Тёма Никитин, тринадцатилетний москвич, сидел за столом в номере иерусалимской пятизвёздочной гостиницы «Давид Цитадель» и с тоской смотрел на чистую страницу толстенной общей тетради, которую он купил перед отлётом в Иерусалим. Тетрадь предназначалась для ведения дневника, причём, ежедневно. Во всяком случае, так Тёма поклялся сам себе.

Прошёл день. О чём писать, Тёма не представлял. Ну, погрузились они в Москве с отцом и сестрой на самолёт израильской компании «Эль-Аль». Ну, прилетели в аэропорт Бен-Гурион, где прямо на трапе их всех ударил тугой и горячий воздух. Путь от аэропорта до Иерусалима по скоростной дороге пролетел настолько быстро, что Тёма ничего не успел рассмотреть. Запомнилась только красная земля на полях да пролетавшие по сторонам города и посёлки, которые настолько тесно стояли друг к другу, что отличить, где кончался один и начинался другой, было невозможно. Во всяком случае, для Тёмы, но не для его сестры Мариши.

Будущий историк и полиглот Мариша знала всё. Она держала на коленях карту Израиля и, сверяясь с ней, успевала читать надписи на указателях, попутно комментируя исторические сведения о районе, который они проезжали. Сведений было много,  а потому рот у Мариши не закрывался.  Она окончила второй курс университета с отличными оценками, и её страшно боялись все профессора и доценты, поскольку спорить с ней было бесполезно, а все исторические даты и события прочно сидели в её голове, наверное, ещё с детского сада. Кавалеры тоже обходили Маришу стороной, несмотря на её просто ангельскую внешность. Они навсегда исчезали из её жизни после первого же свидания, напуганные её широкой эрудицией и властным характером. Так что единственным объектом для Маришиных педагогических и воспитательских экспериментов являлся Тёма. И защитить его было некому. Мама умерла сразу после рождения Тёмы, а папа всю жизнь витал в облаках высоких компьютерных технологий, поэтому Тёма защищался сам, причём с такой изобретательностью, что нередко вызывал у строгой сестры чувство невольного уважения и даже страха перед его непредсказуемыми действиями. Например, когда на лекции, услышав посторонние звуки в своём рюкзачке, она обнаруживала в коробке для бутербродов живого мышонка. Причём, не белого, известного всем студентам-экспериментаторам, а настоящего, из класса дворовых и подвальных.

Непроизвольный визг Мариши и сидящих рядом её подруг в академической тишине аудитории был бальзамом для Тёмы. Он подробно расспрашивал о деталях скандала у сокурсников сестры, многие из которых были его лучшими друзьями ещё по временам, когда они входили в круг её воздыхателей.

 

Тёма удовлетворённо улыбнулся, вспомнив об этом своём блистательном подвиге, но легче от этого не стало. Из событий вчерашнего дня, кроме бубнёжки Мариши во время пути, припоминалось, разве что, знакомство с великим множеством друзей и компаньонов отца, по приглашению которых они и прибыли на несколько дней в Израиль.

Друзья и компаньоны все были на одно лицо и с одинаковыми тембрами голосов – так показалось Тёме, когда они сидели за огромным столом в ресторане. Все они одновременно жужжали, как пчелиный рой. О чём они там жужжали, Тёма особо не прислушивался, так как его после полёта и автопробега крепко клонило к элементарному сну. Мариша была с ним солидарна, и вскоре они отбыли в номер, где тотчас заснули.

Не будешь же писать об этом в дневнике, причём в дневнике историческом, да ещё на первой странице. Тёма прислушался к звукам из ванной. Там плескалась Мариша, а за папой с раннего утра пришла машина, и он отбыл решать свои хайтековские проблемы. Ещё с вечера он строго-настрого наказал Тёме во всём слушаться старшую сестру и самостоятельно в город не выходить. «Я поведу тебя в музей, – сказала мне сестра», – пробурчал Тёма с детства знакомый стишок и с тоской посмотрел на дверь ванной комнаты, где готовилась к походу в музей Мариша. Спорить с ней было бесполезно, и Тёма обречённо ждал её появления. В этот момент зазвонил телефон. В трубке раздался голос папы.

– Ну, как вы там?

– Готовимся к походу в музей.

– Это хорошо. А чего у тебя такой кислый голос?

– Всё в порядке. Сижу и радуюсь…

– Так вот. Посидите ещё немного. Сейчас к вам придёт сын моего друга по имени Шломо, он будет вашим гидом на сегодня. Он говорит по-русски. Думаю, что вы с ним найдёте общий язык. Только не удивляйся его виду. Будь тактичен и глупые вопросы не задавай. Понял?

– Понял, – ответил Тёма, хотя, по правде, ничего не понял.

– Где Мариша?

– Плавает в ванной.

– Ну, хорошо. Ждите Шломо и гуляйте. Вечером встретимся. Целую!

– Кто звонил? – спросила Мариша, появляясь из ванной.

– Папа. Сказал, что сейчас явится какой-то странный тип, который будет нашим гидом на сегодня.

– Почему странный?

– Говорит, что одет он как-то странно и вопросы ему следует задавать тактичные и умные.

– Вот этого тебе в общении с людьми всегда не хватает, – назидательно сказала Мариша, усаживаясь перед зеркалом и раскрывая свои макияжные принадлежности. – А когда он придёт?

– Не знаю. Говорит, скоро.

– Тогда давай переодевайся в темпе.

– Мне нечего переодеваться. Я одет по погоде. Майка, шорты и сандалии. Чего же ещё? Вот только бейсболка куда-то подевалась. Сейчас поищу. А темп ты устраивай лучше себе. Придёт израильский кавалер, а ты не в форме.

Мариша промолчала, принимая справедливость замечания брата, и ускоренно заработала кисточкой над ресницами. Закончив с лицом, она открыла дверцы платяного шкафа и задумчиво стала разглядывать свои наряды. Сняла плечики с шортами, потом с открытым летним платьицем, взвесила их на руках и, взглянув на входную дверь, спросила Тёму:

– Так говоришь, кавалер будет странно одет?

– Говорю, что сказал папа. А что такое?

– Я представляю, кто придёт, – сказала Мариша и решительно повесила шорты и короткое летнее платьице обратно в шкаф. Так же решительно она сняла с плечиков белые летние брюки, белую кофточку и бейсболку без надписей на тулье, потом достала лёгкие босоножки. Через минуту всё это сидело на ней как влитое, и Мариша, сделав пируэт перед зеркалом, осталась очень даже довольна своим видом.

– Ну, как? – спросила она у брата.

– Что, как? – не понял Тёма.

– Как я выгляжу?

– Чтобы я в такую жару… – начал Тёма, но Мариша перебила его.

– Я просто знаю, кто придёт.

