От креста до креста (поэма) / Статьи / ВЕЛИКОРОССЪ

Светлой памяти воина-мученика Евгения (Родионова) и иже с ним пострадавших воинов Андрея, Игоря и Александра, казнённых 23 мая 1996 года под Бамутом, посвящается

…Так вот как яростно и просто

Умеют люди умирать…

С. Васильев, из поэмы «Достоинство»

Жизнь как будто, по сути, проста:

Это путь от креста до креста –

От купели святой до могилы...

Путь неблизкий, и хватит ли силы,

Чтоб его одолеть и пройти?!

Всё случается в долгом пути…

От креста до креста – не верста,

Это путь многотрудный Христа,

Коль душа не покрылась коростой.

И под свист, как под выстрел, хлыста

Шансов выжить – лишь десять из ста,

А погибнуть – так все девяносто…

А завязка поэмы проста:

Снег в крови у ворот блокпоста.

Лишь придушенный вскрик и возня –

В ранних сумерках зимнего дня,

Ветра вой да ночи чернота.

Пустота…

На заставе не гавкнули псы,

Время замерло, встали часы.

Мрак, зловещая тишь: ни гу-гу –

Только кровь на измятом снегу…

Как жестоки удары судьбы:

Из солдат – в одночасье в рабы,

В подземелье, где сырость и тлен,

В беспросветный, безжалостный плен…

Все крещёны, но только один

Крест нательный хранил на груди,

А теперь уготовано им

Непосильный страдальческий крест,

Как с подножья на пик Эверест,

С той минуты нести четверым.

Их не сразу хватились, не вдруг,

Не обшарили местность вокруг,

Не рванули ни в ночь, ни в пургу,

Словно кровь не цвела на снегу…

Смена поздно пришла, поутру,

Никого не нашла... На ветру –

Сиротливый свидетель потерь –

Лишь скрипела на петельках дверь...

Что же наши «отцы – командиры

Не порвали чужие мундиры

Об российские наши штыки»,

На дыбы не подняли округу,

Проутюжив всю местность по кругу,

Все аулы и все уголки?!

Растерялись отцы-командиры,

Проглотив неприятную весть,

Озаботились «честью мундира»,

Разменяв офицерскую честь…

И «в штыки» не рванула застава,

Бедолаг выручая своих,

А, не мудрствуя боле лукаво,

Назвала дезертирами их…

Словно не было в горном логу

Крови, крови – на чёрном снегу…

И пошла на родительский кров,

Хлынув ливнем с поникших голов,

В кровь внося леденящую дрожь,

Не кричащая правда утрат,

От которой и свету не рад –

А безумная, дикая ложь...

Телеграмма – как в сердце свинец:

«Сын ваш в розыск объявлен – беглец…»

В одночасье обрушился мир:

«Сообщаем: ваш сын – дезертир…»

И пошло-покатилось: с крыльца

По селу – от конца до конца,

Подло, в спину, не прямо – с лица:

«Мать дезертира», «отец беглеца»...

Как клеймо, как тавро, как печать!

Только б волосы рвать и кричать:

Нет!!! Не верим! Не верим! Сынок…

Поступить так не мог он, не мог!!!

В Подмосковье искали, в Орле,

По сараям, домам, в барахле,

Среди хлама, в столетней пыли –

Рылись, нюхали и – не нашли!..

По три раза являясь на дню,

Всякий раз «убивая» родню.

В это время в сиротстве своём

Гнили пленники в яме живьём…

Неисповедимы Господни пути,

Знать, судьба – через это пройти.

Что ещё предстоит испытать... –

Дай Бог сил тебе, Русская Мать!

***

Нет, они – не рабы, не рабы!

Не пригнули к земле свои лбы.

Раб – лишённый присутствия духа,

Сердце чьё безнадежно и глухо,

А пока, если духом не слаб,

Даже ты на коленях – не раб!

Беспросветность, мучительность плена

Сзади бьёт по ногам – на колени!

Но в глазах у несчастных – огонь:

Бей! Пластай! А вот душу – не тронь!

