Повесть

 

Продолжение. Начало в №№ 75 и 76. 

 

 

ГЛАВА 11

 

Друзья обнялись. Ной, несмотря на своё худощавое телосложение, обладал огромной физической силой, и Аэсцет в который раз ощутил это на себе. Они сели друг напротив друга. Маленькая комнатка без окон. Тускло светит оплывшая восковая свеча. Стол. Несколько стульев.               

– Не ожидал увидеть тебя здесь, Ной, в этой проклятой стране. Но ты, оказывается, тут бываешь. Даже свой дом… Даже мои сотрудники тебя знают.       

– Я сообщил им накануне, что я твой друг и что я тебя жду.                                                          

– Да-да, мне всё передали… Но когда мой слуга в Атлантиде мне сказал, что ты будешь ждать меня здесь, я удивился.

– Я бываю во многих местах, Аэсцет.                                                                                             

– За эту вот непредсказуемость тебя и не любит Аиас.                                                                 

Ной погладил свою чёрную курчавую голову.                                                                                 

– Я ведь иноземец. Пусть родился и вырос в Атлантиде – что это меняет? Атланты недолюбливают иноземцев, хоть и говорят обратное. И Верховная жрица здесь не исключение. Я знаю, что она зовёт меня космическим торговцем… Почему? Я занимаюсь торговыми и строительными операциями только в Атлантиде и, кстати, не одно красивое здание в городе Морских ворот появилось благодаря мне.                                                

В этот момент свеча затрещала и задымила.                                                                                 

– Ты, Аэсцет, принёс с собой много отрицательной энергетики. Огонь сердится на тебя.

– Не мудрено. Я устаю в Антариде. А сейчас я смотрел на Кристалл проникновения.      

– Ну и как?                                                                                                                                       

Аэсцет не ответил. Помолчал.                                                                                                        

– Ты выполнил мою просьбу?                                                                                                         

– Конечно, Аэсцет. Только не спрашивай меня, как я туда пробился. Ещё раз уже не пробиться. Земля окончательно заблокирована.                                                                             

– Ну – и что? – Аэсцет весь напрягся, чуть подался вперёд.                                                          

– Я не был непосредственно в самих Божественных иерархиях Венеры. Меня туда не пустили. Меня встретил ото всех один иерарх. Его зовут Иисус. Ты его знаешь?             

– Нет. Но там есть такой. Что он сказал?                                                                                        

– В общем-то ничего нового. Он сказал, что ситуация на Земле им тоже не нравится. Что они обеспокоены тем, что происходит в Антариде и что здесь, в Антариде, живут их наблюдатели.

– Даже так?                                                                                                                                      

– Даже так. Но помочь конкретно они пока ничем не могут.                                                

– Почему?                                                                                                                                        

– Категорически против земные иерархи.                                                                                       

Аэсцет помрачнел.                                                                                                                          

– Значит, тоже ничего конкретного… Одного не пойму. Почему продолжают бездействовать боги Земли?                                                                                                 

– Они ослеплены, – неожиданно ответил Ной. – Мироздание устроено таким образом, что если те или иные структуры отказались хоть раз от Всебожественного плана, то они сразу становятся уязвимыми для сил небожественной ориентации. Иерархи Земли совершили ошибку, приняв в свой дом Антариду.                                                                                            

Аэсцет вспомнил свой последний разговор с Верховной жрицей.                                      

– Это тебе тоже сказал Иисус?                                                                                                       

– Нет, это говорю я.                                                                                                                         

Ной встал из-за стола, отворачиваясь от пристального взгляда собеседника.                              

– Пойдём со мной, Аэсцет.                                                                                                              

– Куда?                                                                                                                                            

– Мне нужно тебе кое-что показать.                                                                                     

Он прикоснулся ладонью к стене, и часть её бесшумно отъехала в сторону, открыв крошечное полукруглое пространство, стиснутое отшлифованными гранитными плитами. Ной жестом пригласил Аэсцета за собой. Стена за ними задвинулась. Мягкий голубоватый свет. На высоком чёрно-синем потолке сложный геометрический узор из разноцветных светящихся камешков. Один бросался в глаза – неправильной формы, тёмно-фиолетовый, с зелёными и красными искрами, вспыхивающими на гранях.                                                     

– Это вход в другое пространство, Аэсцет. Только отсюда можно попасть в него. Поэтому я бываю в Антариде и имею здесь свой дом. 

Голос Ноя совершенно спокоен, и всё же он волнуется.                                                     

Разноцветные сполохи пошли по комнате. Гранитные плиты стали светлеть, исчезать…

Они неслись по прозрачному туннелю. Материки, города, моря, горы – миры целые проходили за стенами их стеклянного коридора!

– Мы идём в седьмое измерение, – сказал Ной.                                                                 

Вспыхнуло! Распахнулось! Огромный серебристый эллипс мчался им навстречу. Вот он закрыл всё видимое пространство впереди. Сейчас они расшибутся в лепёшку о его блестящие стенки – нет! – они прошли сквозь них! Радужный смерч закрутился вокруг, белые, жёлтые цветы, ветви цветущие, целые деревья пролетели сквозь них…              

Движение прекратилось. Лес. Над головой чуть ли не во всё небо – Земля. Такая красивая… Вон, прямо – зелёная солнечная Африка; справа, за оранжевыми пустынями сверкающие горы Рамы; выше, за сетью соединяющихся озёр, на берегах которых и жаркий Египет, и маленькая родная Греция, где он никогда не был; затянутая белыми облаками, великая страна гипербореев… Ну а слева, за широкими синими проливами, которые многие народы зовут Океан-рекой, в трепетной золотистой дымке, страна любви – Атлантида…                                                                        

– Где мы, Ной?                                                                                                                                

– Это Ковчег. Сейчас ты всё поймёшь. Пойдём.                                                                             

Аэсцет не спеша двинулся за своим проводником.  Лес был каким-то странным. И он не сразу понял, в чём заключается эта странность. Лишь когда лиственные деревья сменились кокосовыми и финиковыми пальмами, он наконец сообразил, что здесь перемешана растительность всех географических широт.                                                          

Ной остановился перед невысокой пирамидой из белого камня:                                        

– Сейчас.                                                                                                                                         

Почти взбежал вверх по ступенькам. Аэсцет последовал за ним.                                      

– Смотри.                                                                                                                                         

– Да.                                                                                                                                                 

– Смотри, сгущается воздух… Плотнеет… Видишь?                                                                     

Аэсцет не ответил.                                                                                                                          

– Видишь?!                                                                                                                                      

Огромные своды библиотек уже проплывали перед их взорами; исчезли леса, исчезли цветущие сады; гигантские многоярусные капища лабораторий загромоздили пространство; закрыв и зелёную Африку, и страну гипербореев, и солнечную Атлантиду. Сложнейшие аппараты, тысячи переплетённых в воздухе спиральных конструкций, десятки тысяч людей, суетящихся повсюду… В центре, под ногами – кипящее оранжево-красное озеро, тяжёлые клубы пара расползаются сизым туманом по свинцовым лабиринтам коридоров, приглушая железную судорогу сцепившихся механизмов, нависая над стеклянными миражами пробирок, колб, сосудов с бесцветной жидкостью… По чёрному настилу земли ползут, маслянисто поблёскивая железными панцирями надкрылий, сотни машин на гусеницах и на колёсах. Летательные аппараты самых различных конфигураций, в том числе и совсем неизвестные Аэсцету, похожие, скорее, на морских ежей, стремительно проносятся в сиреневых облаках. Ниоткуда возникают дома – высокие и низкие, вытянутые и сплющенные, всех архитектурных стилей, всех форм. В искусственных парках застыли тысячи животных. Тысячи головоломных схем, пультов, экранов обрушиваются на голову, тысячи чертежей, формул, рисунков…        

– Что это?                                                                                                                                        

Картины вдруг побледнели и сделались еле различимыми.                                                          

– Аэсцет, – Ной тронул товарища за руку, – скоро в Солнечной системе разразится война. Погибнет Атлантида. Погибнут многие другие миры. Вторжение сил иногалактик на Землю фактически уже началось. Блокирующее излучение, осуществляемое через Кристалл проникновения – их рук дело. Боги не способны остановить нашествие. Они увязли в противоречиях, среди них нет единства. Они слишком самоуверенны. Они не видят и не хотят видеть опасности. Здесь же, – Ной обвёл вокруг руками, – целый мир. Целое мироздание с несколькими пространственно-временными континуумами. Мы разработали целую магическую программу. С помощью генной инженерии мы решили сохранить человека, животный и растительный мир Земли. Мы решили сохранить все знания, все научные и культурные достижения,  созданные человечеством… Именно поэтому я воплощён в физическом теле в Атлантиде. Именно поэтому я, не бог, обладаю способностями, какими и немногие жрецы обладают. Ты слышишь меня?                       

– Через седьмое измерение Земли, – медленно проговорил Аэсцет, – проходят несколько параллельных нейтральных миров    . Кто работает здесь?                                               

– Над созданием Ковчега работает много систем. В том числе и неземных. В том числе и не из Солнечной системы. Но все они действительно нейтральны. Частично организовывает работу и оказывает нам покровительство один из ведущих иерархов Земли – Люциофор.                                  

– Люциофор? Как Люциофор?! – Аэсцет отвернулся и тут же опять впился глазами в Ноя. – Так ведь именно он был самым главным сторонником включения Антариды в состав Земли! Он и сейчас громче всех продолжает кричать, что всё идёт распрекрасно!           

– Нет, с годами он всё больше и больше сомневался в правильности своего плана. Ковчег – это отчасти его идея.                                                                                                           

– Но почему же он ни разу не обратился к нашей иерархии?!                                                        

– Вы изначальные противники его плана. Плюс ко всему он только сомневался. Он не говорил, что идея с Антаридой – ошибка. Он говорил, что это, возможно – ошибка.         

Аэсцет ошеломлённо опустился на белые ступеньки пирамиды.                                       

– Глупец… Какой же глупец… Ну а теперь уже поздно.                                                      

– Да, уже поздно. И твоя затея с уничтожением Кристалла проникновения – пустая затея.           

Призрачные паромы лабораторий исчезли. Воздух опять стал прозрачным и синим.       

– Есть надежда, что жрецы обратятся напрямую к Абсолюту.                                                        

– Верховная жрица не поверила бы сейчас ни одному моему слову. Она главная проводница заблуждений Божественных иерархий. Прозреть и признать ошибки богов она способна лишь в том случае, если сначала это сделают они.                                               

– Я хорошо знаю Аиас… Вообще, она небольшого ума женщина, но мне почему-то кажется, что она не будет сидеть сложа руки. Или же я совсем не разбираюсь в людях.    

– Аэсцет, она не сможет пробиться к Абсолюту, если б ты даже разбирался в людях. Этот канал тоже заблокирован.                                                                                                                

Аэсцет стиснул зубы и резко встал.                                                                                   

–  Нет, нет, Ной. Он не может быть заблокирован! Ты не знаешь этого и не говори, чего не знаешь… Если хочешь, чтоб мы остались друзьями.                                                                    

Ной вздохнул.                                                                                                                      

– Я хочу, чтобы мы остались друзьями, Аэсцет. Я тебя очень люблю. И поэтому даю совет: собирай своих сотрудников в Антариде. Я смогу доставить вас всех на Ковчег. Иначе вы все просто погибнете.

Аэсцет прикусил нижнюю губу. Отвернулся.                                                                      

– В Антариде уже утро. Я не успею.                                                                                    

– Собери, кого успеешь.                                                                                                                   

– А остальные?                                                                                                                                

Ной поморщился.                                                                                                                            

– Надо мыслить масштабно, Аэсцет, а ты рассуждаешь, как ребёнок. Ты пойми – вы все погибнете. А так ты спасёшь хотя бы часть и, что самое важное, – сам спасёшься.                     

Он замялся, и вдруг схватил Аэсцета за локоть и заговорил горячечно:                           

– Теперь я хочу сказать тебе главное, самое главное, Аэсцет. Ты – единственный из иерархов, кто всегда последовательно выступал против Антариды. На тебе не висит общая ошибка Божественных иерархий. Ты не будешь ответственен за опустошения, которые скоро произойдут на Земле… Тебя все уважают… Уважают боги… И Люциофор это говорил… Скоро начнётся война. Страшная война. Погибнет цивилизация… А мы переждём здесь. И потом выйдем… И ты, слышишь?! – Ной с силой тряхнул Аэсцета за плечо, – именно ты должен стать главным иерархом Земли! Ты сможешь объединить вокруг себя все силы, тебе будет по плечу восстановить связь с Абсолютом… Мы вернём на землю человека, природу, культурные и научные достижения… Мы создадим новую цивилизацию, новую Атлантиду, новое великое мироздание!..                                    

Ной вдруг осёкся. Отдёрнул руку. Отстранённо посмотрел на товарища… Аэсцет молчал.

– Ты всегда был упрямым, – Ной поморщился, с трудом справляясь с раздражением. – Упрямым и несговорчивым. И это тебе всегда мешало.                                                                 

Аэсцет, не отвечая, начал спускаться с пирамиды.                                                            

–  Подожди.                                                                                                                                      

Ной нагнал его. Прищурившись, посмотрел в сторону, пригладил рукой бороду…           

– Я расскажу тебе одну историю… Она совсем короткая… Где-то, как-то – но, конечно, не в Атлантиде, где нет смерти, но есть бессмертие – жил-был маленький мальчик. И вот ему приснилась однажды прекрасная молодая женщина. Женщина улыбнулась ему, и сказала, что её зовут – Смерть. Когда мальчик рассказал сон родителям, те стали уверять его, что он ошибается. Смерть-то, на самом деле, старая и страшная старуха. Но мальчик их не послушал. Он-то знал, что это не так. И всю свою жизнь он был уверен в своей правоте. Но когда пришло время ему уходить, к нему пришла не юная и весёлая красавица, которую он когда-то видел, а уродливая горбатая старуха. И знаешь почему?..

Ной помолчал.                                                                                                                                 

– Потому что он проиграл. Прощай.

 

– Мужики! Мужики-и! Выходите!                                                                                          

Андрей подпрыгнул, столкнулся с Кадушкиным…                                                              

Ночь. Антарида… Ной…                                                                                                                  

– Мужики, НЛО! – вопили снаружи.                                                                                     

В окошко палатки светит большой бело-жёлтый круг. Первым выскочил Старцев, вляпался в какую-то лужу, чуть не упал. За ним, в одних трусах, Кадушкин.               

Ночь. Холодно. Да это не НЛО вовсе, а луна. Двое парней на дороге.                                           

– Ну, где? – спросил Кадушкин, вертя головой во все стороны.                                         

– В десять часов пролетал, – звенящим и подрагивающим от возбуждения тенорком торжествующе сообщил один. – Сделал полукруг и исчез.                                                

В другой палатке завозился и что-то проворчал Кириллов. Старцев, щурясь в темноте, долго искал стрелки на тусклом фосфорическом циферблате часов. Пять минут второго. Вздохнул, полез обратно в палатку.                                                                                         

–  Мужики, вы куда? – спросил первый. – Вдруг она прилетит опять?                                

– Что б п...ть, – рявкнул глухо второй и круто развернулся прочь от лагеря.                                 