– И кто же это, что для него надо надевать штаны в сорокоградусную жару?

– А вот увидишь сам. Так, пока он не пришёл, посмотрим, что пишут в ноутбуке.

С этими словами Мариша открыла ноутбук и защёлкала клавишами на пульте. Вдруг она откинулась на спинку стула и удивлённо воскликнула: – Вот это сюрприз!

– Что там ещё? – лениво спросил Тёма.

– Послушай-ка! Международный семинар: «Христианские добродетели и их роль в социализации современной российской молодёжи». Иерусалимское и Нижегородское отделения Императорского Православного Палестинского Общества. Ты понимаешь, что это такое?!

– А, что это такое? – спокойно спросил Тёма.

– Да ведь это тема моей курсовой работы!

– Откуда я могу знать темы твоих курсовых работ?

– Так ведь я тебе тысячу раз рассказывала об Императорском Православном Палестинском Обществе!

– Ну, рассказывала, и что?

– Тёма! Ты просто тугодум. В первый день приезда получить такой подарок! Это просто чудо!

– Иерусалим – город чудес, – меланхолически отозвался Тёма. – А как же быть с экскурсией, я уже не говорю о музее, и экскурсовод вот-вот придёт в своей странной одежде?

Ответить Мариша не успела. В дверь постучали, и она пошла открывать. Если бы не предупреждения папы, то рот Тёмы, без сомнения, открылся от удивления, но усилием воли он удержал нижнюю челюсть на месте.

В номер вошёл парень лет восемнадцати в широкополой чёрной шляпе, в чёрном костюме, под которым была видна белая рубашка, а сверху был надет чёрный матерчатый плащ. На ногах его белели гетры, а башмаки были с толстенными подошвами, какие носят американские спецназовцы в голливудских боевиках. Лицо у гостя было бледное, но взгляд спокойный и внимательный.

– Шалом! Здравствуйте! – сказал он.

– Здравствуйте! – отозвался Тёма. – Мы поняли, что вы и есть Шалом? Нам уже звонили…

– Тёма, я думаю, что наш гость вначале поздоровался с нами израильским приветствием «Шалом», что означает «Мир» на языке иврит, а потом уже назвал своё имя «Шалом». Я не ошиблась? – И Маришка с улыбкой посмотрела на гостя.

– Вы правильно всё поняли. Меня, действительно, зовут Шалом, или Шломо, как кому нравится, и Вы правы, наше приветствие звучит, как «Шалом». А как Вас зовут-величают?

– Здравствуйте, меня зовут Марина, а это мой брат Тёма. Я учусь в Московском университете на втором курсе исторического факультета, а Тёма – в шестом классе. Вот и вся наша биография.

– Тогда время представиться мне. Я живу в Иерусалиме, учусь в иешиве. Мой отец работает в хай-теке и очень дружен с вашим отцом. Меня попросили провести с вами небольшую ознакомительную экскурсию по городу, что я и попробую сделать, но, к сожалению, время у меня ограничено. Есть на сегодня неотложные мероприятия, о которых я не знал заранее. Так что извините, но мы что-нибудь придумаем. Машина ждёт внизу.

– Вы не представляете, как у нас с вами всё сошлось, – радостно ответила Мариша. – У нас тоже с утра организовалось мероприятие, о котором мы раньше и не подозревали. Так что мы в одинаковом положении. Вам не составит труда подбросить нас до Сергиевского подворья? Там будет проходить семинар Императорского Православного Палестинского Общества. Знаете, где находится Сергиевское подворье?

– Найдём! – уверенно ответил Шломо.

– Тогда я сейчас быстренько переоденусь, и мы поедем. Тёма, угости гостя чаем или соками из холодильника.

Тёма широко открыл глаза, услышав заявление о новом Маришкином переодевании, но как благовоспитанный хозяин встал и пошёл к холодильнику.

– Что будем пить, Шломо?

– Спасибо, ничего не надо, а вот вам необходимо захватить с собой по бутылочке воды. Это обязательно при таком климате. Обезвоживание очень опасно для здоровья.

– Тёма, захвати воды! – скомандовала Мариша и выскочила в другую комнату.

Тёма вздохнул, открыл холодильник, и, вынув оттуда три холодные бутылочки минералки, одну в расчёте на Шломо, кинул их в небольшой рюкзачок, после чего закинул его за спину. Маришка переоделась мгновенно. Теперь на ней было строгое летнее платье, а на голове, вместо бейсболки, – платок. Тёма подивился этой метаморфозе, но промолчал.

Улица встретила их тем же горячим и знойным воздухом, что и в аэропорту, с добавлением запахов выхлопных газов от машин, гулом толпы и скрежетом дорожной техники, разрывающей улицу.

– Трамвайные пути прокладывают, – заметил Шломо.

– И давно? – спросил Тёма.

– Давно, но, кажется, деньги закончились. Теперь годами будем прыгать через траншеи. А моя машина за углом, пошли.

– Пошли! – бодро ответила Мариша. Тёма, вперед!

Тёма собрался двинуться вслед за ними, но что-то его удержало на месте. Он покрутил головой, и взгляд его упёрся в странную фигуру человека на противоположной стороне улицы. Одет он был явно не по погоде. На нём был плащ с башлыком из материала, сильно смахивающего на парусину, башлык по самые глаза сидел на голове, а взгляд  просто пронзал Тёму. Смотрел этот загадочный человек на Тёму неотрывно. Тёма вздрогнул, потом закрыл глаза и через секунду открыл их вновь. На месте, где стоял человек, было пусто. Тёма внимательно осмотрелся по сторонам. Парусиновый человек исчез. Как будто его и не было.

– Тёма! Ты где там застрял? – услышал он Маришкин голос.

Они со Шломо уже садились в машину. Тёма еще раз окинул взглядом противоположный тротуар и, не найдя ничего, двинулся к сестре. Шломо и Мариша уже сидели в кабине старенького «Фольксвагена», и Тёма плюхнулся на переднее сидение рядом со Шломо. Мариша, возможно, знала, а возможно, интуитивно почувствовала, что здешний этикет не позволяет женщине сидеть рядом с верующим мужчиной. Так оно впоследствии и оказалась.

– Значит, на Сергиевское подворье? – спросил Шломо, адресуя вопрос к гостям.

– Туда и только туда, – откликнулась Мариша, а Тёма промолчал.

– Хорошо. К какому часу вам надо быть там?

– К одиннадцати, – ответила Мариша, посмотрев на часы.

– Время ещё есть, – тоже глянув на часы, сказал Шломо. – Успеем, а по пути проедем место, где мне надлежит быть.

– А Вы точно знаете, где находится Сергиевское подворье? – забеспокоилась Мариша.

