Загадка бытия... / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

В неистребимой жажде света!

Всякий человек – это целый мир. Но если человек ещё поэт, тогда это мир особенный – целая вселенная. Таким был Виктор Мартынович Болотов. Одно время он даже называл себя в шутку начальником пространства. Как и у многих, рождённых в 1941 году, отец Виктора погиб в Великой Отечественной войне.

В биографии Болотова меня больше всего поразило чудо преображения крестьянского пацана из непросвещённой семьи – в поэта с философским складом ума. Всё, что написано Виктором Болотовым, – это поиск ответа на основной вопрос бытия: «Зачем всё это?» В чём смысл всего сущего? Но этот же вопрос, оказывается, мучил и его неграмотную мать Клавдию Григорьевну. Виктор был потрясён этим её вопросом, когда она задала его сыну на закате своей многострадальной жизни. Не сюда ли уходит корень чуда преображения?

Детство Вити прошло в алтайской деревне Неводской. До коллективизации в ней было несколько сот дворов, школа-семилетка (до войны), но к середине сороковых годов осталось дворов шестьдесят и начальная школа. В ней преподавал учитель Павел Иванович Ищенко, который и заметил в мальчике искру божию и внушил матери, что Витю нужно учить. После начальной школы Витя учился за сорок километров от дома, в районном селе Михайловское. После он узнает, что здесь и даже на той же улице, что и Витя, жил два года репрессированный поэт Николай Заболоцкий, ставший для Болотова высокочтимым поэтом. Здесь, в Михайловском, и посетила Виктора муза поэзии. В 15 лет он уже опубликовался…

Волею судьбы, в начале 1960-х годов Болотов очутился в Березниках, где произошло его знакомство с поэтом Алексеем Решетовым, который рукопись его стихов отослал в Пермь. Сейчас это просто невозможно представить, но слушать начинающего поэта приехали из Перми главный редактор книжного издательства Александр Граевский и писатель Виктор Астафьев...

И в 1966 году, на тот момент у моряка Тихоокеанского флота Виктора Болотова, вышла первая книжка «Наедине с людьми». Что поражает, поэт в ней оказался самобытен и мудр не по возрасту. Это, видимо, и отозвалось трудностями в дальнейшей его творческой судьбе: его одиннадцать лет не издавали. Потому и книг вышло при жизни всего пять.

Читать стихи Болотова надо с напряжением души, его стихи не гладки, они не скользят по поверхности ума. В 53 года Виктора Мартыновича подкосила роковая болезнь.

Виталий Богомолов

***

Загадка бытия –

откуда свет?

Я вижу в ней

и существо поэта.

…Как содрогаются тела планет

в неистребимой жажде света!

Летят года.

Прозрачный свет луча

пронизывает всё на белом свете.

…И до сих пор,

дрожа, горит свеча

на столике убитого поэта.

***

Попытка душу рассказать

небезопасна:

что в ней

творилось миг назад –

и то неясно!

Пока я что-то бормотал,

Она молчала,

и я лишь смутно различал,

что в ней звучало.

Глубоким голосом грудным,

на чистой ноте,

который, лишь припав к родным

губам,

поймёте.

***

Жизнь моя,

чреда повторов –

в зыбком пламени дрожа, –

колба времени,

в которой

расщепляется душа.

И тончайшего оттенка

цвета неба и воды

только тоненькая стенка

отделяет от беды.

…Ну, к чему он,

слабый разум,

у такого рубежа?..

А разбей –

прольётся наземь

то, что больше, чем душа.

***

Нет, мама, я не знал беды –

тебе одной всех бед хватило.

А от меня

их только ты

рукою тёплой отводила.

Но и меня

нашла беда –

какими выразить словами, –

когда последняя черта

легла навеки между нами.

Мне не избыть моей вины.

Я до конца в долгу сыновьем.

…Как сёстры, встали три сосны

над вашим, мама, изголовьем.

Река и женщина

Алексею Решетову

Река и женщина в реке –

о, что они здесь вытворяли!

Их шумный праздник

вдалеке

все перекаты повторяли.

Сверкали, пели.

Хохот,

визг,

бежала эта,

та – ловила,

а что, за радугою брызг

не разглядеть –

глаза слепило!

Потом, похоже, что они

перемывали, как подруги,

наверно, косточки родни

и всех соседушек в округе.

Утихомирились едва.

Как будто вспомнились печали:

– Ты – разведёнка.

– Я – вдова.

И долго, глядя вверх, молчали.

***

Памяти Пусика

Я вспоминаю о тебе,

не о кинологах судача.

Я – о любви в твоей судьбе,

в любви – вся жизнь твоя собачья.

О, что не сделаешь любя!

Ты ластился,

мостился рядом.

Любой прохожий для тебя

казался другом и собратом.

А вот и горькая слеза:

– Не обижай меня, не надо! –

глядишь обидчику в глаза,

хвостом махая виновато…

И как была понятна мне

в твоей натуре,

в самом корне,

твоя привязанность к Луне.

Не к конуре,

не к хлебной корке.

***

О, мыслящая Россия…

Тревога и печаль – о ней.

Какие думы непростые

таит во мгле летящих дней?

Какие планы и прожекты

в тиши российских вечеров

ещё обдумывает Некто,

сосредоточен и суров?

Какими мыслями влекомы –

раздумья ль о добре и зле? –

пропагандисты из обкома

на исповеди в селе…

О чём вы –

в просвещённом веке, –

над сутию каких вещей,

министры, мудрецы, стратеги,

под взором пристальных вождей?

Мне видится

в осенней сини –

у всех пределов на краю

тревожно хмурится Россия

и думу думает свою…

***

Суета вокзального мира,

я люблю тебя, суета.

Сколько миру, ой, сколько миру!

Как домой прихожу сюда.

О, великое чувство общности!

Я до капли в нём растворён.

Я – столикий, без имени-отчества,

я пришёл с четырёх сторон.

Словно вырвался я на волю,

а меня тут давненько ждут…

Погружаюсь в людские волны –

и круги от меня идут.

***

Жить –

всерьёз и надолго,

лобасто

проникая в сущность вещей,

вешней молоди улыбаться,

забредая в первый ручей.

И, любимые плечи гладя,

в глубину, теплея, глядеть…

О какой помышлять награде,

вечной тайной тайных владеть –

в людях,

в рощах,

в воде скользящей,

принимая дождь на ладонь –

всё навеки уже сказавший

и ещё навек молодой…

***

Живу в среде прохладных сосен,

в вечнозелёной тишине –

сюда и ветер не доносит

вестей и новостей извне.

И лишь из зарослей соседних

перекликается со мной

мой недокучный собеседник,

народец маленький лесной.

Из мира шумного пришелец,

я каждым мигом дорожу –

и вслушиваюсь в каждый шелест,

и каждым атомом дышу.

Разгадываю звук и запах,

разглядываю – муравей! –

застрявшие в зелёных лапах

охапки солнечных лучей.

О нет, не прихотью случайной –

мы, соками земли полны,

как соумышленники – тайной

навеки соединены.