– Ну так нельзя тут говорить, – смущённо промямлил тенорок.                                         

Кадушкин заползал в спальный мешок и матерился.                                                                     

– Володь, так нельзя тут говорить, – скопировал Старцев голос тенорка. Кадушкин не обратил на его остроту никакого внимания.                                                                                                  

Антарида… Ной… Смерть – старая, с косой в руках…                                                                   

«Знаешь почему? Потому что он проиграл»…

 

 

ГЛАВА 12

 

Андрей Старцев был странным человеком. Жена говорила – необычным. В транспорте она часто шептала ему: «Как ты непохож на других людей». В таких случаях ему всегда было стыдно перед ней. Он знал, что это не так. Что она просто любит его и поэтому идеализирует. Он не был необычным человеком. Он был только странным. И знал, что производит на людей именно впечатление странного человека. Причём, это определение – странный, – он причислял не к своим достоинствам, а к своим недостаткам. Раньше он старался выглядеть как все. Перечитал массу литературы по психологии: каких-то Карнеги, Трейси, Эрика Бёрна… Но испробовав на себе все их психотехники, стал казаться ещё более чудаковатым. Тогда он махнул на себя рукой и больше никогда не пытался стать похожим на других. Впрочем, в университете, на филологическом факультете, его считали талантливым, почти гениальным, что делало добавку – странный, – вполне естественной и необидной. Он и сам одно время считал себя гением. Хорошая память, умение говорить, неплохие познания в области литературы и искусства, истории и философии, определённые литературные способности – он пробовал писать, и небезуспешно. Наконец, своеобразное оригинальное мышление. Это Старцев ценил в себе особенно. Он даже вывел формулу для себя: «Гений – это человек, имеющий на все окружающие его вещи и явления свою точку зрения, отличающуюся от мнения большинства или, по крайней мере, очень редко с ним совпадающую». Лавровый венок этой длинной тирады примерять на свою голову было весьма приятно. Впрочем, при этом надо отдать должное: Старцев никогда не ставил перед собой целью сознательно попирать общую точку зрения и сознательно эпатировать окружающих. Особым тщеславием он не страдал. Всё, что он говорил и писал, он всегда говорил и писал искренне и, при всей своей субъективности, мысль его всегда отличалась глубиной, логикой и последовательностью. В 25 он с красным дипломом закончил университет. В 26 поступил в аспирантуру. В 29, недоучившись всего ничего, аспирантуру бросил и пропал. Это вызвало шок у знающих его: почему? Но он никому ничего не объяснил. Ни знакомым, ни своим немногочисленным друзьям (при всей своей контактности и внешней открытости Старцев всегда был человеком достаточно замкнутым и умел держать людей на расстоянии). Он просто исчез – и всё. Исчез, не уезжая из города, исчез, оставаясь мужем красавицы Даши Денисовой, (в замужестве – Старцевой, – не ахти какая фамилия для женщины), особы общительной, разговорчивой и не умеющей ничего скрывать. Исчез. Прошёл год-два-три. И о нём забыли, так и не составив внятного мнения о его исчезновении. Последним, с кем Старцев поддерживал связь, являлся Кадушкин. Затем оборвалась и она.                                   

Но какая всё-таки была причина этого добровольного «ухода из жизни» и была ли она, по крайней мере, достаточно веской для столь необъяснимых поступков? Старцев часто впоследствии задавал себе такой вопрос и не мог на него ответить.                                             

С детства он был мистиком. С годами это свойство характера усиливалось. Он несколько раз видел НЛО, несколько раз с ним происходили вещи, которые невозможно объяснить с обычной, нормальной, человеческой точки зрения. Он не миновал помойных ям оккультизма и теософии, спустя десятилетия после серебряного века вновь повсеместно раскопанных и обустроенных временем горбачёвской перестройки. Отдал дань всеобщему помешательству и добросовестно отсидел перед телевизором все сеансы Кашпировского и Чумака. На этом фоне и состоялась его роковая поездка в прогремевшую на всю страну Н-скую зону, где уфологии из Прибалтики, а потом и не только из Прибалтики, дружились и братались с инопланетянами. Что произошло с ним там? Его об этом многие спрашивали. Но он и сам, в общем-то, не знал, что с ними там произошло. За два дня, которые они с приятелем пробыли на зоне, НЛО они не видели. Инопланетян тоже. Внешне – попросту ничего не случилось. А вот внутренне… Внутренне он почувствовал на зоне что-то страшное… Перед ним раскрылась бездна, в которую могли ухнуться их бедные головы. Его друг привёз на зону опусы Карлоса Кастанеды, которые позже все до одного сжёг. Старцеву уже тогда эти увлекательные и недобрые книги не понравились, но ему запомнился один фрагмент. Возможно, это подходило для ситуации, в которой они тогда оказались:                                                             

«Если твой сын растёт непослушным, легкомысленным и ленивым, договорись с человеком, который будет выслеживать его и избивать. И пусть так будет продолжаться неделю или две. И пусть твой сын почувствует, что такое страх. Тогда возьми его за руку и приведи к умершему. И пусть он потрогает его. Только не давай трогать живот – он может оказаться мягким и тёплым. Так он узнает, что такое жизнь и что такое смерть».      

Вернувшись домой, Старцев крестился (был он некрещёным). Порвал с оккультизмом. Опять же внешне – на учёбе, среди друзей и родных он оставался таким, как всегда. Он умел скрывать свои мысли и чувства. Но внутренний мир его после зоны оставался ужасным. Ночью мучили кошмары. Днём он то и дело попадал в какие-то дикие ситуации… несколько раз он находился уже на какой-то грани… Так продолжалось месяцев пять, а потом… Потом ему приснилась (пригрезилась) удивительная женщина… И он выздоровел. Позже у него открылось тонкое зрение, начавшее прорезываться ещё на зоне. А в Христианстве у Старцева произошла встреча с эзотерическим учением, называющимся – исихазмом. Григорий Палама, Сергий Радонежский стали для него как бы незримыми духовными учителями. Старцев многое понял в жизни, чего раньше не понимал. Старцев стал другим человеком. Женитьба ещё больше изменила его духовно. Во многом потому, что его жена – Даша, была, в отличие от него, человеком действительно необычным и непохожим на остальных. И мир духовный, который он чувствовал, видел, понимал, настолько отличался от окружающего его злобного, мелкого, суетного мира и занял в его душе так много места, что Старцев бежал из внешней жизни и превратился в своего рода монаха-затворника.         Но так стало ещё труднее. С духовным сталкивался быт. С духовным сталкивалась жизнь. На внутренний подвиг, а отшельничество это, прежде всего, внутренний подвиг, его бегство не походило. И это становилось всё более очевидным год от года. Но бегство его, в прямом значении этого слова, бегством тоже, пожалуй, не было. Что ж тогда было? Старцев не знал. И неуверенность, стыд перед людьми, перед Дашей, перед самим собой, чувство бессмыслицы всего окружающего и того, как он живёт и что он делает, доводили его порой до отчаяния. И только Даша, женщина, которая помогла ему стать отшельником, – она же помогла ему и выдержать эти годы. Только любовь между ними, тоже испытавшую поверку на прочность. Да ещё тоненькая незримая нить, ведущая нас через бездны и называемая – верой. Старцев верил и знал, что он ещё вернётся. Иначе, другим – но вернётся. И займёт достойное место в этой жизни.         

С такими мыслями Старцев поехал на Н-скую зону.

 

Из леса кто-то смотрит.                                                                                                       

Сквозь серые рваные облака пробивается и не может пробиться солнце.                         

Маленькие чёрные муравьи носятся как оголтелые по мокрому песку, подбегают к самой воде, холодной и коварной, при одном неловком движении или при неожиданном порыве ветра всегда готовой подхватить и унести с собой.                                                           

– Доброе утро.                                                                                                                     

 Кириллов сиял.                                                                                                                               

– Доброе.                                                                                                                                         

– Ну, как спалось, Андрей?                                                                                                              

– Нормально. Даже несмотря на тех двух балбесов ночью. А тебе?                                              

Кириллов кивнул:                                                                                                                            

– Хорошо.                                                                                                                                         

Кириллов стал заходить в Сылву. Дунул ветер – река зарябила металлической стружкой. Кириллов пошатнулся.                                                                                                                    

«Разве утро – доброе?»                                                                                                       

Пасмурно. Пахнет дымом. Кадушкин хлопочет возле костра. Муравей ткнулся усиками в капельку оброненной зубной пасты.

«А где Гмырин? Где? Где? Или же он появляется только после обеда?»                           

Кириллов, даже не окунувшись толком, уже выходил обратно.                                          

– Андрей, у вас бинт далеко?                                                                                              

Он сел, задрал ногу. Из длинного пореза на ступне бежала кровь. По лодыжке, по икре, капала на песок.                                                                                                                               

– Ну и ну, – покачал головой Старцев. – Камень, стекло?

–  Стекло. Разбитая бутылка.                                                                                                          

– А вчера ведь вроде всё тут перемерили.                                                                         

Через  минуту Андрей уже помогал Кириллову перевязывать ногу.                                   

– Везде цивилизация, – улыбался пострадавший.                                                             

Старцев хотел что-то ответить, и тут ладонь у него обожгло.                                                        

«Что это?»                                                                                                                                       

Он тряхнул рукой.                                                                                                                            

«Когда ты почувствуешь жжение в руке, отправляйся в путь».                                           

Крестик, растаявший в ладони. Кристалл проникновения. Удивительная женщина, встретившая его в лесу перед зоной…                                                                                           

Голова у Старцева прояснилась.                                                                                         

Подтянутый, жёсткий, точный.                                                                                                        

Натянутая струна нерва.                                                                                                                  

– Сергей, нам надо идти.                                                                                                                 

Тот сразу посерьёзнел.                                                                                                                   

– Андрей, я, наверное, не смогу с вами пойти.                                                                               

– Понятно. Володя, собирайся.                                                                                                       

– Ага… – Кадушкин понимающе прищурился. – Ну надо так надо. Всё равно есть неохота.

Внутри у Старцева всё собралось в кулак – воля, сила, пламя… Солнце врывалось в грудь и высвечивало путь слепящей белой линией.                                                                                   

– Я буду на вас смотреть! – крикнул им вслед Кириллов.                                                  

В путь!                                                                                                                                 

 Лес ощерился гнилой улыбкой… Кажется, вчера сухостойных деревьев возле их поляны – не было?.. Обступил их. Потом расступился, открыв сочно-зелёное озеро полянки. В толще травяной воды таинственно горели малиновые огоньки Иван-чая. Дальше. Лиственная крыша над головой. Дорога сузилась в тропинку. Тропинка затянулась тёмным ковром спорыша. Большая серая птица сорвалась справа и, задевая крыльями ветки, скрылась в чаще. Они уткнулись в поваленное дерево. Когтистые скрюченные пальцы со струпьями высохших листьев. Андрей остановился. И неожиданно потянул Кадушкина назад, а затем в сторону.                                                                                              

– Тихо.                                                                                                                                             

Они ждали минуты две. И вдруг по тропинке, в сторону полянки с Иван-чаем бесшумно проплыл высокий серый столб.                                                                                                       

– Что это? – прошептал Кадушкин.                                                                                      

– Насколько я знаю, есть у военных ракеты, которые ищут цель по электромагнитным волнам, или по тепловому излучению… Здесь тот же принцип. Серые столбы это мощные сгустки энергии, которые реагируют на мысли человека. В данном случае, конкретно на наши мысли.                                  

– А что будет, если найдут?                                                                                                

Старцев направился дальше в лес, прочь от дороги.                                                                     

– Андрей…                                                                                                                                       

– Не знаю.                                                                                                                                        

– Но я не могу не думать, значит он скоро опять появится.                                                

– Этот не появится. Я тут схитрил немножко. Он сейчас будет долго-долго рыскать по полянке с Иван-чаем… Могут другие появиться – вот что плохо. Серые столбы тут, как я понимаю, своего рода пограничники, охраняющие особо секретные объекты. Раз мы чуть не столкнулись с одним, стало быть близко секретный объект. Тьфу!..                                 

Старцев споткнулся об острый корень, торчащий из-под земли под ковром сухих листьев, и упал на руки. Отжался. Сел на четвереньки.                                                                                   

– Ты что на ровном месте падаешь?                                                                                   

– На ровном?                                                                                                                       

Старцев взглянул под ноги: никакого корня – нет!                                                               

Он оглянулся по сторонам. Лес – корявый; гнутый, крученый неведомой силой окружил их со всех сторон. Сизые полосы тумана между чёрными стволами.                                          

Старцев поднялся, отряхивая ладони.                                                                                            

– Слушай меня внимательно, Владимир. Мы сейчас находимся уже в другом пространстве, где действуют иные законы… Будь крайне внимательным. Читай про себя молитвы. Нам надо идти дальше. Если вдруг появятся какие-то люди – не заговаривай с ними, не отвечай на вопросы. Не давай приблизиться. Не давай дотронуться до себя. Напрягай сразу волю и мысленно бей их в область груди или живота белой молнией или белым мечом. Понял?                                               

– Ну… да…                                                                                                                                      

– Попробуй, ударь, например, – Старцев кивнул на высохший куст бузины в гигантском серебристом коконе паутины.                                                                                              

Кадушкин неуверенно потоптался на месте… И вдруг из живота у него вылетел яркий сноп. Паутина затрещала и тут же выгорела.                                                                               

– Ого! – воскликнул Кадушкин, совершенно не ожидавший от себя такой прыти.              

– Хорошо, – сказал Старцев. – Я же говорил, здесь действуют свои законы. Так работай и дальше.

– Ребят, вы чего шумите? – неожиданно раздался голос позади них.                                

Друзья обернулись. Перед ними стоял человек, в котором Старцеву померещился один из двух ночных визитёров. Только теперь на нём была не штормовка, а сизая куртка с чёрным треугольником на груди, в котором блестел перевёрнутый серебристый крест.    

– Вы тут не ищите, – сказал он как-то заученно, без всякой интонации, – пойдёмте я вам покажу одно место. Сам в него не верил. Называется астральный разлом.                                   

Он шагнул к ним, одновременно поднимая перед собой руки, словно желая их обнять. И Старцев тут же вгвоздил в него белый луч. Ночной визитёр взорвался весь, сразу, будто вместо крови у него был бензин. И тут же пламя стало затухать. От незнакомца не осталось ничего.           

– Быстрей, идём!                                                                                                                 

Старцев схватил Кадушкина за ладонь.                                                                                          

– Не отпускай мою руку.                                                                                                                  

Они бросились вперёд, но навстречу им, из-за тёмных стволов, из сизой пашни тумана вырастали уже десятки новых воинов с перевёрнутыми чёрно-серебристыми крестами.

Кадушкин и Старцев ударили одновременно. Старцев удачно, а луч Кадушкина отскочил, рассыпался и погас. Воин, в которого он попал, отпрянул назад и ответил слепящей серебристой вспышкой. Старцеву волевым усилием удалось отклонить энергетический клинок от товарища, и огненное лезвие лишь слегка задело его макушку. Кадушкин ойкнул и пошатнулся.                          

– Соберись! Соберись! – крикнул Старцев.                                                                         

В следующее мгновение большие, почти во весь рост, круглые белые щиты образовались перед друзьями. Очередные энергетические копья, пущенные в них, налетев на щиты, с треском лопнули и разлетелись на множество пылающих осколков.                                             

Они рванулись напрямик, расшвыривая сверкающими мечами всё, что есть на пути. Воины попятились, расступились, пытаясь взять смельчаков в кольцо, и обрушили на них сотни новых ударов. Однако белые щиты, маневрируя, защищали надёжно. И всё-таки одна огненная стрела вновь задела голову Кадушкина, вторая на излёте куснула в плечо.       

– Молитвы, молитвы! Владимир, соберись!                                                                       

Кадушкин весь набычился и выстрелил вдруг таким потоком энергии, что снёс сразу трёх воинов, пытавшихся обойти их сзади.                                                                                            

– Молодец!                                                                                                                                       

– Вперёд!                                                                                                                                         

Вперёд – огненным тараном. Не сворачивая. Через высохшие трупы поваленных деревьев. Сквозь колючую проволоку веток…                                                                                     

Шипел, выгорая, сизый туман. Целые шеренги воинов с перевёрнутыми крестами возникали повсюду. Били серебряными молниями и вспыхивали кострами от ответных ударов. Больше! Больше! Больше!                                                                                                     

Идти становилось всё труднее. Старцев уставал. Уставал и Кадушкин. Но цель была где-то близко! Андрей чувствовал это!                                                                                          

– Держись, Володя, держись. Мы где-то рядом.                                                                             

Островок бузины. Справа и слева ощетинившиеся стальные пики. Напролом! Разрывая одежду, расцарапывая лицо, разбивая…                                                                                        

Деревья вдруг стремительно разбежались в стороны. Конус – высокий, огромный, чёрной стеной надвинулся на них. Больше рассмотреть толком ничего не удалось. На щиты кинулись грудью десятки воинов. Не десятки – сотни! Искажённые лица. Копья огненными жгутами молотят воздух. Задние напирали на передних, падали, топтали, давили друг друга. На копошащуюся груду тел вставали новые ряды, тоже падали. Затем ещё и ещё…  И вот впереди выросла целая гора рук, ног… Старцев и Кадушкин рубили по ней изо всех сил. Гора взрывалась огненными гейзерами, проседала, и тотчас вырастала вновь.

