Сдаётся комната / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Саня Краснопёров, студент филфака, снял комнату в «хрущёвке». Недорого, и всего в паре остановок от универа.

Отыскав серую пятиэтажку с облысевшим палисадником, Санька вошёл в подъезд.

– Плату беру за три месяца вперёд, – с порога внесла ясность хозяйка. Она с недоверием осмотрела патлатого юношу в косухе и со спортивной сумкой на плече.

Студент послушно отсчитал нужную сумму. У него имелись сбережения, да и родители помогали. Он регулярно получал денежные переводы из родной Балашихи.

– Тамара, можно просто Тома, – улыбнулась хозяйка, спрятав купюры в карман халата, – проходи, располагайся.

На вид ей было около сорока. Высокая, полная, с крашенными в рыжий цвет волосами и пятнами тонального крема на щеках.

Красноперов сбросил с плеча сумку, шагнул в квартиру.

***

Санька слушал лекции, пил пиво у памятника Добролюбову, и ехал на метро домой.

Хозяйка возвращалась в семь вечера. Сняв пальто, она врубала музыку. Затем натягивала лосины и доставала из шкафа скакалку. Пыхтя и охая, Тамара начинала прыгать, выбивая щепки из деревянных половиц. После крутила на могучих боках стальной хула-хуп. Обруч то и дело грузно валился на пол, заключая хозяйку в круг, оберегающий её от нечисти.

Тамара боролась с лишним весом.

В выходные Тома любила выпить. Она покупала литровую коробку сливового вина, четверок водки и сок. Иногда приглашала Саньку.

– Нет, спасибо, – мотал головой Краснопёров.

– Ну и зря,– усмехалась она. – А ты че, вообще, что ли, не пьёшь? Какой же ты студент тогда?

– Ну почему, пива могу попить, – оправдывался Санька, припоминая, как осенью, на день первокурсника, перебрал водки и подрался со старостой группы Гуляковым.

– От пива твоего только пузо и волосы на ногах растут, – авторитетно заявляла хозяйка.

Употребив «чекушку», Тома звонила подруге. Приезжала Олеся. Она была похожа на героиновую наркоманку. Худая, бледная, с синюшными отёками под глазами. Несмотря на удручающий вид, хохотала Олеся во всё горло, суча костлявыми ногами и запрокидывая голову.

Подруги пили вино и смотрели на DVD дискотеку девяностых. А когда вступала «крошка моя», с визгом пускались в пляс. Потом Тома облачалась во что-то тесное и блестящее, и они отправлялись в «Пигмалион» – тошниловку, облюбованную местной гопотой.

Среди ночи Санька просыпался, брёл в туалет и видел, как хозяйку кто-то усердно горбатит. Наутро угрюмый мужик с наколотыми перстнями грозился Краснопёрову «сломать щи».

– Ну и что, что сидевший, – порхала по квартире Тома, – зато за ним, как за каменной стеной. Никому меня в обиду не даст. Видал, как на тебя рычал? Ревнует...

Впрочем, приблатнённый отелло вскоре исчез. Заодно прихватив всю наличность, золотую цепочку с крестиком и обручальное кольцо.

Два дня хозяйка не разговаривала с Краснопёровым. А на третий, употребив «сливового», ногой вышибла дверь в его комнату.

– Это ты во всём виноват, гнида! – закричала она, сбросив с постояльца одеяло. – И ведь спит, сука, как ни в чём не бывало!

– Господи, да что случилось-то?! – вскочил студент, щурясь от яркого света.

Тамара зарыдала. Сползла по стенке на корточки, сдирая Санькин плакат с накачанными металлюгами из группы «Manowar».

– Ты, ты, ты, – хлюпала носом она, – это всё ты... ты его ненавидел, ты нас разлучил... ты его сглазил. У тебя плохая энергетика... всё из-за тебя... ты энергетический вампир. Колдун хренов!

– Иди проспись, идиотка! – Санька схватил с пола одеяло и швырнул на кровать, – завтра же съезжаю!

На следующий день хозяйка извинилась. Обижаться на неё было глупо. Санька простил. К тому же, искать новое жильё в разгар семестра – удовольствие сомнительное.

***

В зале, на облезлом журнальном столике, лежала книга. На обложке был изображён благообразный длинноволосый муж с густой бородой и лукавым прищуром. Книга называлась «Институт здоровья доктора Краснова». Когда у Томы прихватывало спину, она устраивалась на койке и просила Саньку положить бородатого эскулапа на больную поясницу.

– Ну и как, помогает? – улыбался студент, приспосабливая книжку выше мясистого зада.

– Отстань, – обижалась в подушку Тома.

Проснувшись, хозяйка всегда лезла в сонник. Если Томе снилось что-то дурное с четверга на пятницу, ей обязательно нужно было с кем-то поделиться ночным кошмаром. И обязательно до полудня. Иначе сновидение могло сбыться. Даже когда Краснопёров сидел на лекции, она звонила ему на мобильный и рассказывала истории разной степени шизоидности. То она охотилась на оленей с фаллосами вместо рогов, то была тамадой на свадьбе лилипутов.… А еще ей снилась покойная бабка. Страшно размахивая серпом, она гонялась за внучкой, в надежде отрубить ей башку.

Словом, повстречав такую пациентку, Фрейд сплясал бы вприсядку, стесав набойки на каблуках ботинок.

– Ну чё, пернатый, – шептал с соседней парты Гуляков, – опять твоя подруга звонит? Знойная женщина? Да вдуй ты ей, не мучай бабу! А она хоть симпатичная? Может, познакомишь?

Староста как-то подслушал разговор Краснопёрова с Игорем Пановым.

– Да легко, – отвечал Санька, – телефончик дать?

Гуляков идиотски хихикал.

– Не, я ему точно нарежу, – шипел Краснопёров.

– Забей, – покачал головой Игорь, – забыл, что он в деканат стучит?

– Молодые люди, я вам не мешаю? – Нина Германовна, преподаватель зарубежной литературы, продолжила лекцию о Нибелунгах.

***

– Саш, а ты знаешь, ты мне нравишься, – однажды заявила Тамара.

Краснопёров сидел за кухонным столом и пил кофе.

– В смысле? – поперхнулся он.

– Ну люблю я тебя, чего не понятного? – хозяйка приблизилась к Саньке и поиграла с жидким хвостиком, перехваченным на затылке резинкой.

– Не смешно, Том, – Санька боднул головой, как строптивый телок.

– Такими вещами не шутят, – покраснев, мягко произнесла она.

Тамара подошла к окну, взяла старенький заварочный чайник с отколотым хоботком и поплескала на пожелтевший цветок в горшке.

Студент допил кофе и отодвинул чашку.

– А чё тебя смущает? – сказала хозяйка, – я хоть и старше, но не тяну на свои года. Я знаю, ты меня, наверное, дурой считаешь, – опустила глаза Тамара, – но я книжки твои начну читать, новости смотреть… похудею.

– Никто тебя дурой не считает, успокойся. Дай лучше воды, в горле что-то пересохло.

Студент попытался встать, но его повело. Качнувшись, он вцепился в краешек стола, едва удерживаясь на слабеющих ногах.

– Чё-то мне нехорошо, – успел проговорить побледневший Санька и рухнул на стол, опрокинув сахарницу.

Очнулся Краснопёров в зале на полу. Сердце барабанило, ломило в висках. Руки до рези в запястьях были крепко привязаны к батарее бельевой верёвкой. Ноги оказались стянуты на щиколотках капроновыми колготками.

– Что за хрень, Тамара?! Ты чё удумала? – Краснопёров силился высвободить руки и бил по полу связанными ногами, как русалка плавником.

Развалившись на диване, Тома чуть приглушила звук телевизора:

– А с вами по-другому никак. Мне замужество нагадали в этом году, вот я и решила действовать.

– Ну а я-то здесь при чём?! – Санька дёрнулся, но больно ударился головой об вентиль батареи.

– Так ты и будешь моим мужем, дурачок.

На экран вылезла заставка ток-шоу «Пусть говорят». Ухоженный ведущий в красивом чёрном костюме что-то быстро говорил, обнимая за плечи заплаканную тётку с испитым одутловатым лицом.

– Вот же попадос, – закашлял студент – ты меня, вообще, чем опоила-то? Ё-моё, башка сейчас треснет.

– А я знаю? Снотворное какое-то. Я у Олеськи выпросила.

Взяв с журнального столика лекарство, Тамара прочла:

– Клофелин какой-то, не знаю я...

Она пошумела пузырьком, как погремушкой, и поставила обратно.

– Не боись, не окочуришься. Я вот по молодости полпачки димедрола сожрала, с парнем подралась, и ничего, жива здорова.

– Ладно, хрен с тобой, согласен я, – простонал Санька,– развязывай давай.

– Чего согласен-то?– закинула ногу на ногу Тома.

– Жениться согласен. Развяжи, а? Руки затекли.

– Дуру, что ли, нашёл, – усмехнулась хозяйка, – я тебя развяжу, а ты сразу свалишь. Сначала мы привыкнуть друг к другу должны, чтобы ты сам захотел, по-настоящему.

Звать на помощь было как-то не по-мужски. Санька решил дождаться ночи и, когда Тамара уснёт, перепилить верёвку о ребристый край батареи.

Перед сном хозяйка покормила узника с ложки, сняла с антресолей детский эмалированный горшок и поставила рядом. Погасила свет и легла в кровать.

Санька выждал время и принялся за дело. Перетереть верёвку о батарею оказалось трудно. В кино это выглядело куда проще. Санька усердно работал, не обращая внимания на кровавые мозоли на запястьях. Остановился, только когда услышал, как Тома, постанывая, переворачивалась на другой бок.

– Ты чё там возишься? – сонно пробормотала она.

– Да мёрзну я, – не растерялся студент.

– Терпи, ты ж мужик,– с трудом произнесла Тамара и через минуту снова засопела.

Распутать узлы зубами Краснопёрову тоже не удалось.

Утром хозяйка поила Саньку кофе и заталкивала ему в рот бутерброды с сыром. Студент неохотно жевал, проглатывая большими кусками.

– Ты хоть понимаешь, что это всё незаконно, – прожевав, сказал он, – тебя ведь и посадить могут, дурища. Тома, ну развяжи, у меня шея уже не поворачивается, и спина ноет.

Тамаре было всё равно.

– Хулиганишь? – сказала она, увидев торчащие из верёвки нитки.

Она принесла из ванной скрученный восьмёркой шпагат. Несколько раз обмотала Санькины запястья и затянула своими пятью фирменными узлами за батареей.

– Сучара!!! – заорал студент, пытаясь ударить Тому затёкшей ногой.

Хозяйка ловко увернулась.

– Не буянь, Саш. Или ты, может, в туалет хочешь?

– Меня же искать будут, дура ты набитая! Предки, в универе! Ты башкой своей подумай хоть раз!

Тамара приподняла подол халата и тяжело опустилась Саньке на ноги. Заломило в коленях. Пахнуло бабьим потом и сладкими духами. Подвигав из стороны в сторону широкой задницей, Тома уселась поудобней. Затем вынула из кармана длинный шерстяной платок, скрутила его винтом и туго завязала студенту рот.

– Чтобы лишнего не болтал, – сказала хозяйка и поцеловала Саньку в лоб.

Тамара взяла отпуск за свой счёт и почти не выходила из дома. Она часами просиживала рядом с Санькой и вслух читала пьесы Островского и Горького. Ещё она устраивала показы мод. Натягивала топики, яркие подростковые юбчонки и, сверкая диадемой на рыжей голове, дефилировала по комнате.

Как-то под вечер хозяйка танцевала стриптиз. Чёрные колготки в сеточку готовы были расползтись на массивных ляжках. Чуть выше розоватого шрама от аппендицита разлетался полупрозрачный пеньюар. Его она благополучно сбросила, обнажая вислую грудь с крупными, коричневыми сосками.

– Саш, а я не слишком развратная в этом прикиде, а? – Тамара пила вино и лезла целоваться.

Студент орал и бил ногами. Хозяйка тут же завязывала ему рот платком.

***

Санькин мобильник не умолкал.

– Задрали, – не выдержала Тома.

Она решительно прошагала в комнату, вскрыла телефон и извлекла SIM-карту. Затем смыла её в унитазе, окончательно лишив студента какой-либо связи с внешним миром.

В пятницу хозяйка пригласила в гости Олю. Перед приходом подруги, Тамара расчесала Саньке спутавшиеся волосы.

– А ты у меня красавец, – сказала она. Тома была в приподнятом настроении.

– Так, ну ладно, я по-быстрому в магазин. Тебе взять что-нибудь?

Краснопёров отвернулся. Хозяйка надела пальто и погасила в прихожей свет.

– Не скучай тут без меня, ладно?

Играла музыка. Подруги выпивали в зале, расположившись на диване у журнального столика.

– А ты с ним не переборщила? – осторожно спросила Оля.

Тома махнула рукой и разлила по чашкам вино:

– А, не заморачивайся. Ну, давай, подруга, за тебя. За нашу с тобой нелёгкую бабью долю.

Они чокнулись, выпили и зашелестели фольгой, разламывая шоколад.

– Может, ему плеснём? – предложила Оля.

– Хорош, ты мне мужика не спаивай. Ну, если только немного... – хозяйка посмотрела на студента, – Саш, выпить хочешь?

Краснопёров кивнул.

Развязав Саньке рот, хозяйка налила полчашки вина и поднесла к его губам. Студент жадно вылакал всё без остатка. Кислое вино плохо легло на пустой желудок и едва не пошло обратно.

– Ну, ну, ну, всё, не увлекайся, – поднялась Тамара, – мне муж бухарик не нужен.

Когда хозяйка отправилась в туалет, Санька решил не упускать замаячившего шанса и обратился к подруге.

– Девушка, простите, вас, кажется, Оля зовут... эта ненормальная... я уже четвертый день здесь торчу... вы мне не поможете?

– Ну чё надо-то? – Оля испуганно отодвинулась.

– У вас в сумочке наверняка есть какая-нибудь пилочка для ногтей, ну или что-то в этом роде...

– И чё дальше?

– Прошу, помогите, я в долгу не останусь. У меня в комнате, в шкафу, под книжкой «Подросток», заначка. Пять тысяч. Они ваши.

Оля вздохнула и с опаской глянула в сторону туалета. Раскрыла сумочку, вытащила тряпичную косметичку.

Из туалета донёсся шум спускаемой воды.

Оля вскочила, быстро вложила в Санькину ладонь маникюрные ножницы и пулей вернулась на диван. Краснопёров был готов её расцеловать.

– Ты чё тут? – спросила Тамара, поправляя юбку.

– Да ничё, тебя жду, – Оля пожала плечами и убрала косметичку.

Допив вино, подруги засобирались в «Пигмалион».

– Ой, а я, кажется, сумочку в комнате оставила, – сказала в прихожей Оля.

– Ну пройди, возьми, а то я обулась уже, – Тамара глянула в зеркало и поправила причёску.

Подруга забежала в Санькину комнату и открыла шкаф. Быстро отыскав заначку, сунула деньги в задний карман джинсов. На обратном пути прихватила с дивана сумочку и подмигнула студенту.

Саньке пришлось потрудиться, чтобы перерезать толстые верёвки. Закончив, он облегчённо выдохнул, потёр запястья и со стоном растянулся на полу. Поясница ныла, словно запущенный радикулит. В правом плече застыла тупая боль. Некоторое время Краснопёров лежал, бережно приподнимая и опуская задубевшие ноги.

Он медленно поднялся и, держась за стены, мелкими шажками посеменил на кухню. Открыл холодильник, взял из шкафчика половник, и стал хлебать из кастрюли ледяную солянку. Поев, бросил половник в раковину, и уже более уверенным шагом вышел в коридор.

Входная дверь оказалась заперта на верхний замок. Открыть его можно было только снаружи. Санька подошёл к тумбочке с телефоном, снял трубку. Номер у Алексеенко был простой. Санька помнил его наизусть.

– Алло, слушаю, – ответил вялый голос.

– Гошан, здорово, это я, Саня.

– Какой ещё Саня?

– Да Краснопёров, блин, чё тупишь-то?!

– Санёк?! Ни фига себе! Слушай, а ты куда пропал-то? На универ забил, и телефон не обоняет. Тебя же Лаврова с говном съест...

– Да погоди ты с Лавровой, я тут встрял капитально. Короче, у хозяйки квартиры фурагу напрочь снесло, она меня к батарее привязала и никуда не выпускала все эти дни.

– Чё, реально?

– Нет, б…, виртуально! Говорит, замуж за тебя хочу.

– Жестянки. Прям маньячка сексуальная. Царица грузинская – Тамара.

– Мне вот, Гош, нифига не смешно.

– Да ладно, ладно. Ты чё делать-то думаешь?

– Сваливать. Там у вас в блоке ещё есть место?

– Да хэ зэ, вроде в двенадцатой свободная койка была.

– Отлично. Ладно, Гошан, давай, до завтра.

– Ну бывай.

Санька положил трубку. Затем набрал ванную, лёг и стал думать о том, как отомстит хозяйке. Для начала навешает ей хороших «лещей», потом привяжет к батарее, ну а дальше будет импровизировать.

Выйдя из ванной, Санька переоделся, прошёл в комнату и собрал сумку. В зале включил телевизор и прилёг на диван. Вскоре задремал под какую-то американскую ретро комедию. Проснулся, когда хлопнула входная дверь. Тамара была пьяна. Хватаясь за вешалку в прихожей, она грохнулась на стул. Неуклюже выставив ногу, наклонилась и стала расстёгивать неподатливую молнию на сапожках. Прядь волос попала ей в рот. Тома вертела головой и шумно отфыркивалась, словно кошка, которую случайно задели по носу.

Прошлёпав мимо Саньки, Тамара завалилась на кровать. Резко пахнуло водкой и насквозь провонявшей духами и табаком одеждой. Тома глянула на Саньку мутными глазами. На щеках застыла подтёкшая тушь. Хозяйка была похожа на печального Пьеро.

– Приве-е-ет, – протянула она севшим голосом, – а ты чего не спишь?

Санька поднялся, взял из комнаты сумку и отнёс в коридор. Затем отстегнул от связки ключ и бросил на кровать. Он провалился между складок на одеяле. Когда Краснопёров уходил, Тамара рыдала, отвернувшись к стене.

***

Пообещав комендантше разойтись не позднее двенадцати, студенты собрались отметить окончание сессии. Санькины одногруппники завалились в комнату Игоря Алексеенко. Пили водку, открывали банки с пивом, уплетали приготовленные девчонками салаты. То и дело бегали курить к раскрытому окну на лестничном пролёте. Краснопёров и Фёдоров в две гитары играли «ДДТ».

Ближе к полуночи заявился Гуляков. Пьяный, с бутылкой коньяка в руке.

– Принесла нелёгкая, – отложил гитару Санька.

– Не помешаю? – промычал староста и, покачиваясь, прошёлся по комнате.

Правый рукав его рубашки был испачкан в побелке.

– Аннушка, уступи место старику, – умоляюще фальшивил Гуляков, подойдя к кровати.

Девушка хмыкнула, поднялась, достала из сумочки пачку сигарет и вышла из комнаты.

Соловьёва и Потапова выбежали следом за подругой.

– Мы с Тамарой ходим парой, – процедил староста.

От этих слов Краснопёров поморщился.

Гуляков бухнул на стол коньяк и плюхнулся на скрипучую кровать.

– Отходная, – кивнул он на бутылку. – Покидаю вас, дети мои.

– Правда, что ли? – откусил от бутерброда Игорь, – и далеко ль изволите путь держать?

– Комнату по дешёвке нашёл, – ответил староста, – пятнадцать минут от факультета всего. Всё, хватит уже в этом клоповнике гнить, отваливаю.

– Угу, давай, удачи, – скривил губы Фёдоров и помахал рукой, как советский вождь.

Опираясь на спинку кровати, Гуляков встал и нетвёрдо зашагал к выходу.

– Пока, лузеры, – сказал он и захлопнул дверь.

– Везёт дуракам, – растянулся в улыбке Игорь, покачиваясь на стуле, – правда, Санёк?

– Завидуй молча, – улыбнулся в ответ Краснопёров.

Ровно в двенадцать послышался настойчивый стук в дверь.

«Коменда», – догадались студенты.

Художник: Владимир Любаров