Санаторные истории / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Усмирение буянов

Июль, жара. В автобусе, катящем в санаторий «Красноярское Загорье», невозможная духота. Чуть прохладней тем счастливчикам, которые сидят под вентиляционными люками. Но не всем нравятся сквозняки. Вот со своего места привстал худенький старичок и с силой захлопнул люк: «Не хватало, чтобы я ещё простыл здесь!».

Сразу становится как в бане. Тогда со своего места привстаёт другой, полненький такой дедок. Он толкает тростью люк вверх, и в салон врывается струя прохладного воздуха.

– Ты чего фулюганишь? – фальцетом кричит худенький старичок и, вскочив с места, опять захлопывает люк. – Говорю же, я больной, нельзя мне быть под сквозняком!

– А я здоровый, да? – багровеет толстячок. – У меня астма!

Осоловело дремавшие пассажиры оживают в предвкушении назревающего скандала. И он не заставил себя долго ждать. Толстенький дедок повторяет манипуляцию с тростью, и в салоне снова становится свежо.

– Да я тебя… Да я ветеран труда! У меня льготы! – почти визжит худой дедок и вновь тянется крючковатыми пальцами к люку.

– К-куда? – сипит толстячок и загнутой рукоятью своей трости перехватывает руку оппонента. – Это ещё надо посмотреть, чьи галифе ширше!

Деды уже выбрались со своих мест и вот-вот схватятся врукопашную.

– А ну по местам! – гаркнул кто-то оглушительным басом. В проход вышло третье действующее лицо. Это оказалась кряжистая, как баобаб, тётка лет шестидесяти-шестидесяти пяти. – Я кому сказала: сесть! Иначе применю силу. Чтобы было понятно, разъясняю: я тоже ветеран. Бывшая санитарка психиатрической больницы!

И деды покорно вернулись на свои места.

– Ух ты, аж мороз по коже! – уважительно сказал худенький.

– А меня дак в жар бросило, – поддакнул толстячок. – Какая женщина! Извините, голубушка, а вы тоже в санаторий едете? А как вас зовут?

И всю оставшуюся дорогу деды, забыв про возраст и свои болячки, напропалую флиртовали с попутчицей. По её же команде они периодически закрывали и открывали вентиляционный люк – чтобы никому не было обидно. И в санаторий приехали друзьями.

Ходок

В санатории «Енисей» соседом по палате у меня был некто Николай Петрович, крепкий ещё на вид мужик, за шестьдесят с небольшим лет.

В столовой нас рассадили по разным местам – у Петровича диета. Он устроился неподалёку от меня, напротив улыбчивой молодящейся блондинки. После ужина Петрович исчез. Вернулся в палату уже ближе к десяти.

– Погуляли, поговорили, – довольно сообщил он мне. – Чувствую, что она не против... Ещё немного поднажму – и Валька моя!

Стали укладываться ночевать. Петрович снял брюки. Колени у него были перемотаны эластичными бинтами.

– Мениски, – дал пояснение Петрович. – Оперировали, да толку-то. Теперь вот без этих перетяжек ходить не могу.

Потом он туго стянул голову специальной повязкой. Пожаловался:

– Мозги болят. Я же недавно попал в аварию, получил сильнейшее сотрясение.

А ещё он перед сном съел целую пригоршню разноцветных таблеток.

– И ты при всех своих болячках да возрасте ещё и по бабам бегаешь? – потрясённо спросил я его.

– Ну кто-то же должен за ними бегать, – обречённо вздохнул Петрович.

Утром меня ждало очередное потрясение: проснувшийся Петрович слез с кровати на пол и в туалетную комнату пополз… на четвереньках!

– Тебе плохо, Петрович? – вскрикнул я. – Давай дежурного врача позову.

– Мне не плохо, – задыхаясь, ответил он. – У меня так всегда по утрам. Просто мениски страшно болят. Но ничего, разомнусь, и всё будет нормально.

И ведь точно, размялся, туго перебинтовал колени и на завтрак уже шёл едва ли не вприпрыжку.

Я отпросился у главного врача на выходные в город, домой. Петрович безмерно обрадовался тому, что останется один в палате.

– Сейчас вот провожу тебя до остановки, а заодно куплю винца, конфет, фруктов – Вальку надо будет на ужин пригласить. А кто девушку ужинает, тот её и танцует, сам знаешь.

В санаторий я вернулся в понедельник. Палата моя была заперта. На всякий случай постучался – тишина. Отпер дверь своим ключом. В нос ударил резкий запах каких-то лекарств. Вышел из палаты, спросил у дежурной по корпусу, где мой сосед.

Та ухмыльнулась и сказала, что Петрович на втором этаже в процедурной, под капельницей лежит.

Поднялся наверх. Дверь в процедурную была открыта. На кушетке под капельницей возлежал мой Петрович. Он открыл глаза, слабо улыбнулся.

– Ты это чего здесь разлёгся, старина? – спросил я его.

– Ох, чуть Богу душу не отдал, – пожаловался Петрович. – Я же, старый дурак, как тебя проводил, ещё и в аптеку зашёл, Виагру купил. Всего-то полтаблетки в тот же вечер и принял. Не знаю, чего я там успел с Валькой, но очнулся, когда меня начали ширять уколами. Это Валька, когда я отрубился, перепугалась и сбегала за дежурным врачом. Сердечный приступ случился. Вот отлёживаюсь... Пошли они на фиг, все эти бабы, вот что я тебе скажу!

И правда, Петрович больше в сторону Вальки и смотреть не хотел, а прилежно принимал все прописанные ему процедуры. Но когда я в пятницу снова засобирался в город, попросил, блудливо пряча глаза:

– Слушай, будь другом, займи пару стольников. В понедельник отдам, племяш обещал деньжат подвезти.

– Шо, опять?!

– Да у меня же ещё полтаблетки виагры валяется в кармане. Что добру пропадать?

– Тебя же эта Валька угробит!

– Не боись, на этот раз будет не Валька, а её подружка. Она страшненькая, не так сильно возбуждает.

Дал я ему, конечно, денег – жалко, что ли. Но вот завтра мне возвращаться в санаторий, и не знаю, застану ли в живых этого сексуального гиганта?

Крик в ночи

– Лев Михайлович! – представился мне мой другой сосед (на этот раз дело было в санатории «Красноярское Загорье»). И зачем-то добавил: «Майор в отставке».

– В каких войсках изволили служить, товарищ майор? – спросил я. Товарищ майор сообщил, что он артиллерист, был начальником вооружения.

Представился и я, порадовав соседа, что тоже офицер в отставке. Правда, всего лишь лейтенант. Но старшой.

– Вот и чудненько! – ласково сказал Лев Михайлович, отечески глядя на меня с высоты своего майорского положения. – Надеюсь, будем жить дружно?

– А отчего же не пожить? – не менее дружелюбно ответил я соседу.

Пока туда, сюда – наступил вечер. Сходили на ужин, посмотрели телевизор, дружно поругали надоедливую рекламу, особенно того придурка, который, плавая на резиновой камере, обзвонил полстраны, жизнерадостно сообщая всем: «Прикинь, а я на море!».

Стали отходить ко сну. Михалыч (условились, что я буду называть его так) как бы между прочим сказал:

– Слышь, старшой, я ночами… того, иногда разговариваю. Раньше спал молча, а вот года два как стал разговаривать во сне.

– Да ради Бога! – успокоил я его. – Может, чего интересного расскажешь.

Слышу, Михалыч почти тут же захрапел. Не заметил, как заснул и сам – день был утомительным, одна пятичасовая дорога на автобусе от Красноярска чего стоит. И снится мне… И снится такое, что даже неловко об этом говорить. И тут я буквально подлетаю на своей кровати от оглушительного рёва:

– К-куда? А ну назад! Смирррр-нааааа!

Сделав руки по швам ещё в воздухе, я опять рухнул на кровать. Она, и без того расшатанная, жалобно взвыла всеми своими сочленениями. Дрожащей рукой нашарил пимпочку ночника и включил его. Михалыч сидел на кровати и строго смотрел на меня невидящими глазами. Я понял, что он продолжает спать.

– Я кому сказал? А ну подойди ко мне! – также громогласно потребовал майор.

– Да пошёл ты! – рявкнул я в ответ и потянул из-под головы подушку, чтобы привести ею Михалыча в чувство. Но Михалыч вдруг часто заморгал и с удивлением спросил:

– А ты почему не спишь?

От возмущения я захватал ртом воздух, не найдя что сказать. Да и что тут скажешь, если человек, похоже, абсолютно не знает, что с ним происходит во сне. Или знает, но ничего с этим поделать не может.

– Спи давай! – ворчливо сказал майор, откинулся на подушку и тут же захрапел.

У меня, естественно, ни в одном глазу. Взял книжку, тупо стал перебегать глазами со строчки на строчку. Прошло пять минут, десять… Михалыч продолжал мирно похрапывать. «Может, всё на сегодня?» – с надеждой подумал я. Но заснуть не мог – разболелась голова. Полез в прикроватную тумбочку за таблетками.

– А ну поставь ящик обратно! – скомандовал мне кто-то в спину, и я от неожиданности чуть не сел на пол. Оглянулся – Михалыч полулежал на постели, облокотившись на подушку и, как и в первый раз, открытыми, но невидящими глазами строго смотрел на меня.

– Ишь, повадились таскать тушенку! Где накладная?

«Ага, понятно, какой ты начальник вооружения! – смекнул я. – Продскладами ты командовал, а не снарядами». Сам же смиренно сказал Михалычу:

– Есть поставить ящик на место, товарищ майор!

– То-то же! – удовлетворённо сказал Михалыч, упал на подушку и захрапел.

В эту ночь мне пришлось вставать ещё раз – под утро я оттащил Михалыча от выхода на балкон: оказывается, он собрался в туалет, да перепутал двери. Представляю, какую бы он сделал кучу, шлёпнувшись с восьмого этажа!

А утром, когда я рассказал майору, чего он вытворял ночью, он мне не поверил. Но задумался. Я же, даже не позавтракав, устремился к администраторше с просьбой отселить меня от горластого лунатика куда подальше. По возможности – в отдельный номер, за очень дополнительную плату. Но накануне случился массовый заезд отдыхающих, и все номера оказались забиты под завязку.

– Хотя нет, в двухместном номере на четвёртом этаже только что освободилась коечка, – сказала симпатичная сотрудница «ресэпшен», сердобольно выслушав мой сбивчивый рассказ о бессонной ночи. – Но, боюсь, вам это не поможет: там живёт такой храпучий дед, что от него уже съехало двое соседей. Думаю, и третий скоро придёт проситься переселить его. Так что потерпите немного, пока мы что-нибудь для вас придумаем.

Ну, думаю, ладно, потерплю. А пока пошёл в аптеку и попросил чего-нибудь успокоительного. Без рецепта, разумеется, мне ничего не дали. Но посоветовали купить беруши – ушные затычки из мягкой резины. В следующую ночь улёгся спать с заткнутыми ушами. Да что толку – опять проснулся от вопля Михалыча, хотя и несколько приглушённого благодаря берушам. В этот раз бравый старик с кем-то дрался во сне – сидя на кровати, махал кулаками и громогласно издавал боевые кличи. И тут меня осенило. Михалыч, даже если он и интендант, но всё же военный, и субординация, воинская дисциплина для него не должны быть пустым звуком. Надо попробовать пробиться до его сознания с этой позиции. И я зычно скомандовал:

– А ну тихо, майор! Перед вами генерал! Руки по швам, и чтобы ни звука мне до утра! А то сделаю из тебя капитана!

– Есть, товарищ генерал! – сдавленным голосом ответил Михалыч. Он вытянулся на кровати, сделал руки по швам и негромко, деликатно засопел. И в эту ночь уже не будил меня своими дикими криками.

Утром спросил майора:

– Ну, как тебе спалось, Михалыч?

– Ты знаешь, кошмар снился, – пожаловался Михалыч. – Будто вызвал меня к себе на ковёр наш командир дивизии генерал-майор Семисынов и такого фитиля мне вставил, что до сих пор жутко. А за что, так и не сказал!

Я не ушёл из номера – подобранный мной к отставному майору ключик действовал безотказно. Как только Михалыч засыпал – а он засыпал всегда первым, я командовал ему от имени неизвестного мне генерала Семисынова вести себя ниже травы, тише воды – и отставной майор обиженно и тихо, а главное, бессловесно сам спал всю ночь, и мне давал высыпаться.

Расстались мы почти друзьями.

Художник: Валентин Губарев