Так недели – одна за другой,

И беда за бедой чередой,

Потянулись, и день, как полвека.

Непосильный им выпал удел,

И немыслимо, есть ли предел

Для терпенья и сил человека.

Вековая как будто бы тень

Скрыла солнце для них: что ни день,

То допросы, то пытки да казни.

Редкий случай – отстанут от них,

И хоть раз не получишь под дых –

Этот день почитай как за праздник…

Третий день не дают им еды

Кроме хлеба да кружки воды,

Хоть не бьют, и спасибо на этом.

– Вон, знакомая наша, шурша,

Мышка вылезла – тоже душа!

Покормить бы, да корочки нету…

– Слышь, братва, а чего это вдруг –

Тишина – и ни звука вокруг?

Присмирели, что ль, гордые горцы?..

Может, завтра – свобода, не плен,

Ведь, слыхал я, бывает обмен,

Эта… – миссия, ну, – миротворцы?!..

– Размечтался… Забыли про нас,

Кто когда-то отдал нам приказ,

Коньячок попивают на дачах.

В эти наши не лучшие дни

Три сестры у нас общей родни:

Лишь терпенье, надежда, удача…

И, добро, в стенах этой тюрьмы,

Что речам не поверили мы,

Их словам обольстительно-лисьим,

Что души не открыли засов,

Что не дали своих адресов

И домой не отправили писем!

Да и где б наскрести нам деньжат,

Как в тисках, всяк нуждою зажат,

А сейчас ненароком подумал:

Только души родимые рвать,

Как представлю несчастную мать –

С письмецом, что в плену, мол…

Жизнь и так свой оставила след

На лице её – в сорок-то лет!

Ведь на трёх испласталась работах…

Все заботы, как вечный нарыв,

Скачет белкой, себя позабыв,

А не то, что про сон и про отдых…

У тебя, что ль, не так?

– У меня

Мать, отец, две сестры – вся родня,

А с девчонками больше и траты.

По обновкам, когда мой черёд,

Я всё время хитрил наперёд:

Ни к чему мне, ведь скоро в солдаты…

– Вот, подумай, – домой написать,

И на деньги, что вышлет мне мать,

Измываться над нашим же братом

Кто-то будет, обкуренный вдрызг, –

Глотку сразу б тому перегрыз,

Не судьба коль сразить автоматом!

– Нет, без денег – на вечный покой…

И не тешьте себя чепухой,

Не солдаты, а дети вы что ли?

А всю жизнь, пробиваясь горбом,

В лучшем случае – лучшим рабом

Быть у них – не дай, Бог, эту долю!

Нет чудес, и не сдали б сердца

Этот путь нам пройти до конца.

Через казни прошли, через пытки.

Дашь слабинку и станешь роптать,

Озвереют и будут топтать,

Как клубок, размотают до нитки…

Как-то ночью я долго не спал,

Мне явился седой генерал,

Помню: что-то читал о нём в школе, –

Как попал он контуженный в плен,

Не согнул пред врагами колен,

Не сломился в фашистской неволе.

С благородной и чистой душой,

С верой в жизнь неизбывно-большой,

Не принявший ни лесть, ни угрозы,

Крепкий был он и мудрый старик,

Вмиг брандспойтами в страшный ледник

Превращённый на диком морозе.

«День последний наступит когда-то, –

Он сказал мне, – послушай меня:

Нет спасительней чести солдата,

Эта честь – оберег и броня.

Мне казалось – оставили силы,

Было тяжко порою, хоть плачь,

Когда кровью душа исходила, –

Это всё не увидел палач!

И на сердце запало с тех пор,

Прозвучавшее голосом вещим:

Кроме смерти страшнее есть вещи:

Грех паденья, бесчестья позор…

Если дрогнешь, в шакальем их стане

Будешь ползать (когда-то потом),

Никогда с ними вровень не станешь, –

Разве только – рабом иль скотом…

Цель у них – растоптать, обесчестить,

На весах – жизнь раба или честь:

Мне – Отчизну продать, тебе – крестик,

Для тебя он – Отчизна и есть!

