«Я вписал себя в эти стихи…» / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

***

Задумавшийся Сфинкс

Приник к брегам Невы.

А Вы

Пройдёте мимо

Фасада, что чуть сник

К воде слегка, но зримо.

Прохожий носит мима

В лице своём. Черты

Эпохи нелюдимой

Скрываются в конце

Двора, но это ты

В имперском подлеце

Давно узнал, а здесь

Нева неотразима,

И есть

Минувшее в камнях,

Строеньях и фасадах,

И мне в базарных днях

Порой совсем не надо

От улиц Петрограда

Историй, кроме той,

С музейною оградой

Вдоль камня мостовой...

***

Поколенья, отбывшие ради дров,

Поколенья, отбывшие подле печки

Срок земной, что всегда молчалив, суров.

Человечье

Век за веком сводил к кошельку и двору

Этот «добрый и праведный», проклятый Ницше.

Сколько жизней и душ отходило вору!

А вот лишней

Оставалась лишь та, что от Бога не шла,

От науки ль разящей, от строгого знанья.

Я не знаю, когда этот мир обветшал –

Он с рожденья, возможно, был ветрен и шал

В этих званьях.

В этих дачах, квартирах, парковках у клумб,

Но однажды в грозящее тёмное море

Бросит мачты свои славный храбрый Колумб

И убьёт всех индейцев горем...

***

Я вписал себя в эти стихи –

Я навеки средь них прописан.

От кого-то они далеки,

Кто-то к ним припадает, длится.

И когда к ним подступишь ты,

Сидя возле притихшей ночи,

Тихо скажут мои листы,

Что я Словом был уполномочен...

***

Человек, виноватый в себе,

В чуждой речи, в душе, в улыбке,

В занесённой упрямой руке

Над строкою иль над ошибкой.

Человек, обвинённый в себе,

На листе предаётся строкам,

Признаётся в Тебе, и в судьбе

Ненароком...

***

Ветер листает.

В лае

Слышен прибрежный крик.

В соснах прилив

Играет

Ветра, что не отвык

В небо стучать.

Залив,

Где мы застали город,

Где запевала жизнь

Волнами в шторм, мажором

Рвалась на этажи,

Ветром морским с залива,

Грива

Гребней морских

Билась о ночь красиво.

Я на минуту стих.

Слушал, как пишет море

Волнами, словно горе,

Свой неумолчный стих...

***

Солнце топит снег, и вытает лето прошлое

Облетевшей и грязной упавшей листвой,

Что была прошлой осенью лету брошена

Рыжим саваном за упокой.

И стоит страна, что зимой допрошена,

Грязным снегом да талым льдом,

И пытает нас в нас самих проросшая,

Отложившая на потом,

То пейзажем родным, то казённым говором,

Под который её возлюбить нельзя,

То бросая в тебя этим рынком, ворованным

У соседних стран. И тебе так не здорово,

Когда кажется, что вот здесь она вся.

Ты присядь,

И смотри теперь в оба.

Ничего в России не трогать!

Не кантовать! До гроба. Вашу мать...

***

Чем ты несёшься, о, Тройка-Русь?

Яйцами ли? Идеей?

Ладно, давай, пропиши, не трусь,

Судьбы свои злодеям!

Жулику, вору, псарю, рвачу.

Дай им степей напиться!

Я промолчу тебя, промолчу,

Снежная небылица.

Каждый несёт тебя, словно бред,

Словно весну и осень.

Так повторял тебя прадед, дед,

Так их потомок носит.

Гоголь спросил тебя в том бреду:

«Камо грядеши? Ну, же!»

И догорел томом «Мёртвых душ»,

Чтоб не закончить хуже.

Кто-то наследовал этот край –

Жизнь доживал невнятен,

Но Маяковский вставал орать

В мутное время: «Нате!»

Бросил, оставил. Кидать стихи

В толпы – пустое дело.

Он и Есенин теперь тихи:

Всех ты, Русь, одолела.

