утверждения.

– Адвокат Огнянов, вам слово.

– Госпожа председатель, господин прокурор, уважаемые коллеги защиты, считаю, что в ходе этого судебного следствия не собраны необходимые доказательства, которые указывали бы, что в отношении обвиняемого Пламена Георгиева и в отношении остальных обвиняемых – Тенчо Тенева и Явора Василева, существуют законные основания для применения меры пресечения «заключение под стражу». На первом месте – отсутствуют доказательства, которые указывали бы на то, что обвиняемые совершили преступление. Обвинение утверждает, что они заключили контракт на продажу товаров возможного двойного назначения с представителями государства, находящегося под оружейным эмбарго. Не указывает товары, которые были проданы. А это имеет существенное значение, потому что не все товары запрещены для продажи в страны, находящиеся под эмбарго, а только те, которые включены в специальный список, принятый решением Совета министров. Прокуратура не случайно не указывает, какие именно товары были проданы, потому как если укажет, сразу будет видно, что они не  включены в этот запрещённый список и что заключённый контракт не является преступлением.

Здесь я вижу, что судья меня не слушает, а обсуждает что-то с прокурором. Останавливаю свою речь на секунду, но их разговор не прекращается. Говорят себе, будто на пляже вязальные мотивы обсуждают.

В зале наступает тишина. Наконец судья почуяла, что что-то не так, прервала разговор с прокурором и обратилась ко мне:

– Что случилось, коллега? Закончили?

– Нет, госпожа председатель, не закончил. Просто остановился, потому что вы меня не слушаете.

– Что!? Как смеете!?

– Как смею что? Я считаю, что то, о чём я говорю, важно. В конце концов, решается вопрос о том, останутся ли эти трое мужчин под стражей на неопределённый срок.

– Что вы себе позволяете?

– Коллега, не злите суд!

Вот только теперь я на него поглядел – щуплого  человечка – адвоката Кожухарова, назначенного служебным защитником Пламена. Наконец сказал хоть что-то. Повернулся к нему и прошипел:

– Сиди, не рыпайся!

Надо думать, взгляд у меня был страшен, потому что пожилой коллега отодвинулся в сторону и оказался с другой стороны парты. Злобное моё замечание однако не осталось незаметным для суда.

– Огнянов, как вы себе позволяете такой язык? Удалю из зала суда.

– Я как себе позволяю? Позволяю себе, потому что защищаю невинного человека. И нечего мне стыдиться. В отличие от всех тех, которые хотят представить этого человека преступником. Ну, будьте смелы! Скажите, что он сделал? Скажите, что он продал, когда не вёл ни с кем переговоров и не заключал никаких контрактов. Скажите, как нарушил закон, продавая товары Сирии. Скажите мне, какие доказательства, что эти товары могут быть проданы в Ирак и откуда мой клиент мог знать, что их перепродадут. Но, самое важное, скажите, под каким номером запретительного списка значатся эти товары.

– Огнянов, ведите себя прилично! Уважайте суд!

– Я веду себя неприлично, госпожа судья? Нет!! Это вы ведёте себя неприлично, не уважаете меня, потому что когда я выступаю, вы разговариваете с прокурором. А вы должны хорошо знать, что согласно ст. 12 Закона об адвокатуре, суд и все государственные органы  обязаны  уважать адвоката, как и судью.

Из ярости судья вскочила на ноги. Глаза метали искры.

– Прерываю заседание! – потом слиняла через боковую дверцу.

Зал всполошился. Лишь теперь я оглянулся и увидел, что полно народу. Многие, видно, журналисты, вытащили диктофоны, пошли с вопросами к молодому человеку. Он однако махнул рукой и подошёл ко мне. Рослый, красноволосй, с зелёными глазами. Говорил с заметным акцентом:

– Извините, я не всё понимать, но моя страна хочет Болгериа иметь правосудие.

– Ты американец? – спросил я его на своём лучшем английском.

– Да, я втори помощник консула.

– Как тебя зовут?

– Уйлям Такери.

– Бил, это каша заварена вами. И из-за вас эти мужики сядут в тюрьму без вины.

– Это не наш вина.

В тот момент в зал вошёл суд. Пока мы с американцем препирались, подошёл Пламен, дёрнул меня за рукав:

– Ну, ты вообще... Удивил. Не верил, что кто-нибудь за меня и за истину наедет на суд и прокуратуру.

Заседание по делу возобновили. Судья, видно, успокоилась и даже как-то улыбалась.

– Коллега Огнянов, у вас есть что добавить?

– Госпожа председатель, единственное, что можно сказать по этому процессу, то, что обвиняемых следует освободить немедленно, так как они не совершали никакого преступления.

– Коллеги, вам слово.

Трое адвокатов, служебные защитники, только глотнули воздух и произнесли:

– Присоединяемся к уже сказанному коллегой Огняновым.

Потом настала тишина. Судья молчала секунд тридцать, потом подалась вперёд и стала читать текст, что видно был написан заранее. Сука! Могла бы ради приличия удалиться на совещание в тайную комнатку на пять минут и хотя бы просимулировать, что якобы думает над изложенным с обеих сторон – обвинением и защитой. Ничего такого.

– Суд, после того как расценил собранные по делу доказательства, определил: назначает троим обвиняемым меру пресечения в виде заключения под стражу, считает аргументы прокуратуры, что обвиняемые могут укрыться, помешать раскрытию объективной истины и совершить другое преступление, основательными и доказанными, а возражения защиты – неосновательными.

 

Прошло время. Болгарию приняли равноправным членом Североатлантического пакта, и наше знамя водрузилось перед штаб-квартирой НАТО в Брюсселе. Скоро мы увидели и мёд, и жало этой затеи. Несколько наших парней погибло в Кербале, защищая общую идею. Однажды мне попался заголовок позавчерашней газеты: «Верховный суд подтвердил оправдательный приговор Пламену Георгиеву, Тенчо Теневу и Явору Василеву, обвинённых в том, что в 2003 г. вывезли товары возможного двойного назначения в Ирак». В конце концов вышло так, как предсказал следователь Моллов. Нас приняли в пакт, их держали под стражей два-три месяца, потом отпустили. Дело пошло тихо и логично из-за отсутствия каких-либо доказательств состава преступления и окончилось оправдательным приговором.

Позвонил Пламену. Узнал меня сразу, но голос у него как-то сдал.

– Здорово, адвокат!

– С оправдательным приговором тебя!

– Спасибо! Софийский адвокат вчера мне выслал мотивы к решению Верховного суда. Будто списаны с твоей речи перед Тырговищским судом.

– Ну, оно было ясно с самого начала, что нет никакого преступления.

– Оно-то ясно, только мы отсидели 90 суток.

– Как здоровье?

– Да как сказать. Нехорошо. Машинка барахлит. Видно, тогда в СИЗО перенёс стоя какой-нибудь инфаркт.

– Мне очень жаль, друг!

– Эй,  да я тебе ничего не платил по делу. Говори, сколько должен!

– Брось ты это. Божко мне за всё заплатил. Однако раз речь пошла о деньгах, знаешь, что можешь осудить государство за этот процесс. Если скажешь – ударим их крепко.

– А, ну их. Не хочу ерундой заниматься. Не хочу даже вспоминать. Только одно им не прощу никогда – что вывели меня в наручниках на глазах у дочерей. И знаешь, тебе дивлюсь. Умный ты мужик, как  терпишь всех этих холуёв и тупорожих, брат!

– Я сам себе дивлюсь, Пламен.

 

Наверно так всегда и было в истории. Большим, важным и нужным общественным переменам быть вместе со страданиями несправедливо обвинённых мучеников. Так и не стало ясно, этим процессом американцы хотели ударить по пальцам всем, кто себе позволяет торговать какой-либо продукцией с Сирией или наши, в типично нашенском стиле перестарались, перетасовывая жизнь троих невинных семей, лишь бы угодить западным покровителям.

 

Комментарии пока отсутствуют ...

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование