Это случилось в одном из Тёмных Миров, на третий год от Сотворения Мира. Воды Всеобщей Реки вспенились и извергли на мраморную набережную Зертотля. Как и все Отделенные, он был наг, тощ и безволос. Как и все Отделенные, он отчаянно рвался назад, к братьям и сестрам.

– Не хочу! – кричал он. – Пустите меня обратно! В радость, нежность, счастье, тепло!

Но никто его, разумеется, и слушать не стал. Другие Отделенные, молчаливые и беспощадные, рывком поставили его на ноги и заключили в сложную механическую сбрую, которая немедленно впилась в нежное тело Зертотля тысячей раскаленных гвоздей. Всю дорогу до Палат Преображения Зертотль кричал и выл.

В Палатах сбрую сняли, а раны полили душистым веществом, до того похожим на воду Всеобщей Реки, что Зертотль чуть не заплакал от вновь обретенного счастья. Он даже хотел поцеловать руку, что грубо ощупывала его грудную клетку, но тут заметил краем глаза громоздкую черную машину, которую четверо Отделенных подтаскивали к операционному столу. Нет, отпускать его не собирались; оставалось драться. Улучив момент, он пихнул ногой одного Отделенного, укусил другого, опрокинул столик со стеклянными пирамидами, но подоспели остальные, и уж с ними Зертотлю было никак не справиться. Вмиг его скрутили, и в лицо ткнулась маска, источающая едкий, приторный запах. Сдавленный со всех сторон, Зертотль судорожно вдохнул и отключился.

Восемь часов Отделенные работали над телом Зертотля. Сердце ему заменили на сложный механический насос, вместо крови качающий по телу субстрат Всеобщей Реки. Желудок и легкие вырезали, поместив на их место первый сегмент Устройства Ле. Второй сегмент Зертотлю имплантировали непосредственно в мозг. Третий сегмент – черный стержень – пронзил ему грудь прямо под правым соском. Ключ от Устройства Ле Зертотлю повесили на шею. Это был маленький черный цилиндр, не имеющий веса – кто-то потом будет думать, что он и есть Устройство Ле. Когда операция кончилась, Зертотля оставили на попечение черной машины. Она склонилась над ним, мерцая лиловыми огнями, и заговорила.

 

– Внимай, Зертотль, – сказала она. – Одни миры изначально сотворены совершенными и потому не нуждаются в развитии. Другие миры идут к гармонии дорогой жестоких мук. Наш мир и три других относятся к первой группе. Мы сотворены благими, не знающими горя и зла. Ты познал безбрежное счастье, пока нежился в лоне Всеобщей Реки. Теперь, Отделенный, ты жестоко страдаешь. Утешься, твои мучения не напрасны. Вместе со своими братьями и сестрами, принявшими на себя тяжесть Служения, ты понесешь нашу правду остальным мирам, не знающим радости истинного Замысла. Для этого твое тело было соответствующим образом изменено: ты больше не сможешь войти в благословенные воды, не сможешь слиться с остальными. Взамен ты получил дар Творца, божественное Устройство Ле, которое поможет тебе в исполнении твоей задачи. Оно объяснит людям этой Вселенной, в чем заключается их подлинное предназначение. Теперь закрой глаза. Завтра ты отправишься в путь.

 

Зертотль повиновался. Сон объял его, и во сне он увидел прежнего себя – счастливого, беззаботного. Как спокойно ему было в лоне Всеобщей Реки, как легко растекался он по всему ее течению, от истоков в Месте Зарождения до Бассейна Единства, где блаженство достигало наивысшей силы! Теперь этого не будет, теперь он призван служить. Что ж, он исполнит свой долг – если только…

Если только не найдет способ вернуться обратно, во Всеобщую Реку.

 

Очнулся Зертотль в пустой комнате, залитой полуденным солнцем. Все тело саднило, на боку запеклась кровь. Хромая, он вышел на балкон, где его ожидала матово-черная сфера высотой с человеческий рост. Зертотль тронул ее рукой, и поверхность расступилась перед ним, открыв небольшую нишу, достаточную для того, чтобы сидеть, прижав колени к груди. Он огляделся по сторонам: вокруг простирался белый город, весь изрезанный сетью каналов. В зданиях кубической формы, вроде того, в котором Зертотль был сейчас, должно быть, жили остальные Отделенные; в высокой пирамиде, над вершиной которой парил зеркальный шар, легко угадывались Палаты Преображения. Он не знал, откуда это ему известно; возможно, тут постаралась черная машина, а, может быть, этим знанием он обладал всегда.

 

Стояла мертвая тишина, и Зертотль понял, что это прощание. Не услышит он больше дружеских голосов, не сольется воедино с сонмом своих братьев – одиночество обрушилось на посланника Темных Миров, и было оно тем ужаснее, что в груди Зертотля вместо сердца пульсировала теперь пустота; то ждало своего часа таинственное Устройство.

Нет, оставаться было решительно нельзя, а иначе пришлось бы тосковать по Всеобщей Реке и мучиться от невозможности с ней соединиться. Бросив последний взгляд на мир, он залез внутрь шара, и шар поглотил его.

Так началось путешествие Зертотля.

 

Первые сто лет он исследовал Вселенную, осваивал возможности своего тела и прикидывал, как именно следует выполнять порученную ему миссию. Дело это было не из легких, ибо Вселенная, как оказалось, еще только творилась, и в ней царила полная неразбериха. Отдельные ее области были вполне стабильны, зато другие словно лихорадило, и лихорадку эту местные жители называли Сказкой или Мифом. Законы пространств Мифа порождали самые причудливые отклонения от истинного Порядка Вещей, и не раз миссия Зертотля оказывалась на грани провала – например, тогда, когда он очутился в желудке у солнечного паразита или застрял сразу в шестнадцати временных петлях. Вдоволь намаявшись, он даже начал думать, что не так уж неправы были Отделенные, когда решили преобразить Вселенную по образу и подобию своих совершенных миров; ради такого великого дела действительно стоило оставить Всеобщую Реку – не навсегда, разумеется, а, как надеялся Зертотль, только на время.

 

Посетив дюжину планет, он составил примерное представление о возможностях своего тела. Бойцом он, конечно, не был, да и не силой следовало учить путям Темных Миров. Блаженство, счастье, вечную радость – все это он мог лишь предлагать, не навязывать, зато времени для этого у него было предостаточно, ибо благодаря Устройству Ле он не старился и не боялся умереть. Более того: раненый, Зертотль мог спрятаться в Устройство, как в раковину, и переждать беду. Само же Устройство – о, принцип его действия был поистине чудесен! Такие нежные чувства, такую глубокую симпатию к ближнему пробуждало оно в людях, что тела их сами собой сливались в одно целое, образуя новую Всеобщую Реку, где не было и не могло быть смерти, ненависти и зла. Единственное, что испытывали Л-восприимчивые (так назывались люди, подпавшие под действие Устройства Ле) – вечное и незамутненное счастье.

 

– Забудьте тревоги, – нежно шептало им Устройство. – Бросьте заботы, отдайтесь течению Всеобщей Реки. Пусть руки братьев и сестер ласкают вас, пусть уста их целуют вас, пусть сердца их бьются в унисон с вашими. Здесь ваш дом, здесь вы нужны – сейчас и всегда. Здесь вас любят. Здесь вас помнят. Здесь отец, что никогда не умрет. Здесь мать, что будет жить вечно. Любимые, нежные, теплые, благодарные, счастливые. Здесь мир любви. Мир радости. Мир, что никогда не предаст.

 

Да, это были чудесные слова – Зертотль и сам внимал им в минуты покоя. Оставалось только, чтобы их услышало все Мироздание, и вот тут посланник Темных Миров столкнулся с неожиданной проблемой. К величайшему его удивлению, он оказался не единственным, кто считал своей миссией преобразование Вселенной. Этим же занимались некие Фотурианцы – Люди Будущего, как они себя называли. Без зазрения совести присвоив себе многие из так называемых Предметов Нид, они распоряжались ими бездумно и безалаберно, зачастую даже не понимания их назначения. Воистину, Вселенная была для них тем же, чем песочница является для малых детей – полем для бесконечных и безответственных экспериментов, которые они – надо думать, для красного словца – именовали Упорядочиванием. А сколько в них было тщеславия, сколько самонадеянности! Не зная о том, что Замысел Творца уже воплотился в Темных Мирах, они упорно доискивались у Бытия какой-то несуществующей правды, жертвуя для этого собственным счастьем, а порою и жизнью.

 

– Пусть сплетаются в объятиях страстные любовники, – звучал во Вселенной их надоедливый, лишенный смысла рефрен, – пусть миллионы людей, взявшись за руки, войдут в ворота земного рая – мы, Фотурианцы, приветствуем одиночество, ибо тот, кто стоит один, видит больше, чем сжатый со всех сторон толпою.

Наша задача – Упорядочить Вселенную, дабы Замысел Творца мог проявиться в ней очищенным от всего лишнего, и не бездумную плоть пестуем мы, но блестящую, острую, словно меч, мысль. Враг мысли – наш враг. Если осознать свое предназначение человеку мешают страдания, мы будем бороться за то, чтобы страданий сделалось меньше; если увидеть мир ему мешает ненависть, против ненависти поднимем мы свое оружие. Одного лишь не сможем дать мы людям – любви, но, думается, что в Упорядоченной Вселенной человек, свободный от гнета Порядка Вещей, сумеет обрести ее сам.

 

Этого Зертотль понять не мог. Отказаться от любви, от близости ради невесть какого Упорядоченного будущего – такое для него было попросту ересью.

 

Разумеется, со столь разными подходами их пути обязательно должны были когда-нибудь пересечься. Сперва Зертотль, конечно, пытался игнорировать Фотурианцев, как если бы те были просто мелкими мошками, однако их становилось все больше, они делались все назойливее, и, наконец, дело дошло до открытой конфронтации.

 

Впервые это случилось в мире под номером Сто Один, который Фотурианцы именовали Землей Конлаксор. Жители этой технически развитой планеты жестоко страдали от отчуждения и подавленных эмоций, поэтому выход, предложенный Зертотлем, приняли добровольно и с радостью. Процесс объединения почти завершился, но тут вмешалась Фотурианка Грания со своей группой. Хотя двух ее компаньонов Зертотлю удалось нейтрализовать (более того, они согласились присоединиться к возникающей в Конлаксоре Всеобщей Реке), сама Грания оказалась настойчивой и сумела повредить тело Зертотля настолько, что он почти на три года вынужден был спрятаться внутрь Устройства Ле.

 

Следующие встречи были более удачными: так, в Земле Иадун он слил воедино почти пятьдесят Фотурианцев и получившийся шар из плоти столкнул в ледяную бездну; в Земле Фоолоф Всеобщая Река затопила дворец, где держал оборону Фотурианец Аардан; в Земле же Елменн Зертотль так ловко подтасовал факты, что местное правительство объявило Фотурианцев вне закона. Все это вышло у него легко и просто, и он уже начал расслабляться, когда в Земле Эксевар ему неожиданно нанес поражение Фотурианец Квонлед.

 

Да, Зертотль запомнил этого человека. Тот стоял перед ним, опираясь на копье, в своей нелепой Фотурианской мантии, которая Бог знает что значила, и совершенно, ни под каким видом, не желал присоединиться ко всеобщему блаженству, что даровало Устройство Ле.

