Этот цикл – дань великому поэту, и одновременно попытка взглянуть на мир его глазами
Детство
Он родился в январе студёном
На Тверской, под звон колоколов.
…Что-то пела нянька. Тихо, сонно
Сотворил молитву богослов.
Околоток людный, неспокойный.
Каруселью пёстрой до зари
Плачут и ликуют в связке вольной
Гении, слепцы, поводыри.
В семинарском парке горки красят,
Странницам и нищим пятаки
Раздаёт кормилица, и гасят
Сторожа в тулупах кизяки.
Игры, хохот, чучела медвежьи
На Тверской-Ямской и на Цветном…
Мальчик любит краски, он прилежно
Вечером рисует спящий дом.
От восторга ли иль от испуга
(Ночь такая тёмная кругом!)
Первую молитву шепчут губы,
И персты смыкаются над лбом.
Мир ещё не познан, не услышан,
Няньки, мамки водят хоровод.
… Снег февральский на соседней крыше
И часов старинных мерный ход.
Вечера на даче в Оболенском…
Чаепитие, зелёный абажур.
Обожанье Скрябина. И Венский
вальс в круженье стройных партитур.
Запах лилий и гелиотропа
На Большой Молчановке, в саду.
Поросли травой, цветами тропы,
Где играли в чёт и в чехарду.
Полк жандармов на плацу затопчет
Средь камней пробившийся цветок.
В елях птица дико захохочет…
Спи, малыш, тебе ещё не срок!
Ещё тени бродят по шпалерам
В твоей детской, где наедине
Сам с собой познал Христа и веру,
И просвиру дожевал во сне.
Дни, как камушки в старинном ожерелье,
Вспыхивают, движутся, звенят…
Спи, поэт. Рождественской метелью
Эти годы детства пролетят.
Марбург
В Марбургском университете в 1912 году Борис Пастернак слушал лекции. Марбург очаровал его. В это время Пастернак был влюблён в Иду Высоцкую, но получил отказ.
«… Если бы это был только город!
А то какая-то средневековая сказка!»
Б. Пастернак
А дальше – Марбург, средневековья око.
Дагерротип истории. Здесь всё –
От старой башни до камней – высоко,
И мессой Баха всё обручено.
Здесь вечер сладким запахом ванили
Осядет в ноздрях и проникнет в кровь.
Здесь стёрта грань меж вымыслом и былью,
Здесь всё едино – старина и новь.
Бунтовщики с верёвками на шее,
Уродцы-карлики, бродяги, кучера.
Швейцары в старой, выцветшей ливрее
В старинной фреске дремлют до утра.
Здесь в башне — прах святой Елизаветы
Покоится под звон колоколов.
Холодной, стройной готики секреты
Хранит во храм спешащий богослов.
Горячий штрудель выпекает пекарь,
И цепи сумерек срывают фонари,
И лечит птиц настойкою аптекарь,
И совы плачут в елях до зари.
Платон и Кант водружены всемирно
В историю навечно, на века.
Но зал взрывают новые кумиры,
И бьётся мысль, свежа и глубока.
Здесь мудрый Коген властвует над нами.
Он – божество, он – чудо, он – велик!
Недосягаемый сознаньем и словами
Седой, крупноголовый еретик.
Здесь я блаженствовал, рыдал и вдохновлялся.
Я этим городом был болен, как Тобой.
… Я раму рвал! Но поезд удалялся
От города, что стал моей судьбой.
***
«Тот удар — исток всего».
Б. Пастернак «Зимняя ночь»,
(посвящено Иде Высоцкой).
Когда вот так вот безучастно
Идёшь ты рядом, не спеша,
Как в этой прелести бесстрастной
Ты до безумья хороща!
Лишь ты так слушаешь покорно
Мои бессвязные слова
И можешь в сутолоке сорной
Отбросить долгие дела
И быть со мною в то мгновенье,
Когда от горечи потерь
Теряю разум и терпенье,
А ты откроешь тихо дверь.
И станет рай в моей квартире!..
И царским скудное житьё.
Ведь высшей правдой в этом мире –
Есть лишь присутствие твоё.
