Интернационал / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Интернационал

Гнат Володымырович Пидгородецкий сверил номер купе с билетом и осторожно открыл двери – купе было пустым. Гнат Володымырович шумно, сквозь вытянутые в трубочку губы, выдохнул и зашёл внутрь. Положил большой бывалый чемодан на багажную полку. Немного подумал и переложил в рундук, под сиденье. Достал большой, клетчатый платок и промокнул вспотевшую голеную верхивку. Или верховку? Он задумался: память категорически отказывалась предоставлять данные, как будет звучать на мове «бритая макушка». Наверное, всё-таки, «верхивка». Или верхивка это пиджак?

Гнат Володымырович громко плюнул. Символически. Ехать ему в этом купе предстояло ещё семь суток, и плевать несимволически было неразумно. А хорошо бы всё-таки до самого Владивостока одному ехать. Он даже зажмурился от приятных мечтаний, но тут-же открыл глаза и сурово закусил длинный вислый ус – нужно быть реалистом и готовиться к соседству какого-нибудь неприятного москаля.

Гнат Володымырович покинул родную Ахтырку Хмельницкой области четыре дня назад и в данный момент только-только пересел из поезда Волочинск-Москва в поезд Москва-Владивосток. Пересадка происходила короткими перебежками от одного состава к другому с соблюдением всех мер предосторожностей, и всё равно, не обошлось без инцидентов. Один настырный дедок, примерно такого же возраста как Гнат Володымырович, дёрнул за расшитую узорами сорочку, а кто-то из окна стоящего на перегоне вагона бросил на его бритую, нет – голеную, верхивку огрызок солёного огурца. Не попал, слава Богу, но всё равно – Гнат Володымырович сглотнул – было очень обидно. Он насупил брови – так хотелось погулять по Москве, вспомнить молодость, славные студенческие годы, но… Ладно, приеду на Сахалин, там и погуляю. Сват писал – природа там замечательная и люди незлобивые.

Гнат Володымырович достал частый гребешок, бережно расчесал длинный пучок волос – оселедец. Предмет его гордости и неустанных забот. Удобная, между прочим, вещь для мужчин в возрасте, когда волосы растут не так активно, как прежде. Оселедец рос немного не оттуда, откуда следовало. Там, откуда следовало, волос уже не было естественным образом. Но этот факт был почти незаметен.

Он расстелил на столике вышитый женой рушник и положил сверху подарочное издание «Кобзаря». Полюбовался. Смотрелось так, как надо. Сдержанно, без вызова, но с достоинством.

Гнат Володымырович немного подумал и положил рядом с книгой большой кусок сала. Собственного посола. Кабанчика он откармливал сам, проверенным дедовским способом. Неделя – картошка и комбикорм, неделя – постная диета: тыковка, вернее гарбузы, кабачки и прочая растительность. От этого сало стало похожим на прекрасный итальянский мрамор – снежно-белого цвета с чудесными розовыми прожилками нежнейшего мяса.

Композиция на столике приобрела завершённый характер.

Дверь купе противно заскрипела. Гнат Володымырович быстро разгладил усы, оселедец и уселся на своё место. Спина выпрямлена, подбородок приподнят, взгляд твёрд (но без агрессии) и направлен в окно.

В проёме двери (Гнат Володымырович смотрел на отражение в окне) стоял кацап, судя по всему махровый, со всеми кацапскими атрибутами: бородой, подпоясанной красным пояском, вышитой по подолу рубахой. В мягких сапогах. На левом рукаве чёрно-жёлто-белый шеврон с надписью Россия. Гнат Володымырович подслеповато прищурился. Так и есть! Вышивка на подоле нежеланного попутчика была идентична вышивке на его рубахе. А ведь говорил Оксане Дымытриевне (в прошлом Ксении Дмитриевне), чтобы петухов вышила! Так нет, символика ей понадобилась, обереги. Сиди теперь как дурак, рядом с кацапом с точно такими же крестиками. Э-эх!

Тем временем вошедший успел оценить обстановку, и было видно, что ход его мыслей совпадает с мыслями Гната Володымыровича. Буркнув «добрый вечер», попутчик уселся на противоположное место. Спина прямая, подбородок под тем же углом, что и у Гната Володымыровича. Багаж москаль пока оставил зажатым между ног.

Гнат Володымырович демонстративно промолчал.

Дверь опять заскрипела. Новопришедший был одет радикально отличным образом от двух сидящих напротив друг друга оппозиционных сторон. Чёрные брюки, белая сорочка, чёрный жилет, на голове круглая, опять же чёрная шапочка.

Оселедцев, в отличие от Гната Володымыровича, у вновь прибывшего было два, и свисали они наподобие косичек впереди каждого уха. Между оселедцев за стёклами очков поблёскивали беспокойные, слегка выпуклые черносливины глаз.

Тьфу! – опять сплюнул Гнат Володымырович – только тебя тут, ортодоксального, для полного комплекта не хватало!

Вошедший вежливо поклонился, представился – Шимон Хонович.

Представители великих народов это заявление оставили без внимания.

Шимон Хонович робко покосился направо, затем налево и, сделав выбор, уселся рядом с Гнатом Володымыровичем. Гнат Володымырович страдальчески подкатил глаза, но промолчал. В купе воцарилась тишина, изредка прерываемая вежливым пошмыгиванием Шимона Хоновича. Он уже достал носовой платок, но высморкаться пока не решался.

Гнат Володымырович взглянул на часы – до отправления осталось восемь минут. О том, кто ещё может заявиться в течении этого времени он старался не думать.

Дверь вновь скрипнула, и в проём заглянула чёрная кучерявая голова, толстые слегка вывернутые губы расплылись в широкой, доброжелательной улыбке.

Глядя на ослепительно белые зубы новичка, Гнат Володымырович разулыбался в ответ. Слава тебе, Боженька, – негр!

– Здорово, мужики! – напирая на «а», произнёс негр. – Знакомиться будем. Меня Фёдором звать.

Все представились. Русофил Иван Семёнович гостеприимно похлопал по полке, приглашая Фёдора садиться рядом с собой. Гнат Володымырович неприязненно покосился на Шимона Хоновича и завистливо вздохнул.

Поезд тронулся. Завязался разговор. Общались исключительно через чернокожего Федю. Поначалу было неудобно, но потом все попривыкли, и беседа потекла плавно и без остановок.

Выяснилось следующее. Иван Семёнович ехал в Красноярск, Шимон Хонович (Гнат Володымырович, страдальчески поморщился) тоже, на Сахалин. Ехали они, как и Гнат Володымырович, на предмет подготовки плацдарма для последующего переезда семей. Жизнь, как оказалось, у каждого была несладкой. Только Фёдор, потомственный москвич, ехал к сестре в гости, в Новосибирск и переезжать никуда не собирался.

– А чего же ты в Израиль-то не едешь? – спросил Гнат Володымырович у Шимона Хоновича. Вернее вопрос был обращён к Феде и прозвучал следующим образом: «А чего он (Шимон Хонович), в Израиль-то не едет?»

Владелец двух оселедцев с готовностью повернулся к Гнату Володымыровичу, но тот демонстративно отвернулся. Пришлось обращаться к Феде:

– Так там тоже война. Опять же, кому мы там нужны? А семью чем кормить? На Сахалине фермерством прокормиться можно. Морепродукты опять же. Там наши есть уже. Да и вообще спокойно. Опять же мост собираются строить. Совсем другой цимус будет.

Гнат Володымырович с сочувствием покивал. Сам в такой диспозиции находился.

Немного подумав, Гнат Володымырович попросил знаком Шимона Хоновича подняться и достал из своего чемодана литровую бутылку сливовой горилки. Солидно крякнул и поставил на стол. Спросил Фёдора:

– Как насчет вечеряти?

– Ужинать, что ли?

– Ну да.

– Да с удовольствием! Сало у тебя Игнат Владимирович, как на картинке.

Гнат Володымырович польщённо улыбнулся и достал два металлических походных стаканчика. Удобнейшая вещь, между прочим. Ровно пятьдесят грамм каждый.

– Стаканчика-то два всего? Ничего, у меня тоже есть. – Фёдор извлёк из сумки бутылку армянского коньяка и шутливо стукнул о бутылку с горилкой. Достал помидоры, варёные яйца и последними – две пластмассовые кружки, по виду тоже пятидесятиграммовые.

Гнат Володымырович насупился. Вот ведь хороший мужик, а без понятия – ну, никак невозможно представить себя за одним столом с Иваном Семёновичем и Шимоном Хоновичем.

– Я с ними не буду. – Он поморгал, натура у Гната Володымыровича была хлебосольная, и человек он был интеллигентный, вежливый, но…

– А я без них не смогу, – расстроено сообщил Фёдор. – Не по-людски это будет.

В купе повисло тягостное молчание.

Выход нашёл Шимон Хонович. Всё-таки умная нация, что бы ни говорили!

Он раскрыл свой саквояж, с гордостью извлёк красивую бутылку с прозрачной, золотистой жидкостью.

– Вот, настоящая пейсаховка! Я её, как и Гнат Володымырович собственноручно готовил. Только не из слив, а из изюма. А вы, Феденька, себя не ограничивайте. Можно ведь с каждым из нас покушать. Наливать вам только нужно в одну треть стаканчика, чтобы баланс соблюсти.

За пейсаховкой на стол последовали завернутая в фольгу рыба-фиш по-еврейски (Сарочка, специально, в дорогу готовила) и солёные огурчики бочечного посола.

Иван Семенович выставил бутылку настоящего русского, хлебного самогона. Из отборного зерна. И жареную курицу с корочкой, которую жена заботливо натёрла чесноком. Иван Семёновичу очень хотелось поинтересоваться технологией изготовления пейсаховки, но он постеснялся.

Выпили. Было не совсем удобно. Феде приходилось торопиться, чтобы не задерживать товарищей. Но потом наладилось.

Дальнейшее Гнат Володымырович помнил не всё. Хорошо помнил, как пели. Помнил, как понравилась ему исполненная Шимошей красивая и грустная песня на непонятном языке. Ещё помнил, как Иван рассказывал смысл оберегов, водил пальцем по вышивке Гната Володымыровской рубахе и хвалил сообразительность его жены. Обереги действительно оказались толковыми. Помнил, как они проводили сравнительную дегустацию напитков.

После каждого напитка они клали в рот по пол-ложки растворимого кофе. Федя сказал – это нужно, чтобы отбить вкус предыдущего образца. Жевать нужно было кофейные зёрна, но их не было. Победила по единогласному мнению пейцаховка, и Шимоша прослезился.

Ещё в голове осталась картинка: они сидят обнявшись, прикасаясь лбами, и поют «Союз нерушимых республик свободных». На сердце тепло и спокойно и хочется всех любить.

А что было дальше, Гнат Володымырович не запомнил. Наверное, он уснул.