 

– Чушь, – бросил Зертотль в ответ на его пламенную речь. – Вы, Фотурианцы, только взыскуете истинного предназначения человека, а я и подобные мне – этим предназначением являемся. Другое дело, что вам оно не нравится; ну, с этим я помочь никак не могу. Смиритесь и присоединяйтесь, а не присоединитесь – пеняйте на себя.

 

Конечно, он не рассчитывал убедить Квонледа подобными словами – уж слишком тот был горяч – но что-то сказать было надо. Фотурианец снова разразился речью, еще более длинной, Зертотль выслушал, покивал и отдал приказ Аду, своему любимцу, раздавить надоедливого дурака. Дурак, однако, оказался не промах. Копье его, которое Зертотль счел обычной деревяшкой, было Предметом Нид, да еще и чрезвычайно могущественным. Это было колоссальное живое существо, сжатое особым полем – нечто наподобие Всеобщей Реки, но полностью послушное воле своего владельца. Пользовался им Фотурианец неумело, и все же Ад был повержен, а сам Зертотль едва сумел бежать.

Все, сказал он себе тогда – хватит шутить шутки, пора браться за дело всерьез. Чтобы одолеть врага, его следует изучить, а для этого нужно прикинуться человеком, заинтересованным в Фотурианстве, и спеться с кем-нибудь из них, для начала - с сошкой поменьше. Изучив ходивший по Вселенной список Фотурианцев, Зертотль выбрал некоего #1285 – фигуру, на фоне иных, почти незаметную. Жил этот Фотурианец в машинном мире Анод, жизнь вел уединенную, занимался мудреными антропологическими экспериментами в масштабе тысяча к одному, общества коллег не жаловал, а потому для плана Зертотля подходил идеально. Кроме того – и в этой мысли Зертотль сам себе не отдавал отчета – Фотурианец, возможно, мог бы помочь эмиссару Темных Миров вернуться во Всеобщую Реку, ибо основной темой его исследований были метаморфозы человеческого тела и влияние их на цивилизационный прогресс. Кто знает – быть может, есть еще шанс вернуть Зертотлю прежнее тело, такое нежное, хрупкое, а главное – идеально подходящее для слияния с близкими?

 

Итак, рассказ этот начинается с того, что Зертотль отправился в Землю Анод, чтобы втереться в доверие к #1285 и узнать у него обо всех секретах Фотурианцев. Что из этого вышло – прочтите и узнаете.

 

 

***

 

Из космоса Земля Анод выглядит разделенной на две половины – синюю и желтую. Синяя – сплошной вычислительный центр, вся земля на ней застроена титаническими блоками памяти, которые обслуживают бесшумные роботы-пауки. Километровые громады из металла и пластика образуют улицы и проспекты этого безлюдного города, а мостовые его скрыты под толстым слоем кабелей, ведущих прямиком к центру полушария, где в озере жидкого азота размышляют о сложнейших вопросах Вселенной хозяева Земли Анод – Великие Мозги. Каждый такой Мозг похож на огромное скопище пузырей, которые в процессе мышления переливаются всеми цветами спектра; иногда от особенно трудных мыслей температура в озере поднимается, азот начинает испаряться, и в воздухе повисает чудесная тысячецветная радуга.

Желтая сторона Земли – испытательный полигон для замыслов Великих Мозгов, а также подготовительная школа для ОНТО – преобразующих мир машинок, кои сопровождают Фотурианцев во всех их странствиях. По соседству со школой, в городе, называемом Пять-Семь, живут иглеки – роботы, созданные по образу и подобию людей. Там же находятся единственный на планете космопорт и гостиница, что почти круглый год стоит пустой, ибо туристов в Земле Анод никогда не бывает много.

Гостиница зовется «Стальной ночлег», и построена она в стиле планеты Фотурианцев, благословенной Земли Тилод. Выглядит здание, как зависшая в воздухе хитроумная арабеска, поскольку четыре массивных столба, поддерживающих ее, из-за оптической иллюзии не видны. От земли до входа тянется канатная дорога, по которой день и ночь курсирует вагонетка. Водит ее хозяин гостиницы, старый, насквозь проржавевший иглек Медь. Опустившись к платформе, с которой путники забираются в вагонетку, он скрипучим голосом произносит дежурное приветствие и несколько минут ждет, не взойдет ли кто на борт. Обычно никто не заходит, и он, бормоча, возвращается обратно.

– Эти двое, – каждый день гудит он себе под нос. – Они никогда не пользуются моими услугами. Один никогда не выходит из своего кабинета, другому проще выпрыгнуть в окно, чем обратиться за помощью. Ходит себе через личный портал, экая цаца! Будь я на месте Великих Мозгов, выкинул бы отсюда обоих! Тоже мне… – и так далее, и тому подобное.

 

Первый, о ком он говорит – это профессор Эразмус Пауле, доктор Фотурианских наук. Он действительно уже много лет не покидает кабинета, где ведет свои исследования, однако, при помощи Шлема умудряется поддерживать связь с двумястами Фотурианцами сразу. Пауле - автор более десяти тысяч гипотез, догадок и предположений о природе Вселенной и Замысле Творца, а также самый уважаемый член Фотурианского Ордена после самого Ондрида, Первого Фотурианца. Шлем его – один из Предметов Нид, осколок той версии Бытия, где мысли людей были бы открыты друг другу. Носит его профессор, не снимая, и нередко разум его до того распылен по Вселенной, что он умудряется не замечать даже самые тяжелые неудобства. Так, когда Фотурианец Иншалла пересылал ему данных о древесных вампирах Земли Ондуз, он четыре дня провел, стоя под ледяным душем, и схлопотал в результате сильнейшую простуду. В другой раз, поддерживая идущего на казнь Фотурианца Аардана (тот возглавлял революцию в Земле Тернов), он разделил с ним момент обезглавливания, что и вовсе едва не стоило ему жизни.

 

Второй постоялец «Стального ночлега» – Фотурианец по имени #1285. Хотя зовут его и Тысяча Двести Восемьдесят Пятым, и просто Восемьдесят Пятым, правильно было бы звать его Один-Два-Восемь-Пять, ибо таково имя, данное ему ЕГОМ, среди которых он вырос. Давным-давно эти странные существа, живущие в глубинах искусственных миров, заменили ему семью и друзей; у них же он научился работать с механизмами напрямую, без помощи инструментов. Сведущий в тайных вибрациях, составляющих язык ЕГОМ, он мог одним прикосновением заставить работать безнадежно сломанную машину или пробудить в истощенной батарее память о днях, когда та была полна сил. Неудивительно, что с такими способностями люди - даже коллеги по Ордену – его интересовали мало. К Фотурианцам он присоединился главным образом из интереса к таинственным Предметам Нид – понять смысл их существования во Вселенной было для #1285 второй по важности задачей. Первой же было структурировать Бытие – не Упорядочить, а именно структурировать, то есть разложить по полочкам, и не вящей эстетики ради, а исключительно в научных целях.

 

Помимо этого, занимали странного Фотурианца причудливые опыты, которые он ставил в своей подземной лаборатории. Опыты эти были тщательно согласованы с Великими Мозгами Земли Анод и имели своей целью вывести таких живых существ, которые смогли бы существовать в особом, специально для них сконструированном бытии. Ибо – и это был страшный секрет! – планировали Великие Мозги ни много, ни мало, как собственное Творение, не противоречащее, а как бы параллельное Замыслу Творца, и #1285 помогал им в этом, как только мог.

 

В день, когда ему суждено было встретиться с Зертотлем (что такое случится – он, конечно же, не подозревал), #1285 проснулся с легким сердцем и на редкость свежей головой. Утро выдалось прекрасное: с фабрик, расположенных в пригороде Пять-Семь, тянуло смесью горелой смазки и отработанного топлива, и Фотурианец вдыхал этот запах полной грудью, как если бы то был чистейший горный воздух. Он только-только вышел из своей сонной капсулы, благодаря которой каждый день экономил на сне от двух до семи минут, и теперь сидел за левитирующим в воздухе столиком, ожидая, пока автоматический распределитель приготовит ему завтрак. Ел #1285 всегда одно и то же, а именно зерна чирукки, растения с Земли Акаларон. На первые взгляд это были крохотные горошинки, которыми и мышь не наестся, однако стоило полить их водой, как они разрастались до размера грейпфрутов, а то и арбузов. Вкуса у них никакого не было, однако полезных веществ содержалось с избытком. Залив водой три зернышка, #1285 дождался, пока они вырастут, затем неторопливо съел получившуюся массу. Все, дневная норма получена, время перейти к более важным делам.

 

Застегнув некогда красную, а ныне выцветшую почти добела Фотурианскую мантию, #1285 встал перед большой пустой рамой, стоявшей посередине его номера. Щелчок – и в ней возник портал, ведущий в лабораторию. #1285 шагнул в раму и во мгновение ока очутился перед тяжелой металлической дверью. Вокруг было темно - лишь мерцал огонек кодового замка. Фотурианец набрал код, и дверь открылась. Внутри оказалось довольно запущенное помещение с желтыми облупившимися стенами и кафельным полом. У стены сидел человек и с закрытыми глазами вертел металлическую ручку.

– День кручу, – монотонно говорил он. – Ночь кручу. День кручу, и ночь кручу. Утром кручу, вечером кручу. Не крутить - не могу, все кручу и кручу. Кру – сюда, и кру – туда, чу – назад, и так всегда.

Он повторял это снова и снова, даже тогда, когда #1285 осторожно снял его руку с ручки и принялся вертеть ее сам. Другой рукой он задрал на спине у человека пиджак вместе с рубашкой и принялся ощупывать ему хребет. Найдя нужный позвонок, он сильно нажал на него, и в левой лопатке с тихим жужжанием открылась дверца.

– Так и я думал – перегорел, – сказал себе #1285 и отпустил ручку. Вмиг в помещении моргнул свет, и по всему подземному комплексу словно прошел тихий стон.

– Ничего, – сказал Фотурианец. – Дело терпит. Три минуты без поддержки, а он потом вдесятеро отработает.

Из одного кармана он достал моток проволоки, из другого – крохотный универсальный приборчик (сварка, пайка, резка – все в одном) и склонился над распахнутой в лопатке дверцей. Минуту спустя оттуда повалил дымок, затем заискрило, и #1285 захлопнул крышку.

– Готово! – возвестил он, хоть и непонятно кому. – Активация, код четыре.

Сперва казалось, что ничего не произойдет. Однако спустя двадцать секунд человек поднял голову, и в глазах его появился лихорадочный блеск.

– Павел Петрович? – спросил он Фотурианца. – А я тут, все ручку кручу! Замечательная ручка, просто прекрасная! Я очень доволен, мне тут все нравится. Сижу и верчу, а деньги капают. Сколько у меня в месяц? Миллион, да? А я даже выходить не хочу, так хорошо. День кручу, ночь кручу, вся неделя в кручении проходит. А за неделей – месяц, а за месяцем – год. А знаете, Павел Петрович…

 

Но #1285 не стал его дослушивать. Изо дня в день тот, кто вертел ручку, говорил одно и то же, и Фотурианец давно выучил его речи наизусть. Он активировал четырех рабочих в соседней комнате, проверил, запечатаны ли входы к Сердцу (ибо Земля Анод была искусственным миром, и в центре ее пульсировал гигантский компьютер-кристалл) , зашел в лифт и нажал кнопку «вверх». Обычно путь его лежал в цех СВАГРО, где тысячи иглеков со встроенными матрицами личности готовили материал для его биологических экспериментов, однако сегодня, разнообразия ради, он решил начать с верхних этажей.

Лаборатория #1285 была точным отражением его фантазии и странного чувства юмора. С рождения знающий больше, чем любой человек узнает за всю свою жизнь, он находил удовольствие в том, чтобы отыскивать у себя под носом невиданные доселе вещи. Вот, скажем, эта сорокаметровая женщина на девятнадцатом этаже – на кой черт он ее сделал?

– Эй, – окликнул он, выйдя из лифта, иглека в ярко-желтом комбинезоне. Занимался этот рабочий тем, что очищал огромную расческу от толстых, словно змеи, волос. – Это что еще такое?

– Это БАБА, Артемий Александрович, – отозвался иглек. – Кормим, как полагается – внутривенно. Моем раз в пять суток. Вчера подали в Отдел Планирования просьбу – выдать десять рвотных комплектов, по одному на каждого. А то берет ведь и глотает! Вот, посмотрите на новенького – так ему досталось, что мама родная не узнает!

С этими словами иглек указал на рабочего, который с ног до головы был покрыт оранжевой слизью. Хотя внешне в нем не было ничего подозрительного, #1285 почему-то насторожился.

– Подойди сюда, – велел он ему. Тот послушался. – Открой рот. Шире! Еще! Где твой контрольный заряд?

– Что? – не понял его рабочий.

– Твой контрольный заряд, – повторил #1285. – Ты не отсюда, так? Нет, я не сержусь. Если ты попал сюда, значит, оказался достаточно умен и сообразителен. Эти качества я ценю. Кто ты?

– Меня зовут Зертотль, – поклонился посланник Темных Миров (а это был именно он). – Я прибыл издалека, желая познакомиться с одним из…

– Зертотль, – прервал его #1285. – Где-то я слышал это имя… Кажется, мне говорил о нем какой-то Фотурианец… Ардлак, да. Он говорил также, что Зертотль очень опасен. Вы опасны, Зертотль?

– Безусловно, – улыбнулся тот. – Но вам, как первостепенному уму…

– Оставим мой ум в покое, – сказал #1285. – Я вспомнил, кто вы такой. Вы тоже пытаетесь изменить эту Вселенную, сделать ее иной. У вас даже есть какой-то план. Так?

Зертотль кивнул.

– Тогда что вы делаете здесь? – воскликнул раздраженно Фотурианец. – Идите и исполняйте его, если вам так хочется! Мне нет дела до ваших концепций Мироздания, оставьте меня в покое. Эй, – обратился он к иглеку, терпеливо ожидающему приказа. – Проводите господина Зертотля к выходу!

– Послушайте, – сказал Зертотль. – Я здесь не просто так. Я пришел, чтобы предложить вам сделку…

– Неинтересно, – отмахнулся #1285, – ступайте в свои Темные Миры и не морочьте мне голову! Терпеть не могу, когда работы по горло, а приходится отвлекаться на мелочи!

– Но это касается Предметов Нид… – Зертотль закинул удочку, и Фотурианец попался на крючок.

– Что? – переспросил он резко. – Что вы сказали?

– Предметы Нид, – повторил Зертотль. – Я слышал, вы очень ими интересуетесь.

Хотя за толстыми стеклами защитных очков глаз Фотурианца он видеть не мог, в тот момент Зертотль отчетливо ощутил, что его пристально изучают.

– Допустим, – сказал, наконец, #1285. – Допустим. И что с того?

– Я могу предложить вам один из…

– Какой? – перебил его Фотурианец.

– Самый лучший. Что вы скажете, если здесь и сейчас я вручу вам в руки само Устройство Ле?

– Устройство Ле, – задумчиво повторил #1285, – Блаженное, чудесное и непостижимое? Рай для всех, и счастье просто так?

– Совершенно верно, – сказал Зертотль, думая о том, как хорошо было бы сейчас растопить стоящую перед ним плоть. Как повел бы себя этот жалкий человечишка, окунись он в воды Всеобщей Реки? Уж наверное, испарились бы во мгновение ока его высокомерие и бескрайнее самомнение, ибо нет такой силы, которую не способны перемолоть бесконечное счастье и божественная любовь.

– Хм… – нахмурил #1285 лоб. – Надо думать, я получу его не просто так? Что вы хотите, Зертотль? Мне все равно, что подумают мои так называемые коллеги, но я не желаю платить непомерную цену за то, что когда-нибудь, возможно, и вовсе получу даром.

И тут Зертотль сыграл ва-банк.

– О, никакой непомерной цены, – сказал он. – Я буду с вами честен, ибо вы человек необычайного интеллекта…

– Дальше, – перебил его #1285, – Я слушаю.

– Я хочу уничтожить Фотурианцев, – сказал посланник Темных Миров. – Вот чего я хочу.

– Почему? – мгновенно спросил #1285, и Зертотль про себя ухмыльнулся, ибо ожидал именно такого вопроса.

– Потому что меня не устраивает их концепция Вселенной, – ответил он. – Мы в Темных Мирах придерживаемся иного мнения о том, каким должен быть мир. У нас есть все средства для победы, но Фотурианцы сильны, и мы хотели бы избежать лишних проблем.

– И вы хотели бы узнать от меня обо всех Фотурианских слабостях, – глядя на Зертотля в упор, сказал #1285. – Чтобы минимизировать потери и получить максимально эффективный результат. И за это вы отдадите мне Устройство Ле?

– Да, – сказал Зертотль.

– В таком случае – я согласен, – сказал #1285. – Следуйте за мной, я все объясню по дороге.

Вместе с Зертотлем они зашли в лифт и отправились в цех СВАГРО.

 

– Итак, – сказал #1285, когда лифт покинул уровень с БАБОЙ, – вам, должно быть, интересно, почему я согласился на ваше предложение? Если неинтересно, я все равно скажу, потому что это важно для меня, а я всегда делаю то, что для меня важно. Прежде всего, несмотря на уважение к отдельным Фотурианцам, общие цели Ордена я не разделяю. Как ученый, я - практик, а Упорядочивание, которого они так жаждут – это мечта, не более. Кроме того, теми методами, которые они используют, качественно нового результата добиться нельзя. В лучшем случае они получат тех же существ, что и раньше, разве что чуть более оптимизированных. Мой же подход предполагает качественно новые организмы. Но я отвлекся. Другая причина заключается в том, что сейчас мне нужен помощник в одном эксперименте, а вы очень хорошо подойдете на эту роль.

– Почему? – спросил Зертотль.

– Потому что в вас есть все нужные качества. Я имею кое-какое представление о вашей деятельности во Вселенной, так что могу судить справедливо: вы – тот, кто мне нужен. Вы коварны, хитры и льстивы тогда, когда это необходимо.

– Но как ваш эксперимент поможет мне узнать слабости Фотурианцев?

– Очень просто, – #1285 щелкнул пальцами, и лифт остановился. – Это будет типично Фотурианский эксперимент, со всем, что в таких случаях полагается. Я буду направлять развитие цивилизаций в духе альтруизма и справедливости, а вам, – ткнул он в Зертотля пальцем, – придется мне в этом препятствовать. Иными словами, вы освоите слабости Фотурианства на практике. Но помните: в ходе эксперимента у вас не будет права голоса. Мне не нужны промежуточные мнения, я приемлю только конечный результат. Это понятно?

– Вполне, – сказал Зертотль. – Мы начнем прямо сейчас?

– Да, – ответил Фотурианец. – Мы уже приехали. Здесь, Зертотль, я создаю нового человека.

Лифт остановился, двери его открылись, и глазам посланца Темных Миров предстало огромное помещение, заполненное рядами котлов с белой жидкостью внутри. Над котлами висели на тросах металлические мостки, и по ним от счетчика к счетчику ходили одетые в белые халаты иглеки-рабочие. Потолок помещения терялся далеко наверху, и каждое слово отдавалось в цеху гулким эхом.

– Александр Ефимович! – подошел к #1285 иглек с нашивкой бригадира. – Как мы рады, как рады-то! Вот и по цифиркам все сходится, и показатели третьи сутки держим, и ОНТО ваш – того, зарядился, то есть. Принести?

– Неси, – сказал Фотурианец. – Все равно сейчас с ним работать. Вижу, у вас много вопросов, – повернулся он к Зертотлю. – Спрашивайте, не стесняйтесь.

– Где мы? – спросил Зертотль.

– Это цех СВАГРО, – сказал #1285. – Аббревиатуру не расшифрую, не я ее выдумал. В чанах находится синтемиф – слышали о таком? Нет? Я так и думал. Вещество это находится под полным контролем Фотурианцев, и пользоваться им в обычных обстоятельствах строго запрещено. Почему же мне здесь – можно? Ну, во-первых, об этом никто не знает, а, во-вторых, не для глупостей же я его использую! Видите ли, синтемиф – это своего рода стволовые клетки Вселенной, вещество, которое можно превратить во все, что угодно. О, у вас загорелись глаза! Да, при желании из него можно вылепить целую армию или оружие, способное выжигать планеты, вот только зачем мне это? Нет, власть мне не нужна. Гораздо интереснее лепить из синтемифа разумных существ, подбрасывать им разного рода задачки и наблюдать, как они с ними справляются.

– Или не справляются, – сказал Зертотль.

– Совершенно верно. Те образцы, что проваливают тесты, я передаю мастеру-вивисектору, чтобы он перетопил их обратно в синтемиф. Трудная процедура, но, к счастью, с крупными особями я не работаю уже давно. Гораздо проще создать микроцивилизацию, которую можно отправить на утилизацию всю сразу, не вылавливая беглецов поодиночке.

– И много у вас было таких цивилизаций? – полюбопытствовал Зертотль.

– Достаточно, – ответил #1285. – Дело в том, что до недавнего времени я и понятия не имел об одном недостатке, свойственном моему стилю работы. Видите ли, даже если я предельно жесток к подопытным, я не могу по-настоящему желать им несчастий. У меня это просто не получается. Я могу пытать их током, вскрывать заживо, вынимать кости и заменять их жидкой резиной, но в перспективе я всегда вижу только положительный результат, то есть выживание и усиление вида, рода, племени или государства. По природе своей я, увы, не злонамерен, и это очень мешает прогрессу. Почему? Потому что ограничивает меня в возможностях. Я просто не могу представить ничего по-настоящему ужасного, ничего по-настоящему злого. Вероятно, всему виной то, что я был воспитан ЕГОМ. Я - как бы не совсем человек, понимаете? Вот где собака зарыта.

– Разумеется, – ответил Зертотль. – Но ведь и я не совсем человек. Вернее, даже совсем не…

– В вашем случае дело обстоит иначе, – перебил его Фотурианец. – Сами ваши действия, безотносительно цели, ради которой они совершаются, в этой Вселенной выглядят чудовищными. Вы чудовищны неосознанно, Зертотль, а значит нужную роль в моем эксперименте сможете сыграть, не мучаясь ненужными вопросами. Просто делайте то, что считайте нужным, договорились? Ручаюсь, так вы узнаете о Фотурианцах все, что нужно, а потом, – голос его дрогнул, – я получу Устройство.

–         – Да, – поклонился Зертотль. – Вы обязательно его получите.