День наступит, закатится солнце –

Не дай, Бог, чтобы дрогнула стать!

Умирать всё равно ведь придётся, –

Важно как – чтоб Иудой не стать!…

Вспоминай про родные места,

Про закаты над гладью озёрной

И мечтай, потому что мечта –

Это добрые мужества зёрна…

И когда тот приблизится срок,

В час последний, исповедальный,

Ты о Родине думай, сынок,

Перед этой дорогою дальней…»

Тут проснулся я… Зябкий рассвет

Бесприютно сочился в оконце.

День вставал без надежды на солнце,

Лишь в душе разгоравшийся свет,

Словно кто-то затеплил лампадку,

Будоражил, давал ещё сил:

Кто стонал, кто во сне голосил.

Мокрый снег опускался в распадке…

– Ни царя, ни вождя за мессию

Не почёл и погиб за Россию,

Выше долга не знал ничего.

– Дай, Бог, памяти: помнилось прочно…

Вроде – Дмитрий Михайлович? – точно!

Вспомнил! – Карбышев – звали его!

– Крепок духом был «твой» генерал,

Как мучительно он умирал,

И – ни звука! А мы так смогли бы?!

Встать над смертью, царящей кругом,

Над трясущимся в злобе врагом,

Ледяною – и всё-таки – глыбой!

Утром звякнул засов: – «Выхады!»

Холодок поселился в груди,

И приклад прогулялся по спинам.

Кто-то буркнул: – Полегче, не скот

Выгоняешь на дальний умёт.

Вот, совсем озверели, кретины…

– Глянь, ребята, садов благодать,

Из-за цвета листвы не видать!..

– Дома садят картошку… Никола!

– Мать одна…В этот год не помог…

– В школе нынче последний звонок,

Эх, сеструха закончила школу…

– Слышь, братва, а куда это нас,

Может быть, попугать, как в тот раз?

Может, только куражатся, слышь?!

– Вряд ли, – денег у нас – ни гроша,

А на кой хрен им наша душа –

Им один бог желанный – «бакшиш»…

– Знать, не зря по утрам: тарарам!

Знать, их крепко прижали к горам,

Озверели, чинят самосуд…

– Плохо, братцы, наверно – каюк,

Никого, как в пустыне, вокруг…

– Может, наши поспеют, – спасут…

– Мной потерян уж времени счёт.

Что сегодня у нас – двадцать треть…

Погоди… погоди… Не хватало ещё

В день рождения свой умереть…

– Братцы, слушай: коль дело – труба,

Умирать, так не смертью раба:

Ни слабинки – сломают, как спичку!

С нашей верой для них мы – враги,

Их в пыли целовать сапоги,

Быть у них в каждой бочке затычкой?!...

Не до-ждут-ся!!!

– Кончаем базар!

Эй, гяуры, кому я сказал! –

И послал им вдогонку окурок.

«Неужели обрушится мир?

Может, знает чего конвоир,

Да и знает, не скажет… придурок...

Ах, какое палящее солнце!

Может, как-нибудь всё обойдется?..»

***

Говорят, что в воронку подряд

Не ложится повторно снаряд.

Говорят…

В ней спасенья незримая сила.

А сейчас у неё на краю

Каждый думает думу свою:

Неужель она станет могилой?!..

Их накроет землёй – не снарядом,

И, возможно, лежать будут рядом

Или их разбросают тела,

И обгложет зверьё эти кости,

Иль бензином плеснут – и дотла?! –

Ни могил, ни холма на погосте…

Может, час протянулся иль два,

Звон в ушах, и гудит голова,

И в глазах то круги, то свеченье.

Уж ребята затихли внизу,

Силы нет проронить хоть слезу,

И скорей бы конец всем мученьям…

Неудобны их позы – ничком,

Из-за спин кулаки их – торчком,

Вот и сузился жизненный круг –

Он один, и бандиты вокруг…

Всеми преданный, даже в Кремле,

Как последний солдат на земле…

Жжёт колени земля, как зола,

У бандитов – «совет да дела»,

Обугрились их шеи по-бычьи.