– Не волнуйтесь, знаю. Это в районе площади Москвы, недалеко от городского муниципалитета. – Ого! – изумилась Мариша. – Даже площадь имени Москвы есть в Иерусалиме.

– В Иерусалиме всё есть, – усмехнулся Шломо. – А в Москве есть площадь Иерусалима?

Мариша задумалась, потом неуверенно сказала:

– Что-то я не припомню такой площади. Тёма, ты не знаешь, есть такая площадь в Москве?   

Тёма во время всего разговора сидел и наливался злобой. За него беспардонно решали, не спрашивая его мнения. Планы мести Маришке теснились в его голове один изощрённее другого, и это приносило Тёме хоть какое-то удовлетворение, поэтому на вопрос сестры он отреагировал ничего не значащим звуком. Понимайте, как хотите…

– Ага! – как ни в чём не бывало сказала Маришка. – Тоже, значит, не слышал. Ну, думаю, что если нет такой площади, то обязательно будет. Ведь Иерусалим – духовная столица христианства.

– Не только! – отозвался Шломо.

– Конечно, конечно, – тут же сказала Маришка. – И иудаизма, и  мусульманства. Кстати, к какой ветви иудаизма вы принадлежите, Шломо?

– Я хасид, а хасидизм означает праведность, – предваряя остальные вопросы, отреагировал Шломо.

– И все хасиды ходят в такой одежде? – наконец подал голос Тёма.

– Да, это традиционная одежда хасидов.

– А летней формы у хасидов нет?

– Нет. Это традиционная наша одежда.

Мариша, почувствовав, что Шломо не хочется развивать эту тему, спросила:

– Где вы так научились хорошо говорить по-русски?

– Я, как и вы, москвич и до пятого класса учился в обычной московской школе. Наша семья – хасидская из поколения в поколение. Потом мы переехали в Израиль, и я поступил в иешиву, где изучаю то, что упустил ранее.

– И какую ты получишь специальность по окончании этой иешивы? – не удержался от вопроса Тёма. Шломо усмехнулся.

– Специальность одна: глубокое познание учения великой книги книг – Торы. А на это не хватит и всей жизни.

– А как же Ваш отец? Если я не ошибаюсь, он работает в сфере высоких технологий? – спросила Мариша.

– Одно другому не мешает. И я буду компьютерщиком, отец учит меня.

– А что же другие? – не унимался Тёма. – Так всю жизнь и познают эту Тору?

– Да. Многие посвящают этому всю жизнь.

Тёма представил, как он учился бы в своей школе всю жизнь, поёжился, но не удержался и задал новый вопрос:

– А кто же их кормит и поит?

Этот вопрос Шломо не понравился, но он всё же ответил:

– Государство Израиль и, конечно, помогают братья по вере со всего мира.

Мариша толкнула Тёму в спину, а когда он обернулся, укоризненно посмотрела на него и показала кончик языка, прикушенный зубами. Тёма ответил тем же, только высунул язык во всю его длину и вновь погрузился в мечты о мести коварной Маришке.

Между тем, их машина, вывернув с места стоянки, влилась в густой уличный поток автомобилей. Шломо посмотрел на часы, что-то прикинул и свернул в ближайший проулок.

 

– Сейчас мы проедем одно место, я посмотрю, как там обстоят дела, и мы быстренько домчимся до площади Москвы. Кстати, что это за Палестинское общество? – спросил он.

Было видно, что Шломо спросил об этом не из любопытства, а просто хотел затушевать изменение маршрута. И, когда добросовестная Мариша начала просвещать Шломо, машина резко затормозила. Дальнейший путь перекрывали две полицейские машины, а полицейские офицеры жестами показывали, что надо ехать в объезд. Впереди слышался грохот и шум возбуждённых людских голосов. Столбами поднимался дым. Горели контейнеры с мусором. Между ними мелькали фигуры в одеждах точно таких, как и у Шломо. Они что-то неразборчиво кричали, размахивали руками и переворачивали урны.

– А тут весело! – воскликнул Тёма и попытался выбраться из машины.

– Тёма, не смей выходить из машины! – закричала Мариша. – Шломо! Объясните, что здесь происходит?

– Это акция протеста против нарушения Шаббата.

– А что такое Шаббат? – поинтересовался Тёма. Шломо удивлённо посмотрел на Тёму, но, видимо, сообразив, с кем имеет дело, ответил:

– Тора учит, что сотворение мира длилось семь дней. Шесть дней Всевышний творил Вселенную, а на седьмой он сотворил Шаббат – день Святости и отдыха. Вы называете этот день субботой. В Шаббат все правоверные евреи не работают, а молятся и славят Всевышнего. И вот в Израиле, родине евреев, находятся люди, которые нарушают этот день Святости. Против этого кощунства и протестуют мои собратья.

– Однако шумновато они протестуют, – как бы про себя сказала Мариша.

– А я считал верующих тихими и скромными людьми, – добавил Тёма.

– А тамплиеры и святая христианская инквизиция, по-вашему, были тихонями? – возразил Шломо.

– А кто это такие тамплиеры? – поинтересовался Тёма.

– Это, Тёма, –  рыцарско-монашеский орден, созданный в 12-м веке для защиты христианских паломников, – ответила Мариша. – «Тампль» – по-французски означает «Храм», а «тамплиеры» – «Храмовники».

– Если бы только для защиты, – усмехнулся Шломо.

– Да, у них была сложная история, – Мариша постаралась свернуть эту тему. – Ну, а конкретно, против чего протестуют сейчас ваши собратья?

– Они требуют закрытия большой автостоянки, которая нарушает Шаббат и выдаёт машины в Святой день, и прекращения работ в этот день в отделении компании «Интел».

– Послушайте, Шалом! Насколько мне известно, всемирно известная компания высоких технологий «Интел» работает круглосуточно по всему миру. У них непрерывный процесс, который нельзя остановить, и Вам, как будущему компьютерщику, это должно быть известно, как никому… – взволнованно сказала Мариша.

– Святой день не может нарушаться никем, – упрямо ответил Шалом.

– А как же быть с подачей воды в дома, канализацией, подачей электричества, – ведь это кто-то должен делать, – удивленно спросил Тёма.

– Только не правоверный еврей, – стоял на своём Шломо.

– Так Израиль – это же государство евреев? – не унимался Тёма.

– Ладно, Тёма! Снимаем этот вопрос, а для справки скажу, что в Израиле проживают не только евреи. Поехали, Шломо, как бы нам не опоздать, да и Вам тоже, – Мариша кивнула на бушующую толпу.

Шломо развернул машину, и они двинулись в объезд по узенькой улочке, а через несколько минут выехали на центральную магистраль. После непродолжительного молчания первым заговорил Шалом.

– Марина, а Вы так и не успели мне рассказать об этом Палестинском обществе и о том, куда и зачем вы направляетесь, конечно, если это не секрет.

Марина рассмеялась.

– Секрет? Какой секрет! Удивительно, что Вы не знаете о существовании такого известного в истории религии общества. Тогда слушайте. Пока доберёмся до места, попытаюсь  вкратце рассказать о нём.

– Внимательно слушаю! – и Шалом удовлетворённо хмыкнул, увидев разочарованное лицо Тёмы, которому хотелось ещё поговорить о Шаббате.

– Так вот. Русские люди всегда помнили, что родиной христианства являлась Святая земля Палестины и, начиная уже с тех давних времён, стремились попасть на неё. Так началось движение паломничества. Паломники в своём дальнем пути проходили круги ада, прежде чем могли припасть к Гробу Господню и другим христианским святыням. На них нападали сухопутные и морские разбойники, некоторые умирали в пути от болезней, да и на Святой земле их никто не ждал. Со временем обстановка менялась. На Святой земле русские начали возводить православные храмы, монастыри, больницы и школы. Появилось понятие Русская Палестина. И центром всех дел и начинаний стал единый центр – Православное Палестинское Общество, которое было создано 21 мая 1882 года, а с 1889 года начало носить наименование Императорского Православного Палестинского Общества. Это имя оно носит и сейчас. Первым Председателем общества стал Великий Князь Сергей Александрович Романов, а вслед за ним вступили в это общество 13 особ царской фамилии. Появились так называемые странноприимные дома, или подворья. В одно из них – Сергиевское, которое носит имя Великого Князя и первого председателя общества, убитого русскими революционерами в 1905 году, мы сейчас и едем.

– Так это что? Общество по организации гостиниц для паломников? – спросил Шломо.

– Ну, что вы, Шломо? Это далеко не так. В задачу Православного Палестинского Общества входили, кроме того, и помощь Православию на Ближнем Востоке, научно- исследовательская работа, организация археологических раскопок и многое другое.

– А кто убил Великого Князя? – спросил Тёма.

– Убил его, Тёма, Иван Каляев, член партии социалистов-революционеров, или эсеров, так их называли.

– А за что?

– Эсеры считали, что террор поможет России освободиться от самодержавия...

– Террор во всём мире одинаков, – вмешался Шломо. – Вот скажите, за что на дискотеке «Дельфинариум» в Тель-Авиве взорвали толпу 15-16-летних подростков-репатриантов из России и 19 из них погибли? А за что недавно расстреляли детей в иешиве в Иерусалиме?

– И кто же это сделал? – взволнованно спросила Мариша.

– Террористы-смертники, которые считают, что евреям нет места на земле.

– Боже мой! Какая дикость! – возмутилась Мариша. – Неужели история ничему не научила всех этих людей?

– Эти люди не имеют национальности, они из пещерного века, – отреагировал Шломо. – И оттуда они не выходили.

Тёма представил себе пылающие мусорные ящики и беснующиеся толпы совсем неподалёку от них, но промолчал.

– Кстати, – сказал Шломо, – я что-то слышал о том, что Советский Союз продал Сергиевское подворье Израилю. Это так?

– Нет, Шломо. Сергиевское подворье не продавалось никогда. В 1964 правительство СССР, действительно, продало Израилю часть русского имущества на Святой земле. Сюда входили здания русского Генерального консульства, русской больницы, Мариинское, Елизаветинское, Вениаминовское, Николаевское подворья в Иерусалиме, а так же подворье в Назарете. А вот здание Духовной миссии, Сергиевское подворье и Свято-Троицкий собор не продавались никогда.

– А я читал в газетах, что правительство Израиля передаёт России территорию Сергиевского подворья, и многие из числа репатриантов из России были крайне недовольны и даже протестовали по поводу этой передачи.

– Знаете, что я Вам скажу, Шломо. Многие люди знают историю понаслышке, в основном, из газет, где репортёры тоже не утруждают себя познанием исторических документов. Подумайте, как можно передавать то, что тебе не принадлежит, да ещё протестовать против такой передачи.

– Да, я же забыл, что Вы историк, но не всем же быть историками.

– Но, если хочешь иметь своё мнение или выступать в прессе, надо не лениться заглянуть в достоверные источники, а в век Интернета это сделать совсем нетрудно.

– Тут я с вами полностью согласен, Марина, – ответил Шломо и затормозил. – Всё, приехали. Вот она – эта самая площадь Москвы.

– Заговорились и не заметили, как прибыли! – радостно воскликнула Мариша. – Тёма! На выход! А Вам, Шломо, огромное спасибо!

– За вами приехать? – спросил Шломо.

– Да уж не надо, сами доедем на такси или на автобусе, – Тёма решил показать Маришке, кто тут мужчина. – Думаю, тебя, Шломо, ждут великие дела! – язвительно добавил он.

Шломо на выпад Тёмы не среагировал, сделал прощальный жест рукой и тронул машину. А Маришка уже отключилась от мирской суеты. Она зачаровано глядела на собор. Тёма оглянулся. Площадь была маленькая, а вот собор напротив места, где они стояли, подавлял своим величием и красотой. Наконец Маришка оторвалась от созерцания собора, вынула из рюкзачка свою толстую записную книжку, полистала и сообщила Тёме:

– Слушай и смотри. Полное название этого собора – Собор во имя Святой Живоначальной Троицы, или Свято-Троицкий собор. Заложен собор был 30 августа 1860 года, архитектор Эппингер. В 1863 году строительство собора было закончено, но его освящение состоялось лишь только в 1872 году. Почему? Пока не знаю. Видишь, собор белокаменный, пятикупольный с двумя колокольнями. Какая прелесть! – Мариша взглянула на часы и сказала:

– Время до начала семинара ещё есть. Давай-ка зайдём внутрь, двери открыты. Пошли!

И Тёма без разговоров поплёлся за Маришкой, внутренне готовясь к новым походам. Они пересекли площадь и зашли через высокие двери в притвор, отделявший вход в собор от паперти. В высоком помещении было прохладно и тихо. Две пожилые женщины в чёрных одеждах и в чёрных платках сидели сбоку за длинным столом и что-то писали.

Мариша хотела спросить их, как пройти на Сергиевское подворье, но вид у женщин был строгий и неприступный. Наверное, письменное занятие давалась им нелегко. Мариша вздохнула и шепнула Тёме:

– Пошли внутрь, – и они неслышно зашли внутрь собора.

Внутри собора было ещё прохладнее и не было видно людей. Мариша с Тёмой подивились красавице-люстре, свисающей из-под купола, и подошли к величественным Царским вратам, сверкающим позолотой и иконостасом. Мариша вполголоса прочитала надпись на вратах:

«Сии врата принесены в дар соборной церкви во имя Святой Живоначальной Троицы их Императорскими Высочествами Великим Князем Константином и его супругой Великой Княгиней Александрой Иосифовной».

– Любуетесь? – неожиданно в тишине прозвучал мягкий голос.

Мариша и Тёма оглянулись. К ним подошёл мужчина в рясе.

– Конечно, как можно не любоваться такой красотой, – ответила Мариша.

– Обратите внимание на иконостас резной ручной работы. Его сотворил мастер Леонтьев из Санкт-Петербурга. Вы не оттуда?

– Нет, мы из Москвы, – ответил Тёма. – А иконостас, действительно, красивый.

– Наш собор во многом уникальный, и построен он на деньги православных Русской империи, которые собирались по копейке по городам и сёлам.

– А службы в нём ведутся? – поинтересовалась Мариша.

– Обязательно. Каждое воскресенье и каждый праздник. Обратите внимание на две уникальные иконы, которые находятся в храме. Вот одна из них. Называется икона Благовещения Пресвятой Богородицы. Сей образ ежегодно после праздника Благовещения Пресвятой Богородицы переносится на три месяца в Горненский женский монастырь, где он занимает игуменское место. Этот обычай был введён еще архимандритом Антонином (Капустиным) в память о евангельской встрече Девы Марии и праведной Елизаветы в селении Горняя.

– А что это была за встреча? – поинтересовался Тёма.

– Что за встреча? Сюда после Благовещения пришла из Назарета Пресвятая Дева Мария поделиться со своей родственницей праведной Елизаветой, матерью Святого Иоанна Предтечи, о будущем рождении от неё Спасителя.

– А женский монастырь существует и сейчас? –  спросила Мариша.

– Существует, как не существовать. Он находится на юге современного Иерусалима – в Эйн Кареме, что на арабском языке означает: «Источник в винограднике».

– Как прекрасно и романтично, – вздохнула Мариша.

– А вот ещё одна чудесная икона нашего храма – икона Святителя Николая Чудотворца. Её подарили храму паломники из России. В 1910 году они добирались до Святой земли на пароходе «Корнилов». На море разыгралась страшная буря, и пароход вот-вот должен был пойти ко дну. Паломники обратились к иконе Николая Чудотворца в страстной молитве. И чудо свершилось: буря утихла, и пароход добрался до порта Яффо.

– Спасибо Вам огромное, наш дорогой добровольный гид! – обратилась к церковному служителю Мариша, посмотрев на часы. Нам ещё многое надо посмотреть в Вашем храме, что мы обязательно и сделаем, а сейчас надо найти помещение Народной Трапезной Сергиевского подворья, там состоится международный семинар. Не подскажете ли Вы, как туда пройти?

– Нет ничего проще, мои любезные. Следуйте за мной.

И Мариша с Тёмой последовали за этим добрым человеком. Выйдя из храма, он показал ребятам дорогу, и они уверенно зашагали в этом направлении.

– Посмотри, Мариша! – Тёма показал на овальный знак на стене одного из домов. – Там что-то написано.

– Я знаю этот знак. Это эмблема Императорского Православного Палестинского Общества. Видишь, в середине монограмма имени Христа, так называемая, хризма, а по бокам изображены Альфа и Омега – начальная и последняя буквы греческого алфавита.  По кромке овала идёт надпись: «Не умолкну ради Сиона, и ради Иерусалима не успокоюсь». – Это слова пророка Исайи. Давай-ка шире шаг, не то опоздаем.             

 

Вскоре они стояли перед высокими деревянными воротами, окрашенными багровой краской. Через калитку вошли во внутренний двор и остановились. Слева находилось приземистое длинное каменное здание, справа бушевала зелень и между деревьев извивалась каменная дорожка. Решили идти к зданию, оно больше подходило к понятию трапезной, так в старину называли столовую.

Перед входом в здание, на стене, висела вывеска на иврите. Мариша с Тёмой переглянулись, поняв, что, кажется, ошиблись в выборе, но всё-таки зашли внутрь. Широкий и длинный коридор был пустынен, но чуть выше, как бы на антресолях, было множество дверей, из-за которых слышались голоса и иногда выходили люди с бумагами. Долетали обрывки слов на иврите. Стало ясно, что это израильское учреждение.

Надо было начинать поиски с исходной точки, каковыми являлись ворота. Так и поступили. Нашли каменную дорожку, и она привела их к зданию, по виду напоминавшему часовню. Уже на подходе к ней услышали русскую речь, и оба облегчённо вздохнули, Значит, вышли правильно.

Из-за поворота, со стороны часовни, быстрым шагом вышел моложавый статный мужчина в хорошо сидящем тёмном костюме и в галстуке, который, как успела заметить Мариша, на мужчинах в Иерусалиме она просто ещё не видела. Поравнявшись с ними, мужчина остановился, улыбнулся и спросил:

– Здравствуйте! Вы на семинар?

– Здравствуйте, – ответила Мариша. – Да, мы очень бы хотели побывать на семинаре, если это можно.

– А почему нельзя? Мы рады приветствовать всех, кто приходит к нам. Я председатель Иерусалимского отделения Императорского Православного Палестинского Общества, и этот семинар, который мы готовили совместно с коллегами из Нижнего Новгорода, посвящён молодёжи. Вы приезжие?

– Да. Только второй день как из Москвы. Я студентка МГУ, и моя курсовая работа почти сходна с темой вашего семинара, о котором я сегодня лишь узнала из Интернета.

– Вот и прекрасно, мы рады, что приобрели такого заинтересованного участника семинара. Думаю, что для Вас это будет полезно, и мы найдём в Вашем лице нового друга. А этот молодой человек Ваш брат?

– Да, Его зовут Тёма. Он учится в шестом классе.

– Здравствуйте, Тёма! С прибытием Вас на Святую Землю и Сергиевское подворье!

– Спасибо, – серьёзно ответил Тёма, пожимая большую и тёплую ладонь Председателя.

– Скажите, пожалуйста, – Тёма указал рукой на часовню. – Это и есть Народная трапезная?

– Да, это Народная трапезная. В феврале 2009 года мы своими силами привели её в более или менее приличный вид и, как видите, проводим там семинары и конференции. Если захотите узнать подробнее, расскажем. А сейчас милости прошу. Скоро начинаем.

Председатель улыбнулся и энергичным шагом двинулся дальше. Мариша и Тёма посмотрели ему вслед.

– Сразу видно, что человек дела, – солидно сказал Тёма.

– Между прочим, он очень даже симпатичный, – заметила Мариша.

– У девчонок всегда одно в голове, – презрительно отозвался Тёма. – Пошли, займём места получше.

– Идём, идём, мужчина, – засмеялась Мариша и нахлобучила Тёме бейсболку на нос, сразу же отскочив от него.

– Ну, Маришка, погоди!.. – начал Тёма и неожиданно осёкся.

Поверх высокого кустарника, метрах в пятидесяти от Тёмы, показалась голова в башлыке, а вскоре из зарослей вышел уже знакомый парусиновый человек. Он повернул голову в сторону Тёмы, усмехнулся и так же внезапно, как и появился, исчез. Мариша, ожидавшая продолжение атаки Тёмы, с недоумением уставилась на застывшего, как изваяние, брата.

– Тёма! С тобой всё  в порядке?

Ответа не последовало. Тёма заворожено смотрел в сторону, где секунду назад шёл парусиновый человек. Мариша подошла к Тёме, потрогала его лоб и, не обнаружив признаков температуры, сказала:

– Ты перегрелся на солнце. Выпей воды, и пойдём в Трапезную.

Тёма воду пить не стал, а молча, без возражений, последовал за сестрой, иногда оглядываясь назад. Но никого так больше и не увидел. В центре трапезной стоял стол, по-видимому, для президиума, а против стола рядами стояли стулья, на которые рассаживались участники семинара. Во втором ряду сидели шестеро монашек, молодых и не очень, которые со смиренными лицами ожидали открытия. Среди публики преобладали молодые лица, и, как понял Тёма по отрывкам из разговоров, это были представители Нижнего Новгорода. Кто из них был студентами, а кто – преподавателями, понять было трудно.

Ребята пристроились на свободные места и начали с интересом разглядывать стены. Посмотреть здесь, действительно, было на что, но только когда-то. Росписи на стенах из жизни святых облупились, и иногда трудно было определить, что изображает та или иная сцена. Печать долголетней заброшенности лежала на всём, хотя было видно, что  работники Общества, как рассказывал его Председатель, приложили максимум стараний для возрождения старинного здания. Тёма взглянул на сестру, и в глазах его стоял вопрос: «Почему?»

Мариша наклонилась к уху Тёмы и вполголоса сказала:

– Помнишь, как я в машине ответила Шломо о том, что Сергиевское подворье никогда не продавалось?

– Помню.

– Так вот. После завершения строительства подворья оно было юридически оформлено на председателя Императорского Православного Палестинского Общества Великого Князя Сергея Александровича.

В то время в Палестине властвовали турки, и собственность можно было оформить только так. Потом произошла революция в России, потом создано государство Израиль, и оно назначило своего государственного опекуна над Сергиевским подворьем, как над бесхозной собственностью. Когда в 1964 Советское правительство продало Израилю целый ряд русского имущества и зданий, Сергиевское подворье не вошло в эту сделку. Потом перестал существовать Советский Союз, и Израиль, наверное, уже стал считать подворье своим, заселил его конторами, мы с тобой это уже видели. Другие помещения стояли пустыми, разрушались и приходили в упадок. Это мы с тобой видим на примере Трапезной, где сейчас сидим. А вот сейчас Израиль решил передать России то, чем никогда не владел. И на том спасибо, а конторы так и не выселяются. Понял теперь?

– Понял. Смотри, начинают, – сказал Тёма, кивнув головой на стол президиума, где рассаживались почётные гости.

Уже знакомый Председатель открыл семинар и предложил начать его с молитвы. Тёма молитв не знал и с опаской посмотрел на сестру, та пожала плечами, и в этот момент шестеро монашек дружно и слаженно начали песнопение, что все с удовольствием и прослушали. Потом Председатель представил почётных гостей: начальника Русской духовной Миссии в Иерусалиме в сане архимандрита, директора Российского культурного центра в Тель-Авиве и выступающих с докладами на семинаре.             

 

Мариша включила всю свою технику, которую, оказывается, взяла с собой: диктофон, магнитофон, видеокамеру, а для страховки открыла толстую тетрадь и полностью ушла в мир любимой науки. Тёма прилежно начал слушать все речи, но постепенно его мысли переключились на таинственного парусинового человека. Он так глубоко ушёл в них, что не заметил, когда объявили перерыв, и очнулся тогда, когда Мариша толкнула его локтем в бок и показала глазами на стол в боковом проходе, на котором стоял самовар и лежали горки печенья, булочек, пирожков и чего-то ещё, Тёме неизвестного.

– Пошли, раз такое дело, – солидно сказал Тёма, но Мариша продолжала жаркий разговор с двумя соседками, тоже по виду студентками. Тёма понял, что добывать пищу, как всегда, придётся мужчине, и безропотно понёс свой мужской крест, двинувшись к столу. Подойдя к столу, он попросил у красивой дамы, оделявших всех желающих, три пирожных для девиц, а для себя – большую плюшку. Из самовара налил четыре стаканчика чаю и, лавируя между стульев, двинулся к гомонящей группе во главе с сестрой. Ещё на подходе к ним он услышал, что тема их беседы в корне изменилась. Шло не менее горячее обсуждение достоинств импозантного Председателя и красавца архимандрита.

Решение у Тёмы пришло мгновенно. Он вежливо предложил девчонкам пирожное и чай, быстренько умял плюшку, запил чаем и лишь, потом сказал:

– О секретных вещах надо говорить потише…

– У нас нет секретов, Тёма, – строго сказала Мариша. – И, вообще, это не твоё дело.

– Не моё. Это точно. А видите ту красивую даму, которая раздаёт пирожные? Между прочим, это жена Председателя, и она слышала всё, что вы говорите о её муже. Я свидетель, там всё слышно.

– Девицы одновременно взглянули в сторону дамы и покраснели. Мариша справилась с лёгким замешательством и вновь строгим тоном возразила Тёме:

– Ничего предосудительного мы о её муже не говорили. Просто отметили его положительные качества. А некоторым несовершеннолетним не рекомендуется лезть в дела взрослых.

– Да я что? Я ничего, – пробормотал Тёма. – Только передо мной стояла старушка и пожаловалась на запор от необычной израильской пищи, а дама предложила ей попробовать пирожное с какими-то местными специями, которые действуют как слабительные. Думаю, что такие пирожные она дала и нам…

Все девицы, включая Маришу, остолбенели. Потом одна из них пискнула:

– Мальчик, это правда?

Тёма пожал плечами.

– Говорю то, что видел.

– Так что же ты, паразит, не предупредил нас сразу, а дождался, пока мы съели пирожные? – свистящим шёпотом произнесла Мариша.

– Так позабыл, – беззаботно ответил Тёма.

– Я тебе многое прощала, но сейчас…

Тут Мариша остановилась, она прислушалась к себе, положила руку на живот и вдруг быстрыми шагами, чуть ли не бегом, помчалась к выходу. Секунду спустя за ней побежали её новые подружки, кинув взгляд на даму с пирожными, которая, услышав шум, тоже с удивлением смотрела на них.

– Сила внушения может творить чудеса, – пробормотал Тёма и пошёл заблаговременно искать убежище от разъярённой сестры, которая вскоре обнаружит, что никакого слабительного в пирожных не было и в помине. Нашёл он убежище в саду, где среди густого кустарника стояла одинокая скамья, невидимая со стороны аллеи. Он с удовольствием забился в уголок на краю скамьи, откинулся на спинку и закрыл глаза. Очнулся Тёма, когда почувствовал, что рядом кто-то сидит. Он открыл глаза и увидел парусинового человека. Человек повернулся к Тёме, откинул башлык с головы, и Тёма наконец увидел лицо таинственного незнакомца.

Лицо было самое обыкновенное, чисто русское лицо. Голубые глаза, прямой, как у святых на иконах, нос, длинные белокурые волосы до плеч, небольшая русая борода и аккуратно подстриженные усы. На вид ему можно было дать лет 35-40. Оба они: и Тёма, и незнакомец – внимательно смотрели друг на друга. После некоторой паузы незнакомец сказал:

– Ну, здравствуй, Тёма Никитин!

– Здравствуйте! А я Вас сегодня уже два раза видел. Откуда Вы знаете меня?

– Ты же один такой Тёма Никитин из Москвы, – усмехнулся незнакомец.

– И это вы знаете! Вы не шпион?

– А ты знаешь государственные и военные секреты?

– Конечно, нет.

– Ну, и я не шпион.

– Так кто же Вы, и зачем я Вам нужен?

– Я, Тёма, паломник из России. Вечный паломник, и зовут меня Андрей Соколов.

– А разве вечные паломники бывают?

– Как видишь, бывают. И я хочу, чтобы ты увидел своими глазами путь православных на Святую Землю и богоугодные дела их на этой земле.

– Это что, по видику?

– Нет, Тёма. Воочию.

– Но ведь так не бывает, или, может, я во сне? – Тёма ущипнул себя за правую руку. – Вроде больно. Значит, я не сплю!

– Смотри! – Не отвечая на вопрос Тёмы, сказал Андрей Соколов.

Тёма от неожиданности чуть не грохнулся на землю. Они с Андреем стояли посреди улицы какой-то деревни. То, что она русская, сомнений не вызывало. Вокруг говорили и гомонили по-русски. Толпа окружила группу из 10-15 мужиков и баб, одетых для дальней дороги. За плечами у всех были приторочена тёплая одежда, одеяла, котлы и кастрюли. На груди у каждого висела жестяная коробка с прорезью для монет и с надписью «Иерусалим». Земляки осеняли их крестными знамениями, совали в руки свечки и записки, бросали в кружки медные монеты. Наконец, появился священнослужитель, тоже одетый по-дорожному. Пропели молитву, и под прощальные напутствия группа двинулась за околицу в дальний путь.

– И куда же они сейчас? – спросил Тёма.

– Путь один, – ответил Андрей. – Пешком до Одессы, а там, на пароход до Константинополя, выправят разрешения у турецких властей и… в палестинский порт Яффо, откуда недалече до Иерусалима.

– Недалече – это сколько? – уточнил Тёма.

– Вёрст 80 будет с гаком.

– А в каком мы сейчас веке?

– Думаю, что в начале двадцатого. А вот и Одесса, и морской порт. Идёт погрузка паломников на пароход.

Тёма вместе с Андреем подошли к высокому борту парохода. По спущенному трапу вереницей шли наверх и исчезали в трюмах паломники, по виду крестьяне из сёл и деревень Российской империи и городские мещане. Шла сплошная серая масса зипунов, телогреек, капотов, душегреек, платков, шалей и заплечной поклажи. Изредка подкатывали фаэтоны, и выходила чистая публика в цилиндрах, шубах, с багажом в кожаных чемоданах. Их встречали офицеры у второго трапа и провожали в каюты, а матросы несли следом поклажу

– Неравенство, – заметил справедливый Тёма.

– Для Господа все едины, – философски заметил Андрей.

Пароход, закончив погрузку пассажиров, дал длинный гудок и медленно отошёл от причала. Провожающие на пирсе ещё долго махали руками, пока он не превратился в небольшую точку в безбрежной синеве моря.

– Я знаю, что произойдёт с этим кораблём, – сказал Тёма.

– И что же? – удивился Андрей.

– Это пароход «Корнилов», и в Средиземном море он попадёт в жестокий шторм.

– Давай-ка посмотрим!

Тёма в испуге отшатнулся, когда перед его глазами возникла водяная гора величиной с десятиэтажный дом.

– Не бойся, Тёма! Нас этот вал не накроет, а вот «Корнилову», действительно, приходится туго.

Туго – это мягко сказано. Тёма увидел, как в огромных водяных ямах то исчезал, то вновь появлялся на гребнях валов пароход «Корнилов». Каким он казался огромным в Одессе, стоя у причала, и каким крохотным он выглядел среди этих водяных гор. Тёма представил себе, что творится на пароходе, поёжился и тут же оказался вместе Андреем в  громадном трюме. Трюм был приспособлен для перевозки людей. По левую и правую сторону прохода высились трёхъярусные койки. Большинство из них были пусты, так как лежать на них и не быть скинутым на палубу, было нельзя. Однако некоторые паломники, особенно на нижних ярусах, приспособились, привязав себя ремнями и верёвками к койкам. Большинство же сгрудилось в проходе, цепляясь за всё, что могло удержать их в вертикальном, а то и горизонтальном, положении. Стон стоял по всему огромному трюму, подавляющее большинство паломников мучила морская болезнь, выворачивая их внутренности.  Вентиляционные трубы, заливаемые с палубы водой, не смогли обеспечивать поступление свежего воздуха, и густой тяжёлый смрад неподвижно висел в трюме.

Внезапно стальные двери, ведущие на палубу, приоткрылись, и вместе с потоком воды, который хлынул сверху, на трапе появились ноги трёх людей.  По трапу медленно спускался священнослужитель, поддерживаемый с двух сторон крепкими матросами. В руках у него была икона, в которой все узнали изображение Святителя Николая Чудотворца. Радостные восклицания раздались в трюме. В проход сползли с коек лежащие на них, ползком добрались из всех углов трюма измождённые мужчины и женщины. Надежда светилась в глазах у всех. Молились долго, истово, твёрдо уверенные, что их молитва дойдёт до Святителя и он не оставит их в смертельной беде.

Тёма вполголоса обратился к Андрею:

– По-моему, паломники не поняли, что спасение уже пришло, и буря закончилась.

– Чего ты шепчешь, Тёма? Нас всё равно никто не слышит. А люди так глубоко ушли в молитву, что уже не замечают своего чудесного спасения. Ничего. Сейчас заметят!

Вновь загрохотали наверху стальные двери, и радостный голос с палубы прокричал:

– Выходите! Выходите! Чудо свершилась! Опасности больше нет.

Тёма с Андреем уже стояли на палубе и с удивлением смотрели на гладкое спокойное море, на лучи солнца, которые пробились сквозь обрывки туч, ещё недавно закрывавших весь небосвод. Чудо свершилось!

Икону Святителя Николая Чудотворца торжественно вынесли на палубу, и каждый из паломников с трепетом припадал к ней. После молебна решили по прибытии на Святую Землю преподнести икону в дар Свято-Троицкому храму. Тут же на обороте иконы начали писать белой краской дарственную надпись: «Сия икона сооружена в честь и память от избавления от потопления 500 человек на море от шторма паломников Святого г. Иерусалима на пароходе «Корнилов», вышедшего из Одессы 27 февраля, а прибывшего в Яффу 17 марта 1910 года».

– Я видел эту икону в Свято-Троицком соборе, где мы были с сестрой, а вот надпись не читал, икона висит в храме высоко, – сказал Тёма.

– Ну вот, теперь ты увидел, как добираются паломники до Святой Земли, – сказал Андрей, – но это ещё не всё. Посмотри на порт Яффо. Видишь буруны около берега. Это гряда, которая не даёт возможности пароходу подойти к причалу. Посмотри, как они добираются до берега.

Пароход, который бросил якорь на рейде, окружила целая флотилия лодок. Полуголые лодочники залезали на борт и с криками расхватывали багаж и утварь паломников, принуждая тем самым идти за ними в свои лодчонки. Только им одним был известен проход между грядой и берегом. Лодка, подхваченная прибоем, стремглав пролетала через этот проход и подходила к причалу. Паломники ещё долго приходили в себя, лёжа и сидя прямо на берегу. Господа из кают тут же нанимали извозчиков и ехали в гостиницы, чтобы потом отправиться поездом в Иерусалим. Большинство же паломников, передохнув и наконец вкусив домашние припасы, как правило, хлеб, сало и лук, начинали долгий путь пешком по Святой земле.

– И это ещё не все беды паломников, – сказал Андрей. – Посмотри-ка на это.

Тёма посмотрел и ничего не увидел. Вокруг стояла тёмная ночь. Правда, небесный свод был усеян яркими звёздами, и месяц, в странном лежачем положении концами вверх, тускло освещал пустынные холмы.

– А ты смотри сюда, – и Андрей показал рукой вдаль. – Видишь костёр?

– Теперь вижу, – ответил Тёма. – Только он почему-то крошечный.

– Это паломники, устроились на ночлег. А костёр небольшой потому, чтобы не привлекать внимание лихих людей.

– А они что, тут имеются?

– Посмотри! К лагерю уже крадутся бедуины. Это разбойники пустыни.

– Так надо предупредить паломников. Эй! Православные! Разбойники идут! – закричал Тёма изо всех сил.

– Не услышат нас, Тёма. Я тебе уже об этом говорил. Но не думай, что русские паломники такие безобидные. Они за себя постоят. Смотри!

Бедуины с саблями, кинжалами и винтовками уже вплотную подошли к костру, и тут внезапно перед ними выросли паломники с дубинами и посохами. Во главе этой группы находился священнослужитель могучего телосложения. Схватка была короткой. Не ожидавшие сопротивления разбойники позорно бежали с поля боя, а кто не мог, уползали в темноту после соприкосновения с русскими дубинами и мощью зубодробительных кулаков священника.

– Вот так-то, Тёма! Ну, это ещё не всё. Посмотри на наших русских паломников в Иерусалиме. Их ведь тут никто не ждёт. Денег на гостиницы у них нет, рассказать, где можно увидеть святыни, к которым они так тяжело добирались, некому, вот и маются, бедолаги, спят под заборами, ищут добрых людей, чтобы указали путь к Гробу Господню и другим святыням.

Тёма посмотрел на утомлённые, серые лица паломников, сидящих у длинного забора какого-то дома, и сказал:

– Тогда почему они не идут в Сергиевское подворье?

– Так его ещё нет, как нет и иных подворий, столовых, лечебниц и больниц. Или ты думаешь, что они существовали вечно? Их появление – это заслуга многих замечательных людей, как духовного звания, так и светских. Посмотри на одного из них. Это архимандрит Антонин (Капустин) начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме.

Тёма увидел благообразного человека в монашеских одеждах, с седой окладистой бородой, который что-то писал за большим столом. Его глаза, которые он поднял от бумаг, смотрели на Тёму с благожелательностью. Тёма вздрогнул.

– Андрей! Он видит нас.

– Может, и видит, хотя сейчас 1865 год. Ему многое было дано. Святой человек. Один из создателей Русской Палестины. Покупались участки, связанные с дорогими русскому сердцу Библейскими событиями. Всех дел архимандрита Антонина не перечтёшь, а ведь он ещё был и учёным-археологом, и организовывал раскопки на приобретённых землях, – с гордостью добавил Андрей.

– Андрей, а почему Вы выбрали для показа всего этого меня?

– Всё просто, Тёма. Я сразу понял, что ты будущий Вечный паломник Святой земли, даже не будущий, а можно сказать уже нынешний, а будущее Русской Палестины – за такими, как ты. Или я не прав?

– Не знаю, – сказал Тёма после паузы, – но я постараюсь…

– А вот я уверен! А это тебе, чтобы ты никогда этого не забывал.

Андрей снял со своей шеи нательный крест на цепочке и повесил его на шею Тёмы.

– Береги его, Тёма. Это крест-хризма. Не изменяй ему и нашему святому делу.

Тёма ещё долго сидел в уголке сада, а когда открыл глаза, Вечного Паломника рядом не было. Зато он услышал взволнованный голос Мариши, которая с двумя новыми подругами звала его по имени. Тёма живо «пришёл в меридиан», как говорил его московский сосед, бывший моряк, после посиделок с морскими друзьями.

– Сейчас найдут и накостыляют за мои пирожные со слабительными, – подумал он и затаился. Однако к его глубокому удивлению, Мариша, которая первая нашла его, не сказала ни слова о его проделке, а заплакала и прижала его голову к своей груди.

– Если бы ты знал, сколько времени мы тебя ищем! – только и сказала сестра.

– Я тебе потом о многом расскажу, – прошептал брат ей на ухо, потом посмотрел поверх головы Мариши на кроны деревьев и крикнул: – Я разобью свою глиняную копилку, я буду сдавать металлолом и макулатуру, и друзья мне помогут! – Потом, помолчав, крикнул изо всех сил: – Я НИЧЕГО НЕ ЗАБЫЛ И НЕ ЗАБУДУ! – и кроны деревьев Сергиевского подворья благодарно качнулись в ответ.

 

Комментарии пока отсутствуют ...

© Vinchi Group - создание сайтов 1998-2024
Илья - оформление и программирование