И вот тут налетел страх. Резко и неожиданно. И Старцев понял, что сейчас произойдёт что-то непоправимое. Он оглянулся, качнулся вправо – и серый столб, внезапно оказавшийся за спиной, врезался прямо в их сцеплённые руки. Дикая боль размолотила и вывернула пальцы, одновременно в кисти что-то рвануло, боль отдалась в плечо. Старцев грянулся на землю, с грохотом и со звоном, как почудилось ему. Серый столб, разорвав руки друзей, долбанул щит. Щит покривился, и гора воинов стала разваливаться. Старцев кубарем покатился по земле, пытаясь увернуться от падающих тел. Дождь серебристых дротиков посыпался на него. Невероятным усилием воли отклоняя удары, он дёрнулся, оглушённый, уже ничего толком не соображая, к Кадушкину, и увидел, как серый столб, отскочив от щитов, сминает его товарища. В следующую секунду по глазам будто полоснули бритвой. Старцев почувствовал, что теряет сознание. Закричал, вновь рванулся вперёд – и ощутил – что летит. Да, летит! Земли под ногами больше не было! Тело сделалось лёгким-лёгким, как пушинка. Боль в руке прошла, и зрение стало возвращаться к нему. И лес оказался уже там, внизу… Больше он ничего не успел разглядеть – всё вокруг заволокло сверкающим белым облаком. Чьи-то сильные руки подхватили его…

Вокруг расстилались зелёные, вымоченные солнечной росой, луга. Голубое свободное небо.

Рядом  улыбался светловолосый юноша в длинной белой одежде. По бокам Старцева поддерживали двое витязей в сверкающих доспехах, огромные белые крылья за спиной.           

– Кажется, я умер? – спросил Старцев.                                                                                          

– Нет.                                                                                                                       

Юноша кивнул витязям:                                                                                                                  

– Спасибо.                                                                                                                                       

Те, приложив руку к груди, поклонились.                                                                            

– Нас ждут, Андрей.                                                                                                                         

И вновь сверкающее облако закрыло всё.                                                                           

Старцев вздохнул глубоко. И огромная сила и энергия наполнили его тело.                                 

– Здравствуй, Андрей.                                                                                                                     

Голос. Её голос!                                                                                                                               

Пелена перед глазами исчезла…                                                                                                    

Конечно, это была она. Та самая удивительная женщина, являвшаяся ему дважды – дома, и перед Н-ской зоной.                                                                                                             

– Здравствуй, – ответил он.

 

 

ГЛАВА 13

 

Башня. Прозрачный купол. Глубокое небо. Голубой звёздный пояс обнял Землю.                        

Голова у Старцева кружилась. Тело его, невесомое, мысль неслышимая, всё смешивалось, сливалось в звёздных потоках...                                                                                                     

– Андрей-Андрей, почему ты не слушаешь, что мы тебе говорим?                                    

– Слушаю.                                                                                                                                       

– Если б ты слушал нас, ты б одел в дорогу доспехи прочней тех, которые были на тебе и на твоём товарище.                                                                                                                              

– А где он? Владимир?                                                                                                                    

– Он тоже спасён. Не беспокойся.                                                                                                   

Старцев нахмурил лоб.                                                                                                                    

– Тот железный рог внизу, то самое место, где хранится Кристалл проникновения?         

– Да. Внутри него коридор под землю. Далее другое пространство. В этом пространстве цитадель, похожая на средневековый замок. В замке хранится Кристалл.                        

– Замок, замок… – задумался опять Старцев. – Знакомое что-то… Замок…                                  

– Воинов ты можешь опасаться меньше, – продолжала богиня, – на тебе будет в следующий поход гораздо лучшая защита. Только лучше слушай нас, слушай своё сердце… Кристалл можно было разбить уже сегодня. А теперь придётся ждать завтрашнего дня, пока мы снова пробьём вам дорогу через чуждое пространство.                

– Да не всегда получается слушать… Вон, у Кириллова получается.                                            

– Сергей слушает нас, но не всегда слушает своё сердце. Поэтому он иногда ошибается, считая, что говорит с нами.                                                                                                 

Старцев помрачнел.                                                                                                                        

– Я об этом догадывался.                                                                                                                

– Давай присядем, – предложила женщина.                                                                       

Они опустились на маленькую резную скамеечку у самого края башни. Андрей посмотрел вниз.

Буйство красок! Море красок!                                                                                              

Океан великий – многослойный, многосильный, всеобъемлющий бушевал… Жемчужная пена рождения, срываемая ветром с вершин голубых гребней, летела и падала белыми чайками в чёрно-фиолетовые водовороты галактик, и в чёрных безднах Вселенной вспыхивали ослепительно новые миры! Город. Подобных Андрей никогда не видел.       

Город, построенный из бело-золотистого материала, которого нет в физическом мире. Дома небольшие, невысокие – предел три этажа. Каждый – оригинальной конструкции, каждый – не похож на все остальные. Общее – наличие искусных резных орнаментов, отсутствие острых углов, узкие вытянутые окна и голубые блестящие круги, вращающиеся по часовой стрелке – на шпилях, на крышах, на особых колоннах-постаментах. Дома соединяются навесными узорчатыми арками. В открытых двориках круглые синие колодцы; полупрозрачные, постоянно меняющие очертания, бело-голубые деревья, кажется, почти не соприкасающиеся с землёй. В центре города, опять же круглая, – площадь с высокой хрупкой башней посередине, несколько напоминающую колокольни русских церквей и даже с таким же золотым луковичным куполом. Но венчает купол уже знакомый голубой круг с ослепительным белым крестом, по форме скорее католическим, нежели православным. По узеньким, мощёным белым камнем, улочкам, ручейками стекающим с площади, гуляют мужчины и женщины в длинных светлых одеждах, с золотисто-белыми волосами. Вокруг города – луга. Левее – сверкающие белые горы. Направо на горизонте другой город, побольше, с огромной белой пирамидой, похожей на египетские.                                                                                                

– Андрей, как ты думаешь, почему мы это тебе показываем?                                                        

– Потому что это родное мне… Я видел небесные города во время молитв и медитаций… Я сам жил в одном таком же… Когда-то… И помню это.                                                        

– Нет, Андрей, – богиня покачала головой. – Мы показываем тебе это, чтоб ты понял: это обман.

Всё вокруг спряталось за внезапно появившейся бело-золотой дымкой.                           

– Как обман? Но ты ведь сама живёшь здесь.                                                                                

– Да, я живу в городе, который ты только что видел. И это для меня реальность. Но для тебя, живущего в мире физическом, это только мираж, иллюзия.                                              

– Мир физический – тоже иллюзия.                                                                                    

Богиня с сочувствием посмотрела на него.

– Мой прекрасный мир закрылся для тебя, и ты чувствуешь обиду и грусть. Правда? Ты способен прожить без мира физического с его мнимыми, ложными ценностями, ты не привязан к нему. Но ты не способен уже прожить без этих удивительных духовных миров. Стало быть, ты привязан теперь к ним. Но ты помнишь: «Много, много светлых и чистых умов пропадает в этом море, ибо не понимают они, что море – та же иллюзия. Только мы раньше жили в иллюзии в шорах, а теперь живём в иллюзии без них…» Я добавлю: я живу в этом городе, где нет зла и несправедливости, я очень люблю его, но я не привязана к нему. Я знаю: Бог не ограничивается и этим миром. Выше идут миры ещё более прекрасные. И надо непрестанно стремиться выше, расти, расти! В этом бесконечном стремлении ввысь и заключается эволюция Вселенной. Духовно растут не только люди, но и боги. Конечно, умственное знание этого закона ещё не есть его понимание. Чтобы понять и, стало быть, избавиться от всякой привязанности, надо двигаться. Не останавливаться на достигнутом и двигаться.

Старцев насупился ещё больше:                                                                                                    

– Двигаться… Как? Я разве не двигаюсь?                                                                          

Богиня подумала.                                                                                                                            

– Один мудрец сказал как-то: «В стремительном полёте наконечника стрелы есть мгновение, когда он не движется и не стоит на месте». Человек и есть этот самый наконечник, а его жизнь – это полёт стрелы, пущенной Богом. И вот когда в своём движении ты поймёшь для себя, что вечно, а что преходяще, это и будет то мгновение, о котором сказал мудрец, это и будет началом твоего нового движения, это и будет твоя истинная  победа.                                                                               

– В смысле, только тогда получится разбить Кристалл проникновения?                           

Богиня покачала головой, ответила после заминки, неуверенно:                                        

– Да.                                                                                                                                                 

– Или же осознание своего пути, вернее, его понимание, вернее, это самое – мгновение вечности, наступит для меня, когда я разобью Кристалл?                                                 

Старцев опять задумался.                                                                                                               

– Замок… Кристалл находится в средневековом замке…                                                   

– Андрей, тебе пора возвращаться.                                                                                     

Богиня казалась огорчённой.                                                                                               

– Помни, знай, завтра вам не надо будет дожидаться жжения в твоей ладошке. В девять часов утра вы должны отправляться в путь. До свидания.                                                 

– Постой, – встрепенулся Старцев, – я ещё хотел тебя о многом спросить… Постой же, назови хоть своё имя!                                                                                                                     

– Потом, потом.                                                                                                                               

Всё окончательно скрыла бело-золотая дымка. А когда она рассеялась, Старцев обнаружил, что находится на знакомой полянке с Иван-чаем. Он вдруг понял – он о чём-то не договорил с богиней. Она хотела, но не сказала ему что-то очень важное… Он был раздосадован, обижен, расстроен этой дымкой, спрятавший белый город, и не слушал её толком, и не вдумывался в подтекст её слов… О чём они говорили? О чём говорила она? Какой-то мудрец; наконечник стрелы; мгновение вечности…

«Нет, я умнею, только когда поучаю Володьку Кадушкина… О всяких там магах, шизофрении – типа того, что я выхожу на тонкий план одетым… Стоп. Замок. Кристалл проникновения находится в средневековом замке. Старом – замке»…                               

У Старцева как-то стеснило грудь.                                                                                      

«Так ведь как раз в старом замке меня будет ждать – смерть»…

 

 

ГЛАВА 14

 

Сергей Кирилов любил рассказывать о своём детстве. Но использовал при этом, выражаясь языком литераторов или журналистов, стилистическую фигуру – умолчание. Если на целительских семинарах или на лекциях ему задавали вопрос о его юношеских, отроческих или даже младенческих годах, ибо у нас ведь все экстрасенсы должны чуть ли не с пелёнок исцелять, предсказывать и спорить в храме со священнослужителями, он отвечал после многозначительной паузы: «В детстве я был интересным мальчиком. Всё ходил, ходил, думал, думал… Учителя всё жаловались родителям: “Почему ваш мальчик всё ходит, ходит, думает, думает?”»… Затем Кириллов загадочно и очень обаятельно улыбался, (он умел загадочно и обаятельно улыбаться), и переходил на другую тему разговора. Конечно, рассказ о детстве был слишком мал и несколько странен. Так – «ходит, ходит, думает, думает» – ведут себя или дети, страдающие болезнью Дауна, или литературные Климы Самгины (нелитературных в природе быть не может). Но на даунатика Кириллов совсем не походил, не походил он и на фантом, созданный воображением пролетарского писателя. При сравнении с последним, при всей своей внешней сдержанности и замкнутости, Сергей был слишком наполнен жизнью, энергией, обаянием и массой мелких, милых и простых человеческих недостатков, которые все у него видели и всё ему прощали. Ведь Сергей Кириллов – гений. Сергей Кириллов – посвящённый (разницы в этих двух словах не замечал никто). А таким людям у нас всё прощают, если они только не выходят за рамки, удобные для большинства. Кириллов и не выходил. Кстати, знаете – он с самим Евгением Евтушенко на дружеской ноге, а сам Кашпировский и Чумак однажды на коленях умоляли его помочь им очиститься от отрицательной энергии… Так что какие могут быть сомнения? Он и родиться-то толком ещё не успел, а уже и исцелял, и предсказывал, и в храмах спорил…                                     

Легенда выглядела такой очаровательной, что Кириллов и сам постепенно начал верить в неё.    

На самом же деле в детстве он был самым обыкновенным ребёнком, не обладавшим никакими паранормальными способностями. Не был он также гением – о люди, люди! Не был великим посвящённым, каковым себя считал. Чумак и Кашпировский ни о чём не умоляли его на коленях, а с Евтушенко он был уже давно не на дружеской ноге.                 

Но каким же он всё-таки был? Талантливым учёным-физиком, успешно работающим в одном из ведущих в России конструкторских бюро. Сильным экстрасенсом, достаточно широко известном в своих кругах и имеющим уже ряд последователей и учеников по всей стране. Своеобразным поэтом, хотя слово – поэт, в данном случае, надо употреблять с определённым снисхождением, так же как с определённым снисхождением употребляют это слово – поэт – по отношению к физику Чижевскому или геологу Мархинину. Усидчивым философом, основательно изучившим институтский лекционный курс. И даже больше. И никаким писателем. Хотя сам он думал как раз наоборот. А ещё Сергей был очень приятным человеком. Умел говорить и умел молчать, умел любить и умел ненавидеть, умел воевать и умел вовремя заключать мир… А ещё он умел располагать к себе людей, особенно – женщин. К слабому полу он вообще был неравнодушен.     Но так как считал себя последовательным и строгим христианином: «и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, а одна плоть», то вот уже лет двенадцать по нарастающей старался убедить себя, что любит свою жену. И своих учеников он ругал примерно так же, как Иисус Христос своих («всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с нею… Правый глаз тебя соблазняет – вырви его. Правая рука тебя соблазняет – отсеки её»…). Сергей вообще тяготел порой к суровым и жёстким речам и поступкам, будучи в то же время по природе человеком мягким, добрым и ранимым, что от окружающих изо всех сил старался скрыть. Ещё он не терпел, когда с ним спорили и не соглашались, особенно в духовных вопросах. В этой области равных ему существовать не могло. В своих духовных поисках он прошёл долгий трудный путь от йогических упражнений и оккультизма до интегральной йоги Шри Ауробиндо Гхоша, а затем, как и Старцев, до эзотерического учения Григория Паламы.     Обладал глубокими познаниями в понимании процессов, происходящих на тонком плане, и не только, в отличие от многих других экстрасенсов, утверждал, что знает, но и знал, что такое Космическое сознание. Так что кто посмеет ещё с ним не соглашаться? Из-за этого, кстати, он рассорился с Евгением Евтушенко, которого когда-то успешно лечил и который помог ему оказаться в Союзе писателей. После первых глубоких трещин в их дружбе Евтушенко ответил стихотворением:

 

«Церковь должна быть намоленной,

Только такой, где болит                  

Воздух от скорби немолвленной,     

От молчаливых молитв.                 

 

Дому идёт быть надышанным        

Уймой детей и гостей.                     

Слову быть должно услышанным   

Даже  с голгофских гвоздей.            

 

Ну а любви полагается                    

Не постареть, не устать,              

Ну а когда поломается,        

Ненавистью не стать».

 

Поучений Кириллов и вовсе не переваривал, особливо от людей, которых считал себя ниже, а они на деле оказывались глубже и умней его. А так как, уже отмечалось, он умел любить и умел ненавидеть, то любовь всё равно органично переросла в ненависть и отношения были полностью разорваны.

