Сорокалетний бобыль Фока, внешне вылитая копия Гарика Сукачева, слыл на деревне вечным пьяницей и фанатом группы «Любэ», «лучшим другом» и «главным продюсером» Николая Расторгуева.
Каждый вечер изливались из Фоки вольные импровизации на темы шлягеров люберецкой команды:
Атас, я Фока, дам кому-то в глаз,
Сначала мальчикам, потом и девочкам.
Атас, я, Фока, есть крестьянский класс.
И где хожу, там и атас, атас, атас, –
орал во все горло на улице Фока, веселя деревенский народ.
Знамо дело, был Фока хорош,
И умен, и красив, как комбат.
А у преда нашего рожа – во,
И пред наш самый первый дурак.
И свинья наш пред и буржуй,
И все тракторы наши он спер,
И зарплату он нашу прожрал,
Выходи, пред, я те морду набью!
– Давай, Фока, давай еще, – подзадоривали «Расторгуева» мужики, поднося ему очередную порцию портвейна.
И тот старался:
Да, в России люди лишь одни бухгалтера,
Да, пусть не по правилам игра.
Да, и завтра станет еще хуже, чем вчера,–
Прорвутся к власти опера.
– Ну, Фока, ну, Расторгуй! – хохотали вокруг. – Почище всякого «Любэ».
Но лишь только дело доходило до «Алясочки», все деревенские тут же исчезали из Фокиного поля зрения. У Фоки наливались кровью глаза, и он, как разъяренный бык, начинал кружить по улицам и остервенело крушить на своем пути все, что попадалось под руку.
Не валяй дурака, Америка, –
разносилось вокруг, –
Всем гробов понакупим сполна,
За Советский Союз, за Империю,
Отдавай назад Аляску, Моника-шпана!
Клинтон, сдохнешь у меня, как гадина,
Я те морду за Аляску набью.
Отдавай мне землицу родимую,
Верни взад, не то, гнида, убью!
Излив свою неуемную энергию на штакетник, собак и кусты, Фока доползал до дома и отключался на полу до следующего утра.
Но однажды, в очередной раз напевая вечерком «Алясочку», он столкнулся на дороге с иномаркой, вернее, Фока сам ее толкнул, когда она затормозила у его ног, не имея возможности разобраться в замысловатых петлях встречного пешехода.
– А, Америка! – плотоядно улыбнулся Фока, распознав американские флажки на капоте автомобиля.
Не успели еще открыться дверцы блистательного лимузина, как он уже лишился национальных атрибутов, одной фары и одного подфарника. Фока, будто Илья Муромец, остервенело охаживал дубцом полированную поверхность машины и во все горло орал:
Вот и попалась ты мне, Америка,
Сейчас пришлепну, как муху, тебя,
И сольются тогда два берега,
И Аляска станет навеки моя!
Минуту спустя Фока лежал с заломленными назад руками, лицом упершись в асфальт. При этом он продолжал орать:
Сволочь, дрянь! Клинтон, Черчилль, смерть!
Руки! Больно! Всех на фиг!
За Аляску! За Родину! За «Любэ»!
Фоку не убьешь! Сдавайся, Америка, хуже будет!
Возле Фоки полушепотом совещались несколько человек. Один из них переводил слова полного лысого мужчины в дорогом костюме.
– Посол просит отпустить этого человека.
– Но он покушался на его жизнь.
– Нет, посол говорит, что тут все намного серьезней. Тут угроза президенту и национальной безопасности Соединенным Штатам.
– Тем более нельзя отпускать.
– Нет, посол говорит, нельзя терять ни минуты, ему срочно нужно быть в посольстве.
– А может, все же…
– Нет, отпустите.
Руки Фоки, как плети, упали на асфальт. Двери автомобиля хлопнули, и лимузин с машинами сопровождения скрылся за поворотом.
– Испугались, – довольно усмехнулся «патриот» и попытался подняться.
Однако последняя машина остановилась возле героя.
– Допелся, Расторгуй, – шептались мужики, провожая сочувственными взглядами пьяного, ничего не понимающего Фоку. – Наверняка срок припаяют за хулиганство.
В городе певца среди ночи доставили к губернатору, который молча налил Фоке стакан водки. Обалдевший Фока залпом опрокинул спиртное и вылупился на областного начальника.
– Сейчас тебя переоденут и отвезут в Москву, – прервал молчание седовласый губернатор, удивленно рассматривая полупьяного мужика.
– Куда? – икнул от испуга Фока.
– В Кремль к президенту.
– Зачем? – у Фоки подкосились ноги.
– Понятия не имею, – развел руками губернатор.
Два полетных часа Фокино сердце билось в пятках, весь хмель как рукой сняло. Фока готовился к самому худшему – к расстрелу.