***

Отступление снега. Город почти что сдан.

Командармы зимы: январь, февраль и декабрь –

Все убиты. Талой водой их ран

Умываются улицы города все, как встарь.

Но весна холодна. Сугробы, как стужи труп,

Ненароком обходит краем её тепло.

И неловкий март ещё разудал и груб

Снегом стывшей зиме назло.

***

От Бродского, вложенного в строку, осталась часть его речи.

От Берлиоза, трамваем урезанного, только его голова.

А мне здесь остаться да будет отныне нечем.

Слова,

Что были вначале, что были повсюду сами,

Когда-то вставая меж нами, когда средь нас.

Ты просто их повторяй немыми верстами

Устами

Как Спас...

***

А я не виноват ни в пылком Солнце,

Ни в жаре лета, ни в своей стране,

Но нас казнит кухонное оконце

За это всё. За то, к чему мы не

Тянули рук, не трогали, не брали.

Мы только жили подле, возле лет,

Где это Солнце, и страна, и дали,

Среди которых нас для встречных нет.

***

Обезболь меня музыкой! Я приму рок-н-ролл:

Джимми Хендрикс, «Аквариум», Джоплин.

И тогда в жизнь приходит тот вечный покой,

За которым все улицы воплями

Затихают, стихают, и рушатся в тишь.

И не слышно ни дня, ни ночи.

Но когда в этой музыке Ты молчишь,

Мне не очень, Господь, не очень...

***

Я вкладывал в утро. Я внёс в него лепту.

И Клэптон

Напел рассвет

С пластинки, которой припал я к лету,

Которого в блюзе след

Остался.

Привал сей

Для лета, для Солнца, тепла

Был в этой музыке.

Я не сдался

И врал себе, что ты была...

***

Солнце в шторах колышется. Шумный шорох и шелест

Шепотком перешёл, зашумел, стушевал

Всех шмелей, что засохли в том лете, как в щели

Подоконной, в которой январь бушевал.

Но зимы звон сменил самый солнечный месяц,

И сейчас так легко оступиться, смеясь,

В свет сентябрьской зари, в эти тёплые веси,

За которыми сырость, и слякоть, и грязь...

***

Не прогоняй эту музыку навсегда!

Да,

в жизни случаются годы, судьбы и города,

Но иногда

Случается музыка,

И тогда

Узников

Слобода

Отступает, не ломится в душу.

Ты не слушай

Её в бреду!

Пусть же ноты к тебе припадут,

Переборы на каждом ладу

И аккорды.

Будут стёрты

Проходящие мимо нот

Люди, бремя.

Здесь простись с этой музыкой: вот

И время

Ненадолго расстаться с ней.

Тем сильней

Будет радость грядущей встречи.

Вечен

Нот прибой,

У которого я с тобой

Был замечен.

До встречи, дорогая, до встречи!

***

Похоронку на Бога им принёс комиссар.

Говорил им про опиум, Троцким ругался,

Да по Ленину жил. На алтарь самовар

Водрузив, чаепитию жирно предался.

Жрал пасхальный кулич. Гладил глотку кагор.

Красным знаменем рожа гляделась в дорогу,

По которой теперь важно шёл этот вор,

Обокравший Россию на Бога.

***

Пластинка терзала:

«Little darling,

I see the ice is slowly melting».

Как смел ты

Поверить песне тёплых слов?

Кидаться строчками битлов

В Россию?

Осилить

Немые дали

Смогли б едва ли

Все эти ноты доброты,

Ибо в припадке немоты

Здесь песенок таких не носят.

И гостем

Приходят песни эти в дом

И выметаются потом

За двери.

Не верю,

Что снег, воспетый в тех словах,

В пластинке таявший,

Растает в этих головах,

Домах,

Его изгоняющих,

Как беса.

Но знаешь, средь леса

И зла

Не надо, верно, в себе тепла

И лета.

Одетая в зиму пора

Прогнала давно со двора

Всё это.

И ночью живут не для света.

Ура...