Ослеплённая солнцем скала,

Распростёртые крылья орла,

Стерегущего зорко добычу…

***

Знаю точно: есть в каждом из нас

До поры скрытой силы запас.

Детонатор к ней – скопище боли.

Наступает и день тот, и час,

И диктуется сердцем приказ:

Из кипящей души, клокоча,

Рвётся лава наверх, горяча, –

Сплавом мужества, силы и воли!

– Что с него нам – ни мяса, ни шкуры,

Может, грохнем, как этих гяуров?

– Потерпи, дарагой, это рано,

Ми зарэжем его, как барана,

Прежде вырвем поганый язык!

Ми зажарым его на шашлык!

Слушай, эй, голопузый солдат,

Твой начальник Москва будет рад,

Мы отправим ему твой шашлык,

Вай! Как вкусно! – запрыгал кадык.

– Испугался, упрямый солдат?!

Может, смерти мучительной рад?!

Выбьем – выхаркнешь с кровью начинку…

Только час или два попытать –

Твоё время покатится вспять,

И покажется небо с овчинку!

И другая откроется жизнь,

Только твёрдое слово скажи,

Смерть-старуха уйдёт пожилая.

Снимешь крест свой и примешь ислам

И послужишь Аллаху и нам,

Будет всё, что душа пожелает!

– Ты не воин аллаха – торгаш,

Разговор не получится наш:

Языкам мы обучены разным –

Ты – мертвяк и смердящий скелет,

В коем чести и совести нет,

Потому и война тебе – праздник…

Мне с колен, а подальше видать:

Время, нет, не покатится вспять,

Те часы завели мы упруго.

Сразу станет в горах веселей,

Как последних возьмём из щелей,

И моя будет в этом заслуга!

Разложил, как купчишка, товар:

Выбирай, коль – дрожащая тварь,

Но дороже мне благ ваших – Имя!

Не куплю я свободу свою,

Лучше в муках погибну в бою,

Верно, – мёртвые сраму не имут…

– Перегрелся… – Ахмад! Охлади! –

Струи хлынули с плеч и с груди,

Посвежел на мгновение воздух...

Этот миг, чтоб вздохнуть, улучил,
И носком сапога получил

Прямо с лёту да с вывертом, в «поддых»…

...Как в ночи непроглядной окно,

Засветилось призывно пятно

В самом чреве разверзнутой бездны.

Это – сон или явь, иль мираж –

Проявляется зимний пейзаж:

Серый, зябкий и лунно-небесный…

И скала изо льда – не скала,

Вот слегка шевельнулась скула,

Слабо дрогнули в инее веки.

– Вы как будто…

– Узнал меня, брат?

Вот такой генерал и солдат,

Коль поставлен, стоять уж навеки…

Да и твой подошёл уже срок

На развилке размытых дорог,

Верстовым встать военных обочин.

Ты прошёл этот путь до конца,

Сохранил честь и совесть бойца,

Отчего ж так, сынок, озабочен?..

– Мало, мало я сделать успел

На земле этой радостных дел,

В час откроюсь я, исповедальный…

– Не беда, ты всё сделал, что смог!

Ты о Родине думай, сынок,

Перед этой дорогою дальней…

Скоро всё поглотилось метелью,

Ставшей враз генералу шинелью,

Скрыв его очертанья во мгле.

Был ли – нет? Его светлая милость,

Иль в мозгу воспалённом приснилось

И позёмкой пошло по земле?...

Той войны нет подлей, где подряд

На одном языке говорят

С той и с этой враждующих армий.

Прежде вместе сдавали зачёт,

Комсомольский носили значок,

Не в одной ли служили казарме?!

А теперь – ты мне зверь, я – твой зверь,

Чьи клыки и чьи зубы острей?!

«Крестик – снять? Вот – шнурок: резани –

Был и – нет! Восхотели они,

Чтобы сам я низверг всё, что нажил,

Чтоб отрёкся и предал Христа,

Маму, дом свой, родные места,

А потом русской кровью повяжут…

Крест воюет за землю свою,

Разве брошу оружье в бою?!