О Кристалле проникновения Сергей знал давно. И даже пробовал разбить его на расстоянии. И даже своих учеников к этому делу подключал. И даже давал по этой проблеме интервью. Наконец решил поехать на зону и разобраться с Кристаллом на месте. По телепатическим каналам с Божественными иерархиями пришла информация: в поезде он встретит двух помощников. Помощников он встретил. Но вот тут вышла закавыка: помощнички-то оказались странноватыми. Кадушкин вообще не экстрасенс, а Старцев… Старцев его раздражал. Ну вот как, например, человек серьёзно занимается экстрасенсорикой и умеет не меньше, чем он, Кириллов (нет, всё-таки меньше), и о нём, Кириллове, никогда не слыхал? И говорит иногда не то, не то спрашивает… И вообще ведёт себя, будто именно он – главный. И ведь наиболее важная информация с тонкого плана поступает ему!.. Последнее Кириллову было уж совсем непонятно и он раздражался ещё больше. Но сегодня ночью он получил знак. И всё наконец разъяснилось. Это был сон не сон. Видение не видение. К нему явился молодой красивый мужчина в сверкающих белых одеждах – посланник Божественных иерархий. Кириллов проверил – точно оттуда. Жаль, космическое имя своё не назвал, зато оказался с чувством юмора: «Зови меня просто Колей». Оказывается, Старцев с Кадушкиным-то – отвлекающий маневр. Светлые силы выдают их за главных, и они собирают на себя всё отрицательное воздействие.  Кристалл же, на самом деле, должны уничтожить он, Кириллов, и его помощница – молодая девушка, которая скоро придёт на зону. Вот так-то… И, кстати, понятно, почему он ногу сегодня порезал. Ребятки-то местные, охраняющие зону, похоже, догадываются, кто есть кто. Но этим его не остановить. Уже завтра он будет как огурчик. А Старцев и Кадушкин отличные парни, но им, конечно, разбить Кристалл не по плечу, нет… Как они сейчас?          

Кириллов поднялся с горячего песка, чтоб сходить к палатке взять свою заветную коричневую тетрадь, где у него были собраны самые разнообразнейшие молитвы и наговоры, случайно бросил взгляд на противоположный берег Сылвы – и сердце у него запрыгало.                                         

Сверху к реке спускалась высокая стройная блондинка в голубых, плотно обтягивающих джинсах и светлой футболке. За плечами у неё вздымался внушительного вида рюкзак. У самой воды, перед мостиком из двух брёвен, перекинутых через речку, она в замешательстве остановилась, с опаской поглядела на Сергея.                                        

– Извините, вы не поможете мне перейти через речку? У меня рюкзак очень тяжёлый.    

Её голос, её вид, её ужасный, не приспособленный для столь прелестных женщин, вещмешок, не вещмешок – куль безразмерный! – создавали в совокупности такую трогательную картину открытости и незащищённости, что Кириллов сразу забыл даже про свою больную ногу.                           

– Давайте вашу поклажу, – ласково, но одновременно с силой, сказал он, смело становясь на шатающийся мостик.                                                                                                           

Незнакомка с трудом сняла рюкзак. Кириллов легко перехватил его левой рукой, а правую подал даме. Опираясь на неё, она осторожно ступила на брёвна.                                      

– Не бойтесь, – ободряюще произнёс Кириллов, отметив про себя, что ладонь у девушки очень приятная.                                                                                                                               

А та шагнула раз, другой, третий… Но у самого берега все же поскользнулась, и если б Кириллов не подхватил её за гибкую тонкую талию и не прижал к себе, упала бы в воду. По телу Сергея пробежали мурашки. Он поставил её на землю. Незнакомка покраснела и досадливо покачала головой.                                                                      

– Извините… Я неловкая такая… А вы очень сильный.                                                                  

– Ничего, – улыбнулся Сергей.                                                                                                        

– Понимаете, мы сюда шли всей группой… Мы из института. Я каким-то образом потеряла своих… И где их теперь искать, не знаю…                                                             

Она с мольбой в глазах посмотрела на него.                                                                                  

– Сначала мы попьём чаю, – опять же ласково, но твёрдо проговорил Кириллов. – Вы мне всё расскажете. А потом мы что-нибудь придумаем. Всё будет хорошо. Пойдёмте, пойдёмте…           

Пока они пили чай, Светлана Синицына, а именно так звали гостью, рассказывала о том, как потеряла своих одногруппников, как плутала одна по лесу, прежде чем выйти к зоне, как обнаружила, что рюкзак, который у неё – вовсе не её, а подруги, – они перепутали их как-то…                                  

Кирилов почти не слушал. Он вспоминал слова ночного посланника, и Света нравилась ему всё больше и больше.                                                                                                                     

«Она! Она! Она!»                                                                                                                             

Сергей не удивился даже, когда девушка нечаянно облила свои брюки варевом из котелка, которое утром изобретал Кадушкин, ушла переодеваться в его палатку и появилась оттуда в чёрной мини-юбке. Всё выглядело естественным. Светлана смущённо улыбалась:         

– У моей подруги там всё такое… Да ещё мало мне… Ничего лучшего в тайгу взять не нашла, как только мини-юбки.                                                                                                         

Кириллов обаятельно улыбнулся.                                                                                                   

– Гуманитарии всегда рассеянные. Не то что мы технари, физики да химики… Ваша подруга, наверное, такая же симпатичная девушка, как и вы…                                             

– Нет, что вы, – Светлана в очередной раз смутилась, – я разве симпатичная?               

Она опустилась перед ним на колени. (Ба-а, да на бёдрах ещё вырезы…) Девушка осторожно потрогала его больную ногу.                                                                                    

– Вам не больно?                                                                                                                             

– Нет.                                                                                                                                               

– По-моему, вы очень сильно порезались…                                                                       

– Я её тут уже полечил. Завтра буду ходить.                                                                                 

– Как полечили?                                                                                                                               

– Я слово знаю заговорное.   

Девушка одновременно удивлённо и восхищённо посмотрела на него.                              

– А меня научите?                                                                                                                           

И вдруг покраснела, отвернулась.                                                                                                   

– Ну, пойду, свои брюки постираю.

Направилась к реке.                                                                                                                         

Без сомнения, у неё красивые ноги. Ей идёт мини-юбка. Красивые стройные ноги…        

Кириллов вдруг вспомнил свою жену. Встрепенулся.         

«Если правый глаз смущает тебя»…                                                                                   

Нахмурился. Достал коричневую тетрадь. Подключил тонкое зрение, но увидел вокруг только сверкающее белое сияние.                                                                                                  

Когда девушка возвратилась, он с суровым видом читал про себя молитвы. Она развесила на ивовых ветвях мокрые джинсы. И вновь к нему, рядышком, на отпилок высохшей сосны. Сжатые колени чуть в сторону, в вырезе белый изгиб бедра.                                            

– Сергей, извините, пожалуйста, что я вам мешаю. Ваша фамилия – Кириллов?             

Он серьёзно посмотрел на неё и кивнул.                                                                                        

– Ведь вы были недавно в Перми?   

– Да.                                                                                                                                                 

– Я видела вас по местному каналу. Вы говорили о каком-то Кристалле проникновения… Я вас здесь увидела и подумала: вы это или не вы? Но я сразу почувствовала, что вы экстрасенс. И в палатке у вас столько икон стоит… Там такая сильная энергетика… Благодать настоящая.                                   

Вид у Кириллова смягчился.                                                                                               

– Я перед тем, как ехать на Н-скую зону, видела сон… Вы… не смейтесь… Но я видела во сне вас. Только на вас была сверкающая белая одежда. Вот…                                                     

Светлана запнулась и вдруг заговорила быстро-быстро, и немного тише, и на более низких нотах, и чуть сдавленно:                                                                                                                 

– Вы подошли ко мне, взяли меня за плечи и сказали, что я встречу вас на Н-ской зоне и что я должна помочь вам. Я хотела уходить сейчас искать своих и ничего всё-таки не говорить вам, но так получилось…                                                                                        

Девушка перевела дыхание. И уже спокойно:                                                                                 

– Я когда заблудилась в лесу, порвала цепочку и потеряла нательный крестик. Но вот сейчас я стирала брюки, и оказалось, я его не потеряла. Он застрял как-то хитро между ремнём и тканью и он вновь у меня… Вот, – и она протянула Кириллову ладонь, в которой лежал маленький золотой крестик. – И тогда я поняла, что прежде чем уходить, я должна всё рассказать вам.                     

Она как-то беззащитно улыбнулась:                                                                                   

– Что мне теперь делать?                                                                                                                

Кириллов снова ответил ей обаятельной улыбкой. Глаза у него лучились.                                   

– Ничего.                                                                                                                                          

Добавил строго и наставительно:                                                                                                   

– Никуда ходить вам не надо, вы остаётесь здесь.                                                            

И опять ласково:                                                                                                                              

– И вы действительно должны помочь мне. Завтра мы всё решим.                                   

– Как вы меня обрадовали, я ведь боялась идти одна в этот недобрый лес, – повеселела Светлана. Задумалась: – А как ваши друзья на это посмотрят?                                                     

– Нормально посмотрят. Но им пока ни о чём говорит не надо.                                          

– Как я рада, Сергей, что осталась с вами!.. То есть не конкретно с вами, а вообще… Со всеми вами…

Она встала. Подол юбки при движении колыхнулся, сверкнули чёрные кружева. Случайно.           

–  Идёмте купаться.                                                                                                                         

–  Не могу.                                                                                                                                       

–  Ах, да… Ну а я искупаюсь.                                                                                              

Кажется, она взглянула на него чуть кокетливо. Но это вполне естественно. Всем женщинам свойственно кокетничать, тем  более, когда мужчина им нравится. Это идёт уже на подсознательном уровне. И здесь ровным счётом ещё ничего нет. Он кивнул.      

Светлана исчезла в палатке.                                                                                               

Сергей поймал себя на том, что сердце у него учащённо колотится и что он с нетерпением ждёт нового выхода девушки. Он попытался смотреть в противоположную сторону, отвлечься, – вон лес какой-то сегодня особенно неестественный, словно ожидает чего-то. Но шалые непослушные глаза опять возвращались к палатке, сокрывшей Светлану. И вот полог шевельнулся… Кириллов почувствовал, что ему не хватает воздуха. То, что он увидел, превзошло его ожидания. Девушка была сложена идеально, и в своём ярко-красном мини-купальнике, который ей очень шёл и, в принципе, мало чего закрывал, выглядела настолько привлекательно, что теперь уже смутился он.         

– Вы в купальнике ещё красивей. Он вам очень идёт, – попытался спрятаться он за очередным комплиментом.                                                                                                              

– Да?                                                                                                                                                

Она приблизилась к нему. Её бёдра вдруг оказались так близко, что он ощутил тонкий, душистый запах её тела…                                                                                                              

– У моей подруги и купальник мини, – с лукавинкой засмеялась девушка и, покачивая бёдрами, двинулась вниз.                                                                                                               

«Если правый глаз смущает тебя!»…                                                                                             

– Сергей, ой какая вода прекрасная, жаль, что вы не купаетесь.                                        

Кириллов принялся вспоминать свою жену, затем сына. Но вместо них упрямо появлялась молодая красавица в огненном вызывающе-открытом купальнике. Кириллов напряг волю, яростно стряхнул с себя одолевающие его мысли и вновь сосредоточился на молитвах. Светлана вернулась. Встала прямо перед ним. Сверкнув белыми подмышками, выдернула из головы шпильку, золотистые волосы расплескались по красивым белым плечам с нежной бархатистой кожей… Желание вновь обожгло Сергея, и он понял, что не в состоянии бороться с ним.                                                        

– Сергей, а правда, что сегодняшняя наука начинает опровергать сама себя? – Садясь, она коснулась его коленом. – Нам лекции по философии читал один преподаватель, но по образованию он физик. Он говорил, что многие научные истины у нас и не истины вовсе, они за уши притянуты…  

–  Так оно и есть, – как можно серьёзней ответил Кириллов.                                                         

– Расскажите чего-нибудь?

– Сейчас я занят. Может, попозже?                                                                                     

– Сергей, ну расскажите уж чего-нибудь, – просящим, чуть капризным голоском повторила она.    

–  Ну хорошо.

Кириллов задумался на минуту и, стараясь не смотреть на девушку, начал рассказывать.           

Рассказывал он долго и нудно, сам толком не отдавая отчёта в том, что говорит. Квантовая механика, теория единого поля… Эйнштейн, Гейзенберг, Вольфанг Паули, Нильс Бор… Рассказывая, он как-то нечаянно придвинулся к девушке, а может, она пододвинулась к нему, и его левая нога оказалась тесно прижатой к её ноге. Последние слова своей лекции Сергей уже говорил как сквозь сон. Огромные волны белой энергии обрушивались на него и завертели, закружили голову, и он видел только эти её ноги, стройные, белые, выпуклый живот, еле прикрытые красной полоской купальника высокие, хорошо развитые груди… Дыхание у него сбилось…                                                   

Он отодвинулся, засмеялся громко и неестественно:                                                                     

– Наверное, моя лекция скучная и непонятная для гуманитариев?                                    

– Да, это мне трудно со слуха оценить, – ответила Светлана, тоже задыхаясь. – У меня даже голова закружилась. Пойду переоденусь.                                                                           

Она поднялась. Сергей не смотрел на неё. Сердце бешено прыгало в груди. Сверкающие белые потоки падали на него. Всё нормально. Всё пока нормально. Он попробовал вспомнить свою жену – и не смог.                                                                                                        

– Сергей, подойдите сюда на минутку, – послышался из палатки голос девушки.            

«Не ходи», – шепнуло что-то внутри. Но сияющие реки уже подхватили его и внесли в палатку. Светлана полулежала на боку. В углу валялся верх купальника, грудь и плечи прикрыты оранжевым полотенцем.                                                                                      

– Послушайте, икона что-то говорит…                                                                                            

И она показала рукой… Сергей не увидел – на какую икону она показала рукой… Он увидел, что полотенце сползает, сползает и открывает ей грудь… Он опустился рядом.  

– Сергей, – голос женщины стал вкрадчивым, она пристально смотрела на него и улыбалась, – икона сказала, что нам многое разрешено…                                                         

Полотенце упало. И перед его лицом оказались её груди с набухшими тёмно-коричневыми сосками… Он вновь почувствовал тонкий, дразнящий, притягивающий запах её тела…  

– Ну, не бойся… Нам разрешено. Ты сам знаешь… Разве я не нравлюсь тебе? Поцелуй, обними меня… Ну?..                                                                                                           

Желание сметало его. В следующий момент он рывком притянул женщину к себе и ощутил всем своим существом трепетное, горячее женское тело. Она обхватила его за шею и жадно и остро поцеловала в губы…

–  Сергей! Сергей!                                                                                                                            

Кириллов отдёрнулся от Светланы, а та испуганно закрыла грудь полотенцем.                

– Это Старцев, – прохрипел Кириллов и шарахнулся к выходу, но женщина вдруг отшвырнула полотенце и, схватив его за голову, с силой прижала его лицо к своему животу.                                  

– Я приду к тебе вечером, и ты будешь любить меня, – голос её звучал необычайно властно. – Вечером.                                                                                                                           

И оттолкнула его от себя. Кириллов полез из палатки.

 

 

ГЛАВА 15

 

Руки, руки – прочь! прочь!                                                                                                               

Его отпустили. Сознание возвращалось к Кадушкину. Он сидел в мягком кресле. Перед ним стояли двое мужчин и женщина в блестящих белых комбинезонах.                                  

Что это? Кто это?                                                                                                                             

Был лес. Бой. Боль в руке… На Андрея упала гора воинов. Серый столб. Он, Владимир, вмазал ему лучом. Но он, столб, не взорвался. Наехал… Ударил по голове?.. Он увидел вдруг небо и верхушки деревьев… Это потом, когда он, Владимир, упал…                                  

Мысли путались. Голова поехала куда-то вбок, и ему показалось, что он падает. Он зажмурился. И не упал. Голова встала на место. Владимир открыл глаза.                                    

Перед ним стояли двое мужчин и женщина в блестящих белых комбинезонах.                

Опять? Но они уже были. Он снова зажмурился.                                                                

– Брат наш, не бойся, мы не причиним тебе вреда. Мы тебя любим и желаем тебе добра.            

Нет. Это не сон. Не глюки. Может, шизофрения? Что так Андрей говорил… Выход без одежды в тонкие материи… Кадушкин посмотрел на себя – одежда на нём была.            

– Владимир, – произнесла женщина, – мы не причиним тебе зла.                                     