В Кремле его встретил президент.
– Ну что, понимаешь ли, допелся, скотина! – испепелял он взглядом бедного Фоку. – Ты хоть понимаешь, пьяная ты морда, что вчера натворил?
– А что? – ноги от страха отказали Фоке, и он сполз по стенке на пол.
– Американцы нам сегодня ночью Аляску назад вернули, идиот!
– Аляску? – прошептал, заикаясь, Фока.
– Аляску, – зло подтвердил президент. – К вечеру документы на все западное побережье передадут. Расстрелять тебя мало, дубина деревенская! У нас, понимаешь ли, свою землю не знаешь, куда девать, а тут, на тебе, подарочек, еще пол-Европы подвалило. Литва, Польша, венгры там, финны всякие, понимаешь ли, назад вернулись.
– Ий-и-ий, – закатил глаза Фока.
– Тварь безмозглая! Мы тут, понимаешь ли, бьемся, думаем, мыслим над тем, как бы Курилы с Сахалином и Камчаткой японцам сплавить, Дальний Восток – китаёзам, Калининград – немчуре. Север, на фиг, прикрываем, с индусами об аренде договорились. Татарам, якутам, ненцам и чукчам суверенитета по самые уши отдали, лишь бы ушли, а ты, засранец, Клинтона запугал. Тебя кто уполномочивал?
– Я песню… «Любэ»… видит бог… и в мыслях… – заплакал Фока.
– Видит бог, и в мыслях! – передразнил его президент. – Ермак чертов! Ты хоть понимаешь, что произошло? Пока ты летел сюда, кроме Америки пришли государственные послания из Израиля, Австралии, Турции, Эфиопии и еще черт знает откуда с просьбой включить их в состав России. Что скажешь?
– У-у-у, – завыл Фока, заваливаясь на бок.
– Вот-вот, понимаешь ли, – злорадно усмехнулся президент. – Полчаса назад я точно так же выл и по полу катался. Ну, дошло до тебя, наконец-то, гад?
– Убейте меня, – жалобно простонал Фока.
– Я бы с удовольствием, собственными руками, понимаешь ли, – протянул кулаки к Фокиной физиономии президент, – но поздно, не могу.
– Почему?
– Герой ты нового Советского Союза, – доносилось до него уже издалека. – В Иерусалиме, Ватикане и Кабуле тебе уже памятники поставили, Япония переименовала Токио в Фокио, а Аргентина стала Фокинтиной.
Последних слов Фока уже не слышал, он стремительно летел в какую-то пропасть.
– Сынок, сынок, очнись, – трясла за плечи потного, орущего Фоку старуха-мать.
– А? Чего? – сидя на кровати, ошалело хлопал выпученными глазами Фока. – Я где? В аду? Я убит?
– Бог с тобой, Витенька, – успокаивающе гладила по голове сына мать. – Дома ты, дома.
– Мамань, это ты? – окончательно очнулся Фока.
– Я, я, кто ж еще.
– Фу, мамань, – облегченно вздохнул великовозрастный сынок. – Давно меня привезли?
– Не привезли, а принесли. С вечера. Опился ты совсем, на дороге подобрали без чувств.
– А как же Клинтон, Ельцин? – прошептал Фока, почесывая затылок.
– Кто-кто? – не расслышала мать.
– Да так, ничего, – тяжело вздохнул Фока и вдруг резко схватил мать за руку. – Мамань, слушай, мамань, давай корову продадим.
– Да ты что! – в ужасе отшатнулась от сына старушка.
– Мамань, я закодируюсь, работать начну. Заработаю – новую купим.
– Витенька, это ты серьезно? – ахнула мать.
– Серьезней некуда, – нахмурился Фока. – Я или сдохну скоро, или с ума сойду. Закодируй меня, мамань.
Старуха вскочила на ноги и опрометью бросилась из комнаты.
Через минуту она вернулась, держа перед собой маленькую иконку. Подойдя к сыну, строго потребовала:
– Поклянись перед образом, что если обманешь, то помрешь лютой смертью и вечно гореть будешь в геенне огненной.
– Клянусь! – перекрестился Фока.
– Витенька, – улыбнулась заплаканная старушка, – сегодня к врачу и пойдем, чтоб не откладывать.
– Пойдем, пойдём, мамань, а то так-то всю Россию продадут, пока мужики пьянствуют.
Компания ЦЖТ «Негабарит» https://www.rwto.ru осуществляет железнодорожные перевозки по России, СНГ и Таможенному союзу. Это крупногабаритные и негабаритные грузы, тяжеловесные и длинномерные грузы, а также техника и оборудование. Гарантируются сроки. Цена и результат приятно удивят клиентов. Услугами посредников компания не пользуется.