«Какие мы странные люди…» / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

В ответе за всё мирозданье

Вклад Алексея Решетова в пермскую, уральскую, да и общероссийскую поэзию несомненен. Он не рвал на себе рубаху, не расталкивал товарищей, чтоб загородить их собою и быть первым. Как подобает истинному талантливому поэту, он служил Музе подвижнически, преданно и бескорыстно. И серьёзные ценители поэзии знают имя Решетова на всём поэтическом пространстве России. Поэзия Решетова, каждое его стихотворение – внимательное и тонкое наблюдение за миром. За человеком в этом мире, созерцание и раздумье о своей душе, о своём назначении, своём состоянии в контексте сложной жизни. Человек трагической, увы, как и «полагается» поэту, судьбы (отец расстрелян, когда Алёше было полгода, мать репрессирована, и раннее детство прошло без матери, любимый старший брат погиб…), Решетов не озлобился, в его стихах столько света, возвышенного изумления красотой, человеком…

Можно писать стихи длинные, но пустые. Решетов – мастер малой формы, зато в его коротких стихах такая концентрация чувств, мыслей, мудрости философской, что эти небольшие, но глубокие по содержанию стихи вводят его в сонм поэтов первого ряда нашего времени. Такая поэзия, облагораживая нас, делает людьми. Десять лет нет поэта с нами, а стихи его набирают всё большую силу. Свою творческую жизнь он разорвал на три части: одну оставил в Березниках (37 лет), вторую – в Перми (13 лет), третью – в Екатеринбурге (7 лет). И везде его чтут и ценят. Прах его покоится в Березниках, и в этом городе ему – через два с половиной года после смерти! – установлен прекрасный памятник.

Виталий Богомолов

Поэтической подборкой Алексея Решетова журнал ВЕЛИКОРОССЪ открывает «пермскую страницу», предлагая читателем знакомство с писателями Пермского края.

Стихи о зарытом таланте

Зачем ремесленник, кустарь,

Когда есть вещий Дант?

Возьму лопату и фонарь,

Зарою свой талант.

Он столько лет мне жить мешал

Как призрак и кошмар.

Он всех житейских благ лишал

Меня –

мой жалкий дар.

Но я его перехитрил.

Я сделал верный ход

Я глубоко его зарыл, –

Пусть кровь мою не пьёт!

Так отчего же всё окрест

Черно средь бела дня?

И я хочу,

чтоб он воскрес,

Чтоб он простил меня.

***

В. Радкевичу

Мать поэта…

Печальнее нету на свете

Никого:

у других-то ведь дети как дети.

Но и сыну её

не избегнуть страданья,

Ибо он отвечает

за всё мирозданье.

***

В поэзии нет каскадёров,

Дублёров отчаянных нет.

Никто на опасную пору

Тебя не заменит, поэт.

И коль вдохновенье покинет,

То мысли кручёный аркан

Никто за тебя не накинет

На выи[1] летящим векам.

Гражданка N

– Тебе слабо писать, как Пушкин, –

Сказала мне гражданка N.

– Слабо, – ответил я подружке, –

Но ведь и ты – не Анна Керн.

Не мимолётное виденье,

Не гений чистой красоты.

Ты заблужденье, наважденье,

Змея с ушами – вот кто ты!

– Ах, так, – обиделась подружка, –

Я покажу тебе змею!

И вот уже летит подушка

В седую голову мою.

– Не надо! Ни стихов, ни прозы

Не буду я слагать вовек. –

И я сцеловываю слёзы

С ея[2] ланит, с дрожащих век.

***

Не искал, где живётся получше,

Не молился чужим парусам:

За морями телушка – полушка,

Да невесело русским глазам!

Может быть, и в живых я остался,

И беда не накрыла волной

Оттого, что упрямо хватался

За соломинку с крыши родной.

***

Мы Библию редко читаем,

Нам всем подавай детектив.

О чём же тогда мы мечтаем,

Какого мы царства хотим?

Раздумывать долго не надо –

Погрязшие в блуде и зле,

Хотим мы кромешного ада,

Хоть он уже есть на земле.

***

Какие мы странные люди:

Стремимся к планетам другим,

А матушку-землю не любим,

Относимся к ней, как враги.

Бездумно и топчем, и роем

Прекрасное лоно земли

И думаем – все мы герои,

И думаем – все короли.

Хороним под чёрным гудроном

Живую ещё, а потом

О ней же с великим трезвоном

Фальшивые песни поём.

***

Какая может быть любовь,

Не грех ли молодиться,

Когда тебе юнец любой

Уж в правнуки годится?

Какая может быть любовь,

Когда течёт по жилам

Уже не огненная кровь,

А стынущая жижа?

Да, брат, согласен я с тобой,

Но в сердце, как в темнице,

Приговорённая судьбой,

Она ещё томится.

***

Собрать бы последние силы,

Склониться над белым листом

И так написать о России,

Как пишут о самом святом.

Она тебе зла не попомнит.

Попросит прощенья – простит.

Настанет твой час – похоронит.

Приидет пора – воскресит.

***

Весна. Бубенчики капели.

Сырые, рыхлые снега.

Грачи-скитальцы прилетели.

Лось стал отращивать рога.

И вот уже под солнцем вешним

Очнулись бабочки от сна,

Серёжки выпустил орешник, –

И у меня в душе весна.

И у меня, у человека,

Столь благодарного весне,

Была зима в душе.

И снега

Ещё немало в глубине.

***

Промчались тяжёлые льдины.

Покончено с долгой зимой.

И траурниц с ивы-бредины

Медок не пускает домой.

И птицы, сбираясь гурьбами,

Как дети, не могут без драк.

И пахота пахнет грибами,

И ландышам тесен овраг.

[1] Выя (древнерусское) – шея.

[2] У автора именно так.