Свисти! / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Свисти! Старик вырезал свистульку. Ленька издалека заметил его согнутую фигуру на скамейке перед домом. Апрельский, уже теплый, ветер развевал седые волосы. Новая, сияющая многоэтажка, казалось смущалась этого жильца. Он жил здесь с осени. Всегда в потертой, замызганной телогрейке старик вечно торчал перед домом и, что-то бормоча себе под нос, острым ножичком вырезал свистки из ивы. Потом раздавал их крутившейся рядом ребятне.

– На, свисти, Боря! – говорил он, вручая очередную свистульку подвернувшемуся под руку пацану.

– Я не Боря, я Саша!

Старик смотрел долгим, непонятным взглядом и повторял:

– Свисти, свисти, Боря!

Все привыкли к тому, что он путает имена. Взрослые относились к нему с сочувствием. Объясняли детям: мол, не все в порядке с головой у деда. Хотя, как потом выяснилось, и не такой старый он был. Лет под шестьдесят. А ребятне он нравился, говорил все с шуточками и прибауточками, разговаривал не сюсюкая, как со взрослыми.

То было самое, что ни на есть обманчиво-радужное советское время эпохи застоя. Маленький городок строился ударными темпами и заселялся еще быстрее. Многие, едва обжившись, везли сюда своих родственников. Народ был разный, со всех краев и республик тогдашнего СССР. Вот и Федор Никитич, так звали старика, вместе с женой приехал откуда-то из-под Орла. Жена у него была моложавая, всегда с недовольно сжатыми губами. Работала продавщицей в соседнем продмаге. Иногда на улице орала: «Опять со своими свистульками возишься! Оставь хоть детей в покое!» Федор Никитич виновато опускал голову и замолкал. Если жена не успокаивалась, то молча уходил домой или к реке, где срезал ивовые ветки для свистков.

Ленька подошел поближе, поздоровался.

– Здравствуйте Федор Никитич!

Старик вскинул голову, зорко посмотрел на него. Узнал, улыбнулся.

– Ну, здравствуй, школьник. Отучился?

– Да.

– Двоек много?

– Нет, сегодня четверка по русскому.

– Молодец! – Старик протянул ему только что вырезанный свисток.

– На! Свисти, Петя!

– Я не Петя, я Леня!

Старик кивнул и повторил:

– Свисти, Петя!

Ленька знал, что он не отстанет, пока не услышит свиста. Да и самому хотелось попробовать. Не споря больше, он поднес свисток ко рту и дунул во всю силу своих ребяческих легких. Свист вышел резким и громким. Старик опять улыбнулся и, покачивая головой, забормотал: «Свисти, свисти, Петя!»

9 мая в этом году праздновалось особенно торжественно. Как-никак 30 лет Победы в Великой войне. С утра все школьники были собраны, построены, и вскоре, под звуки горнов и барабанов, организованное шествие двинулось к центральному скверу. Там, в честь погибших в Отечественной войне был установлен большой камень, с памятной табличкой. Учащиеся выстроились в шеренги, рядом с ними – работники предприятий, напротив - разные начальники. Было тепло, даже жарко. Реденькие облачка не мешали солнцу греть недавно ожившую после зимних морозов зелень. Ветеранов было много. Им отвели всю восточную часть площадки. Одетые в военную форму они держались строго и торжественно. Ленька вовсю глазел на их медали и ордена. Сразу было видно – это герои. Они радостно здоровались друг с другом. Внимательно слушали речи выступающих. Вдруг среди них мелькнуло знакомое лицо. Ленька даже не сразу узнал Федора Никитича. В парадной форме, возвышенно радостный и одновременно строгий он совсем не походил на знакомого соседа – старика. К тому же стоял где-то во втором или третьем ряду и его все время загораживали другие ветераны. Но вот шеренга слегка раздвинулась, и Ленька обомлел. Такого количества орденов и медалей как у Федора Никитича он никогда не видел. Сержантские лычки на погонах красноречиво говорили, что каждая из них заработана с риском для жизни. Впереди стояли генералы и полковники, герои Советского Союза, но ни у кого из них не было столько наград как у Федора Никитича. У него, похоже, имелся полный набор всех медалей Великой Отечественной, за исключением разве Золотой звезды. Во всяком случае, свободного места на кителе не было. Это Ленька запомнил точно. Потом была минута молчания, слезы на глазах у людей прошедших войну. Торжественный залп-салют из карабинов, который дали простоявшие на посту весь митинг курсанты военного училища из районного центра.

Когда кончилась торжественная часть и все смешались в праздничной круговерти, Ленька пробрался через толпу к ветеранам и, подойдя почти вплотную, выпалил:

– Здравствуйте Федор Никитич! С Днем Победы!

– Спасибо, сынок!

– Я Ленька, ваш сосед по дому. Помните?

– Помню. Конечно, помню.

Но тут подошел какой-то полковник, затем еще кто-то. Они начали говорить о чем-то своем. Ленька из вежливости отошел в сторонку, только смотрел во все глаза, как уважительно разговаривают с Федором Никитичем другие ветераны. И, главное, он им отвечает очень серьезно и спокойно ничего не путает, как совершенно нормальный человек. Потом Леньку окликнул Пашка – одноклассник и понеслись те вечные разговоры и заботы, которыми переполнена жизнь каждого нормального мальчишки.

Дня через три, опять же после школы, Ленька снова увидел у подъезда Федора Никитича. Тот был в своей обычной, старой телогрейке, и, как всегда, вертел в руках только что вырезанный свисток. Решив не упускать момента, Ленька быстро подошел к нему и после обычного: «Здрасте!» Спросил сразу в лоб:

– Федор Никитич, а вы в каких войсках на войне служили?

Старик молчал, опустив голову, потом пристально глянул любопытному пареньку в лицо. У Леньки перехватило дыхание от скорби и боли, которые затаились в его взгляде.

– Фронтовая разведка, сынок. Знаешь, что это такое? Нет, откуда тебе знать. Это не полковая, где на передовую смотался, взял языка и вернулся героем. Нет! Мы, бывало, по неделям в тылу у фрицев околачивались. Там в любую минуту тебя могут обнаружить и убить. И тебя, и всех твоих товарищей, или раненного в плен взять... Там нюхом надо чуять опасность и не забывать об этом ни на миг. И так, почитай, всю войну. С сорок второго по сорок пятый. Исключая дни отдыха после выполнения заданий, да после ранения в госпитале.

Федор Никитич замолчал и невидящими глазами стал смотреть на свистульку, зажатую в руке. Ленька боялся даже дышать. После тягостного молчания старик продолжил:

– Мы там, в тылу у фрицев сроднились-срослись. Роднее братьев стали. И почти всех моих друзей поубивали. Тебе это не понять, а я всех помню. Они внутри меня, в голове, в сердце – живые. Ночами ко мне приходят, не могут только наружу выйти, опять живыми стать. Не дышат уже. На вот, свисток. Свисти, Боря!

– Я не Боря!

– Сейчас ты – Боря! Сержант разведки, в болоте под Бежаницами убитый. Свисти! Дыши за него! Он за тебя жизнь отдал. Помни! Свисти!

Ошеломленный и оглушенный навалившейся на него болью Ленька дунул в только что вырезанный свисток. Больше он ни о чем не спрашивал.

Потом начались каникулы. Лето, вольная жизнь. Два месяца у Бабушки в Воронеже. Домой Ленька вернулся перед самой школой. Встречи с друзьями, рассказы, учеба. Только проучившись недели две, Ленька заметил отсутствие Федора Никитича. Может он заболел, или уехал? Ребята во дворе ничего не знали. Лишь подтвердили, что тоже давно его не видели. Жену Федора Никитича Ленька несколько раз встречал возле дома, но спросить не решился. Она казалась вредной и неприступной. Наконец, уже в середине октября, когда опавшие листья густо покрыли газоны и тротуары, школьников выгнали на уборку. Повсюду листья сгребались в кучи и потом сжигались, распространяя густой и пахучий дым, затянувший городок. Придя домой после субботника, уставший и возбужденный Ленька догадался спросить отца:

– Пап, а где Федор Никитич?

Отец сразу посерьезнел, смутился.

– Понимаешь, Лень, такое дело… Ты же знаешь, что Федор Никитич со странностями. Очень тяжело близким с такими людьми… И вообще ему нужно лечение.

Отец замолчал. Ленька ничего не понял, стоял и ждал продолжения. Стоять пришлось долго. Наконец отец не выдержал.

– Ты уже большой, сынок! Федора Никитича забрали в больницу. Нет, не в нашу. В другую, специальную больницу для таких, как он. С психическими проблемами. Жена его так решила, совсем с ним измучилась. Спать он ей по ночам не давал, все разговаривал с кем-то. Там ему лучше будет.

Теперь Леньке все стало ясно. Тяжелая, звенящая горечь и обида захлестнули его. Он резко повернулся и нырнул в свою комнату, хлопнув дверью, чтобы никто не видел, как заблестели в глазах слезы. На краю стола, заваленном тетрадками, учебниками и всякими разными, нужными пацану вещами, лежал простой свисток, вырезанный из ивы. Ленька схватил его и дунул изо всех сил. А в приоткрытую форточку холодный сквозняк тянул едкий запах дыма.