Кадушкин тупо воззрился на неё и, припоминая слова молитв, попытался стрельнуть молнией. Но голова не работала – молитвы не вспоминались, а молнии из живота не вылетали. Он попробовал встать – и не смог. Тело оказалось слабым, ватным…            

– Не беспокойся, – вновь сказала женщина, – через четыре с половиной минуты всё пройдёт. А один из мужчин достал из кармана маленькую книжицу и с выражением прочёл «Отче наш»… Перекрестился. Перекрестились и остальные.                                           

– Ага, – сообразил Кадушкин, – вы, значит, не маги.                                                                      

– Нет, не маги, брат.                                                                                                            

– А кто?

– Леои.                                                                                                                                 

– Леои? – растерянно переспросил Кадушкин.                                                                                

Те кивнули.                                                                                                                          

Владимир долго копался в памяти, стараясь припомнить почему-то названия племён  североамериканских  индейцев, но кроме могикан и Чингачгука ничего не вспомнил. И ему от этого сделалось так грустно, что он лишь удручённо пробормотал:                                   

– А я вот – не леои, белый брат.                                                                                                     

– Люди на Земле называют нас иногда светлыми гуманоидами, – сказала женщина, но это неправильно. Мы – леои.      

В это время Кадушкин стал приходить в себя.                                                                               

– Так вы, значит, леои… А с какой планеты?

–  Венес.                                                                                                                                          

– Венес…                                                                                                                             

Владимир опять задумался и такой планеты не вспомнил. Но теперь его это не огорчило.           

– Не из Солнечной системы, значит, – отметил он деловито.                                                        

– Нет.                                                                                                                                               

– Понятно…                                                                                                                                     

Кадушкин потёр лицо и огляделся. Они находились в небольшой полусферической комнате, заполненной мягким голубоватым светом. Затем ещё раз окинул взглядом своих собеседников.

– А внешне вы на нас походите.                                                                                                      

– Да. Но внутренне мы отличаемся от человеков и богов.

–  Чем?                                                                                                                                             

– Человеки созданы по образу и подобию богов. А боги бессмертны. Мы можем жить вечно, но мы не бессмертны.                                                                                                         

– А креститесь? Крещёные что ль?                                                                                     

Все трое улыбнулись.                                                                                                                     

– Нет, – сказал второй мужчина, молчавший до сих пор, – мы некрещёные. Нагорную молитву Эссет прочитал только для того, чтобы тебя успокоить. Действительные гуманоиды, мы их зовём – ценхи, сделать этого не могут. Мы можем, как ты убедился, хотя этого и не делаем. У нас всё несколько иначе. Боги для нас просто союзники. Мы зовём их старшими братьями и преклоняемся перед их мудростью и силой.                            

– А я кто?                                                                                                                                         

– Ты человек. 

«А Андрей?» – хотел спросить Кадушкин, и его буквально обожгло. Он вскочил, хотя ещё и чувствовал некоторую слабость.                                                                                                     

– А Андрей?! Со мной вместе был Андрей Старцев! Где он?!                                                         

– Успокойся, Владимир, – поспешно проговорила женщина, касаясь его руки, – с ним всё хорошо. Он тоже спасён. Только не нами. Его спасли боги. Мы поспешили вам на выручку вместе с ними. Вы скоро опять будете вместе. Садись. Посиди ещё полторы минуты. Зачем так волноваться?       

Кадушкин рухнул в кресло.                                                                                                  

– Какие вы всё-таки эмоциональные, – покачал головой второй мужчина.                         

– Надо мне возвращаться, – мрачно заявил Кадушкин.                                                                  

– Конечно, ты возвратишься. Только сейчас придёшь окончательно в себя, и мы тебя подвезём к вашему лагерю, – ответил тот, кого звали Эссетом.                                        

Кадушкин немного успокоился.                                                                                                       

– А это, значит, ваш корабль?                                                                                                         

– Да.                                                                                                                                                 

– А почему ни пульта, ни приборов каких-нибудь?                                                             

– Нам этого не нужно, – снова ответил Эссет. – Мы ведь не технократическая цивилизация ценхов. Этот корабль управляется энергией мысли. Впрочем, приборами мы пользуемся, и техника у нас есть, но они не имеют ничего общего с техникой ценхов и с техникой людей.                                  

– А чем у вас корабль освещается? – допытывался Кадушкин. – Лампочек не видно.       

– Электричеством мы пользуемся ограниченно: оно в больших дозах загрязняет тонкий план. Стенки корабля покрыты особым светящимся составом. Абсолютно безвредным.           

– В мирах физических мы иногда используем также особые растения, – добавила женщина, – они дают свет.                                                                                                                  

– Интересно, – покачал головой Кадушкин. – Вот бы глянуть хоть одним глазком на вашу планету. Или это будет безвозвратно для меня?                                                                            

– Возвратно. Мы ведь цивилизация светлая. Просто сейчас есть некоторые сложности. Это займёт определённое время, а тебе скоро пора возвращаться. Хочешь, мы покажем тебе наши картины? Их пишет Сотей, – женщина показала на второго мужчину.                                   

– Неис тоже пишет картины, – сказал Сотей, – но на станции она недавно, поэтому ещё ничего не написала.                                                                                                                         

– Что ж, с удовольствием посмотрю, – согласился Кадушкин, вставая. Он вновь чувствовал себя хорошо.                                                                                                            

В стене образовался узенький коридор, по нему они прошли в следующую комнату – просторную и светлую. Картины – большие и малые, висели на стенах. Привычные рамки на картинах отсутствовали и написаны они были на тонких дощечках. Кадушкину поначалу показалось, что на фанере.   

– Нет, мы пишем исключительно на деревянных дощечках, – пояснил Сотей. – Иногда дощечки склеиваем между собой. Покрываем отшлифованную поверхность специальной бесцветной пастой, а потом кладём краски.                                                                        

Кадушкин внимательно рассматривал картины. Все они были голографическими. Причём, многослойными. В одной картине находилось иногда как бы несколько. Преобладали пейзажи, в основном неземные. Перед этими пейзажами, будь у Владимира побольше времени, он простоял бы очень и очень долго. Но во времени Кадушкин был ограничен, поэтому он старался не задерживаться подолгу возле каждой – надо успеть посмотреть все. Кроме пейзажей на картинах встречались просто изображения отдельно взятых деревьев, растений, фрагментов растений. Ещё реже – животные, кстати, здорово смахивающие на пеликанов, пингвинов и домашних кошек. Людей не было вовсе.               

– Мы пишем красками, которых на Земле не знают, – говорил Сотей. – Именно они создают голографический эффект. Мы их иногда так и называем – голографические.        

– А почему вы не пишите на бумаге или холсте?                                                               

– Бумага, холст – это мёртвый материал. На дереве же писать гораздо интересней. Каждое дерево вбирает в себя самую разнообразную информацию из Космоса, а мы просто расшифровываем эту информацию в красках.                                                                               

Внимание Кадушкина привлёк между тем пейзаж, сильно похожий на картинки Н-ской зоны. На фоне деревьев, холмов, извивающейся речушки сражались, переплетаясь огненными лучами, эллипсы и сигары, круги и треугольники; белые, серебристые, чёрные; большие и малые…                     

– Ты понял информацию верно. Это действительно Н-ская зона. Тут изображены события пятнадцатилетней давности. Это фрагмент, когда силы иногалактик, враждебных нам и цивилизации богов, вторгаются в нижние слои земного астрала.                                      

– Зачем?                                                                                                                                          

– Тысячелетия на Земле борются друг с другом три силы: боги, демоны и представители иногалактик – ценхи, вместе со своими могущественными союзниками, которых мы называем богами антикосмоса или инородцами. Четверть века назад Божественные иерархии, объединившись, уничтожили наконец основные демонические структуры земли. Этим воспользовались иногалакты. Их корабли вторглись в очищенные слои астрала и кое-где сумели закрепиться. Так как человеческое общество построено и функционирует более по закону зла, то они подчинили себе и человеческое общество. Теперь они ждут прихода своего сверхбога – великого бога антикосмоса, и надеются создать на Земле новый мир, новую родовую общину, только уже не богов, а антибогов. Вы втроём здесь, чтоб этому помешать.                                                                                        

Сотей помолчал.                                                                                                                              

– Кстати, это единственная картина, написанная на вашем материале. Я использовал дерево, поваленное бурей. Все остальные написаны на деревьях, которые у вас не растут.

– Родовая община… – Кадушкин потёр подбородок. – А что это такое?                             

– Вкратце и в общих чертах. Божественные иерархии создали на тонком плане Земли иерархии человеческие. Причём, каждая – свою. Одна – славян, другая, например, – тюрков… В свою очередь, человеческие иерархии делятся на подъиерархии, соответствующие уже определённой национальности. Оттуда человек приходит в физический мир, оттуда получает помощь и туда возвращается. Это его родовая община.

–  Да… – Кадушкин почесал затылок. – Вот так расскажешь кому-нибудь… А воины, которые были в лесу, которые взрывались как канистры с бензином и тут же сгорали… Они из какой родовой общины?                                                                                                    

– Н-ская зона наполнена мелкими магами, – вступил Эссет. – Их родовой общиной считались раньше демонические слои Земли. Теперь они подчинены иногалактам. Те вводят в них особый код, благодаря которому, во-первых, они получают довольно большие парапсихические способности, намного превышающие их реальный потенциал. Во-вторых, предохраняют их на определённое время от ударов кармы. Но карма накапливается, тем больше, чем активней они борются со светлыми структурами. А заставляют их работать очень активно, вы на зоне это на себе почувствовали. И если целенаправленным ударом разбить этот код, то карма срабатывает мгновенно, и войны эти, по всем законам уже несколько лет как мёртвые, сразу самоуничтожаются.                    

Кадушкин только удивлённо покачал головой. И вдруг почувствовал, что ему пора. Но ещё так хотелось походить, посмотреть, послушать!                                                                

– Владимир, – улыбнувшись, предложила Неис, – пойдём, мы покажем тебе теперь нашу оранжерею?

В ботанике Кадушкин не разбирался. Её не любил. Цветов дома не терпел и их не поливал. Ухаживала за ними жена, с боем прописавшая в квартире с десяток фиалок и «хирург без ножа». Но на сей раз предложение Владимир принял с удовольствием.    

Они проследовали в следующую комнату. Небольшой овальной формы зал оказался сплошь заставлен кактусами в коричневых глиняных горшках. Самых причудливых форм и расцветок, цветущих и нет. Они шеренгами красовались на полках вдоль стен, громоздились на многоэтажных этажерках, на подставках, на круглых столах, качались, подвешенные к потолку. Кадушкин остановился перед огромным алоэ, потрогал бочонок, в котором рос цветок… Да, так и есть. И посудинка из глины. Всё как на земле.              

– Ты разочарован? – спросила Неис. – Но кактусы на Землю завезены именно нами. Алоэ же у вас вообще сохранилось в кристально чистой форме. Это растение и у нас точно такое растёт.

– Вот оно что… А какая от них польза?                                                                                           

– Кактусы обладают огромной энергетикой и при умелом контакте с ними способны успешно устранять самые разнообразные психические расстройства. Что касается алоэ, то это растение вообще уникально по своим целебным качествам. На Земле оно малоисследованно и используется процентов на 20-25 от своего потенциала. Для более полного действия надо за ним ухаживать, общаться с ним, читать перед использованием его в лекарственных целях определённые наговоры, так скажем… Конечно не со всяким человеком алоэ гармонирует, а только с тем, кто любит его. Но в последние годы мы вместе с целительскими структурами Божественных иерархий немного переработали тонкую организацию этого растения, и оно стало оказывать лечебное действие не так избирательно.                                                                                                                        

– Занятно, – пробормотал Кадушкин. – А ещё какие-нибудь растения вы на Землю завезли?           

– Да. Но ты не очень интересуешься ботаникой.                                                                

– Признаться, так и есть.

– Пойдём в нашу библиотеку, – на этот раз предложил Эссет. – Это тебе ближе.            

– Конечно, я же книжный червь, историк, – обрадовался Владимир.                                              

Но в следующем зале его уж воистину ждало разочарование. В махоньком стеклянном шкафчике стояло лишь три-четыре десятка книг. Вдобавок в основном фантастика, триллеры, фэнтези… Такое барахло Кадушкин не читал. Он встретил лишь одну знакомую книгу: «Мост через вечность» Ричарда Баха, да и то на английском языке.           

– Да, Владимир, это не университетская библиотека, – улыбнулся Сотей.                                   

– Не удивляйся, – тоже улыбнулся Эссет. – Значительная часть земных книг очень тяжёлая, замусоренная энергетически, и мы не хотим загрязнять понапрасну корабль. Тут всегда только те книги, с которыми мы работаем.                                                              

– Как? – буркнул Кадушкин.                                                                                                 

– Земля имеет 12 измерений. Скоро их будет 17. Земля, как и Космос, многослойна. Через неё проходит множество параллельных миров, в том числе и тёмной ориентации. Между ними идёт борьба. Мы уже сегодня касались этого вопроса. Так что человек – арена противоборства и участник борьбы. Одни – посланники света, другие – посланники тьмы, третьи – и то и другое и ещё какое-нибудь третье. Поэтому всё на Земле заидеологизировано. Политик – идеология. Философ – идеология. Монах-отшельник – идеология. Литература у вас, разумеется, заидеологизирована тоже. И вне идеологии её нет и быть не может. Даже Фет и Майков – идеология. Даже собиратель народных сказок – идеология.                                                                                                    

Теперь – что такое текст? Вибрация. Ритм. Код. Выход в тот или иной мир. При этом писатель одновременно и нападающий («ловец человеческих душ»), и жертва, потому что связь с написанной книгой остаётся у него навсегда. И поэтому он всегда открыт для удара. Теперь о нашем методе работы. Мы берём, например, книгу Ричарда Баха. Ричард бах – гуманоид, воплощённый в человеческом теле, и он этого, в принципе, не скрывает. Его произведения, несмотря на свою увлекательность, оригинальность, наносят читающему их и определённый вред, ибо незаметно подключают его к структурам, в том числе, человечеству и враждебным. По книгам Ричарда Баха мы выходим на энергетическом уровне на самого автора, а затем на те самые структуры, которые   помогали Ричарду Баху эту книгу написать и к которым, сами того не ведая, подключаются читатели. Иногда эти структуры сражаются с нами. А иногда просто бросают своего сотрудника. В этих случаях он или гибнет или теряет талант, а книга его становится энергетически безвредной или пустой.      

– Наверное, то же самое делают и они? – предположил Кадушкин, внимательно слушая Эссета.          

– Разумеется.                                                                                                                      

– Ну а у вас-то книги пишут?                                                                                               

– Конечно. Но у нас литература отличается от вашей. У нас нет литературы развлекательной. И вообще художественная литература, по сравнению с вашей, почти не развита. Также почти отсутствует литература историческая и философская. Наши книги не учат, не рассказывают, не развлекают. Они больше созерцательные. Они развивают наблюдательность, эстетическое восприятие, умение мыслить образно и абстрактно. Японская поэзия танка походит на нашу литературу, древнекитайская поэзия… Из  примеров по времени и по духу тебе ближе – Пришвин «Времена года», – это тоже напоминает наши книги.                                                                        

– Ясно.                                                                                                                                             

Всё. Всё. Пора.                                                                                                                                

Они возвратились в полусферический зал, откуда первоначально вышли. Кадушкин обратил внимание, что мягкое кожаное кресло, в котором он сидел, исчезло.                     

– В путь, – сказал Сотей.                                                                                                                 

Почти тут же стенка перед глазами стала таять… Растаяла. Владимир узнал знакомую полянку с Иван-чаем. Вышел наружу и сразу же оглянулся. Два сверкающих белых блюдца – одно на другом. Внутри корабля три затуманившиеся фигуры – двое мужчин и женщина.                                                          

– До свидания, Владимир, – голоса звучат тихо, еле различимо. – Счастья тебе. Победы вам.    

– До свидания, – Кадушкин помахал рукой. – Спасибо огромное вам за всё.                                

