Паломник

Шарк-шарк… Дзинь… И снова повторяющиеся шарк-шарк и всё то же странное в диссонансе – дзинь. Тишина в округе. Птичий говор на высоком солнце стих. Только и слышны Витьке звуки собственных шагов и позвякивание за спиной пряжки рюкзака, подаренного на дембель ребятами.

Серые глаза путника рассматривали то узкую просёлочную дорогу, то ожившие с приходом тепла окрестности. Май благоухал нежной зеленью. Приходилось время от времени оборачиваться, чтобы не прокараулить подъезжающую позади машину. Грунтовка узкая, успеть бы увернуться, подкати лихач. Ездят местные сикось-накось, словно впервые за руль сели и не знают, где педаль газа, где – тормоза.

По шее с левой стороны заструилась водянистая потная нить. Русая шевелюра выбилась пучками волос из-под кепки. С левой же стороны с одного из пучков слетали одна за другой капли пота. Шарк-шарк: «Нет, не видать машины».

Минут тридцать минуло, как Витька покинул чужую избу, возвращаясь домой из «паломнического рейда». Назвал свой поход своеобразно – «паломническим», чтобы угодить матушке. Она поначалу отговаривала от посещения неблизких Таволгят, где Витьке вздумалось пообщаться со старцем Федотом, но, услышав про паломничество, кивнула головой.

– Сходи. Слышала я про Федота мудреца. Да смотри, паломник, не заплутай. Пока служил, небось, места подзабыл. На развилке с Пургой направо сверни. Увидишь, там берёза старая должна быть. Охо-хо… Тебе бы на вечеринку сбегать. В двадцать лет по старцам бродить … Не рано ли?

– Вот и узнаю у Федота, рано или нет, – пожал плечами Витька.

Повод для похода, словно тяжкий груз, висел за плечами. Откуда он взялся? С чего началось? Странностей за собой до армии Витька не замечал. На далёком Байконуре, где он проходил срочную службу, вызывал из памяти картинки родных окраин. Караульному только и остаётся оглядываться по сторонам да думать о чём-нибудь. Так и «всплывала» одна деревня с приземистыми домиками перед глазами, другая. Речка Кожухарка «проявилась» с песчаным дном и пучками травы, среди которой мелькали тени пятнистых щурят. От воспоминаний теплело на сердце, но однажды голову пронзила мысль, насмешившая своей нелепостью: он уже был в этом мире когда-то, обитал в своих краях и встречался в лесном скиту с уединившемся от белого света мудрецом. Как его звали? Кого? Ну, того, который в лесу сначала в одиночку монашествовал, а потом перебрался куда-то.

«Витька, – караульный обращался к себе по имени и осуждающе качал головой, точно также, как это делала мать, – не выдумывай. Во-первых, столько не живут. Во-вторых, одиноких стариков в родных краях хватает, да вот отношения к твоему «прошлому» не имеют». Странно, но втемяшилось в голову, что жив тот мудрец до сих пор и обитает где-то рядом с Витькиной деревней. Как найти? Тьфу! Мнится…

Да и правда что, о каком ските рассуждать, если давно вся родина – Светлоозёрский район – застроена сёлами и деревнями, машино-тракторными станциями и фермами. Рощ-то приличных не осталось, не то что глухих лесов. Наверно, услышал от кого-то в детстве об освоении местных земель, и запомнился образ некогда увиденного прадедами таинственного лесного жителя. Всё минуло, кануло безвозвратно. На дворе – вторая половина семидесятых годов двадцатого века. Ракеты в космос летают, и Витька несёт возле них ответственную караульную службу.

Стоя в феврале на посту у стартового ракетного «стола», Витька чуть было не выронил из рук автомат. Что ты будешь делать?! «У того мудреца тряслась правая рука, а на тыльной стороне левого запястья белел полоской шрам», – всплыли в памяти обрывки каких-то пересказов. «Отставить! Может, ещё что-то придумаешь», – Витька ёрничал над самим собой. Надо же! Про какой-то шрам вспомнил. Или придумал? «Не сочиняй!» – строго приказал себе. Легко приказать, да как приказ исполнить? «Картавил одиночка, – донеслось глухо, словно воспоминания уплывали в даль далёкую. – Он – спасение». «Чьё?» – вопрос повис в воздухе.