Они молча стояли, рассматривая чаны с синтемифом, пока, наконец, не вернулся отправленный за ОНТО бригадир. Личный онтологический преобразователь #1285 не принадлежал к последним моделям, и никакая Личность, даже самая завалящая, в нем пробудиться не могла. Взамен, модифицированный умелыми руками Фотурианца, он умел то, чего не умели стандартные образцы - например, создавать особые пространственные пузыри, в которых что ни произойди - никак не повлияет на уже существующую действительность. В таких пузырях #1285 и проводил обычно свои эксперименты - такой пузырь, взяв ОНТО в руки, он создал и теперь. В завершение надо сказать, как выглядел онтологический преобразователь - в отличие от остальных, он крепился на поясе и выглядел не как блестящий серый ящик, а как красная сфера с толстым металлическим ободком.

– Четырнадцатый чан сюда – тот, что дозрел, – скомандовал Фотурианец бригадиру, а потом повернулся к Зертотлю и жестом пригласил его войти в пузырь.

Внутри пузыря оказалась просторная комната с несколькими железными столами. В стороне от них, на верстаке стояли микроскоп, набор пробирок и ящик - как предположил Зертотль, содержащий внутри различные хирургические инструменты. Воздух был чистый, но какой-то безвкусный.

– Дезинфекция, – пожал плечами Фотурианец, заметив, как раздуваются у Зертотля ноздри. – Итак, как только нам доставят материал, мы начнем. Суть эксперимента очень проста. Посмотрите на эти столы, только внимательно.

– Я вижу какие-то кнопки сбоку, – сказал Зертотль, осмотрев ближайший к нему стол. – Красная, синяя, желтая – их тут много. И еще несколько шкал.

– Все верно. При помощи этих кнопок мы будем управлять развитием цивилизаций. Вот эта будет первая, – подошел #1285 к столу, выбранному Зертотлем. – Не бойтесь ошибаться, учиться лучше всего на практике. Конечно, существует и инструкция по пользованию такой аппаратурой, но в ней шесть с чем-то тысяч страниц.

Едва он умолк, как правая стена комнаты, сверкая радужными краями, расступилась, и рабочие под предводительством бригадира внесли чан, до краев полный концентрированного синтемифа.

– Черпак, Александр Ефимович, – сказал бригадир и, действительно, вручил Фотурианцу большой хромированный черпак. – Ну, с Богом, действуйте! Все во славу науки! Создадим человека нового, ко счастливой жизни готового! – пропел он, находясь в проходе, и исчез.

#1285 и Зертотль остались наедине. Только теперь посланник Темных Миров заметил, что выхода в комнате нет. Чтобы успокоиться, он нащупал под комбинезоном стержень Устройства Ле, конец которого выходил у него из-под кожи аккурат под правым соском, и крепко сжал его. Фотурианец в это время зачерпнул половником липкую массу и вылил ее на стол точно так же, как хозяйка выливает на раскаленную сковороду блинное тесто.

– Что ж, берите себе микроскоп и начинаем, – сказал он. – Помните: моя задача – способствовать, ваша – всячески мешать. Сейчас ОНТО выберет один из заранее подготовленных типов существ и… Да, смотрите, оно оживает!

Зертотль приблизил свой глаз к окуляру и увидел…

…маленькое племя трокмеков впервые за много лет снялось с насиженного места. Дело было в пище – такие мягкие, такие вкусные камни стали вдруг жесткими и совершенно несъедобными. Это сделал, нажав синюю кнопку, #1285 – иначе расшевелить трокмеков было невозможно. Крошечные эти создания, облаченные в прочную кристаллическую шубу, уже несколько тысяч своих лет жили размеренной жизнью, не заботясь о том, чтобы создавать цивилизацию и преобразовывать мир. Зертотлю такой подход нравился, ибо был похож на его собственный, и поэтому он при помощи красной кнопки старался помочь беднягам, размягчая для них горные хребты. Фотурианец пытался ему помешать, и в результате соперничества двух кнопок вышло так, что трокмеки с камней переключились на землю, а потом и на то, что росло из земли. Иными словами, за миллион лет они перешли с неорганической пищи на органическую - правда, сказать, было ли это достижением, не мог даже #1285.

 

Растения, к сожалению, росли не везде, так что трокмеки постепенно начали объединяться в племена, чтобы отстаивать от соседей особо плодородные участки почвы. Началось выделение вождей, на что Зертотль, сторонник равенства, отреагировал тем, что добавил всем средним особям силы и злобности, которые помогли бы им противостоять амбициям знати. Вылилось это во внутриплеменные бойни, в которых победители пожирали побежденных, и только с вмешательством #1285 энергию удалось направить в мирное русло. Лиловой кнопкой он даровал трокмекам ремесла и искусство, благодаря которым между племенами развилась торговля. Зертотль же, помня о своей миссии, изобрел накопительство и жажду стяжания, ибо тот, кто забирает себе все блага, однажды захочет получить и людей, а оттуда и до идеи Всеобщей Реки недалеко.

 

Занятые, в основном, экономикой, и Фотурианец, и посланник Темных Миров проглядели тот момент, когда у трокмеков возникла всеобщая религия. Было она причудливым синтезом Фотурианских идей о преобразовании мира и мечтаний Зертотля о безоблачном счастье в единении друг с другом. Рай, считали трокмеки, можно построить и на земле, вот только потрудиться для этого придется порядочно.

 

Тем временем, кончилась Античность и наступило Средневековье. С построением рая пришлось подождать, ибо на цивилизованные государства обрушились натравленные Зертотлем варварские орды. У этих народов общим было все, даже жены, и посланник Темных Миров рассчитывал, что такой подход удастся привить всем завоеванным ими странам. Здесь он просчитался, ибо, прослышав о нашествии, города оделись стенами, и отчуждение между трокмеками только выросло.

 

А время все шло, и, пока Фотурианец трудился, поощряя развитие медицины и гражданского права, Зертотль искал способ остановить неустанное движение мысли или хотя бы затормозить его. С этой целью он сделал нескольких трокмеков пророками и даровал им способность творить чудеса. Это сработало, и немало трокмеков отказались от разума в пользу мистического экстаза; нашлись, однако, и такие умы, которым он был чужд. Они сформировали так называемое Просвещение, ставившее перед собой задачу - вполне в духе Фотурианцев - освободить разум человека. Увы и ах, но популярным, несмотря на всю поддержку #1285, это движение не стало: уж слишком «бесчеловечными» казались его ценности обывателям.

 

Зертотль торжествовал победу, но недолго: началось Новое время, а с ним и кризис традиционной религии. Уже в девятнадцатом веке выдающийся трокмекский мыслитель Вр выдвинул мысль о том, что развитием цивилизации управляют некие противоборствующие силы, и эта гипотеза повлекла за собой массовый интерес к миру и его законам. Век прошел под знаком Фотурианства: окончательно сформировалась наука, осталось в прошлом большинство социальных проблем, однако затем дела пошли под откос, поскольку началась мировая война, спровоцированная Зертотлем. Развязало ее государство, в котором возобладала идея мирового единства - идея не самая плохая, но с несколькими неприятными отклонениями. Во-первых, объединить весь мир это государство хотело непременно с собой во главе, а, во-вторых, кое-каких трокмеков - тех, что были другой формы, не квадратной - оно планировало истребить в особых концлагерях. Агрессор, однако, был разгромлен, и Зертотлю пришлось искать иные пути для осуществления своих замыслов.

 

Подсунул ему их сам исторический процесс: хотя научно-техническая революция, начатая #1285, принесла трокмекам благосостояние, она же и закрепостила их эмоционально, превратила из живых существ в придатки станков и рабов самого примитивного материализма. «Материальный успех - это все, дух - это ничто!» – таков был девиз этого времени, и в противовес ему Зертотль посредством желтой кнопки ввел движение Свободной любви.

 

Трокмеки, организовавшие это движение, отрицали респектабельные ценности, предпочитая им искренность и эмоциональность, и порицали интеллект за его страсть к переделыванию мира. Согласно им, жить следовало в гармонии с природой, а техника в их представлении способна была лишь калечить и разрушать. Члены движения бросали свои дома, машины и уходили в леса, где основывали коммуны. Жить там мог любой, кто следовал трем ключевым правилам: не принуждай, раскрепостись и занимайся своим делом. «Пробьемся сквозь каменный панцирь равнодушия, растопим кристальную шубу безразличия, размягчимся и сольемся в лоне Свободной любви!» – рассуждал по радио и телевидению главный идеолог движения безработный Хп.

 

Пока движение было небольшим, принципы его соблюдались неукоснительно, но случайных «людей» становилось все больше, и вскоре изначальный смысл Свободной любви поблек, сменившись мишурным блеском вызывающего поведения и эпатажного презрения к общественной морали. Пострадали тут и Зертотль, и #1285, ибо из-за краха движения дискредитированными оказались как сторонники любви и единства, так и апологеты научно-технического прогресса - первые, потому что их «утопия» выродилась у них на глазах в какой-то содом, вторые – потому что не сумели предложить никакой стоящей альтернативы.

 

Надвигался двадцать второй век, время решительных преобразований. Первым было отвергнуто природное тело трокмеков - уже не прельщали этот народ каменный панцирь и кристальная шуба. Под влиянием #1285 возникло течение, представители которого считали, что приоритетным в «телесном вопросе» должен быть интеллект; трокмеки же, вдохновленные Зертотлем, требовали от конструкторов лишь новых удовольствий, желательно – коллективных. «Экстаз – массам!» – таков был их лозунг, на что сторонники интеллекта отвечали: «В одиночестве размышлять способнее». После долгих споров был принят компромиссный вариант: спектр доступных трокмекам приятный ощущений значительно увеличился, однако индивидуальность осталось неприкосновенной.

 

Со сменой облика сменились и верования: прежние наивные убеждения в возможности рая на земле уступили место весьма скептическим воззрениям. Исследуя космос, трокмеки не нашли в нем следов других существ, а уж Бога – и подавно. Между тем, им давно уже стало ясно, что развитием их цивилизации управляет чья-то – добрая или злая, непонятно – рука, и естественной реакцией со стороны трокмеков оказалось желание освободиться от этого влияния.

 

Проект, который поддержали все государства, назвали Миссией Освобождения. Целью его было создания особого купола, непроницаемого для влияния извне. Только так, отгородившись, рассчитывали трокмеки обрести самостоятельность. Для этого, путем огромных затрат, был создан мощнейший источник энергии. По сравнению с крохотными трокмеками, различить которых можно было лишь в микроскоп, он был огромен – почти полконтинента занял этот светящийся металлический треугольник с символом молнии на ребре.

 

Старт его был назначен на первый день двадцать третьего века. Торжественная речь, аплодисменты, вспышка – и цивилизацию трокмеков из-за ошибки в расчетах выжгло адским пламенем; только источник энергии, слегка закопченный, остался лежать на столе. Когда Фотурианец взял его, он по-прежнему светился, готовый к работе. Энергии в нем было предостаточно – вот только для чего ее следовало использовать? Был ли вообще смысл в этом реликте погибшей цивилизации? Как ни старался #1285 убедить себя в обратном, в глубине души ему хотелось, чтобы смысл был.