Для меня – это дом, это мать –

Отказаться, отречься и – снять?!

Крестик мой – он и плоть, он и кровь,

Всю вобравший печаль и любовь,

Ставший сутью моей и судьбой

В бесконечных терзаньях с собой?!

Нет! Пусть короток вышел мой путь,

За горизонт не случилось взглянуть,

Пусть уж так, но никто не осудит…

День рожденья и смерти – один,

Что ж, судьбы моей Бог – господин,

Так уж вышло… Другого не будет…»

– Ну, так что ж ты, надумал, гяур?

Долго тянется твой перекур,

Напоследок задумайся трезво…

Ты ж не глупый и храбрый солдат,

Будешь счастлив и многому рад,

Нам такие нужны до зарезу?

– Без упрёка ли, «рыцарь», без страха –

Каждый воин священный аллаха, –

А по-нашему – головорезы…

И враги, как бараны, для вас,

Припасённые в жертвенный час,

Как сказал ты сейчас – «для зарезу»…

– Что мой крестик нательный для вас:

Ведь не мина он и не фугас?

Или вам, как для чёрта, он – ладан? –

Тут же брызнули искры из глаз,

Вспыхнул свет и мгновенно погас

От удара в затылок прикладом…

...Снова выплыли дрожь и озноб,

Вместо треснувшей почвы – сугроб:

Ни вздохнуть и ни охнуть – не туго ль

Опоясала боль – не уйти

И спасенья в снегу не найти –

Снег горит, раскалённый, как уголь...

Сквозь метели порывистый бег

Проступает во мгле человек,

Резко сдвинув упрямые брови,

Под ревущий неистовый вой,

Кто ты – с гордой идёшь головой,

Искусавшая губы до крови?!

Кто ты, девушка, чьей ты мечты,

Или это чернеют кусты, –

Обезумев, дошёл я до точки?..

У меня – ни сестры, ни жены...

Что ж ступни твои обожжены?

Почему на морозе – в сорочке?!

– Брат мой, разве меня не признал?

Барабана и горна сигнал,

Пионерского, школьного, – вспомни!..

Это были хорошие дни...

Здесь, в звериных горах, мы одни,

Коль не брат по несчастью – ты кто мне?!

– Вспомнил... Зоя! – Портрет на стене

И цветы... Всей знакома стране,

Всей стране – от конца и до края!

Твое имя носил наш отряд,

Каждый сбор, как священный обряд...

Значит, вот ты какая...

– Так уж вышло… Кого в том винить,

Что всё тоньше незримая нить,

Что судьба обернулась жестоко...

Мы с тобой – побратимы невзгоды:

Той зимы сорок первого года

И весны девяносто шестого...

Час подходит мой: плачь иль не плачь –

Равнодушно-спокоен палач...

Пусть жесток он, пронырлив и ловок –

Умирать за народ вышло мне,

Двести нас миллионов в стране, –

Перевешать? – Не хватит верёвок!..

...Вот средь мрака едва различим:

В Туркестанском полку младший чин –

Проступает... Россия, он – сын твой!

Русский воин – Данилов Фома,

Да ведь это ж Россия сама! –

Её гордый немеркнущий символ!

Он, кипчаками пойманный в плен,

Не вступил на дорогу измен.

Весь светясь христианской любовью,

Чашу скорби испил он до дна.

Жизнь его, как страница одна,

Обагрённая праведной кровью...

Что грозит ему – знал он и сам,

Всей душой отвергая ислам,

За черту не вступил межевую...

– Слышишь, друг, озверели они,

Кожу всю со спины, как ремни...

Посдирали! Слышь, братец, – вживую!..

...Тихий свет замаячил вдали,

Не лампадку ль во мраке зажгли?!

Жив! Не канул в безвестную небыль!

Слабый взмах переломанных крыл –

Он с усильем глаза приоткрыл,

И качнулось бездонное небо...

Ослеплённая солнцем скала...

Распростёртые крылья орла...

В первый раз и в последний – до дрожи...

Хриплый гогот гривастых быков...