– Владимир, – сказала Неис, – кресло, в котором ты сидел, было не кожаное. Мы не убиваем животных, не едим мяса и не используем их шкуры для бытовых и хозяйственных нужд. Счастья тебе. Мы всегда готовы тебе помочь.                                            

Корабль пропал. Словно и не было его. Даже трава не примята.                                       

И вдруг Кадушкин вспомнил про серый столб, который должен курсировать взад-вперёд по этой самой полянке. Он поёжился и ему сразу стало неуютно.                                          

Время далеко за полдень. Душно. Приглушённое солнце в паутине облаков. Сумрачный лес угрюмо наблюдает за ним.                                                                                                  

«Андрей меня наверное уже потерял».                                                                                            

Кадушкин зашагал к лагерю.

 

 

ГЛАВА 16

 

В воздухе марево. Люди стали варёными. Мысли стали варёными. И напряжение притупилось. Хотя как никогда раньше за все эти дни Старцев чувствовал опасность.    

Жара, жара… Почему вдруг после обеда сегодня такая жара? Вечер – и всё равно жара?            

Он стоял прямо в центре полянки.                                                                                                  

Где он был сегодня? С кем говорил? С кем сражался?                                                       

Тёмный морочный лес надвигался на опушку длинными тенями и бормотал… И его шёпот порождал движение в зыбком неустойчивом мире. В игре светотени возникали люди, в шелесте горячего ветра и в неслышном пении Сылвы – их голоса.                       

Кириллов уже почти не хромал. Он ставил шалаш для Светланы. Та наотрез отказалась ночевать в его палатке. А с какой стати – ночевать? Кто она? Откуда она? Она друзей должна разыскивать, а не щебетать тут, благоговейно заглядывая ему в рот при каждой вылетающей оттуда фразе. Голубые джинсы… Полупрозрачная футболка… Хоть бы бюстгальтер надела. Светлана вдруг коротко взглянула на него. И Старцев понял, что пытается обмануть себя. Последняя его ворчливая мысль – насквозь фальшива. Андрей вдруг почти со страхом подумал, что он, на самом деле, совсем не против, что женщина ходит в полупрозрачной футболке и без бюстгальтера… И вот эта его истинная мысль – похотливая, особенно в данной реальности, и особенно в данной реальности – вредная, разозлила его. Он покосился на речку. Почти у самой воды, на поваленном бревне, сидел Коля – тот самый человек, от которого он бегал в первый день пребывания на зоне. Появление его на этот раз было таким обыденным – то ли он привык к чудесам, то ли усталость притупила восприятие действительности – но Старцев почти не удивился и встревожился. Они знают друг друга очень давно… Вот уже сотни лет Коля вот так, с отрешённым видом, насвистывая какие-то оперные арии, в серых джинсах и серой рубашке какого-то военного покроя, сидит на берегу Сылвы, а он, Старцев, расположившись чуть поодаль от него, пытается разгадать чужую игру. Сейчас игра ведётся через женщину. Андрей ощущал повсюду непонятное, необычное магическое воздействие, против которого пробуксовывали все его приёмы. Кириллов уже попал под это воздействие. Теперь, похоже, под него начинал попадать и он сам. Бритвенный взгляд женщины окончательно убедил его в этом…

Но что, что нужно этому человеку! Зачем он пришёл сюда? Его видит только он один. Кириллов – не видит. Кадушкин, перед тем как лечь спать, купался, бродил по берегу – не видел. О чём они должны поговорить вдвоём? Зачем?                                                                  

Старцев стиснул зубы и решительно направился к Николаю.                                                        

– Я пришёл.                                                                                                                                     

Коля приветливо посмотрел на него, улыбнулся и сказал тепло и мягко:                          

– Я очень рад, Андрей. Садись.                                                                                                      

И вновь Старцеву показалось, что они знают друг друга давным-давно. Спокойствие и хладнокровие вернулись к Старцеву. Он сел рядом, спиной к воде: так, чтоб видеть одновременно и своего собеседника и весь лагерь.

–  Николай, я ведь знаю, что эта женщина – твоя подставка. Может, ей лучше уйти?       

– А-а-а! – идиотски раззявив рот, протянул Коля. Глаза его вдруг сделались безумными. Он затараторил с улыбочкой: – Гостья, гостья, гостья-то ваша не уйдёт, нет! Её Сергей не отпустит. И тебе её отпускать не очень хочется. Так ведь?                                               

Перешёл на шёпот.                                                                                                                          

– Магия – это шахматы. Равные по силе соперники, одинаково владеющие всеми приёмами борьбы, имеют, в то же время, свой индивидуальный почерк и свою манеру игры, которая иногда противнику непонятна. Женщины – как раз тот самый случай. Будучи даже слабей мужчин, они для них смертельно опасны.                                       

– Это только до тех пор, пока мужчина не поймёт манеру игры женщины. Тогда всё изменится наоборот, – осторожно возразил Старцев.                                                                     

– Да-да-да. Нет-нет-нет. Да – вообще, нет – для нашего случая. Кириллов попался. Тебе он не верит и слушать даже тебя не хочет. А сам ты ловишься… Впрочем, не слишком успешно. Несмотря на некоторую твою уязвимость в данном вопросе, я знал, что успех с тобой маловероятен. Поэтому наша дама сосредоточилась на Сергее. Расчёт оказался правильным.                                     

Коля звонко рассмеялся.                                                                                                                 

– А вот твоя манера игры мне импонирует. Сочетание жёсткости и мягкости… Ты б смог со временем даже с женщиной справиться. (В словах собеседника Старцев почувствовал издёвку). А какой масштаб действий: весь день блокируешь меня, Светлану; вразумляешь Кириллова; поддерживаешь Кадушкина… А твоё необоримое стремление найти на зоне Кристалл, которого на зоне и в помине нет? Я в восхищении!                                                        

Коля театрально всплеснул руками и вдруг помрачнел. Сгорбился. Сник. И Старцев неожиданно для себя понял, что человек этот очень устал.                                               

– Не обижайся. Не устраивай войну со мной, Андрей. Я кривляюсь, я клоуничаю. Я больше не буду.

Помолчали. Старцев вдруг обнаружил, что лагерь пуст.                                                    

– Все легли спать, Андрей. По раздельности легли, не беспокойся. Хотя это мало что меняет.           

– Поживём – увидим.                                                                                               

– Ты сам не веришь в то, что сказал.                                                                                              

Как-то неестественно быстро потемнело. Попрахладнело. Посвежело.                              

Старцев оглянулся и даже вздрогнул. Реки не было. Прямо за спиной стоял густой сизый туман.

– Туман… Опять этот туман… Значит, зона сегодня будет болеть, – пробормотал Коля. – Ты что-то хотел спросить?                                                                                                                    

– Мысли считываешь?                                                                                                                    

– Так, догадка.                                                                                                                     

– Нет.                                                                                                                                               

Коля поднял с песка какой-то прутик. Внимательно поразглядывал его, как будто что-то вспоминая, затем задумчиво посмотрел куда-то вдоль берега. Бросил прутик под ноги.  

– Когда я был маленьким, мне приснилась однажды красивая молодая женщина… И она сказала мне, что её зовут – Смерть. Когда я рассказал сон родителям, они все смеялись, уверяли, что смерть – старая и страшная, с косой и мешком за плечами. А я всё спорил: «Нет, она молодая и красивая»… А они были правы. Смерть не может быть молодой и красивой. Смерть это всегда разрушение. И любой человек проигрывает схватку с ней. Конечно, можно лепетать что-то о бессмертии души. Да, душа бессмертна. Но когда она, прекрасная и свободная, унесётся в горние выси, физическая её оболочка останется здесь. И будет гнить, разлагаться и поедаться червями… И люди, верящие в бессмертие души, будут плакать и причитать над ней. Иисус Христос понимал это несоответствие между верой и действительностью. И поэтому он не оставил своё физическое тело здесь. И он единственный, хотя и не без посторонней помощи, но победил смерть… Больше её не смог победить никто. Глупо, очень глупо утверждать о могуществе и первичности, о решающей роли на Земле Божественных миров, если они способны, самое большее, на спектакли с запахом мирры и с исцеляющей энергией, исходящих от трупов великих праведников. Глупец, кто говорит, что физическое тело ничего не значит. Что реинкарнация – это почти то же самое, что стрижка ногтей… Душа спускается в этот мир для великого подвига. И начинается этот подвиг с великого праздника – рождения. Душа  ничего не теряет, нет, она – приобретает. И пройдя свой трудный путь, и выполнив свою миссию, она должна по аналогии и здесь – приобрести, а не потерять. И здесь тоже должен быть великий праздник – и ещё больший, и тоже для всех… Но тут появляется та – с косой и с мешком. И душа, безусловно, своим доблестным трудом что-то получив для себя там, в горних мирах, – не награду, нет, просто – счастье, тут – теряет, и делает других несчастными. Хотя, по логике вещей, не должна бы – терять. И пусть я даже не буду плакать над этой брошенной физической оболочкой. Но праздновать, радоваться и веселиться, как при её рождении, я тоже не буду.                         

Туман наползал на берег. Накрывал палатки, затягивал всю опушку…                             

– Уходите отсюда, – вдруг глухо сказал Николай. – Все трое уходите. Нет на зоне никакого антихриста и нет никакого Кристалла проникновения. Вы просто погибнете здесь впустую.                       

Старцев покачал головой.                                                                                                                

Коля поморщился.                                                                                                                           

– Ты всегда был упрямым. Упрямым и несговорчивым. И это тебе всегда мешало… Мне жаль, что мы говорим так поздно. Жаль, что ты так глупо вёл себя в первый день…        

Помолчал.                                                                                                                                        

– Когда-то, очень давно… Мы вот так же беседовали с тобой…                                        

Он не договорил.                                                                                                                             

Кусты рядом с ними зашевелились, затрещали, и из них вывалился растрёпанный бородатый человек, в котором Старцев с радостью узнал Гмырина.                                             

– Юра, ты куда пропал?                                                                                                                   

– За летающими тарелками бегал, – ответил за него Коля. – Ведь как кошка подобрался. Я уж думал, у меня галлюцинации в тумане начались.                                                              

Гмырин встал, отряхнул брюки и стал подмигивать и кивать Старцеву.                           

–  Юр, не тяни, скажи прям так всё.                                                                                     

Тот категорически покрутил головой. Показал пальцем куда-то в туман и пропел:            

– Услы-ы-ышат.                                                                                                                               

Притянул голову Старцева к своему лбу. Подержал с полминуты.                                    

– Юрий общается только телепатически и никак иначе, – опять засмеялся Коля. – Настоящий конспиратор. По-моему, он сообщил, что ему ваша гостья не нравится.    

Гмырин кивнул:                                                                                                                                

– Я её – видел – там. 

Опять ткнул пальцем куда-то в туман.                                                                                            

– Болтливый ты стал.                                                                                                          

Гмырин приложил руку к груди:                                                                                                       

– Тяжело.                                                                                                                                         

Коля потянулся.                                                                                                                               

– Пойдём спать. Андрей твою информацию давно знает.                                                  

Подтолкнул Гмырина к тропинке… Они ушли…                                                                  

Туман густел. Вот уже ничего не видно на расстоянии вытянутой руки. Кругом ни звука. Старцев ополоснул лицо водой и почти на ощупь добрался до своей палатки. Подключил тонкое зрение. Вокруг палатки Кириллова стояла мощная энергетическая защита.                       

«Похоже, что-то до него дошло. Всё будет нормально».                                                     

Кадушкин похрапывал. Старцев забрался в спальный мешок. День кончился? Кириллов. Бой. Лес. Коля, богиня, Атлантида, Ной… В памяти что-то слабо шевельнулось. Но усталость уже со страшной силой навалилась и овладела им.                                                     

«Он уже рассказывал мне, что смерть – красивая женщина… Я уже знал это перед зоной… Я разговаривал с ней… С кем? Когда?»…                                                                  

Старцев провалился в сон.                                                                                                              

Тем временем Коля и Гмырин отошли от лагеря довольно далеко. Коля хлопнул Юрия по спине.                                                                                                                                              

– Дальше дойдёшь один. Не плутай больше. Иди к своей палатке и ложись спать. Побыстрей.     Гмырин мелко-мелко засеменил ногами и вскоре исчез в сизой пелене, затягивающей тропинку. Коля замер, прислушиваясь к чему-то. И вдруг перед ним в воздухе образовался яркий серебристый шар, а затем нечёткая, размытая туманом фосфорическая фигура.                                              

– Я всё сделал, – сказал Коля, поклонившись.                                                                               

– Ты отговорил их?                                                                                                                          

– Нет. Они не согласились. Это было ясно.                                                                        

– Тем хуже для них.                                                                                                                        

– Тем хуже для них, – эхом повторил Коля.                                                                        

– Что это был за человек рядом с тобой?                                                                                       

– Один местный юродивый. Совершенно безобидный.                                                                  

– Убери его. И пусть они увидят. Завтра ты всё знаешь, что делать.                                            

Коля поклонился.                                                                                                                             

– Я всё сделаю.                                                                                                                               

Фигура пропала. А Коля ещё долго стоял в темноте и о чём-то думал.

 

 

ГЛАВА 17

 

В полутёмном синем зале тихо. В центре, на высоком хрустальном троне, украшенном лазуритом и изумрудами, сидела Верховная жрица. Перед ней, верёвочкой вытянувшись к куполообразному потолку, через равные промежутки висели в воздухе 14 ярких переливающихся многогранника. В Атлантиде знали и умели проникать во все 14 земных измерений, и каждый кристалл являлся ключом к дверце в то или иное пространство, соответственно трансформировал сознание и изменял параметры физического тела. Так что даже жрецы, не достигшие верхней ступени посвящения, теоретически (практически им это было запрещено) могли без последствий для себя проникнуть в любой параллельный мир планеты. Разумеется, до так называемой блокировки Земли неизвестным излучением. Могла, конечно, и Аиас. Но теперь её задача была посложнее. Во-первых, она ни разу не выходила напрямую к Абсолюту, во-вторых, канал этот тоже оказался заблокирован, и хотя блокировка здесь существенно слабее, через неё тоже ещё надо пробиться.

Закутанная в тяжёлый плащ, она двигалась сквозь густой белый туман и уже не видела сидящих в зале жрецов, но ощущала их поддержку, энергию силы, которую они направляли в неё.                

Впервые в жизни Аиас действовала на свой страх и риск, без санкций Божественных иерархий. Это её сильно смущало, привнося в душу чувство дисгармонии, нехарактерное для неё. Но, наверное, иначе она поступить не могла. За прямое обращение к Абсолюту выступила половина жрецов. За прямое обращение к Абсолюту ратовал император. Императора Аиас всегда знала как человека спокойного и покладистого, он никогда не вмешивался в сферу духовной деятельности, за которую в государстве отвечали жрецы. Но после последнего своего разговора с Аэсцетом, его словно подменили. Он стал резким и несговорчивым. Минуя её, обратился к жрецам. Минуя жрецов, обратился к народу Атлантиды с указом завтра утром поддержать молитвами «героическое устремление жрецов восстановить связь с богами и Абсолютом».                                                          

Всё это внесло повсеместную сумятицу и беспокойство. Всегда лишние, всегда ненужные, всегда мешающие делу. Конфликты между властью светской и властью духовной случались в Атлантиде и раньше, но чтобы император действовал так своевольно – произошло впервые.                                

Великая жрица сжимала губы и в очередной раз спрашивала себя: что же такое мог сказать ему тогда Аэсцет? И отвечала: ничего большего, чем в их общем разговоре. Но император изменился. Покой и гармония – нарушены. Что же произошло? Верховная жрица не могла понять. Но продолжала винить во всём случившимся именно Аэсцета.    

Его она не любила. Он принадлежал к той нездоровой категории людей, которым не живётся спокойно, и они поэтому постоянно ищут приключений на свою голову. Аиас всегда убеждала себя, что глубоко уверена: то, что Аэсцет делает в Антариде – пустая трата времени и сил. Если б не нейтральная позиция Божественных иерархий и не заступничество императора, она б, пожалуй, давно б пресекла эти игры. То, что Аэсцет сообщил ей в их последнем разговоре, она тоже знала. Всё это, в принципе, могло иметь место. Но могло и не иметь. И последнее было вероятней. В любом случае, не стоило поднимать такой шум, попрекать её перед императором, сеять панику… Ведь она сама, говоря откровенно, всё более склонялась обратиться напрямую к Абсолюту. Но не надо было так спешить. Надо было подождать ещё. Впрочем, Аэсцет всегда пользовался репутацией человека недалёкого. Что путного можно ожидать от него? И иерархия его стоит особняком. А его связь с Ноем, настоящим проходимцем и авантюристом, который служит кому угодно, но только не светлым силам, и создаёт в седьмом поле Земли какой-то странный ковчег, с которым надо ещё разбираться, и вовсе возмутительна! Да, Аэсцет недалёкий человек. Впрочем, эта озвученная в голове оценка умственных способностей своего соперника не успокоила жрицу. Она вдруг подумала, что Аэсцет, в свою очередь, считает её недалёкой, и это её ещё больше раздражало. Нет, прямой выход к Абсолюту опасная и слишком преждевременная затея. Как она могла согласиться?             