Когда невидимая сила
Нас в одну плоть переплела,
Я признаюсь, что победила
Твоя несуетность меня.
***
«Пастернак – большой поэт. Он сейчас больше всех. Большинство из сущих были, некоторые есть, он один будет».
М. Цветаева
Ты ярко, цветно, в крепдешиновом платье
Вторгаешься в хаос глухого ненастья,
В промозглые сумерки недр Приарбатья,
Где жаром костров обналичено счастье.
Бегут вдохновенно по клавишам пальцы,
А в тьму вдохновенно палят из наганов.
И греются сиро на кухне скитальцы,
Их губы во льду прикипают к стаканам.
И как же сильна твоя хрупкая нежность
Немым вопрошеньем в ночи выступая,
Средь площади боли, где смерть – неизбежность,
Отчаянным ливнем надежды спасая.
Сквозняк октября сквозь лучи дождевые
Сметает сомненья всё злей, безрассудней…
Сестра моя, Жизнь! И мы оба – живые
Средь мёртвою хваткой придушенных будней.
***
В последнюю предвоенную зиму Пастернак жил в Переделкино. Суровая снежная зима, деревенский быт и малолюдье спасали поэта от усиленного преследования советской литературной элиты, позволяли оставаться Поэтом вне времени, Поэтом на все времена.
«Ах, как вкусно ещё живётся, особенно в периоды трудности и безденежья…, как ещё рано сдаваться, как хочется жить!»
Б. Пастернак
Зима в природе. Рубим ветки елей
И хворост собираем для плиты.
… На старом кладбище за ночь заледенели
Могильные дубовые кресты.
Туманной вечности приятен вкус морозный
И хруст горящих в пламени стихов,
И строки вновь рождающейся прозы,
Как нищему в пути – дары волхвов.
Декабрь и снежно…! Дни заиндевели…
В огромном доме остывает кровь.
И спят в холодной этой колыбели
Мечты и дети, Вера и Любовь.
Страдать — и верить. Изойти в работе!
Рубить дрова и падать грудью в снег!
Зубами рвать узду на повороте,
Карабкаться, коль невозможен бег!
Вставать с зарёю. Снежным долгим полем
Идти на станцию, в распутицу… Туда,
Где стиснуты бушлатами и болью
Отстукивают время поезда.
И среди этого дремучего дикарства,
Жужжанья примусов, вмерзанья в скудный быт
Немыслимою вольностью и барством
Лишь стих неубиваемый горит.
***
«Мир – это музыка, к которой надо найти слова»
Б. Пастернак
Как радостно проникнуть в то «обратно»,
Где мир пропитан солнцем и сосной,
Где пахнет хлебом в зареве закатном,
И мошек золотистый кружит рой.
Там на веранде – чай, закуски, речи.
Читают, музицируют, поют
Ночь напролёт. Лишь к утру гасят свечи
И отдыхать в гостиную идут.
Кусочек подоконника Глиэра
Пропитан солнцем. Лето на дворе.
Душистый сумрак вкрался за портьеру,
И тени распластались на ковре.
Там вечера, как гулкие колодцы
Бессвязных мыслей, слёз, черновиков.
И лист признаний судорожно рвётся
И, скомканный, летит за «Часослов».
Там музыка рождается с грозою,
И в мокрый сад распахнуто окно!
Там одиночество – причастие святое –
Лишь Гению, иному – не дано.
***
«Когда в Париже Андре Жид впервые увидел Пастернака, то у Жида было такое выражение лица, как будто ему навстречу шла сама Поэзия»
Н.М. Любимов. Борис Пастернак: из книги «Неувядаемый цвет»
В добровольном одиночестве
Мне Ваш профиль вдохновенный
Охранительным пророчеством
В неприютности Вселенной.
Ваших скул плато высокое,
Ваша смуглость удивлённая –
Озеро тоски глубокое,
Мысль, метафорой пленённая.
Кто хулил – в забвенье канули,
Кто любил – глядят из Вечности.
… Незатянутою раною
Весь Вы – с детскою беспечностью.
Комментарии пока отсутствуют ...