И, лишаясь незримых оков,

Он рванулся и плюнул им в рожи!..

– Нечестивец, ты вздумал дерзить?

Твоя жизнь – тоньше волоса нить –

Жизнь одна, если жертвовать – всем ли?

Кто б назвал тебя здесь подлецом? –

Вон, свидетели, ткнулись лицом,

Успокоившись, в грешную землю…

– Ну, а как же ваш строгий Коран?

Или мало у вас мусульман? –

И на счёт – каждый воин Аллаха,

Что иуд собираете вы

Под знамёнами цвета листвы,

Всех, – на подлость готовых от страха?!

Прежде б им не сносить головы,

Их удел – иль петля, или плаха!

Против шерсти – (сдержался едва!)

Показались бандиту слова,

Он кивнул, и один из уродов

Подскочил, обнажая кинжал,

Больно к горлу солдата прижал,

Вздёрнув к небу его подбородок.

– Что, неверный, ведь хочется жить?

Знаю, вижу, ведь хочешь – скажи!!!

...И солдат, повернувшись к нему

И кровавою пеной давясь,

Прохрипел: «Бородатая мразь,

Убивай! Я креста не сниму…»

Той поре уже тысячу лет,

Всё горит её благостный свет.

Этот свет, что ни с чем не сравним,

К нам пришёл с византийских равнин,

Ветер гнал семена в непогоду.

Долетели, купаясь в пыли,

В благодатную почву легли,

Дали дружные добрые всходы.

Эту поросль не гаснущих сил

Князь Владимир крестом осенил…

И пошло на Руси с той поры:

Разбудили простор топоры,

Поднимались церковные своды.

Что ни селище – свой богатырь,

Словно плечи раздвинули вширь,

Будто стали мы новой породы.

И ведомые свыше перстом,

На восток осеняясь крестом,

Уходили с родного порога.

И была не одна лишь крепка –

Меч вздымавшая в сечах рука –

Но и Вера великая в Бога.

Словно отблеск грядущих побед,

Полыхнул Александр Пересвет,

Как предтеча высокого взлёта,

И крестьянин, оставивший твердь,

Перед выбором: жизнь или смерть,

Уводил иноземцев в болота!

Колыхнулась страна, и Сибирь,

Как великой Руси богатырь,

В подмосковных сугробах глубоких,

Протянув вековечную связь,

С трёхлинейкой, двуперстно крестясь,

Шла на танки фельдмаршала Бока…

Нить нетленная славных имён

Дотянулась до наших времён,

Несмотря на разврат и на смуту,

И явилась, крепка и чиста,

На измятом снегу блокпоста,

Склон воронки прошив под Бамутом…

Удлинилась на имя одно,

Обнажив благодатное дно

Бездны подвига славного,

ибо

Рядовой среди хлама войны

Сделал больше для нищей страны,

Чем любой генерал и кто-либо…

Как воистину русский солдат,

От огня не качнулся назад,

А бесстрашно шагнул он к барьеру…

Посмотреть – не велик, не удал,

Всеми преданный, сам не предал

Ни друзей, ни Россию, ни Веру.…

Поразившая общество хворь

Не проникла в души его створ,

Видно, был он другого покроя,

Доказал, что Россия – жива,

Будет жить – и не век, и не два,

А пока есть такие герои!

Этот подвиг солдата велик,

Он, как свет через толщу веков –

В потускневших киотах и рамах.

Не его ли страдальческий лик

Прорисовывал в фресках Рублёв

В полутёмных владимирских храмах?!

Раз в столетье иль в тысячу лет

Сходит с неба божественный свет.

И в лихую годину, и в мор,

И в раздрай, и вселенский раздор,

Когда люд в нечистотах увяз,

Как в репье извалявшись в пороках,

Нам Господь посылает пророка –

Врачевателя струпьев и язв…

Он, шагнувший на небо до срока,

Ярко высветил наши пороки.

Орден Мужества в виде креста –

Неспроста!

Словно кровь, его цвет – не случаен...

Ведь по воле Господня перста

Каждый подвиг – несенье креста,

Доброту и любовь излучает...