Тихо. Слава те, Господи! Теперь о скором дембеле можно помечтать.

В таких немых сценах-диалогах Витька прожил последние три месяца перед демобилизацией. Как вернулся из армии домой, начал задумываться о встрече со старцем Федотом, про которого услышал от бабушки лет семь назад: «всё Федот знает, всех ведает». Не тот ли старик одиночка со шрамом на руке, о котором солдату намекнули? Пока Витька служил срочную службу, не стало бабушки, а разговор о старце осел где-то в голове, чтобы подтолкнуть к майскому рейду-походу. Ать-два! Всего-навсего один день нужен для марш-броска.

Лучше побывать в этих Таволгятах, где живёт Федот, если живой он, конечно. Встретиться и… «О чём спросить, на месте разберусь. Нечего рот открывать при мыслях о мудреце из собственного «прошлого», – перелистывая перекидной календарь, Витька определялся по дню похода и посмеивался над собой.

***

На околице Таволгят встретилась молодая женщина с коричневой сумкой в руке, спешившая по своим делам.

– Здрасте! Федот у вас где живёт? – обратился к молодушке.

– Федот где живёт? – переспросила она. – Пятый домик с правой руки. Да видно отсюдова. Во-о-он тот, черёмухами окружён.

Витька благодарно кивнул молодушке. Два часа дороги и на месте. Вот, что значит военная закалка. Как бы опознать старца, ни с кем не спутать?

– Пришёл? – скрипучий голос встретил Витьку у порога деревенского дома.

Несмотря на одиннадцать часов дня в избе висели потёмки. В нос вошедшему дохнуло чем-то кислым и затхлым одновременно. Давно, наверно, сквозняк не гулял внутри. Взгляд метнулся по пустой горнице и застыл на мерцающем огоньке, на полке у иконы подрагивал свет свечи. Возле единственного занавешенного окна маячил стол из тёмных досок и сбитых крестом перегородок между ножками стола. По левой стороне избы отсвечивала побелкой кирпичная кладка русской печи. Чуть колыхнулась занавесь, огораживающая закуток с её торца.

«С кем говорить? Что сказать?» – Витька снял с головы кепку, как-никак в доме оказался. Выдохнул:

– Так точно, пришёл.

– Садись ко столу. Счас слезу, – прозвучало откуда-то с потолка.

Новоявленный паломник поскрёб затылок, что-то удержало на месте. Откуда, кто слезет? Раздался скрип деревянных ступеней, и из-за занавески показался невысокий старичок на босу ногу в подпоясанной чёрным поясом серой рубахе, накинутой на плечи фуфайке и в смешных шароварах в серых же заплатках.

– Околеть можно. Всего сутки не топил, а вот, поди ж ты, холод донимает. Майские ночи греют не очень, – проговорил хозяин и начал искать валенок, прислонённый к печи, одной ногой, потом другой. – Что пнём встал? Иди же ко столу, – почти прикрикнул старичок, зашабаркав подошвами в сторону красного угла.

Ничего не оставалось, как боком-боком пробраться к столу и нащупать рукой дужку спинки деревянного стула. Взгляд не отрывался от постоянно двигающегося старца. Тот легко перемещался по избе, постоянно что-то переставляя с места на место.

– Не серчай, угощать пока нечем. Полдень на дворе. К обеду что-нибудь скумекаю, – произнёс старичок, меняя огарыш свечи на полке. – Рассказывай. Что привело ко мне? Да не пялься же ты на меня. И себя, и меня в смущение не вгоняй. Зачем пришёл?

Рука Витьки потянулась к затылку. Что спросить? Кем старик был сто или двести лет назад? Наверно, выгонит сразу.

– Растерялся отчего-то я, дедушка, – протянул неестественно высоким голосом Витька. – Вопрос такой, что теряюсь.

– Вижу. Теперь соберись, и будто перед отцом-командиром отчекань мне проблему, что тебя подвигла в путь. Ну? Как звать?

– Рядовой… Фу-ты… Виктором звать.

– Давай, Виктор, не тушуйся. Поробел и хватит, а то сердце захватит, – старичок рассмеялся молодым рассыпчатым хохотком. – Хотел старца Федота увидеть?

Витька кивнул.

– Увидел. Что дальше? – продолжил допрос хозяин.

На душе Витьки полегчало: «По адресу попал. Славный старичок – боровичок. Вон как по-молодецки смеётся и вполне разумно разговор ведёт. Кажется, не картавит. Ладно, в лоб спрошу».

– Видите ли, уважаемый дедушка Федот, мне последнее время стало казаться, что я уже в прошлой жизни бывал в здешних краях, – на этот раз с хрипотцой в голосе проговорил Витька. – Разве такое возможно?

Старец, отдёргивая занавеску на окне, головы не повернул:

– Кто его знает… Дано человеку одну жизнь прожить, или у него их несколько. Говоришь, другие жизни бывали? Сказки с годами превращаются лишь в сказки. Ты уже не дитё, вот и подумай. Кого помнишь в той поре?

– Мужчину в лесу. Один он жил. Рука правая у него тряслась. Мудрецом его называли. Может, это вы?

– На, – старец протянул к Витьке обе руки. – Гляди, ни одна не трясётся.

Витька и сам заметил, что тонкие жилистые руки Федота не тряслись. Отчего-то захотелось взять эти руки и рассмотреть их. Странное желание. Ах, да! У того человека из прошлого на левом запястье, вроде бы, шрам какой-то должен быть.

Витька осторожно взял левую руку старца, рассмотрел. Дряблая, жёлтая кожа. Чистая.

– Нету шрама? – хихикнул старичок.

– Нет. И всё же вы мне скажите, можно ли знать особенное о времени, не окунувшись в него через книги или фильм исторический? – Витька пристально посмотрел в лицо старца.

Голубые глаза под седой неровной чёлкой ответили взглядом на взгляд.

– Я привык со страждущим общения рассуждать здраво. От этого старцем прозвали. Уважение тем высказали. Скучаю по людям, но сам на разговоры не навязываюсь и на кофейной гуще не гадаю. Ты ко мне явился. За советом, стало быть. А мне знаешь, приятно, и вот, что скажу: не думаю, что прошлое миновало безвозвратно. Но в глубоком мраке оно, и не видно в той глубине ничего. Если какой стороной о себе заявило, жди подсказки от него. Не от меня.

– Какой подсказки? – удивился Витька. Даже рот раскрыл…

– Знак тебе даётся. Хороший ли, плохой ли. Не знаю. Может, с будущим связан, а не с прошлым. Ты, Витька, свою судьбу прожить должен. Свою. Или не прожить. Вьётся возле тебя видение, прислушайся. Чего-то услышишь-увидишь, подумай, к чему бы. Вот такое моё пожелание. Кто окромя тебя прошлое твоё видит?

– Никто.

– Весь ответ. Ты – сам себе голова и вера. Меня можно обмануть, другого, третьего, да себя не обманешь. Не тормоши никого расспросами, вслушивайся в себя. Не знаю, чем ещё помочь, что подсказать. За встречу спасибо, сынок.

Опешивший Витька молчал. Ничего толкового от старца не услышал. Наговорил тот вокруг да около. Ходи, дескать, да оглядывайся. Что за странное пожелание?

На том беседа и закончилась. Ни картавого дядьки не увидел, ни руки трясущейся не заметил. Отправился обратно домой, несолоно хлебавши.

***

Шарк-шарк… Дзинь… Около часа в дороге к дому. Солнце выкатило в зенит и повисло там в полуденной ярости. Горячий пот струился по обеим щекам. С пучков намокших волос Витьки ветер срывал частые солёные капли. На зелёной майке тёмным влажным пятном чернел овал. Прикинул: от Таволгят за час ходьбы удалось по майской жаре пройти километров пять-шесть. Не больше. До родной деревни осталось столько же. Ну, пилить, значит, ещё ого-го. Усталость начала брать своё. Какие ать-два!.. В ногах загудело. И вода, как на грех, в бутылке закончилась. Как же это он с водой-то не подсуетился. Не гнал же его старец, не торопил. Паломник сам прямиком на дорогу вышел и сам взял обратный курс. Сойти с дороги и родник поискать? Где сойти? Так до дому не добраться. За что муки? Старец… Витька неожиданно улыбнулся: «Каков старичок! Нет, не зря я в паломники записался. Есть, о чём задуматься...»

Шарк-шарк… Дзинь.

Какая рука подвинула Витьку с дороги, когда рядом пронеслась тёмная махина «УралАЗа»? Грузовик почти беззвучно прошелестел по той части галечника, по которой Витькины ноги должны были вот-вот зашаркать. «Вовремя отскочил. Впрочем… Как сказать? Кажется, не отпрыгивал. Отвели беду от меня. Кто? – мысли вихрем проносились и путались в испуганной голове. – Называется, сходил на разговор…»

Пожимая плечами от пережитого, в склонениях по падежам по адресу «дурака-водителя» Витька прошлёпал километр, когда увидел лежавшую колёсами вверх ту самую машину с тёмно-зелёным кузовом. Громоздилась она мирная, тихая в десяти метрах от дорожной колеи. Капот был открыт, и из движка вниз капало чёрное масло, отчего трава блестела, будто осыпанная антрацитом.

Витька торопливо бросился к кабине. Дверцы её были закрыты, а внутри… Внутри никто не лежал, не сидел. Пусто оказалось в кабине. По спине Витьки заструился холодок. Что за неведомая сила управляла «УралАЗом»? Нет, не бывает такого, чтобы машина сама разъезжала. Витька растерянно стоял и смотрел то на машину, то по сторонам. Перед ним дыбилась чуть не ставшая его погибелью злая громадина, превратившись в немощный хлам. Чем он, Витька, осилил зло в схватке? Да кто скажет… Видно, отблагодарили. «За встречу спасибо», – раздалось в голове.

Голос прозвучал почти рядом. Витька оглянулся. Никого. «А как старец догадался, что я на его руке выискивал? Он же сказал: «Нету шрама»? Да о шраме-то я ему и не говорил. Чудно. Выходит, подсказки пошли, но я их не заметил». В ушах Витьки зазвучали недавно сказанные Федотом слова: «Знак тебе даётся. Хороший ли, плохой ли. Ты, Витька, свою судьбу прожить должен. Свою. Или не прожить. Чего-то услышишь-увидишь, подумай, к чему бы».

Пожал плечами в недоумении: «Надо же…»

***

Пролетели годы. На офисном цветастом календаре под красным квадратиком чернело отпечатанное «31 июля». Лето выпало сырое, но какое бы оно ни было, лето оставляло надежду на тепло. Близкая уже осень – нет. За окном зеленели кроны тополей и краснели верхушками американские клёны.

И вот в эту самую пору Виктор Петрович Верхоланцев дорабатывал последние деньки перед выходом на пенсию. Жизнь, по мнению будущего пенсионера, удалась. Он иногда вспоминал свой «паломнический рейд» в Таволгята, вспоминал старца Федота. Посмеивался над собой и своими «картинками» из «прошлого». Посмеиваться-то посмеивался, но порой ловил себя на мысли, что действительность и пожелание старца неведомым образом влияли на судьбу. Случалось и не раз, когда вопреки всякой логике Верхоланцев выходил победителем в яростном противостоянии с событием чрезвычайного характера. И падение самолёта на взлёте 10 ноября 1995 года в роковую дату для Верхоланцева не превратилось, и когда на Эльбрусе в январе 2001 году связка альпинистов вниз полетела, он же Виктор и зацепился тогда на краю расщелины. Себя и других спас. А 25 апреля 2015 году лавина по лагерю под Эверестом прошла… Словно кто из палатки Виктора выгнал за пять минут до трагедии. И когда у его ног остановился язык спрессованного лавиной снега, снова почудилось «За встречу спасибо!»

«Чудес не бывает. Счастливое стечение обстоятельств, не более… – уверенно подытожил свои размышления Виктор Петрович. – Пора, пора угомониться. Через четыре дня исполнится шестьдесят. Никто в жизни для меня ничего особенного не сделал. Тот же старец велел думать своей головой. Всё получилось, потому что думал. Молодец! Достаточно о старце вспоминать, впрочем, о «прошлом» тоже. Впереди проводы на пенсию. Ресторан «Сакура» с японской кухней легко вместит семьдесят человек. Вполне достойное завершение трудового пути инженера Верхоланцева, заядлого альпиниста. Вот любимыми горами через месяц займусь! А коллеги, полагаю, отметят в ресторане радушие именинника».

На вечер в ресторан пришли почти все приглашённые. Трое не смогли подъехать. Простительно, в отпусках. Зазвучала музыка, и ведущая вечера проникновенно произнесла:

– Сегодня мы собрались, друзья, по приятному поводу. Пригласил нас Виктор Петрович Верхоланцев, герой торжества. Давайте поднимем бокалы за…

Прозвучали здравицы, зашумели аплодисменты. В голове у Верхоланцева пронеслось молнией: «Зачем так много рыбного передо мной поставили? Неужели посчитали, что мне нужно столько креветок?» Словно эхом отдалось в глубине: «Отравишься». Усмехнулся: «Начинается новая эпоха. В такие моменты только дурак позволит себе умереть».

Вечер едва набирал обороты, а в голове зашумело. «Наверно, от шампанского», – улыбнулся про себя Верхоланцев. Мысли его оставались свежи. Так, по крайней мере, ему казалось.

Через полчаса после начала застолья он заметил на себе удивлённый взгляд жены и соседей по столу. Удивился – что такого на нём увидели? Вскоре имениннику стало плохо. Опухшее лицо, руки, ноги говорили об аллергической реакции на еду или спиртное. «Скорая» приехала через двадцать минут. Пока врачи несли Верхоланцева к машине, он слышал знакомые звуки: шарк-шарк. Откуда он помнил их? Дзинь… Ремень с карабином, свесившийся с носилок, то и дело ударялся об асфальт.

«Прости, старец. За гордыню прости», – мелькнуло горьким сожалением в угасающем сознании. Мозг умирал, но в те мгновения, когда врачи в машине, переговариваясь между собой: «Остановка пульса», суетливо что-то колдовали над пациентом, мозг расслышал далёкий голос: «За встречу спасибо».

До больницы пациента едва довезли. Сердце останавливалось и, к счастью, забилось вновь, словно в благодарность за комплекс реанимационных мер.

Врач из бригады «Скорой» шёл по длинному больничному коридору и качал головой. Картавя, произнёс поджидавшему у дверей напарнику:

– Надо же, задержись мы на минуту. Думал, не довезём.

Он достал из нагрудного кармана своего синего медицинского костюма ручку и отправился к дежурному регистрировать данные только что доставленного больного.

Правая рука врача постоянно дрожала после перенесённой травмы, поэтому фамилию в «Журнале регистрации» выводил по привычке левой: «Верхоланцев…» «Так, а имя пациента в карточке вызова почему-то значится «Вектор». Наверно, Виктор», – в задумчивости врач перевёл взгляд с ручки на тыльную сторону своего запястья. На ней короткой полоской белел старый шрам.

Лучший цветок на 8 марта вы найдёте на сайте Megaflowers. Наш интернет магазин с удовольствием поможет вам составить букет и доставит по любому адресу. Мы гарантируем качество цветов, своевременную доставку и низкие цены. Если заказ не устраивает покупателя, мы возвращаем деньги. Заказы принимаются круглосуточно.