И Аиас уже решила возвращаться, как вдруг увидела перед собой сияющий белый крест в ярком, переливающемся всеми цветами радуги ореоле. Он возник так неожиданно, что она даже растерялась. Это был знак Абсолюта. И появление его говорило о том, что он её видит и ждёт. Верховная жрица заволновалась. Крест подёрнулся розовой дымкой и превратился в плотно закрытое белыми створками окно – такое же, как в домах Атлантиды. Окно начало медленно отворяться, но до конца не раскрылось. По обе стороны от него неожиданно появились два громадных закованных в серебристые латы воина с обнажёнными прямыми мечами в руках. На неподвижных землисто-серых лицах круглые немигающие глаза без век. Аиас почувствовала холодок в груди. Она узнала в воинах так называемых космических убийц, обитателей тёмных цивилизаций иногалактик. Но откуда они здесь? В следующее мгновение две слепящих иссиня-чёрных молнии ударили в неё, но жрица успела скрестить перед собой руки, создав мощный энергетический щит, и отразила удары. Воины попятились назад.                                    

Аиас чувствовала, что теряет голову от ужасной, страшной догадки.                                            

«Господи! Господи! Господи! Открой мне, что происходит на Земле? Что ждёт всех нас?»

Створки окна вновь медленно поползли в стороны. Затем быстрее, быстрее, вот они распахнулись настежь! – Толпы безумствующих людей рвали друг друга, кроваво-красный кристалл вспыхивал, будил чёрные недра, расступившееся под людским морем, и из них на Аиас неслись мерцающие армады кораблей – серых, чёрных, серебристых… Их было неисчислимо много, они приближались, они закрыли всё пространство…            

«Это нашествие… Боже, это нашествие»… – ошеломлённо прошептала Аиас и опустила руки.

Вспышка! Боль прострелила сердце. Жрица вспомнила о космических убийцах. Попыталась отбить удар, но было уже поздно. Боль овладела всем телом, боль рвала её на части… Аиас вскрикнула и не услышала своего голоса, и огромная чёрная стена обрушилась на неё…                        

Синий зал захлёбывался, хрипел, стонал… Жрецы катались по полу и рвали на себе одежду. И всё-таки некоторые сумели выдержать неожиданный и неизвестно откуда направленный энергетический удар. Когда волна боли схлынула, оставшиеся в живых бросились к Аиас. Жрица лежала на полу, лицом вверх, немного в стороне от опрокинутого трона. Застывший, направленный в небо взгляд сохранил выражение боли и отчаяния. По вискам ещё сбегали слёзы. По щекам – из носа и изо рта – кровь.

 

Что я делаю? Куда иду? Как живу? Кто правит мной в этой жизни? Коля сказал, что Смерть – прекрасная женщина… Но почему плачем мы, чувствуя её приближение? Или мы не плачем, а смеёмся? Физиология смеха и физиология плача так странно похожи друг на друга. Поднимается нёбная занавеска, подтягиваются косые мышцы живота и не понять уже, плачу я или смеюсь. И когда я буду провожать друга в последний путь и вытирать слёзы на глазах, я протяну ему на прощанье свою мокрую ладонь. Пусть эти несколько слезинок, как материальное доказательство чувства, останутся на его руке. И когда он предстанет перед Тем, Кто спросит, он протянет Ему эти три капельки воды и скажет: я не знаю, плакал он или смеялся, когда я ушёл. Это не столь важно. Важно другое. Если мой уход вызвал у кого-то слёзы радости или огорчения, значит жизнь моя прошла не бесследно.                                                                                                              

Отчаяние… Надо гнать в три шеи отчаяние… Надо не покориться ему. Надо встать. И идти.           

Надо волей подавить усталость.                                                                                         

Встать. И идти.                                                                                                                                

– Куда идти, Андрей?                                                                                                          

На пороге огненным цветком женщина в ярко-оранжевой накидке.                                     

– Куда идти? Я сама уже пришла.                                                                                                   

– Где Сергей?                                                                                                                      

– Я только что от него. Какой он оказался страстный и темпераментный мужчина…         

– Где Сергей?!                                                                                                                     

– Теперь далеко…                                                                                                                           

Голос женщины стал вкрадчивым и завораживающим, волны-чародейницы напаивали воздух собою…                                                                                                                               

– Ему хорошо сейчас. Он там…                                                                                                      

Где в чёрной бездне Вселенной плавают золотые ковчеги, полные вечной любви. Там совершаются самые безумные желания, там женщины и красивые мужчины, там бог любви нежит сон влюблённых…                                                                                                    

Оранжевая накидка упала с чаровницы.                                                                                          

– Там сказка. Там сладкая дрёма утра, когда желание наполняет тело и томится, и не находит выхода, и лишь приближение плоти – душной и страшной, даёт музыку рождения и смерти…                    

Там золотые голоса… Там плен сверкающих волн… Там мечта рождается женщиной и погружает оранжевый огонь мира в лоно зовущей Вселенной… Ждущей тебя… Раскинувшейся навстречу тебе… Открывающей тебе тайну…                                                      

– Уходи.                                                                                                                                           

Это сказал он? Андрей почувствовал, что воля возвращается к нему. Рядом с ним стояла Даша и пристально смотрела на колдунью.                                                                        

– Уходи.                                                                                                                                           

Женщина подняла с пола свой оранжевый халатик.                                                           

– Уходи.                                                                                                                                           

Повернулась и исчезла.                                                                                                                  

Даша наклонилась к Старцеву, улыбнулась:                                                                      

– Я люблю тебя.                                                                                                                              

Поцеловала его в губы…                                                                                                                 

– Даша, подожди, не уходи. Даша, я люблю тебя! Даша, как ты там без меня? Даша!     

Старцев проснулся. Утро. Посапывал Кадушкин – и вдруг тоже проснулся.                      

– А?... Ты ничего не говорил?                                                                                              

– Нет, – бросил Старцев. И как был, не одетый толком, рванулся из палатки. К шалашу – пусто. К палатке Кириллова – пусто. Раскинутый оранжевый халатик Светланы посередине… И обугленные почерневшие иконы.

 

 

ГЛАВА 18

 

Оба молчали. Оба не завтракали. Оба думали о чём-то своём.                                        

Мёртвая тишина. Лес. Костёр потух, не разгоревшись.                                                                  

Бессмыслица.                                                                                                          

Жизнь – бессмыслица.                                                                                                                    

Старцев иногда с отчаянием  начинал думать, что у них ничего не получится. У него, у Старцева, ничего не получится. И тогда он готов был упасть на землю, сжаться в маленький комочек, закрыть глаза и лежать так… И ни о чём не думать. И никуда не идти. И ничего не видеть. Но время неумолимо приближалось к девяти. И чем ближе к строгой римской цифре поднималась указующе стрелка наручных часов, тем сильней нарастало напряжение повсюду. В конце концов оно стало невыносимым.                                     

Старцев поднял голову. На тропинке, в лесу между деревьями, на берегу реки, прямо за млечной кисиёй дымки, окружившей поляну, ждали неподвижно сотни воинов с перевёрнутыми чёрными крестами на груди. Над деревьями застыли десятки серебристых модулей, а за Сылвой, над холмом, к небу тянулся мощный серый столб, заканчивающийся колоссальным сооружением, – антенны, иллюминаторы, башенки, – напоминающим какую-нибудь космическую станцию из фантастических фильмов.          

Воля вернулась к Старцеву. На плечах заблестела, заиграла звёздчатая кольчуга, похожие носили древние русские витязи. На поясе – меч. Белые щиты замкнулись кругом.                      

Кадушкин задумчиво посмотрел на товарища.                                                                               

– Знаешь, Андрей, когда вернёмся домой, заведу кактусы. Серьёзно. И алоэ.                  

– Ну что, ты готов?                                                                                                                          

– Готов.                                                                                                                                            

– Ну, с Богом.                                                                                                                      

Меч сам вылетел из ножен. В голове словно рухнула какая-то перегородка, и Старцеву показалось, что он только и делал в жизни, как сжимал эту тёплую, покалывающую ладонь твёрдую рукоять и отбивал и наносил удары. Взмах! Серый столб над холмами взорвался прямо посередине, со свистом и шипеньем, будто выпуская пар; пламя ударило вверх, станция качнулась, вспыхнула, покривилась… Второй удар обрушился на воинов в лесу – это вступил в бой Владимир. Ответный шквал огня был настолько силён, что закрыл всё вокруг. Чёрные, красные, оранжевые вихри закрутились на поляне, но защита оказалась непробиваемой.                                                        

– Вперёд! Вперёд! Вперёд!                                                                                                               

Они ударили прямо по тропинке, и затем в огневом шаре в лес. Это было последнее, что запомнил Старцев. Далее его сознание перестало работать.                                                         

Перестало?                                                                                                                                      

Лезвие света срезает листы. Зелёные веретена небесных провалов.                                            

Море красочных миражей рождается в фиолетовых языках пламени.                               

Пронзая бурые волны, несутся солнечные паруса.                                                             

Воронки болот дымятся сизым туманом, чвакающие человечки красными лягушками выпрыгивают из кипящей грязи и бегут, и падают под огненным дождём сшибающихся клинков.         

Режет глаза дымная паутина веток. Спазм боли. Кровь взрывающихся гор.                                  

Безумие.                                                                                                                                          

В этой скороверти бури я не знаю, где руки друга и кто обрушивается мне на голову и проламывает череп криком. Я просто вижу, как огромный сизый модуль, спасаясь от смерти, как живое существо, стонет, плачет. И вдруг лопается ядовитым дымно-огненным цветком, и ревущие осколки пронизывают пространство. И багровое небо полыхает в ржавых верхушках сосен, и в последней схватке надчеловеческим усилием воли мы разрываем границу реальности. И когда расступается и исчезает морок и ослепительный белый шар щитов взмывает вверх, только тогда, оглянувшись, мы понимаем, что выбрались из ада.                                                                                             

Юрий Гмырин лежал прямо перед железным чёрным конусом. Глаза удивлённо и жалостливо застряли в небе. Чёрная рукоятка кинжала, испещрённая непонятными серебристыми символами или иероглифами, торчала в груди.                                                     

– Не трогай, – прохрипел Старцев.                                                                                      

Но Кадушкин уже выдёргивал клинок.                                                                                             

А дальше – мгновения растянулось в вечность. В небе тихо всплыло с десяток чёрных эллипсов, пять серых столбов плавно вылетели из леса и с пяти концов зашли на распластанного на земле Гмырина, слились в один, вобрали направленные лучи модулей и исчезли в теле убитого. А затем маленький ртутный шарик выскочил из раны и, весело поблёскивая, покатился и вошёл в кинжал, который держал в руке Кадушкин.                  

«Волo-o-дя» смешалось с ужасным грохотом взрыва и с белыми мазками мечей – Кадушкина и его, Старцева. В это же время треснул, как созревшая почка, и начал раскрываться железный холм. Отброшенный волной, Старцев тихо влетел в его чёрный зев, пытаясь ещё разглядеть в огнище поляны широкоплечую фигуру товарища, но Кадушкина больше не существовало. Его больше нет с тобой, Андрей. Никогда. Ты плачешь, или смеёшься? Вытри слёзы, дружище, – в любом случае это проявляется чувство. Значит, твой друг был не прав, говоря, что люди для тебя – мусор. Пожми ему руку своей мокрой ладонью… он скажет Богу, что прожил не зря свою жизнь и не исчез бесследно…                                                                                                                             

Старцев некоторое время катился вниз по тёмному туннелю. Но когда впереди замаячил свет, спуск пошёл более плавно, и ему удалось остановиться. И тут же в просвете возникли две исполинские фигуры в серых латах.                                                                 

А-а-а… Воины мрака. Космические убийцы. Стражи Кристалла…                                     

Сверкнули две молнии. Но у Старцева не было уже меча и не было сил, чтоб отбить удар. И вырываясь из тела, истерзанного и непослушного, он бросился вперёд, не обращая внимания или, вернее, не чувствуя дикой боли, разрывающей его на куски, дотянулся ребром ладони до точки, разделяющей плечо и шею. Ладонь огневым топором просекла ключицу великану, как по маслу вошла в грудь его и остановилась лишь в районе солнечного сплетения. Второго Старцев достать не успел. Чёрная стена мрака обрушилась на него, и в последний момент он уловил лишь серебристую вспышку, растворившую всё…                                                                                                                 

Андрея Старцева больше не было.

 

 

ГЛАВА 19

 

Пасмурно.                                                                                                                                        

Аэсцет медленно шёл к площади. Его обгоняли радостные, возбуждённые толпы людей. Дома мокрые, серые, слепые стискивали пространство, и было трудно дышать сжатым твёрдым воздухом. Он почти физически ощущал его плотность. По обеим сторонам улицы появились ряды гигантских пузатых кувшинов. К каждому прислонена лестница, на лестницах воины черпали длинными ковшами пряно пахнущую тёмную жидкость, другие разливали её в деревянные чашки на залитых грязных столах, и каждый направляющийся к площади, должен был выпить одну такую. Терпкий дурманящий запах висел над улицей. Аэсцет пробовал однажды этот напиток. Его готовили в Антариде из перебродившего картофеля с последующими добавками каких-то трав.        В небольших дозах он снимал усталость, нервное напряжение, но в то же время делал людей более управляемыми, поддающимися влиянию извне, причём, отрицательному влиянию. В Атлантиде подобное питьё тоже знали, но использовали его без травяных добавок и совсем не в качестве питья: на жидкости этой работали аппараты, с помощью которых собирали урожай с полей. Ничего пить Аэсцет не собирался и продолжал с хмурым видом продвигаться к площади. Магическое воздействие уже ощущалось. Аэсцет определил, что частота магических излучений похожа на частоту блокирующих Атлантиду энергетических волн, с той разницей, что в данном случае она ещё и воздействовала конкретно на людей, разжигая в них агрессию и похоть. На Аэсцета снова наваливалась усталость, с которой он только более-менее справился системой специальных дыхательных упражнений. И вот опять…        

Да, в этот раз в Антариде ему особенно тяжело. Да ещё бессонная ночь… Ной…            

Ной.                                                                                                                                                 

Что он говорил, Ной?..                                                                                                                     

Ничего.                                                                                                                                             

Яростным усилием воли Аэсцет задушил в себе усталость и нарастающее чувство неуверенности.

Ноя он больше не знает. Он знает лишь, что впереди Кристалл. И он будет разбит. Он будет разбит! И упрямая Аиас пробьётся к Абсолюту.                                                                 

Дорога повела вниз. Ему уже пришлось протискиваться между людьми. Люди громко говорили, смеялись, толкали Аэсцета, не извиняясь, что обычно считалось принятым… Вскоре пройти дальше не было уже никакой возможности. Аэсцет пожалел, что отправился в дорогу так поздно. И ему пришлось применять магические приёмы. Люди раздвигались, пропуская его, а после их ряды смыкались вновь. Так он достиг площади. Так он поднялся на террасу, где они ночью стояли с Онерсом. При этом Аэсцет старался ещё и остаться незамеченным – не привлекать помощников магов, рассыпанных в толпе.