Крест – дорога в четыре конца,

Начинаясь с родного крыльца,

Простирается главная – к храму.

Вправо, влево, вперёд – до могилы

Он прошёл, рассчитав свои силы,

Помня Бога, Россию и маму...

В чём глубинная подвига суть? –

В том, что это – возвышенный путь:

Начинается к храму с дороги?!

Он дарован тому, кто не лгал,

Кто на верность служить присягал

С детства – Родине, людям и Богу...

Вот, рывками взлетая на кран,

Крановщица в слепой ураган

Вглубь отводит его, где потише,

Чтобы, падая, вздыбленный вспять,

Не успел он стрелою распять

Спящих в детском саду ребятишек...

И ракета нацелилась ввысь,

Улыбнись ещё раз, улыбнись,

Всему миру знакомой улыбкой!

И не зная, вернётся ль назад,

Он безмерно и счастлив, и рад

Той стезе своей, призрачно-зыбкой...

Подвиг это не праздная жизнь, –

Труд такой, – что в седле удержись!

И смиренья, и скорбей в избытке...

Жизнь в мольбах, не вставая с колен,

Тот же подвиг – мучительный плен,

Как одна бесконечная пытка...

Зоин подвиг – врагу не урон?!

Не устроив ему похорон,

Она звонко дала оплеуху

Штурмбанфюрерам разных пород,

Взяв одну из незримых высот

Монолитности русского духа...

С каждым днём всё земля горячей,

Всё трясёт нашей жизни повозку.

На асфальте всё больше свечей –

Хватит ли воска?!..

Свечи... свечи... У входа в метро,

Выворачивая нутро,

Суету разгоняя мирскую,

Словно совесть – их пламя огней:

Под землёй, на земле и над ней –

И в глуби – через толщу морскую...

Свечи... свечи – как море огней,

Сумрак душ или мрак наших дней

Раздвигает их свет поминальный...

Тот же подвиг – подняться в свой рост

И войти в обречённый «Норд-Ост»

Иль в распятую школу Беслана...

День расцвечен зелёной травой,

И небес напоён синевой,

Он в награду нам дан иль в наследство?!

И о ком ты не ведал порой,

Вдруг в мгновенье: подлец иль герой –

Кто к чему был готов ещё с детства?!

Жизнь без цели длинна и пуста,

То не путь – от креста до креста,

Путь житейский – не лист без помарок,

Больше меток – он светел и ярок…

Кто-то путь озарил свой огнём,

Сколько ярких отметин на нём

Он оставил в служении Богу!

Тот прошёл – от креста до креста,

Оглянулся – дорога пуста…

Значит, не было к храму дороги…

А давно ли колосьями хлеб

Величаво вплетался в наш герб –

Хлеб, ходивший волнами у рощи –

В будни, в праздник – всегда на столе,

Величальная песня земле –

Символ счастья, достатка и мощи?!

За него без шумихи и слов

В рост встаёт Анатолий Мерзлов!

Шаг в бессмертие – в пламя пшеницы.

Честь и совесть, и жизнь – на кону,

Он не поле закрыл, а страну, –

Шелестящие славой страницы…

Жизнь, как мудрая Книга Пути,

От неё не сбежать, не уйти –

Сами пишем её ежечасно.

Солнца свет иль кругом вороньё –

Мы старательно пишем её:

Кто – по белому чёрным, кто – красным...

На земле все цвета хороши,

Цвет чернил – он от цвета души,

Что впитала в себя ещё с детства.

То ль лампадка внутри, то ли ночь –

Никому уж теперь не помочь...

Это выбор судьбы... Как наследство!

Мироточит икона в тиши,

Он не просит помин для души,

То не плач, а слеза умиленья.

И встаёт горизонтом заря,

Жизнь, как всполох, и всё же – не зря,

Маяком – молодым поколеньям!

Его подвиг – во имя Христа,

Это подвиг в защиту Креста,

Этот подвиг во имя России,

Чтоб горел её свет негасимый!

И бессмертью души это гимн

Завещание многим другим…

8 октября 2006 – 6 марта 2009