 

– Странно, – сказал он, положив светящийся треугольник на отдельный стол, поближе к себе. – Когда я экспериментировал в одиночку, ничего подобного не возникало. Надо же, какой крупный…

– Мы движемся дальше? – спросил Зертотль. – Спрашиваю не потому, что мне наскучило, а потому что, чем быстрее мы закончим, тем раньше вы получите Устройство Ле. И да, я кое-что узнал о Фотурианцах. Они – за прогресс, а прогресс бывает слеп. Это легко использовать против них.

Не отвечая на слова Зертотля, #1285 перешел к следующему столу, вылил на него синтемиф и жестом пригласил посланника Темных Миров к микроскопу.

– Когда я говорил, что создаю здесь нового человека, – сказал он задумчиво, – я, конечно, изрядно кривил душой. Вы сами видели, что эти существа мало похожи на людей. Все дело в том, что Великие Мозги пока еще не решили, кто именно им нужен. Понимаете, они вознамерились создать новую Вселенную, отличную от той, что уже существует, и населить ее разными народами. Чистое любопытство, не более того. Конечно, Фотурианцам об этом лучше не рассказывать, – тут #1285 подмигнул Зертотлю. – Мои коллеги относятся к своему делу очень серьезно, и если они узнают, что, кроме той Вселенной, что создал, по их мнению, Творец, есть еще и другая– они, пожалуй, будут сильно ревновать.

– А вы не верите в Творца? – спросил Зертотль.

– В великого мастера, чье искусство можно постигать вечно – нет, – ответил #1285. – В некую силу, благодаря которой вещи развиваются так, а не иначе – возможно. Вот только сила эта не нуждается на самом деле ни в Упорядочивании, которое несут Фотурианцы, ни в экстазе единения, которое предлагаете вы, Зертотль.

– Не могу согласиться, – сказал Зертотль. – Вы просто никогда не испытывали того же, что и я. Когда вы пребываете в лоне Всеобщей Реки, вы сами подобны Богу. Вы вечны, бессмертны и каждую секунду наслаждаетесь существованием. Конечно, будучи частью потока, я ни о чем таком не думал, но, Отделенный, я могу поклясться, что именно такое блаженство и должно быть кульминацией Замысла Творца. Желать меньшего для него было бы просто глупо.

– Глупо, – повторил Фотурианец. – Глупо или умно. А третьего не найдется?

– Третьего?

– Да. Ведь это все человеческие категории – глупость и ум, а разве Творец – человек? И велика ли разница в том, разумна или безумна некая сила, если ей по плечу сотворить Вселенную? Нужен ли Всемогуществу разум? Никогда не смотрели на мир под таким углом, а? Ну, разумеется: люди – а вы, Зертотль, тоже человек, пусть и весьма своеобразный – всегда думали, что окружающий мир сотворен для них, что в них – смысл этого мира. Все, что не для людей - плохо, все, что для людей – хорошо. А если смысл не в вас? Если смысл – только в Нем, а вы, и я, и все вокруг – бессмысленны? Вот просто представьте себе такое, представьте, ну! Есть процесс, Зертотль, процесс, и все. А что получается в результате этого процесса – на это можно наплевать, это неважно и несущественно, даже если в итоге получается разумное существо. Пусть себе оно мается в поисках смысла существования, хуже от этого никому не будет.

– Мрачные мысли, – заметил Зертотль.

– Нисколько, – отмахнулся #1285. – Я-то, как и ЕГОМ, что меня воспитали, в полной мере обладаю этим смыслом. Могу даже с вами поделиться – хотите?

– А что для этого надо сделать? – спросил посланник Темных Миров.

– Да ничего особенного, – сказал #1285. – Просто возьмите меня за руку. Нет, перчатка - это ничего страшного. Сейчас, я только вспомню нужные волны…

Он закрыл глаза, и тело Зертотля пронизала быстрая дрожь.

– Ну, вот и все, – сказал Фотурианец. – Я передал вам смысл существования – на языке ЕГОМ, конечно, иначе его просто не выразить.

– Но… – Зертотль был разочарован. – Но я ничего не чувствую.

– А вы ничего и не должны чувствовать, – улыбнулся #1285. – Обладать смыслом существования – не значит знать его. В этом вся и проблема. Ну, что вы хмуритесь? Ожидали, наверное, увидеть это ваше блаженство – оно, мол, и есть смысл всего – а вам подсунули невесть что? Да бросьте! Можете по-прежнему мотаться по Вселенной, обделывать свои делишки и водить за нос Фотурианцев, если не найдете занятия поприличнее. Я вот себе нашел. Знаете, почему это так интересно – все эти микроцивилизации? Потому что проблемы, которые встают перед ними – это, по сути, наши проблемы, вот только вы как исследователь стоите уровнем выше. Иными словами, вы знаете, каков подлинный смысл их существования, и это очень любопытно – наблюдать за тем, как они пытаются его осознать. Но давайте уже продолжим. Эта цивилизация будет совсем не похожа на человеческую, так что наберитесь терпения и…

 

…а события на столе уже кипели вовсю, ибо пока #1285 вел с Зертотлем философскую беседу, Желтые, отрастив дополнительные челюсти, пожрали Синих и, объединившись с Зелеными, воздвигли из собственных выделений гигантское яйцехранилище. Детей Желто-Зеленым требовалось много – не будучи людьми, они лучше понимали смысл своего существования и знали, что следует делать для того, чтобы ему соответствовать. А следовало для этого копать, и копать глубоко – под землей, в недрах этого мира, ждали своего часа залежи таинственного красного металла, дарующего всем существам вечное блаженство. Иногда металл этот встречался близко к поверхности, и каждый такой «выход» неизменно отмечали груды окаменевших тел Желто-Зеленых, нашедших в удивительном веществе сладкую и окончательную правду жизни. Обычно же месторождения располагались глубоко, и, чтобы прогрызть неподатливую земную твердь и докопаться до смысла существования, требовался труд целых поколений. Как раз тогда, когда Совет Маток постановил увеличить рождаемость втрое, дабы рай земной снизошел на Желто-Зеленых в кратчайшие сроки, в цивилизационный процесс вмешались Зертотль и Фотурианец. Цель у них поначалу была одна: понять связь красного металла с физиологией Желто-Зеленых – поскольку #1285, программируя этих существ, задал лишь общие параметры, это даже для него оставалось загадкой.

 

Используя прозрачную кнопку, они стимулировали в нескольких молодых Желто-Зеленых интерес к проблеме. Начались исследования красного металла, которые из-за преследований властей приходилось вести в тайне. Почему так – потому что, считали Матки, осознав свойства металла, Желто-Зеленые отвергнут идею прежнего рая и примутся искать нечто большее – такое, чего, пожалуй, и найти-то нельзя. Дабы полностью контролировать металл, они установили на крупнейшем месторождении мощный заряд органической взрывчатки, который можно было бы подорвать в случае угрозы потери власти.

 

В сущности, они желали своему народу добра, однако остановить прогресс им было не под силу. Как только открытие свершилось, знание о нем благодаря телепатической связи (ибо Желто-Зеленые от своих предков-насекомых унаследовали способность объединяться, пусть и на короткий срок, в подобие коллективного разума) получили все жители мира.

 

Суть открытия состояла в следующем: сам по себе металл не был источником блаженства – он лишь значительно ускорял те процессы в телах Желто-Зеленых, что позволяли этого блаженства достичь. С этого момента Зертотль и #1285 действовали по отдельности: первый помогал Желто-Зеленым обрести заветный металл, второй этому всячески препятствовал. Почему – это он пытался объяснить через своих проповедников, группу Жесткоспинных.

 

Смысл существования, говорили Жесткоспинные, не заключается в том, чтобы наслаждаться всякий миг жизни. Напротив, чистое блаженство разрушительно – что станет с Желто-Зелеными, добудь они достаточно металла для всех? Не замкнутся ли они в себе, не утратят ли всякую связь с миром и друг другом? Разве достойно это жалкое прозябание такого великого народа, как Желто-Зеленые? Не лучше ли будет, напрягая все силы, узнать что-то о мире и о себе?

 

Постепенно идеи Жесткоспинных начали расходиться в массы, и Зертотль принял ответные меры. Нажав одну за другой зеленую, черную и оранжевую кнопки, он спровоцировал окисление металла в Главном Хранилище, и, поскольку окисленный металл действовал в десятки раз слабее, чем нетронутый, это вызвало серьезные волнения. Рассуждать об отказе от блаженства было легко – труднее оказалось на самом деле его лишиться. Даже многие из Жесткоспинных испугались перспективы навсегда потерять драгоценный металл, что уж говорить о Совете Маток. Едва уцелевшие остатки были перевезены в безопасное, как они думали место, как потребление металла было строго ограничено, а на дальнейшую добычу введены строгие квоты.

 

Несколько столетий спустя вокруг металла сложился своеобразный культ. Потреблять его разрешалось лишь жрецам, в то время, как основная масса Желто-Зеленых была лишена такого удовольствия. Несмотря на то, что начал все это Зертотль, такие перемены были на руку #1285, и посланник Темных Миров решил взять реванш за свое поражение. Нажав сиреневую кнопку, он поднял восстание, целью которого было вернуть драгоценный металл народу. Восстание росло, охватывая все новые слои населения, и вскоре горстка сторонников старого режима оказалась заперта во дворце, окруженном враждебными толпами. Зная, что победа восстания не приведет ни к чему хорошему, #1285 внушил верховному жрецу мысль, что металл ради блага Желто-Зеленых следует уничтожить вовсе. Он напомнил ему о древнем плане Маток и показал ему во сне, как найти пульт, отвечающий за взрывчатку.

 

Едва осаждающие ворвались во дворец, как земля у них под ногами затряслась. Это погибло крупнейшее месторождение, погибло безвозвратно – последний слиток металла нашли на теле верховного жреца после того, как все служители культа были перебиты.

 

Что оставалось делать Желто-Зеленым? Все надежды на грядущее счастье рухнули, ненависть и отчаяние охватили многострадальный народ. Как и всегда в годину несчастий, родилась жестокая вера – если принести в жертву металлу всех потомков Жесткоспинных, блаженство вернется. Начались поиски, всех найденных убивали и снимали с них панцири. #1285 и Зертотль бездействовали – любые кнопки были бессильны против такой жестокости.

 

Постепенно панцирей накопилось столько, что их стали распиливать и соединять в некую гигантскую трубу. По этой трубе, считали фанатики, и потечет к ним с неба блаженный металл. Она была уже почти готова, когда мир потряс вызванный отсутствием металла катаклизм. Только трубка из панцирей Жесткоспинных осталась лежать на столе. #1285 взял ее и положил на стол рядом с треугольником, оставшимся от предыдущего эксперимента.

 

– Зачем это вам? – спросил Зертотль, указывая на трубку.

– Сувенир, – ответил Фотурианец. – На долгую-долгую память. Занятная штука – эти опыты. Который уже раз наблюдаю, что знать смысл своего существования не менее опасно, чем жить, блуждая впотьмах.

– А как же ЕГОМ?

– ЕГОМ – наполовину машины, – сказал #1285. – Им это знание не вредит. Вы, кстати, извлекли что-нибудь из этого эксперимента или нет? Ну, что-нибудь для вашей великой и ужасной цели?

– Сложно сказать, – уклончиво ответил Зертотль. – У вас, Фотурианцев, очень гибкие методы. Вот, например, этот металл – никогда бы не подумал, что Фотурианец пойдет на то, чтобы отнять у живых существ их важнейший источник блаженства. Ограничить – да, но лишить совсем…

– А что было делать? – пожал плечами #1285. – Лучше смерть, чем прозябание – я, по крайней мере, считаю именно так.

