Если вы думаете, что персики созревают исключительно в южных широтах – вы ошибаетесь. Морозостойкие сорта персиков способны выдерживать температуры до -30 градусов по Цельсию. Питомник саженцев Агро Сад https://www.agro-sad.com/persiki/ предлагает саженцы персиков хорошо известных и новейших сортов.
Людмила Карпушкина. «Повелительное наклонение». Стихи. – М.: ИПО «У Никитских ворот», 2015.
Не секрет, что существуют такие, пусть не окончательно закрепившиеся терминологически, но все же используемые определения – «женская поэзия», «филологическая поэзия»… Но бывает так, что ни одно из подобных определений не может в полной мере охарактеризовать тот или иной поэтический мир. Рецензируемая книга стихов «Повелительное наклонение» представляет собой как раз подобный случай, несмотря на то, что его автор, Людмила Александровна Карпушкина – и женщина, и филолог (кандидат филологических наук и доцент Литературного института им. А.М.Горького). Да, в книге есть и стихи о любви (то, что прежде всего ассоциируется с «женской поэзией»), есть и глубокий, вдумчивый диалог с классической литературной традицией («филологическая поэзия»). Однако это далеко не все…
Все дело в том, что по-настоящему хорошие стихи всегда ускользают от каких-либо определений и рамок. Первое, на что обращаешь внимание, читая книгу Л.Карпушкиной, – на в высшей степени гармоничную стилевую соразмерность и какое-то особое внутреннее достоинство, и в форме, и в содержании. Невольно возникает ассоциация со зданием в стиле ампир. Не могут не вспомниться и сложные державинские строки, его непростые, не на поверхности лежащие образы:
Непобедимость зла стократно возросла.
Мы не задиристы, но были биты.
Прости пружинность шей кивающим ослам:
Их уши пропагандою забиты.
Сразу становится очевидно: этот сборник нельзя прочитать быстро, тем более нельзя, что называется, «просмотреть» – в него нужно вчитываться внимательно. Удивительным и органичным образом в нем сочетается строгая «классичность» и нарушение границ и правил. При том, что неизменно остается чувство абсолютной художественной оправданности всех «нарушений» – и неологизмов, и рифменных сбоев, так как каждое слово попадает точно в цель, фокусируя целые спектры смыслов («Спеши по жизни выбирать: / Без головы или без пяток, / Прокрустывая, ковылять»). Автор никогда не совершает поэтических экспериментов ради самого процесса. Более того, можно сказать, что неприятие подобного самоценного экспериментирования становится одним из сквозных сюжетов цикла:
Что мы сделаем сами – передернем, надпишем, раскрасим?
Вот полезем в карман за словами – карман или пуст, иль чужой…
(Generation-profanation)
Еще одно неконфликтное соединение противоположностей в поэтическом мире Л.Карпушкиной – это единство «поэзии мысли» (вот уж что, кажется, не должно ассоциироваться с женской поэзией!) и «поэзии чувства». Чувства глубокого и, пожалуй, скорее трагичного, минорного ощущения мира.
И мир предстанет нам еще грустней,
Еще гнусней. В райке – ни тени рая.
Я думаю, не будет ли честней
Тебе страдать, страданье избывая?
Но при всей минорности интонаций стихи удивительным образом не оставляют тягостного ощущения, ибо и здесь на помощь приходит гармония и соразмерность во всем: печаль катарсически уравновешивается мудростью, благим приятием жизни и смерти, случившегося и не случившегося, любви и не-любви… Тема любви, кстати, звучит в книге как-то совершенно по-особому. Здесь нет в привычном смысле сугубо женских эмоций, переживаний – авторский голос абсолютно самобытен. А о любви сказано, например, так:
Предметом своей бескорыстной любви
называл он собак,
верность и ум собачий
возводя к абсолюту.
Во многом согласна
Была я с доктором….
Но снова – срыв за срывом –
никчемно люблю людей.
Или так:
Ведь самый тяжкий
из заветов –
всех любить –
хранила я ответом малодушию.
Не дай же прежде смерти поостыть…
(заглушено штрихами черной туши).
Значимая тема книги – освоение традиции, литературной, но и – шире – культурной. Думается, что во многом именно здесь сокрыт ключ к пониманию авторского индивидуального почерка – как же именно, какими путями происходит общение с традицией? Автор и здесь выдерживает собственный своеобразный стиль, который можно было бы определить как соединение деликатности и в то же время какого-то очень личного переживания, освоения и присвоения традиции. В разделе «Герои» возникают образы Батюшкова («Константин Бог»), герой новеллы Т. Манна Тонио Крегер («Книга»), Ольга Ильинская («Ольга»); есть и старец Зосима, и Наташа Ростова, и Нина Заречная….
Стихотворения часто «размыкают» свои финальные границы – и формальные, и, соответственно, смысловые. Это может выражаться по-разному: и в «выпадении» из рифменной и ритмической структуры, и даже в некой автономности финалов, но это всегда и неизменно – очень сильные «заключительные аккорды»:
Задумала душа преодолеть
В пуантах облако, но тщетно,
Вязнут ноги…
(И снова Жизель)
И в том звонке последнего звонка
Почувствую я роковую дрожь.
А сны зовут…
(С.В., Б.Е.)
Особый интерес представляет завершающий раздел «Короче», содержащий миниатюры, своей краткостью, афористичностью и глубиной вызывающие аналогии с жанром хокку, что еще раз возвращает к мысли об удивительном разнообразии тематической и стилевой палитре автора:
Загоняя слезы в глаза
увидела трещину на потолке
вот уже вполне порядочная
расщелина ущелья
ухожу
Книга «Повелительное наклонение» Л. Карпушкиной являет собой объемный и глубокий художественный мир, а главное – автор дает нам отрадную возможность вспомнить лучшие классические образцы поэзии и в то же время услышать уникальный, ни на кого не похожий поэтический голос.
Комментарии пока отсутствуют ...