И вот последняя выщербленная ступенька. Здоровенный толстяк, занявший его вчерашнее место, не оглядываясь, протиснулся, подвинув стоявших правее, и Аэсцет втиснулся в освободившийся зазор между людьми. Облегчённо вздохнул. И сразу стал искать внизу, в толпе, Онерса. Нашёл. Тот тоже увидел его и радостно улыбнулся. И только потом Аэсцет посмотрел на Кристалл. Последний оказался при дневном свете серым, мутным, чуть ли не вытесанном из обычного камня. Вокруг помоста жрецы в длинных чёрных одеждах. Затем – в несколько рядов – воины. В глубине души у Аэсцета вновь шевельнулась слабая надежда, что Кристалл – больше игрушка. И тут же пропала.                                                

Над площадью стоял гул. Висел лёгкий туман от дыхания тысяч людей. Люди были везде. Они ковром покрыли ступенчатую воронку площади. Облепили террасы, крыши домов. Стояли на карнизах, на приставных лестницах, висели на верёвках, зацепленных, привязанных за перила. Женщины привели с собой детей. Чересчур маленьких сажали на плечи.                                    

Аэсцет не без труда – его уже сдавили с обеих сторон, – оцарапав запястье о рукоятку короткого меча, висевшего на поясе, достал из кармана крестик. Сжал в кулаке. Правую руку приложил к сердцу. И вдруг нащупал в кармане какой-то маленький твёрдый предмет. «Чего такое?» – мелькнуло в голове. И он тут же забыл об этом. Покосился на толстяка. Но тот не обратил никакого внимания на его манипуляции.                            

Аэсцет заволновался. Прочитал про себя несколько молитв. Ладонь, сжимающую крестик, закололо – и он сразу почувствовал всех своих сотрудников, расположившихся по всей окружности площади. Он надеялся, что пришли не все. Может, кто-то заболел, у кого-то неотложные дела, кто-то – испугался, – он и их бы не стал осуждать… Нет, 338. Их 338. Конечно, пришли все.                       

Ладно. Всё хорошо. У него есть особая молитва. Он получил её в своей иерархии, перед самым началом блокировки Земли. Они предчувствовали, а он нет… «Эта молитва – прямое обращение за помощью к Абсолюту. Но это только на крайний случай. И сначала к нему должны обратиться жрецы». Техника простая. Аиас пробивается к Абсолюту, а он читает молитву и получает помощь от него… И они уничтожают Кристалл…                   

«Господи, о чём это я? – выдержка покидала Аэсцета. – Но ведь не может быть других вариантов! Ведь Кристалл должен быть разбит! Ведь немыслимо, чтоб от этого невзрачного мутного камушка погибла великая держава! Только нужно прочитать молитву, и всё будет нормально. Всё будет нормально. Сейчас, сейчас… Я её прочитаю».

Но он медлил читать.                                                                                                          

Площадь шевелилась… Туман от дыхания тысяч людей сгущался в сыром воздухе. Толстяк справа, отчаянно жестикулируя, что-то увлечённо доказывал соседу – высохшему старику с блестящими маслянистыми  глазками.                                                                   

Он медлил читать. Но медлить больше нельзя.                                                                             

Один из магов – Верховный – поднялся на помост, остановился перед Кристаллом и поднял вверх руки. За ним подняли руки и остальные маги.                                                          

На площади, как по команде, установилась мёртвая тишина.                                                        

«Соир неис сэло!»                                                                                                                           

Все замерли, затаили дыхание…                                                                                                    

Ничего не произошло.                                                                                                          

– Жители Антариды! Голос Верховного мага, усиленный с помощью особых технических устройств, разнёсся по всей площади.                                                                                           

«Соир неис сэло!»                                                                                                                           

– Жители Антариды! Наступил час, которого мы все ждали столько лет. Наступил час, когда к нам спускается из Великого Всеобъемлющего Космоса Великий Единый Бог. Он мог спуститься только к нам, а не в Атлантиду, страну, которая живёт уже давно не по Божественному плану Всеобъемлющей Любви и никогда за своё долгое существование не знала, что такое Бог и что такое Любовь.     

«Соир неис сэло! Соир неис сэло!»                                                                                    

Молитва птицей металась в груди Аэсцета… Он посмотрел вниз, на побелевшее лицо Онерса. Он один смотрел не на площадь, а на него.                                                           

Но мы, жители Антариды, – продолжал маг, – знаем, что такое Бог и что такое Всеобъемлющая Любовь. И знали это всегда! И лишь Атлантида, держава, называющая себя страной любви и богов, мешала нам и не давала нам жить по законам Космоса. Поэтому не Атлантида, страна, отрёкшаяся от Бога, а мы, страна, призывающая бога, являемся истинной страной любви и богов. Мы – истинная Атлантида!                            

«Что он говорит? – билось в голове Аэсцета. – Что он говорит? Какая Атлантида? Соир неис сэло! Соир неис сэло!»                                                                                                        

– Так призовём Великого Единого Бога! Поднимите вверх руки, любимые мои!                

Лес рук поднялся над площадью. Толстяк справа от Аэсцета так поспешно вздёрнул руки, что едва не сбил его с ног.                                                                                                                    

– Повторяйте все: приди! приди! приди! Кристалл вдруг вспыхнул и высветился изнутри красным огнём.                                                                                                                                

– Приди! – зарокотала площадь. – Приди! Приди!                                                              

Воронка ладоней с кровавым угольком на дне колыхалась, высасывала силы и волю Аэсцета. «Всё. Неужели – всё? Неужели не удалось… Неужели это конец… конец… Конец!»                                

Он выдернул руки из-под плаща и выбросил их перед собой. Вся воля его сконцентрировалась в одном устремлении, и белая молния вылетела из кончиков его пальцев и ударила в Кристалл. И тут же десятки новых молний взвились с разных концов площади – это вступили в бой его сотрудники. Кристалл ярко полыхнул и ответная волна энергии оглушила, швырнула Аэсцета на стоящих рядом людей. Ладонь отнялась от боли. Началась давка.                                                                   

– Приди! Приди! Приди!                                                                                                                  

Толстяк, которого Аэсцет сшиб при падении, хватал его волосатыми длинными руками гориллы и храпел с налившимися кровью глазами:                                                           

– Ты на Бога, да?.. На Бога?                                                                                                

Аэсцет ударом ноги сбросил его с террасы и снова вскочил.                                                         

– Приди! Приди! Приди!                                                                                                                  

Рёв оглушал. Рёв бил ушам.                                                                                               

– Приди! Приди! Приди!                                                                                                                  

Кристалл распухал, рос, набухал кровью…                                                                        

Аэсцет рубил по нему вновь и вновь, но слабеющие белые молнии уже не долетали до середины площади.                                                                                                                         

Вот он вырос уже до невероятных размеров и вдруг – лопнул мириадами сверкающих красных лучей.

– О-ох! – охнула площадь. – О-ох!                                                                                                  

Полупрозрачная исполинская фигура, оборачиваясь то мужчиной, то женщиной, затанцевала на помосте. Затем закрутилась смерчем и превратилась в огромный серебристый шар, зависший над площадью-воронкой. И уже вокруг этой воронки новые призрачные тени – обнажённых мужчин и женщин, – вскидывая вверх руки и ноги, продолжили свой страшный хоровод.                                

Аэсцета хватали сразу несколько человек.                                                                         

– Он! Он! Он! – заходился рядом истеричный женский голос.                                                        

И вот тут раздался треск, всё накренилось… Терраса, буквально обвешенная людьми, не выдержала тяжести – и со стоном рухнула вниз.                                                                            

– А-a…                                                                                                          

Аэсцету показалось, что перед ним мелькнуло окровавленное лицо Онерса. Высохший старик с маслянистыми глазками шевелился, перхал кровью под балкой…                                 

А затем руки превратились в ноги. Огромный рот площади раскрылся и принял в себя оранжево-жёлто-серый поток энергии, извергнутый серебристым шаром.                         

Люди обезумели. Люди рвали с себя одежды. Люди стали животными. Люди визжали; и кусали, и царапали друг друга. Матери отшвыривали плачущих детей. Мужчины набрасывались на женщин и женщины набрасывались на мужчин. И давили, и затаптывали, и слипались в живые клубки, и падали с крыш, окровавленные, истерзанные, продолжая делать то, что назвали для себя – Любовью…                                                       

Аэсцет бежал с площади. Бежал как трус? Как предатель? Сметённый всем увиденным, он бежал, раскидывая в стороны тех, кто ещё недавно считались людьми. Каким-то чудом он остался цел, когда обвалилась терраса. Каким-то чудом его не затоптали. Каким-то чудом его не раздавили о стену, когда в сторону площади нажали толпы с улиц. Девушку рядом, раздавило. Она дико вскрикнула, и он услышал, как хрустят её рёбра. А он схватился за какой-то железный крюк в стене, подтянулся, и выдрался из месива тел, оставив внизу лишь свою накидку. Затем, непонятно как, забрался на карниз. Чуть не увлечённый вниз слетевшими с крыши переплетёнными телами нескольких мужчин и женщин, прошёл по нему. Спрыгнул во двор. Прошёл по карнизу второго дома и оказался в парке, полном вопящих, спаривающихся, бегающих друг за другом людей. Задыхаясь, пробежал его. Когда залезал на высокий каменный забор, сзади на него накинулась уже не молодая, совершенно голая женщина, цепляясь за его плечи, до крови укусила в шею. Он еле отодрал её от себя… Всё. Спрыгнул вниз. На маленькой безлюдной улочке тихо. И тут же пронзительный крик где-то во дворах. Кричала девочка. Толком не отдавая себе отчёта, что происходит, Аэсцет автоматически метнулся на этот крик. И вскоре увидел – двое воинов срывали одежду и тащили за собой худенькую, отчаянно сопротивляющуюся девочку лет семи.                                         

– Оставьте её…                                                                                                                               

Вместо слов у него из горла вырвался какой-то глухой клёкот.                                          

Один из воинов, не останавливаясь, на ходу метнул в него копьё. Аэсцет уклонился. Воин выхватил меч. Аэсцет тоже схватился за бедро, но обнаружил, что меча у него нет, вероятно, он потерял его в давке на площади.                                                                        

– Беги! – выкрикнул воин, налетая на него. Аэсцет упал на землю и опять уклонился от удара, меч лишь краешком острия задел ему плечо. Перекатился кубарем, сбив воина с ног, прыгнул ему на спину и, обхватив голову, рванул её вверх и в сторону. Поднял меч и вскочил на ноги. Но второй воин решил не связываться с ним. Оставив девочку, он побежал к высокому четырёхэтажному дому. Девочка осталась сидеть на земле, прикрывая себя лохмотьями, оставшимися от платья.          

– Бежим, я тебя не трону, – выдохнул Аэсцет и подхватил девочку на руки. Из дома уже высыпали воины.                                                                                                                             

– Стой, стой! Всё равно не уйдёшь!                                                                                    

Аэсцет не оглядывался. Он бежал, как, наверное, никогда в жизни не бегал. Дома летели по сторонам, одна улочка сменялась другой. Быстрее! Быстрее! Быстрее! И вот топот и крики за спиной стали постепенно затихать. Когда очередной петляющий переулок круто завернул за угол дома, Аэсцет с разбега перемахнул через высокий забор и очутился на пустыре. В три шага проскочил его. Снова перелез через забор. Снова пустырь. Улочка. Опять забор… Долго бежал по старому заброшенному саду. Сад кончился. Всё.            

Город остался позади. Тишина. Внизу ручеёк. За ручейком аккуратные сельские домишки, утопающие в цветущих фруктовых садах.                                                                          

Аэсцет опустил девочку на землю и упал. Закрыл глаза. Мир перевернулся. Сердце ухало и выпрыгивало из груди. Он подумал, что если бы пробежал ещё немного, то, наверное, умер. Еле-еле отдышался. И тут же почувствовал, как кто-то льёт ему на лицо холодную воду. Аэсцет открыл глаза и увидел склонившуюся над ним девочку.                            

– Ты очнулся? Я сейчас ещё принесу.                                                                                            

Она вновь исчезла и через некоторое время снова появилась. Протянула ему сжатые ладошки:        

– На, пей.                                                                                                                                         

Он с трудом приподнялся и выпил воду из её ручонок.                                                                  

– Ещё принести?                                                                                                                              

– Нет. Спасибо.                                                                                                                               

Небо расчищалось от туч. Но тут оно не такое голубое и глубокое, как в Атлантиде.        

Аэсцет сел. Голова кружилась. Но он немножко пришёл в себя. Перед ним, скрестив ногу на ногу, сидела девочка в изодранном зелёном платьице и доверчиво глядела на него.       

– Ты, наверное, добрый маг. Мне мама с папой говорили, что в Антариде есть добрые маги. Но они появляются только тогда, когда начинает побеждать зло. Вот ты и появился, когда солдаты хотели меня убить. Победил их. Мы потом от них убежали, и ты принёс меня прямо к моему дому.

Она ткнула пальцем на домики за ручьём.                                                                         

– Вот там я живу.                                                                                                                             

Аэсцет опустил голову.                                                                                                                   

– Ну скажи, ты ведь добрый маг?                                                                                                    

– Нет… Я обычный человек. У добрых магов много хороших и добрых друзей, которые всегда готовы прийти им на помощь. У меня больше нет друзей. Да и человек я не добрый. Ты как оказалась в городе?                                                                                     

– На бога пошла посмотреть. Он на площади должен был появиться. Вот… Но мама с папой говорят, что это плохой бог и даже не бог… Хорошие боги только в Атлантиде живут и на Венере.          

– На Венере? – Аэсцет задумался. – Ты без спроса в город пошла?                                              

– Ага, – виновато кивнула головой девочка.                                                                        

– Домой одна дойдёшь?                                                                                                                  

– Дойду. А ты к нам?                                                                                                           

– Я не пойду.                                                                                                                                   

– Почему? Пойдём, мама с папой тебе обрадуются.                                                                      

Аэсцет покачал головой. Оглядел себя – грязный, оборванный, забрызганный кровью…  

– Нет. Я ухожу сейчас.                                                                                                                    

– На Венеру?                                                                                                                        

– Нет.                                                                                                                                               

– Значит, в Атлантиду?                                                                                                                   

Аэсцет не ответил.                                                                                                                          

– Иди домой. Мама с папой тебя очень любят и тебя ждут. Иди.                                      

– Ну ладно. А ты придёшь потом к нам в гости, когда победишь злого бога?                     

У Аэсцета кольнуло сердце. Он приложил руку к груди и опять, как и на площади, нащупал в кармане что-то твёрдое, круглое… Он запустил в карман    руку и с удивлением вытащил оттуда маленького зелёного бегемота с испуганными глазами-бусинками.

– Ух-ты, какой… – восхищённо протянула девочка. – Это кто?                                           

Аэсцет вспомнил последний разговор с императором. Отчаяние пережало ему горло.     

«Он знал, он всё знал»…                                                                                                                 

– Это… бегемот, – выдавил он, ошеломлённо глядя на деревянную фигурку. Протянул девочке. – Он водится в Атлантиде. Его подарил мне один удивительный человек… Один добрый маг. Возьми. Он приносит счастье. Я знаю.                                                           

Девочка с радостью приняла подарок.                                                                                            

– Хорошенький… Бегемот. Водится в Атлантиде. Приносит счастье. Спасибо.                

– Всё. Иди…                                                                                                                                    

– Иди, иди! – почти закричал он.                                                                                                     

Девочка несколько оторопела, но не испугалась.                                                                

– Ну ладно. Я тогда пошла.                                                                                                             

Она спустилась вниз, перепрыгнула через ручей и побрела полем.                                              

Аэсцет отвернулся. Снова посмотрел в её сторону… Золотая косичка. Зелёное платьице почти сливается с полем…    И только тут Аэсцет вдруг понял, что девочка ушла.                       

«Господи, ведь я её, наверно, обидел… Да, ведь я наорал на неё»…                                            

– Девочка! Девочка!

Та обернулась.                                                                                                                                

– Как тебя зовут?!                                                                                                                            

Но она была слишком далеко и не расслышала его вопроса. Тогда он помахал ей рукой. Она тоже помахала и поплелась дальше. Он смотрел ей вслед, пока она не достигла домов. Тогда он поднялся и ушёл подальше в заброшенный сад. Сел под старым раскидистым деревом и сидел там, пока не стало смеркаться…                                                             

Тогда он встал и пошёл к городу...

 

Окончание следует...

 

Комментарии пока отсутствуют ...

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование