Ночные страхи

Вы любите ночь? Не знаете? Не задумывались?

Всякий человек найдёт в своей жизни дивные ночи, с огромной луной и звёздным небом, и ночи, когда мучили кошмары… Бывает, что кошмары проявляются наяву, и хочется всего лишь дожить до утра.

Люди, как и большинство птиц, и множество других обитателей земли – солнцепоклонники. Но живя в мегаполисах, или просто в комфорте постоянного электричества, легко стать ночным жителем, и решить, что ты – сова. Теперь представьте, что вдруг электричества не стало, и вы оказались одни в тёплой избушке. Вокруг зима, в трубе печки-буржуйки гудит ветер, и у вас одна толстая свечка, а в фонарике скоро сядут батарейки. И ночь, непроглядная февральская ночь заполняет всё вокруг… На циферблате девять вечера, рассвет забрезжит через двенадцать часов, и сна ни в одном глазу… Ни одной человеческой души на двадцать вёрст вокруг… Прочувствовали? Значит, вы поняли, что такое одиночная зимняя экспедиция.

Зачем же я пускаюсь в такие сомнительные мероприятия? Работа такая, зов природы, привычка… Люблю раскладывать своё многообразное снаряжение по всей избе. Когда бродишь по тайге один, то обычно ничего не забываешь. Вещи как будто сами прыгают в рюкзак, и ты уверенно двигаешься в путь, зная на все сто, что ничего не потеряется. Если же с тобой несколько попутчиков, то ты никогда не можешь быть уверен, что не забыл что-то жизненно необходимое. Но вот ночные страхи в компании не придут никогда. Я до сих пор не уверен, что лучше: путешествие в компании; или одиночная экспедиция с ночными страхами.

Вообще-то в избушке спится хорошо, если мыши не шуршат. Только ночь уж больно длинная. Бревенчатый сруб кажется крепостью, и даже если за стеной слышатся чьи-то шаги – это не особо беспокоит. В окно ведь никто не ломится. Знаешь, что утром всё станет ясно. Так одной зимней ночью на заповедном кордоне меня донимал бидон, повешенный на стену избы. Под порывами ветра он мягко шаркал об стену, а изнутри эти звуки воспринимались как чьи-то шаги. Понятно, что разобраться с природой звуков и «коварным» бидоном удалось только при свете дня.

Совсем другое дело – ночь в палатке. Полотняные стены не дают чувства защищённости. Здесь многое зависит от места. На Вишерском Урале летом мне спится хорошо. Летние ночи светлые. Медведи обычно скромные, ведут себя тихо, даже если и бродят неподалёку. Вот ночёвки в Приамурье в палатке почему-то последние годы спокойно не проходят. Темнота даже в июне наступает уже к десяти часам вечера, а серый рассвет приходит только к пяти утра. Можно с сожалением вспоминать молодые годы и крепкий безмятежный сон тех лет. Хотя, под утро и тогда нередко приходилось просыпаться от кряканья уток и чавканья лося, кормящегося поблизости водяным орехом.

Сравнительно недавно – в 2003 г. – я неделями ночевал один в палатке на излучине р. Норы. И палатку ставил в лесу довольно далеко от берега, чтобы не натаскивать в жильё песок. В последующие годы, когда мне несколько раз посчастливилось сплавляться по реке Бурунде вместе с сотрудником Норского заповедника – Станиславом, я всё время удивлялся, почему он ставит свой «вигвам» на песке или на гальке, неподалёку от уреза воды, в явно некомфортных местах. А Слава неизменно отшучивался на мои вопросы, заявляя: «В лесу я бабу-ягу боюсь…».

В те же годы я несколько раз в одиночку сплавлялся по реке Норе. Во многих местах спать мешали «козлы» – быки сибирской косули, которые значительную часть лета охраняют свою территорию, громко и басовито взлаивая. Однажды наглый «козёл» гарцевал прямо вокруг моей палатки и грубые окрики с моей стороны прогоняли рогача совсем недалеко. Уснуть под «песнь козлов» проблематично, но хотя бы сердце остаётся спокойным. Другое дело, если спать мешает медведь.