– Должно быть, это не самая популярная точка зрения среди ваших коллег, – сказал Зертотль. - Общаясь с Фотурианцами, я усвоил, что вы порицаете сам Порядок Вещей, но к людям, живущим в этом Порядке, относитесь очень бережно.

– Прежде всего, – сказал #1285, – запомните, что Фотурианцы крайне неоднородны по своим убеждениям. Есть среди них человеколюбцы вроде Ондрида и Данклига, эксцентрики – такие, как Квонлед, или просто шуты гороховые – тот же Ардлак, например.

– А вы? – спросил Зертотль.

– Я – случай особый, – улыбнулся #1285. – К Фотурианцам я угодил не по своей воле – меня, можно сказать, к ним спровадили. Нет, не так – слишком грубо. Допустим, меня убедили, что цели Фотурианцев имеют много общего с моими. Вот вам, кстати, задачка, Зертотль: как ни поносят Фотурианцев во многих мирах, а получается, что они — чуть ли не единственные, кто искренне желает разобраться в загадках Вселенной и понять, какой именно она должна быть согласно Замыслу Творца. Нет-нет, я их не оправдываю, просто имейте это в виду. Сейчас, когда в мироздании правят бал законы Мифа, не стоит сбрасывать со счетов людей, готовых отдать свои жизни за то, чтобы обуздать царящий повсюду хаос. Но о чем это я? Ах, да, о себе. Все равно ОНТО нужно время, чтобы подготовиться данные для эсперимента - ну, так вот.

 

Я родился в Земле Атлан, в искусственном мире, где законы Мифа и программа, заложенная в Сердце, породили множество жестоких и своевольных богов. Существа эти забавлялись тем, что стравливали между собою смертных, и отцу моему – а был он одним из жрецов – это всегда было не по душе. Вместе с коллегами он организовал заговор, направленный на свержение божественной тирании, но восстание провалилось, и заговорщики были казнены. Не пощадили и родственников восставших – меня, годовалого младенца, заключили в кристалл и низвергли в толщу земли. Не знаю уж, почему, но это показалось им забавным. Знали бы они, что будет дальше!

 

А дальше было вот что. Никто из богов, разумеется, не ведал, что Земля, где они бесчинствуют – искусственная, то есть, по сути, машина, конструкт. Как и положено, недра ее были населены ЕГОМ – существами, поддерживающими работу Сердца. ЕГОМ Земли Атлан были куда больше похожи на людей, чем в остальных мирах – это меня и спасло. Освобожденный из кристалла, первые несколько лет я жил в особом шаре, защищавшем мое хрупкое тело от жара планетных недр. Кормили меня пищей из примитивного синтезатора - из-за нее я утратил способность ощущать вкус еды. Когда мне исполнилось два года, я стал учиться языку ЕГОМ. Как вы помните, это язык вибраций, и для человека он не предназначен. Даже теперь, тридцать лет спустя, я могу воспроизвести лишь самые базовые понятия – «сон», «голод», «смерть», «сбой» и два десятка других. К счастью, этого вполне достаточно для разговора, ибо язык ЕГОМ довольно прост.

Вам, вероятно, интересно, как же тогда я говорю по-человечески, хотя вырос среди этих существ? Все очень просто: говорю на самом деле не я, а встроенный в мою гортань синтезатор речи. Он подключен напрямую к речевому центру в моем мозгу, поэтому у меня, как говорится, что на уме – то и на языке. Вы уже, вероятно, заметили, что я не слишком изыскан в манерах? Что поделать – ЕГОМ не то общество, где можно выучиться правилам хорошего тона. Хотя я и загрузил в свою память последнее издание «Гуманопедии», кое-какие тонкости человеческого общения мне до сих пор неведомы. Но движемся дальше.

 

С самого детства главным смыслом моей жизни было знание. Все знать и понимать – вот о чем я мечтал долгими темными вечерами, склоняясь над информационными кристаллами, содержащими в себе мудрость ЕГОМ. Особенно влекло меня Сердце Земли, его великая творческая сила. Наконец, достигнув совершеннолетия, я получил право войти в его палаты. Я вижу это, как сейчас – огромный зал, и в центре его – сияющий кристалл с панелью управления. Надо сказать, что за годы жизни с ЕГОМ я неплохо поднаторел в обращении с механизмами – ибо народ этот искусен в их изготовлении – так что трудностей в понимании работы Сердца у меня не возникло. В сущности, как и любое чрезвычайно могущественное устройство, это была очень простая штука.

Первое, что я сделал, разобравшись с консолью – принялся поглощать информацию о поверхности. Шутка ли, я ведь всю сознательную жизнь провел под землей! Там-то я и узнал свою историю и историю своего отца. Не помню своих эмоций по этому поводу. Возможно, я и разозлился, хотя, скорее всего – нет. В конце концов, я даже человеком тогда себя не считал. ЕГОМ и ЕГОМ: у меня и подружка была – хрупкая, из доломита.

 

Что меня возмутило в истории Земли Атлан – так это божественный произвол, бессмысленная трата ценнейших ресурсов. Почему столь могущественные силы оказались доверены таким безалаберным хозяевам, подумал я. Ведь это же совершенно неэффективно! Просто представьте себе, Зертотль – какое-нибудь разумное существо, вроде меня, тратит всю свою жизнь на то, чтобы привести окружающий мир в порядок, понять его и познать, и вдруг какой-нибудь всемогущий хам с облачка берет и меняет правила игры! Прозрачное становится мутным, правда – ложью, постижимое – непостижимым, и все ради чего? Чтобы шут наверху раздулся от собственной важности? Нет, этого я принять не мог – не для того ЕГОМ учили меня мыслить логически, не для того они вложили в меня смысл существования. Стоя перед Сердцем, я понял, что хочу одного – понятного, познаваемого мира, который открывался бы пытливому уму. Ни судьбы, ни рока, ни капризных богов мне было не надобно. Я сказал себе: пускай смысл Вселенной сокрыт от меня – я добуду его, если эгоистичные и самодовольные силы не будут ставить мне палки в колеса. Словами не передать, насколько я был самонадеян.

 

Большие дела нередко вытекают из глупостей, а глупость я тогда совершил просто первостатейную – мне и теперь за нее стыдно. Видите ли, Зертотль, я отменил богов. Вот так вот просто, дал команду Сердцу – и готово. Надо было сперва подумать, но я был молод, горяч, хотелось действовать… Со всей своей жаждой познания я совсем забыл, что Миф существует не просто так, что это важный этап формирования реальности. Мой приемный отец, ЕГОМ Сто-тринадцать-девять-семь объяснял это следующим образом. В новорожденном мире, говорил он, где неясно, что и как должно делаться, боги и существа, им подобные, волей-неволей принимают на себя обязанности, которые впоследствии будут исполнять безликие Законы Природы. Иными словами, могучий титан поддерживает небосвод не только из гордости и тщеславия, но и потому, что другой силы, способной на это, пока еще не существует. Другое дело, когда такая сила появляется – вот тут-то Миф и начинает мешать – но это я отвлекся.

Так вот, когда боги исчезли, наверху начались неприятности. Оказалось, что некому заведовать солнцем, ветром и дождем, некому решать судьбу усопших и определять, кому идти в рай, а кому в ад. Некому стало даже следить за тем, чтобы не скисало молоко в кувшинах – и за это отвечали в моей Земле определенные боги, хранители домашнего очага!

Конечно, было поначалу и что-то хорошее – как же ему не быть. Прекратились, например, беспрестанные войны, посвященные богу кровопролития Стону, перестали приносить в жертву девственниц в базальтовом храме Кноркара – и все же эти скромные ростки прогресса померкли на фоне чудовищных бедствий, обрушившихся на Землю Атлан. Вышли из берегов моря, пробудились вулканы, скот поразил мор, а отвести беду было больше некому – кроме меня, конечно, ведь я контролировал Сердце.

И тут я совершил вторую ошибку, а именно попытался помочь.

Стало, конечно, только хуже – так плохо, как в Земле Атлан никогда еще не было. Отчаявшись, я бил по всем кнопкам консоли, пинал ногой сам кристалл, пока меня, наконец, не утихомирили ЕГОМ. Мой приемный отец был в гневе. Он прочел мне целую лекцию о недопустимости вмешательства в работу Сердца. Десятки лет тяжелейшего труда, говорил он – все может пойти насмарку из-за моего поступка. Если жители Земли узнают о существовании Сердца раньше времени, им никогда не открыть его подлинной силы. К моему счастью, никто из них так и не догадался искать причину всех бедствий в недрах земли. Все, на что хватило фантазии у людей с поверхности – это призвать на помощь Фотурианца.

 

Так в Атлан пришел Данклиг, сильнейший в Ордене. Вы, вероятно, слышали о нем? О, да, кто же во Вселенной не знает Данклига – человека, который поклялся никогда не обращать оружия против живого существа? Разве не он голыми руками одолел десять тысяч рыцарей лорда На-Кей? Разве не он добровольно вызвался заменить молодого ребе Ицхака, когда комендант Земли Штальхаузен отбирал заключенных для показательной казни? Храбрый Данклиг, честный Данклиг, Данклиг, верующий в Бога – таков был первый Фотурианец, которого я повстречал на своем пути. Если честно, то при всем уважении, что я к нему испытываю, я и по сей день уверен, что большего дурака на свете не найти.

Но дурак или нет, а упрямства ему было не занимать.

Позже я узнал, что путь под землю он вырыл голыми руками, – не знаю, был ли тому виной данный им обет. Возможно, и землю он считал живым существом, против которого грешно поднимать лопату. Сила, Зертотль, голая беспощадная сила никогда меня не привлекала. Ум – другое дело, а вот ума как раз Данклиг и не показал. И не храбростью своей и не отвагой убедил он меня присоединиться к Фотурианцам.

 

Чем же? Это хороший вопрос. Когда он нашел меня – было это в подземной тюрьме, где я отбывал наказание – то разогнул решетку и встал передо мной, пылая этим своим фиолетовым полем, полем Скепсиса, как я узнал впоследствии. Я думал, что он пришел убить меня и приготовился к смерти. Как и всякий ЕГОМ, я не боялся умереть. Смерть для моего народа – дело обычное. Мертвых ЕГОМ разбирают на части и используют для ремонта систем. Суть не в этом, слушайте дальше.

Я лежал, скорчившись, в углу своей камеры и ждал удара. Но его не последовало – вместо того, чтобы замахнуться, Данклиг достал из складок мантии маленький черный ящичек (это был автоматический переводчик), подкрутил в нем что-то и уселся неподалеку от меня, прямо на пол.

 

– Поговорим? – сказал он. (Слово/есть – перевело устройство). – Я так и знал, что это не ЕГОМ. Они никогда не вмешиваются в работу Сердца – в одних Землях соответствующим образом воспитаны, в других – напрямую запрограммированы. Но и кого-то вроде тебя я увидеть никак не ожидал. Слишком низок уровень развития у вашей Земли, чтобы человек научился работать с Сердцем, да и странно это – человек, выращенный ЕГОМ. Ты по-людски-то говорить умеешь? Нет? Эх, а еще лезешь в Сердце! Откуда тебе знать, мальчик, что на самом деле нужно людям? Ты ведь и человека-то ни одного не видел. За отца твоего следовало бы привлечь богов к ответу, но упразднять их совсем? Нет, милый мой, это никуда не годится. Впрочем, ты и сам это поймешь – со временем, когда пообвыкнешься среди нас.

