Поэтам случается иногда побывать на войне. И тогда могут родиться, как симоновское «Жди меня», строчки, интересные нескольким поколениям, строчки, по которым мы узнаём войну надёжнее, чем по выверенным донесениям опогоненных верхов.
Люблю я тоже тишину,
семью и дом… Поверьте:
я б лучше обнимал жену,
чем тело спелой смерти.
Но если лада нет в дому
твоей страны отныне,
то лучше потонуть в дыму
в горах или в долине.
Там мёртвого врага оскал,
там кровь из раны брызнет!
Себе я счастья не искал
в поруганной отчизне.
Что счастье? Призрак слабаков
в разливе вражьей злобы.
Из-под кисейных облаков
летят на души бомбы!
Это «Песнь добровольца» дмитровчанина Александра Горшенкова, человека абсолютно гражданской наружности, проведшего свою солдатскую службу на афганской войне. Потом был Литературный институт имени Горького и несколько книг, но и в лирическом сборнике «Только лучшее» (2012 г.) с прискорбно малым тиражом 150 экземпляров (читатель догадывается, почему) мы продолжаем находить её мужское, поэтическое, гражданское осмысление.
Кто бежит от войны, всё равно попадает в неё,
всё равно наточила она на него лезвиё.
Если юною ведьмой сразится с отважным бойцом,
к дезертиру она обернётся беззубым лицом.
Изведёт его страхом и водочной мёртвой водой,
одиночеством, хворью и горькой внезапной бедой.
Если воин спокойно лежит на её берегу,
дезертир улыбается бледной улыбкой врагу.
Он обходит опасность и в бой не пойдёт нипочём,
но по-прежнему смерть нависает над слабым плечом.
Кто бежит от войны, от неё не сбежит никогда.
Не взойдя, отсверкает его боевая звезда.
Возвращаясь с войны (печально, что это происходит не с каждым), поэты остаются поэтами. То есть людьми рефлексирующими – и не всегда только по формальным литературным законам.
Ты – дома. Но, придя, ты не ушёл оттуда,
где автоматный треск распарывает глушь,
где плавится в песках полдневная полуда
и стынет в ледниках бесстрастный Гиндукуш.
Ведь ты теперь чужой, ты выбился из круга,
а жизнь ушла вперёд, как ты там ни крути, –
в театре шёл концерт, в пивной висела ругань,
и шёпот новобрачной приникал к груди.
Не тех взыскуешь душ, не в те стучишься двери,
ты весел, в гости вхож, но, знаешь, дело – швах.
Улыбка на лице. Но стоек привкус смерти
затяжкой анаши на стынущих губах.
А тут порой Афган до мелочи, до буден
стремятся обкатать, чтоб как речной голыш…
Казённый чёрный труд не чёрен им, не труден,
а ты ушёл на дно, и помнишь, и молчишь.
В парадных словесах теперь ты вечный неуч.
И хочется порой куда-то далеко,
где ласточки полёт перед грозою бреющ,
а по утрам туман – парное молоко.
Но ты уже ушёл из вековечной рани,
и воротник поднял, и зябнешь на ветру,
лишь гулом всех надежд и даром всех стараний
предутреннюю ты берёшь себе звезду.
Как всякий скромный человек, А. Горшенков не избалован критиками. Не потому ли, что
Впаяли нам образ парней из стали
и рот заткнули. Тишь, благодать…
Мы поколением так и не стали.
а ведь могли, чёрт возьми,
могли им стать!
Но, как безрадостно заметил другой поэт и тоже член Союза писателей, москвич Евгений Артюхов,
Ни одно в России поколенье
Со своей войной не разошлось.
Помилуйте, уж не бунт ли это? Свои «стихи мутного времени» Е. Артюхов, полковник внутренних войск в отставке, участник нескольких «горячих точек» (читай: войны на собственной территории) собрал под обложкой сборника «Камуфлированная страна» (2014). Заглядываем внутрь и тут же натыкаемся на печально известный сюжет: «Баллада о высоте 776,0»:
Есть много тёмных пятен у войны,
и разглядеть их с правой стороны
не так-то просто. Укажи – где правый.
В чеченской необъявленной войне,
как в омуте, на самой глубине,
ищи-свищи исток её кровавый.
Но, видимо, когда осядет муть,
нам всё-таки удастся заглянуть
на щедро обагрённые высоты.
И там
Семьсот семьдесят шесть, ноль –
навек не утихающая боль
и обелиск шестой десантной роты.
Мы правды не узнаем никогда:
как так – ломилась целая орда,
а с нею в бой вступила только рота?
Кто сговорился «духов» пропустить?..
Мы знаем, кто их взялся угостить
и накормил свинцом до смертной рвоты.
Пусть журналисты что-то приплели,
пускай приврали с короб, где могли,
красивые насочиняли речи, –
не ведали они февральский ад.
А выжившие – знают и молчат.
И пусть молчат, коль так живётся легче.
Погибшие взирают с высоты.
Им всё едино – звёзды ли, кресты,
лежат цветы или одна дернина.
Но нам-то с вами разве всё равно?
Трёхцветное покрыло полотно.
Встал обелиск.
И всё?
И паутина?
Луна над древним Псковом возжена,
на старый кремль нисходит тишина,
река Великая не спит в низине.
Давным-давно отгромыхал салют.
Лишь стропы парашютные поют,
поют о тех, кто вечно на вершине:
«Высота Семьсот семьдесят шесть, ноль –
твоя и моя боль.
Твоя и моя боль.
Твоя и моя боль…»
По-разному можно отражать свет, по-разному создавать тень на поэтическом полотне. По-разному вычленяют художники слова и самое существенное из копилки своей взрослой боли. Вот «Реквием по АПЛ «Курск»:
На стометровой глубине
лежал немой укор стране.
Там с тайной думою о чуде
в чаду и ледяной воде
противились своей беде
в живых оставшиеся люди.
Как жаль, что не хватило рук,
чтоб аварийный сдвинуть люк,
но ещё большая досада –
что Родины слаба рука
и ей не то что моряка,
себя не вызволить из ада.
А что в осадке?
Донный ил,
разводы следственных чернил,
Звезда Героя командиру,
жильё заплаканной вдове,
кресты посмертные братве
и сказки западному миру.
Но вернёмся к осмыслению боевым полковником и патриотом войны. Настоящей войны с её требующими серьёзных раздумий последствиями. Памяти Игоря Калинина посвящены строки стихотворения «Синдром»:
С войны, не признанной войною,
он возвратился не вполне.
Как не было в душе покоя,
так мира не было в стране.
Вокруг мелькали те же лица,
что видел он в прицел не раз.
Но не чеченская столица
ему являлась в этот час.
И вот, махнув рукой на льготы,
внеконкурсный проход в МГИМО,
он стал на даче строить доты
и замуровывать окно…
Внимательный читатель, возможно, заметит некоторую общность сюжетных линий. Что ж, общий опыт обязывает. Обязывает и деятельное неравнодушие патриотов – не на показ, а, так сказать, для внутреннего пользования. Без оппозиционных кличей непременно выйти на площадь, но не без откровенного диалога с соотечественником о самом главном.
В разные годы оба поэта вели поэтический мастер-класс на «Каблуковской радуге» – ежегодном празднике поэзии на тверской земле. И в этом факте при желании тоже можно усмотреть некоторую общность, хотя бы корпоративную.