Обширная галечная коса на одной из Норских излучин возле устья Симушкиной протоки всегда привлекала меня как место стоянки во время сплавов. Но последняя ночёвка на ней запомнилась надолго. Когда я причалил здесь к берегу – в глаза сразу бросились свежие медвежьи следы. Наступал вечер, и я не особо встревожился близостью косолапого. В конце концов, попробуй, найди такое место, где топтыгиных нет. Посидев у ночного костра и закончив традиционные вечерние записи в полевом дневнике, я забрался в палатку и благополучно заснул. Но спокойно проспать до утра не удалось – около двух часов ночи с треском рухнуло дерево неподалёку…. Проснувшись, я быстро сообразил, что это медведь недвусмысленно показывает мне – кто на косе хозяин. Пришлось вылезать из палатки и разводить костёр. Ночь стояла тихая, безлунная. На мари, невзирая на темноту, выводил свои замысловатые песни любви самец индийской кукушки. Я бродил вокруг костра, подтаскивал дрова. Косолапый больше никак не проявлял себя. Вскоре мне вконец надоело смотреть на огонь, и я снова забрался в палатку. Костёр потихоньку угасал, а меня обволакивал сон…, но вдруг поблизости вновь затрещала и обрушилась на гальку очередная коряга. На этот раз я решил подождать с костром и не вылезать из своего матерчатого домика. Но не прошло и пяти минут, как свалилось ещё одно дерево. Тут уже я понял, что поспать не удастся, и снова развёл огонь. До утра мне пришлось скрашивать свою вынужденную вахту крепким чаем. А как только рассвело, я подкачал лодку и покинул косу с её беспокойным хозяином.

После этой ночёвки я ещё несколько раз нарывался на реках Нора и Селемджа на медведей, которые шумели, прогоняя человека со своей территории. Известно, что одинокого путешественника хозяева тайги воспринимают как другого медведя, и если не удаётся проявить свою силу, как-то демонстрируя зверю своё превосходство, то покоя не будет. От последнего «ночного» медведя на Норе я избавился, распылив в его сторону газ из баллончика против собак.

Не всегда медведи ограничиваются только запугиванием человека. В Сибири и на Камчатке ночёвки в палатке нередко заканчиваются трагически. Однако, довольно о медведях.

Иногда в ночной сумрак вторгаются совсем загадочные звуки, они также не способствуют крепкому сну. Летом 2005 года я ночевал на границе леса возле хребта Ольховочный в Вишерском заповеднике. Сыпала мелкая морось. Молчали птицы. И вдруг с хребта стал доноситься звон колокольчика – этакого деревенского коровьего ботала. Кто мог бродить среди гольцов и звенеть? Дождь не утихал. Сгущались сумерки. А таинственный колокольчик позванивал, не умолкая. Я подумал, что возможно это северный олень манси Бахтияровых. Но сразу вспомнилось, что олени у них уже совсем одичали и колокольчиков им давным-давно никто не привязывал. Тогда я решил, что это бродит дух северного оленя и звенит. Эта мысль почему-то сразу успокоила, и я благополучно заснул. Я до сих пор не знаю происхождения тех звуков. Ночью происходит много таинственного и далеко не всё можно объяснить. Я обычно не пытаюсь понять и рассмотреть всё неизвестное, с которым приходится сталкиваться в тёмное время суток, ибо, как говаривал Козьма Прутков, «нельзя объять необъятное».

Вообще, в таёжном одиночестве не рекомендуется, засыпая, представлять что-то страшное. Стоит на миг впустить в сознание какой-то «ужас лесной», как потусторонние образы полезут в голову один за другим. Этак недолго и до шизофрении докатиться. Хотя, конечно, всё зависит от степени впечатлительности каждого человека. Одни не боятся ничего, и опасность только щекочет нервы. Генерал Михаил Скобелев говорил: «Я думаю, что моя храбрость – не что иное, как страсть к опасности и в то же время презрение к ней. Риск, которому подвергается моя жизнь, наполняет меня неистовым восторгом. Участие моего тела выражается в этом случае тем, что оно сообщает мне соответствующее возбуждение. Вся духовная жизнь кажется мне только её отражением. Встреча с врагом лицом к лицу, дуэль, опасность, в которую я могу броситься очертя голову, – всё это привлекает меня, возбуждает, опьяняет. Опасность сводит меня с ума, я влюблён в неё, я её обожаю, я бегу за ней, как другие бегают за женщинами, я желал бы, чтобы она никогда не прекращалась». Другие же люди, как мотки оголённых нервов, пребывают в постоянной тревоге и страхе, и такая изматывающая жизнь подпитывает их творчество. Перенесение своих страхов перед действительностью на бумагу было единственным способом как-то снизить стресс для писателя Франца Кафки, и он далеко не одинок.

Во время длительных одиночных странствий приходит осознание того, что ты такая же частица великого таёжного мира, как лесная полёвка с коротким хвостом, или сибирская рябина, гнущаяся под ветром. Так же, как и их, тебя мочит дождь, гнетёт холод, настигает дым от лесных пожаров. Ощущение принадлежности к окружающему космосу – природе – приносит покой и светлые сны. А уж если рядом появился крупный хищник, или разгулялись стихии, то от тревоги никуда не деться и это правильно. Естественная реакция на потенциальную опасность унаследована нами от предков, именно она позволила тысячам поколений людей выжить несмотря ни на что.