– Нас? – спросил я вибрацией столь мощной, что пол в камере мелко задрожал. – Кого это – нас? Других богов? Ты пришел мстить? Если да – бей!

– Нет, – сказал Данклиг. – Напротив, здесь я представляю людей – как тех, наверху, так и других, далеко-далеко отсюда. Поскольку уболтать тебя я едва ли сумею – не такой я мастер говорить, чтобы решать все словами – давай прямо и начистоту. На поверхности тебе не выжить, это ясно. Слишком ты старый для того, чтобы нормально влиться в общество, да еще и после всего, что натворил. Знаешь ли ты, сколько бедствий принес бедным людям? Прямо сейчас по твоей милости наверху свирепствует чума – будем надеяться, что Ондриду, моему другу, удастся с ней совладать. Все-таки Жезл – штука не всесильная… Да, конечно, ты действовал ради высокой цели, мне так и сказали. Никаких богов, ничего сверхъестественного, что туманит разум и мешает познавать Вселенную. Очень храбро, очень по-юношески. Думаю, когда ты повзрослеешь, то поймешь, что и боги твоей Земли поступали по определенным причинам. А теперь пошли.

И сказав так, он без особых церемоний подхватил меня за пояс и перебросил через плечо. Напрасно я протестовал, напрасно колотил его кулаками по спине – было это то же самое, что бить скалу. На все мои вибрации он лишь добродушно хмыкал, а как только мы почти вышли на поверхность – сказал:

– Да не дергайся ты так, побереги силы. У тебя впереди самое трудное – увидишь солнце, небо, людей, деревья. Ты же двадцать четыре года под землей прожил, знаешь только камень. Придется учиться. Не все меряется чистым знанием, есть и то, что головой не понять. Нам, Фотурианцам, Людям Будущего, Людям Правды, это тоже дается нелегко. Мы для того и затеяли это Упорядочивание, чтобы из Бытия было проще вычленить суть. Вот, я отпускаю тебя. Здесь, перед самым выходом на поверхность, ты должен сам решить, что делать дальше. Можешь остаться здесь, можешь пойти со мной. Что лучше – не знаю. Такого человека, как ты, у нас еще не было. Думаю, тебе найдется применение. Все-таки ты гений, как ни крути. Никто в целой Вселенной, кроме Фотурианцев, не смог бы натворить столько, сколько натворил ты. Ну, так что же – сбежишь или останешься?

 

Он отошел в сторонку, давая мне возможность подумать, и встал на колени лицом к стене. Послышался шепот – он молился. Это показалось мне смешным. От Сердца я узнал о том, что есть люди, верящие в некоего Творца, но не придал этим сведениям никакого значения. Если этого Творца невозможно было понять, значит, он не стоил внимания. И все же какой он бестолковый, этот Фотурианец, подумал я тогда. Ведь я легко могу от него убежать, скрыться в подземных коридорах! Однако я почему-то стоял на месте. Честность – вот что мне в нем понравилось. Боги, которых я отменил, не были честны. Все, что они делали - они делали не по правилам, меняя их на ходу, как заблагорассудится. Если Данклиг не врал, то мир, который создавали Фотурианцы, был бы куда более прозрачным, открытым для познания, чем реальность Мифа. Во всяком случае, этот мир не лгал бы мне, а большего я и не просил.

– Хорошо, – ответил я спокойной вибрацией. – Я пойду с тобой.

 

Так я и стал Фотурианцем. Потом были Земли Вом, Амлун и Тилод – в последней меня представили доктору Пауле, с которым мы ныне делим один отель. Смотрели на меня, как на диковинку, да и я был таковой. Единственный в мире человек, воспитанный ЕГОМ – вы только подумайте! Многие из Фотурианцев были против моего присутствия в Ордене –боялись, что я учиню что-нибудь вроде того, что сделал в родной Земле. «Да он же отменит все Упорядочивание!» – надрывался обжора Гарвиг. Ему вторил Ардлак, этот прохвост; к счастью, слово Данклига значило больше, чем все их вопли. А Данклиг сказал: «Я ему верю. Может быть, он и не человек, но это честный и порядочный не-человек. Простим ему невольную ошибку, и пусть работает для общего блага».

 

И я стал работать. По протекции Ондрида мне предоставили лабораторию в Земле Филакт, где я решил создать желанный для меня мир – мир бескорыстного знания. К услугам моим был целый народ – примитивный, но добрый и доверчивый. Ах, эта Фотурианская непоследовательность! Только-только они спасли от меня один мир, как немедленно вручили взамен него другой.

Да, то было славное время!

Полная свобода и никакого контроля – я делал все, что хотел. Как и подобает юному гению – а я уже уверился в собственной гениальности – одних своих подопечных я холил и лелеял, других жег огнем и вскрывал, распяв предварительно на столе. Казалось бы, чего еще желать существу, ищущему знания, однако вскоре меня начали одолевать сомнения. Уж больно походило то, что я делал, на поступки отмененных мною богов. Как и они, я мало заботился о судьбах других, как и они, я полагал, что мои собственные резоны оправдывают все. По сути, положения наши различались лишь тем, что в Земле Филакт не нашлось никого, кто мог бы бросить мне вызов. Слишком кроткими были жители этой Земли, слишком терпеливыми. Я бы долго еще, наверное, мог их мучить, пытаясь выкроить из скромных земледельцев борцов за чистое знание, но дело это опротивело мне – как я думал, бесповоротно.

 

Разочарованный в себе, я покинул Филакт и отправился в изгнание. До меня из Фотурианцев так поступал лишь Ондрид – после того, как сошел с костра – да и то, для того только, чтобы сформулировать в одиночестве основные догмы Фотурианства. Ровно год прожил он в пустынной Земле Анкелад, на самой границе Вселенной, где теряют свою силу любые законы, и, если ослабить на миг контроль, можно запросто распасться на молекулы. Там, в море пустоты, он нашел первые Предметы Нид – Жезл и Древо Жизни, и с их помощью создал остров с хижиной и садом. На этом острове я и поселился, благо, волей Ондрида он вышел практически вечным.

Что я там делал? Копал картошку, курил трубку и ни о чем не думал. Это был мой опыт анти-познания, который я едва ли когда-нибудь повторю. Гений электроники, знаток инженерного дела, привыкший к стерильности лабораторий и цехов, я месяцами не мылся, не стригся и не чистил ушей. Бедной Фотурианской мантией я вытирал сковородки.

Первые две недели я держался, потом заговорил сам с собой.

Мне было что сказать и что ответить. Поскольку я отключил синтезатор речи, в дело пошли вибрации, и островок ходил ходуном. Наконец, в один прекрасный день я проснулся и понял, что совершенно пуст. Все, что было во мне, все, что меня волновало – даже смысл существования, подаренный мне ЕГОМ – все утратило свое значение. Упорядочена ли Вселенная, познаваема или непонятна – мне было все равно. Я сидел на крыльце хижины и смотрел, как в холодном воздухе возникают из ниоткуда и сшибаются со страшным грохотом куски космических скал, когда за мной во второй раз пришел Данклиг.

 

– Неплохое местечко, а? – сказал он и сел со мной рядом. – Как-то раз Ондрид по секрету сказал мне, что год, который он провел здесь, был лучшим временем в его жизни. Я-то знаю, почему ты сюда пришел. Смотри, – показал он мне свой кулак размером с хороший арбуз. – Было время, когда я проклинал свою силу, потому что, даже ведомая благими помыслами, она приносила больше вреда, чем пользы. Потом я кое-что понял. В человеческой жизни очень много печали, и сама она устроена так сложно, что нередко кажется, будто между добром и злом нет никакой разницы, что и то, и другое – суть одна и та же сила, слепая и неразумная, с которой мы, осознавая ее существование, не можем, тем не менее, бороться. Что же в таком случае имеет значение? Намерение, вот что. Взгляни на меня. Долгие годы я служил владыкам Земли Кориол, сокрушая их врагов, разрывая на части чудовищ и подавляя мятежи. Я неспроста заговорил про неразумную силу – назовем ее приличия ради Роком – ибо я и был воплощением этой силы. Упрямый, непоколебимый таран – вот кем был Данклиг, и вот кем он остается и поныне. Я не могу отказаться от своей силы – только ограничить – потому что она и есть я. Да, мальчик мой, я был рожден тараном, человеком, несущим разрушение всему на своем пути. Это моя судьба. Что изменилось от того, что я стал Фотурианцем? Ничего, кроме того, что уже много лет я стараюсь разрушать не все подряд, а лишь те вещи, что считаю вредными для новорожденной Вселенной. Это мой способ Упорядочивания – отсечение от Мироздания всего лишнего. Твой путь – это познание и манипуляции с техникой. Он тоже обещает всемогущество, и ты уже понял это. Пойми же еще кое-что. На своем пути ты не можешь не уподобиться ненавидимым тобой богам. Все, что тебе остается – это пытаться быть лучше них. Прозорливее. Дальновиднее. Мудрее. Хотя бы капельку. Альтернатива одна – не быть. Возможно, во мне говорит моя средневековая кровь, но Судьба – не дура, и если мы смело пойдем ей навстречу, то достигнем многого. Большего, во всяком случае, чем, если будем доказывать всем и вся, что мы не те, кто мы есть. Я - беспощадный таран, ты – всезнайка, ни во что не ставящий правила – вот и все.

Сказав так, Данклиг похлопал меня по плечу и уставился в серое небо, полное каменных осколков. Я нажал на кадык, и мой речевой синтезатор вновь заработал.

–         – Ты – идиот, – сказал я ему. Это были первые мои слова за несколько месяцев. – Ты – полный, безоговорочный идиот. Вспомни Землю Филакт. Ты сам не понимаешь, кому предлагаешь вернуться в мир.

– И кому же? – спросил Данклиг. Я не ответил.

– Вот об этом я и говорю, – сказал он. – Поднимайся, мальчик, а то всю жизнь просидишь. Мы с Ондридом выбили тебе местечко в Земле Анод. Там, вдали от людей, тебе будет гораздо проще. Может быть, ты чему-нибудь научишься у этих жутких Мозгов – во всяком случае, я на это надеюсь.

Так я и попал сюда, в эту лабораторию. Она, конечно, не совсем моя – я просто присматриваю за ней в отсутствие хозяина, Великого Мозга Орм. Ну, как вам моя история?

– Захватывающе, но длинновато, – сказал Зертотль с кислой улыбкой. – И мало полезных сведений о Фотурианцах.

– Что поделать? – пожал плечами #1285. – Скажу больше: в этой истории все неправда - от первого до последнего слова. Эй, не надо так кривиться! Я просто процитировал вам фрагмент из книги Фотурианки Аньес «Легенды и Мифы Неупорядоченной Вселенной». Это просто шутка – люди же любят шутки, так ведь? Да, человеком быть нелегко. Давайте уже перейдем к эксперименту. На сегодня он будет последним, и ОНТО подготовил для нас особенный проект. Разрешите снять с вас мыслеформу? – и #1285 коснулся головы Зертотля странным прибором наподобие циркуля.

– Зачем это? – нахмурился посланник Темных Миров.

– Все очень просто, – сказал Фотурианец. – Этот эксперимент я решил сделать своего рода диспутом между двумя видами существ – один получит мою мыслеформу, другой – вашу. Диспутом, разумеется, это будет выглядеть только со стороны, для них же это будут жизненно необходимые действия. Понимаете, что я сделал? Я придумал такую систему, в которой философские вопросы насущны – настолько, что их приходится решать, чтобы жить. Нет, не так – вы, вероятно, подумали, что я создал каких-то мыслителей, которых хлебом не корми – дай поболтать. Отнюдь. Представьте себе бактерий, колонии которых на агаре образуют слова - не потому, что стремятся говорить, а в силу особенностей роста колонии, регулируемых определенными химическими процессами – и эти слова оказываются ответами на важные вопросы. Точно так будет и здесь. Мыслеформы, моя и ваша, нужны для пущей уверенности, что развитие этих двух цивилизаций пойдет, как надо – так, чтобы возник диспут. Сами мы на этот раз вмешиваться не будем. Итак, начинаем.

 

Он дал команду ОНТО, зачерпнул половником синтемиф и вылил его на стол. Немедленно началась жизнь, забурлили различные процессы, непонятные ни Зертотлю, ни Фотурианцу, и на поверхности стола начали выступать цивилизационные письмена, образующие своеобразный диалог между двумя мета-личностями.

 

Первого звали ФОТУРО, второго – ЗЕРТ. ЗЕРТ спросил: в чем смысл существования наших народов? Для чего они вызваны в этот мир? ФОТУРО ответил: прямой ответ будет бесполезен, данное знание из тех, что постигаются окольным путем. ЗЕРТ спросил: как именно? ФОТУРО ответил: оптимальный способ в нашей ситуации – идти в обход привычного языка, путем бессмыслицы и алогизма. ЗЕРТ спросил: возможно ли это? Не следует ли просто молчать о том, чего нельзя выразить? ФОТУРО ответил: лучше попытаться, поражение здесь тоже победа. И оба они заговорили, и на столе выросла горка прозрачного вещества с черным сердцем внутри.

 

ЗЕРТ:

Я бы спал спал спал

я бы мал мал мал

Я бы плыл плыл плыл

и себя б забыл

И ко всем всем всем

Прикипел совсем,

напитался б общим жаром,

Причастился б общим даром

И не ведал бы сомнений

Нежась в сумраке течений

Я бы плыл плыл плыл

я б учил учил

Я бы знал знал знал

я бы спал спал спал

 

ЗЕРТ свернулся калачиком и уснул, но ФОТУРО воздвиг города, башни, и колокола зазвонили к полудню.

 

И ФОТУРО сказал:

 

Это камень времен

Не рассыпется он

И ни плаха, ни стон

Не сомнут чудный трон

Будет вечно стоять

Будет вечно сиять

И его охранять

Станет храбрая рать

А на троне Господь

Взял он душу и плоть

И создал из них шар

Человечеству в дар

Поместил над землей

И довольный собой

Прочь пошел стороной

Над людскою страной

 

Шар был черным и горячим, словно уголь из костра. Он испустил луч и пощекотал ЗЕРТУ пятки. Тот проснулся, достал запасные глаза и спросил:

 

Что за шар шар шар?

Это дар дар дар?

Отчего пожар?

Черен он, как вар.

 

ФОТУРО протянул руки к шару, но обжегся, и пришлось ехать в аптеку, покупать бинты и целебную мазь. Помазав руки, он воздел их к небу и вопросил:

 

Для чего, Творец, мне ум?

Чтобы делать им тум-тум?

Все, что требовало сил,

Ты отнял и заключил

В черный шар, проклятый шар.

Отвечай, коли не пар!

Смысл желаю я постичь,

Загоню нещадно дичь.

Лишь прости меня, прости,

Правду мне с небес спусти.

 

Так он отчаянно взывал к Творцу, требуя раскрыть тайну человеческого существования, но молчало небо, и только шар, вобравший в себя все ответы, висел над райским садом, словно грозное напоминание. Спасаясь от жары, ЗЕРТ укрылся газетой и запел песенку:

 

Чем искать над головой

Смысл бытия

Лучше быть простой травой

Например как я

Корешки мои сосут

Соки из земли

Ну, а твой насущный хлеб

Он не здесь, вдали

 

Но ответил ФОТУРО:

 

Не смущай меня, трава, не смущай!

Я остался бы в раю, если б рай

Даровал мне пару ангельских крыл,

Чтоб слетал я в небеса и все открыл.

 

Но я узник этой каменной земли,

Я корабль, что увяз вдруг на мели.

Впереди меня сияющий маяк,

Но добраться до него нельзя никак.

 

ЗЕРТ:

 

Так ложись со мной и спи сладким сном!

 

ФОТУРО:

 

Нет, я знаю, как покинуть сей дом!

Не нужны мне два орлиных крыла,

Чтобы Смерть меня наверх вознесла.

 

ЗЕРТ:

 

Как? Неужто ты желаешь умереть?

 

ФОТУРО:

 

Это лучше, чем в отчаянье висеть.

Чую, так и заповедал нам Творец,

Чтоб узнали о себе под конец.

 

И с этими словами ФОТУРО впустил в себя Время и начал стариться. Он читал нараспев:

 

сердца черная вода

из груди текут года

мне б успеть со всем проститься

устремляясь в никуда

помнит стул и помнит стол

помнят потолок и пол

здесь когда-то человек жил

а потом взял и ушел

что осталось от него?

да почти что ничего:

все глотает поглощает

неживое вещество

не щадит и королев

желт и жарок словно лев

над тобой в высоком небе

распахнулся божий зев

спи усни прочь зло и горе

ты певец в извечном хоре

полон горечи любви

ты ладья в бескрайнем море

так плыви себе плыви

 

Не успел он сказать последние слова, как шар спустился в его мертвые руки. Был шар теперь и сам холоден, так что ЗЕРТ смог взять его в руки. С надеждой он посмотрел в его глубины, но шар был пуст. Смысл не открывается живущим, вот в чем штука, понял ЗЕРТ. Он отбросил шар и сказал:

 

Он ушел к праотцам к праотцам

Только знанье ни к чему мертвецам

Все что он накопил накопил

Все в могилу уложил уложил

Хоть и понял он правду всего,

Но награда тут одна – ничего.

Все мы узники без права и вины,

Лишь себя искать вовеки мы должны.

А найдем, и наш отважный дух

Отберет великий наш Пастух.

 

Он отбросил бесполезный шар далеко от себя и лег, свернувшись в клубок.

 

Вот и мой настал решительный час

Все горят, а я погас я погас

Чтоб с собой я ничего не унес,

Я отвечу на вопрос на вопрос

Ты задай его, я жду, ты задай.

Но молчит вокруг меня дивный рай

Видно, даже перед смертью, друзья,

Говорить нам с небом прямо нельзя.

Но оставлю после смерти предмет,

И решайте, забирать вам иль нет.

 

Смерть пришла к ЗЕРТУ, и он расплылся как лужа машинного масла. Часть его веществ облепила шар, и когда конструкция застыла, тот оказался в нее вмурован, точно муха в янтарь. Это был куб с выпирающей частью – словно бы спусковой механизм с курком.

 

В молчании смотрели на это #1285 и Зертотль. И тому, и другому сердце подсказывало, что случилось нечто очень важное. Наконец, Фотурианец взял куб и положил его на стол к треугольнику и трубке.

– Вот и эта погибла, – сказал он. – И что мы имеем в остатке? Три предмета – негусто, что и говорить. А если учесть, что никто из этих народов так и не приблизился к пониманию смысла существования… Впрочем, у меня есть любопытная версия. Возьмем этот куб, соединим с пирамидой, немного геля, чтобы прикрепить трубку… Посмотрите, Зертотль – не кажется ли вам, что эта штука похожа на оружие?

Он отступил от стола на шаг и навел на посланника Темных Миров импровизированный пистолет – черный, угловатый, с рядом светящихся символов на дуле.

– Вы ведь с самого начала знали, что так будет? – спросил Зертотль, ощущая, как Устройство Ле внутри него готовится защитить своего носителя. – К этому и должны были привести все эти эксперименты?

– Ничего я не знал, - сказал #1285. – Очевидно одно: как только цивилизация замечает, что ею управляют со стороны, смыслом ее существования становится свобода от любых воздействий. Не знаю насчет третьего предмета, но первые два точно были плодами такого освобождения. Интересно вот еще что: как я уже говорил, когда я работал без вас, в одиночку, никаких предметов у меня не оставалось. Появляться они начали, когда в процесс включились вы.

– И что же? – спросил Зертотль.

– А то, что, возможно, предметы эти – реакция на вас и ваши идеи. И если все вместе они складываются в оружие, значит, смыслом существования этих трех цивилизаций можно считать ваше уничтожение. И знаете что? Это не такая уж плохая идея.

– А как же наш уговор? – внутренне сжался посланник Темных Миров.

– Послушайте, Зертотль, – сказал #1285. – Я известен, как человек логичный, и считают меня таковым неспроста. Во-первых, уговор был о знании, а не о том, чтобы им воспользоваться. Во-вторых, никто не гарантировал, что знание это будет полным или хотя бы достоверным. Вы же всё равно не сможете отдать мне Устройство Ле, даже если захотите - так ведь? Кроме того, я банально не могу игнорировать результаты работы, а результаты эти таковы, что вас следует пустить на распыл. Этого требует уважение к погибшим цивилизациям - не зря же они трудились! Ничего личного, вы мне даже понравились. Стойте спокойно, дайте мне прицелиться поточнее…

– Ну, уж нет! – воскликнул Зертотль. – Защити меня, Устройство, я весь твой!

Он отступил на шаг, и по лицу его прошла рябь. #1285 выстрелил – раз, другой, третий. Серебряные вспышки ударили в посланника Темных Миров, и лабораторию заволокло вонючим черным дымом. Едва он рассеялся, выяснилось, что Зертотль исчез. Все, что от него осталось – крохотный черный цилиндр, маленькая штучка, которую так много людей считает самим Устройством Ле. На самом деле то была метка, указывающая Отделенным, где именно Зертотля постигла очередная неудача. Сам же Зертотль спрятался внутри Устройства, а поскольку Устройство было одновременно скрыто в нем самом, то он тем самым как бы вывернулся наизнанку, переместился в недосягаемое измерение, чтобы залечить раны и подготовиться к новым поискам. В конце концов, ему еще предстояло уничтожить Фотурианцев и соединить всех людей Вселенной в одну Всеобщую реку.

#1285 же, опустив оружие, вздохнул и сказал сам себе:

– Вот что я точно знал заранее – так это то, что все так и кончится. Вновь ускользнуло от меня это проклятое Устройство! И почему Предметы Нид достаются так тяжело? Зря я выбросил каталог, который прислал мне этот Ойх. Даже если он тоже был из Темных Миров, он, по крайней мере, обещал бесплатную доставку! 

 

 

Курсовая по экономической теории – работа сложная, требующая вдумчивого отношения, отнимающая много времени. Если вам трудно написать самому, обращайтесь в компанию disshelp.ru, и специалисты помогут вам справиться с этим заданием. Работу вы сдадите в срок, всё будет исполнено на самом высоком профессиональном уровне. Более подробно можно узнать на сайте компании. 

 

Комментарии пока отсутствуют ...

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование